Артефактор Пушкин

Глава 7

Утро у меня началось с обустройства Авдотьи. Из прошлой комнатушки, за которую она задолжала, её всё-таки выселили, чем и объяснился её выход оттуда с двумя здоровенными холщовыми сумками.

К счастью мой новый слуга знал, где можно недорого снять вполне приличную комнатку, и сгоняв туда своего сына, доложил, что свободные места там есть, даже в трёх вариантах, но стоят они от одиннадцати до восемнадцати рублей в месяц.

Так что Авдотью я после позднего завтрака отправил на извозчике заселяться, снабдив её в дорогу двумя купюрами по двадцать пять рублей.

Похоже, у неё были другие планы на мой счёт, но тут я к слову вставил, что очень скоро возвращаюсь в своё имение, а на время моего отсутствия в моём доме будет жить сестра.

Довольно мягкий вариант расставания балерину не слишком огорчил. Да, она оказалась весьма неплоха в постели, изобретательна, чему способствовала изумительная растяжка, но оказалась глупа и нечеловечески болтлива. Говорить она была готова чуть ли не постоянно, но лишь на три темы: наряды с украшениями, деньги и секс. Ни театр, ни балет её особо не интересовали, как искусство, зато она в тонкостях знала, какую из дам полусвета сейчас имеют их покровители. И всё бы не плохо, но увлекаясь, она начинала повторяться, иногда по пятому разу рассказывая одно и то же. Сначала меня это развлекало, так как она не скупилась на пикантные детали, с какой-то наивной простотой выкладывая подноготную театральной жизни, но потом стало утомлять.

Так что расставался я с балетной без особых сожалений. Тем более, она с радостью согласилась навещать меня, когда я буду в Петербурге.

Предложение интересное, но придётся обзавестись личным лечебным перлом. Чисто ради профилактики вензаболеваний.

Мы ждали-ждали, и дождались! Матушка родила! Мальчика!

Кто бы сомневался…

Об этом меня известил быстроногий посыльный, примчавшийся ко мне во время обеда. За радостную новость он получил целый полтинник и помчался обратно докладывать, что барин велел тут же карету закладывать.

Разумеется, я не особенно торопился. Дело-то уже сделано, братик родился, а в такой момент заявиться без подарков не комильфо.

Поехал на Невский, к Гостиному двору. Там мне быстро удалось приобрести вполне симпатичную кроватку-люльку со всеми сопутствующими причиндалами, солидный набор продуктов и дюжину бутылок хорошего шампанского. Зная семью Пушкиных, лишним ничего из купленного точно не будет. Родители у нас с Лёвкой и Ольгой на редкость безалаберны.

— Сашка, у нас брат родился! — первым налетел на меня радостный и возбуждённый брат Лёвка.

— Да ты что, Лев Сергеевич! — «удивился» я, отправив дворню к карете, чтобы подарки занесли.

Лёвка, не дождавшись ответа, схватил меня за руку и потянул в комнату. Ольга уже сидела на диване, рядом с ней — мама, а в руках у неё был маленький свёрток с нежно-розовой тканью.

— Вот он! — с гордостью произнесла мама, раскрыв свёрток. Внутри лежал крошечный человечек с пушистыми волосами и сонными глазками.

— Красавец! Как его зовут? — поинтересовался я у донельзя гордой матушки.

— Платон!

— Представляешь, у нас теперь есть младший брат! Я уже не самый младший в семье! — радовался Лёвка.

Я почувствовал тепло в груди, подошёл ближе и осторожно коснулся ручки младенца. Он тихо закряхтел и, кажется, улыбнулся во сне.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я маму.

Она выглядела усталой, но счастливой.

— Всё прошло хорошо, — ответила она, поглаживая малыша по голове.

Я вспомнил про свои покупки и поспешил к пакету с шампанским.

— У меня есть кое-что для празднования! — воскликнул я, доставая бутылки. — Давайте отметим это событие!

Ольга захлопала в ладоши.

— Ура! У нас есть брат! Да, давайте это отметим!

Мама улыбнулась и устало кивнула, словно мадонна.

— Отец с дядей уже часа три, как отмечают, — пробурчал братец, — Закрылись в самой дальней комнате и не велели туда никого пускать.

На это мы с сестрой лишь улыбнулись,.

Мы с Лёвкой и Ольгой всего лишь недавно стали подобием команды, а теперь у нас появился новый член семьи.

Вскоре пришла бабушка, которая руководила процессами на кухне, и нас стало ещё больше.

Когда приготовления закончились, мы все уселись за стол. Я поднял бокал и произнёс:

— За Платона! Пусть он растёт здоровым и счастливым!

Все поддержали меня, и в этот момент я понял: несмотря на все трудности и безалаберность наших родителей, мы сможем создать для новорождённого мир любви и заботы.

А уж о его здоровье я лично позабочусь. Не дам умереть через два года, как это произошло в моём мире.

Матушка долго с нами не просидела. Скоро у неё глаза начали слипаться, а там и братик захныкал, требуя грудь.

— Я, пожалуй пойду. Покормлю Платошу и прилягу ненадолго, — поднялась с места наша «креолка», отправляясь в спальню.

И всё бы ничего, но буквально через пару минут к нам ввалились Дельвиг с Пущиным. Они уже успели «принять на грудь», да и с собой у них было.

Но недолго праздник длился, не прошло и десяти минут, как бабушка нас построила, заставляя соблюдать тишину. И то верно. Матушке покой нужен. Заснула.

Я подмигнул лицейским приятелям, и с намёком, глазами и движением головы указал на выход.

Вскоре мы уже сидели в том знакомом ресторане Талона, куда я зачастил последнее время.

— Ну, Француз, ты даёшь! — салютуя мне бокалом, заметил Пущин, обращаясь ко мне по лицейскому прозвищу, — Меня сегодня сослуживцы за одно лишь утро раз пятнадцать о тебе расспрашивали. Целыми делегациями приходили. Вот это ты отчебучил с балеринкой!

— И как только узнали… — притворно посокрушался я в ответ, качая головой.

— Ты серьёзно? — выпучил Иван глаза, — Мало того, что твоя карета сама по себе богата и с гербами на дверях, так ты её ещё и около венской кофейни на Невском поставил, где с этой актриской сидел часа полтора, прямо за витринным стеклом. Считай, вас там все успели заметить, кто в это время мимо проезжал или проходил.

— А что твоих знакомцев интересовало? — деланно поморщился я, желая доподлинно узнать, как сработала моя уловка с Авдотьей.

— Не поверишь, но всё подряд. И за что ты ещё в лицее часы от Императрицы получил, и как с Кюхлей стрелялся, и как князем стал, а потом перл необыкновенный сделал, из-за которого сам Шешковский тебе убийцу подослал, и что Велье тебе монаршей волей за что-то пожаловано, а потом и эта балерина. Саш, скажи, что из этого правда?

— В определённой степени всё соответствует, — пожал я плечами, — А вот в тех ли деталях и интонациях вы это узнали, я подсказать не готов.

— Так в самых восторженных! Шереметева особо никто не любил за зазнайство, а Строганову все лишь завидуют. А уж про то, как ты Кюхле каблук с двадцати шагов отстрелил, меня только сегодня раз пятьдесят переспросили! Благо, я там в секундантах был и всё своими глазами видел.

— О, кстати! А чем наш друг Кюхельбеккер нынче занят?

— По-моему, всё ещё поисками вакансии, — подсказал Дельвиг.

— Если увидите его, то скажите, что у меня есть, что ему предложить. Могу директором школы у себя в имении назначить.

— Хех, ничего у тебя не выйдет. Наш Гезель скорей подмётки своих сапог в кашу запустит с голодухи, чем Питер покинет.

— Да неужто⁈ — состроил я недоверчивую гримасу, — Даже если я ему сто рублей в месяц положу, и в качестве довеска предложу ему свой выезд и дом изрядный, с парочкой сговорчивых служанок?

— Хм, — задумался Дельвиг, облизнувшись, — Вот же ты демон-искуситель… На такие условия я бы и сам готов был согласиться, если бы не некоторые обязательства.

— Тебе не надо, — отмахнулся я, поднимая бокал и жестом предлагая выпить, — Насчёт тебя у меня другие планы.

Выпили, и Антон не смог сдержать своего любопытства.

— Интересно узнать, что на меня за планы?

— Будешь моим агентом в Питере, пока литературным. Это прямо таки по твоей части. Сейчас брат у меня начал стихи писать, а там, глядишь, и я на что-то сподоблюсь.

Так-то на самом деле я пока не решил, надо ли мне заниматься плагиатом, чтобы не оставить Россию без литературного наследства от «нашего всё».

Есть мысль, как запустить его творчество в массы. К примеру, начав со сказок, которые можно будет собрать в первую книгу, продаваемую почти по себестоимости. Проект вроде не сложный, но кто им заниматься должен — Пушкин?

Как бы не так. У меня своих дел полно.

Всё-таки пернатые будильники заставили меня сделать перл тишины.

Из плюсов — ничего не слышно, да так, что хоть из пушки во дворе стреляй. Впрочем, это же является и минусом. Пришлось развеять артефакт, выяснить у Виктора Ивановича на какой звуковой частоте орут разные птицы и встраивать в новый перл эквалайзер, чтобы глушить только крик петухов.

Кто-то скажет: дались тебе эти горлопаны. Орут себе время от времени, ну и пусть дальше орут. Да я в принципе и не против петухов, как одних из представителей фауны. В конце концов, курице то же необходимо мужское внимание. Вот только кто-нибудь знает, что этот грозный птиц кричит с громкостью сто тридцать децибел? Для сравнения — с такой же громкостью взлетает реактивный самолёт. Бензопила и та тише работает.

После завтрака пришлось выяснять, почему моя мясорубка плохо прокручивает мясо и вместо того, чтобы выдавать на выходе фарш, наматывает на нож волокна мяса с прожилками и плёнкой.

Долго тупил и рассматривал заточку ножей, пока на помощь не пришла Алёна Вадимовна:

— Спроси у Степана, какое мясо он крутит. В смысле охлаждённое или комнатной температуры.

— А есть разница? — удивили меня такие нюансы.

— Конечно, — кивнула Вадимовна. — Охлаждённое мясо проще крутить и нож с сеткой не забиваются, потому что мёрзлые прожилки просто напросто рубятся, а не тянутся.

Объяснив Степану, что перед прокруткой мясо желательно нарезать на куски, а затем их немного подморозить на леднике, выловил на кухне его жену и полчаса рассказывал ей, как делаются голубцы, в том числе и ленивые. А кто-то думает, что это блюдо на Руси со времён Ивана Грозного готовят? Как бы ни так. Нет в нынешних кулинарных книгах этого вкуснейшего продукта.

Виктор Иванович попытался сказать, якобы ещё Петру Первому подавали куски мяса с пшеном в капустных листьях, но Алёна Вадимовна быстро поставила оппонента на место, заявив, мол, нельзя что попало завёрнутое в капустный лист считать голубцом. После этого спор ожидаемо перешёл на идентификацию родины борща и, как обычно, закончился выяснением рецепта настоящей окрошки. Здесь нужно отметить, что галлюцинации дискутировали в основном по единственному вопросу: на чём делается этот холодный суп — на кисломолочных напитках или исключительно на квасе.

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство, — отвлёк меня голос из артефакта от наблюдения за спором тульп, — Это Вас Берд беспокоит.

— Добрый день, Ваше Высокоблагородие, — ответил я на вызов заводчика. — Рад Вас слышать. Что-то случилось?

— Хотел сказать, что прототип лущильного станка готов и в целом испытан, — доложился Карл Николаевич. — Не желаете взглянуть на результат, прежде чем мои работники начнут делать рабочую версию станка?

— Конечно, желаю. И когда можно к Вам подъехать?

— Если угодно, то хоть сейчас, — ответил Берд. — Я распорядился приготовить несколько чураков из разных пород деревьев, дабы продемонстрировать возможности станка.

— Я Вас понял, Ваше Высокоблагородие. Буду у Вас на заводе через час.

Казалось бы, что умного в лущильном станке — крути себе бревно, да срезай с него шпон.

На самом деле вся сложность в синхронизации скоростей вращения чурака и подачи длинного лущильного ножа. Решил эту задачу в восемьсот девятнадцатом году профессор Фишер из Ревеля, что и дало толчок к активному производству шпона в Российской Империи.

Из интересного — по какой-то причине Фишер юридически никак не оформил своё детище, или говоря местными понятиями, не получил на своё изобретение привилегию и даже не подавал на неё заявку. Другими словами профессор не получал ни копейки, когда какой-то завод продавал станок, сделанный на основе разработок Фишера.

Я же специально встретился со своим юристом, чтобы узнать — достаточно ли будет договора с Бердтом, чтобы обнулить любые поползновения на авторство этого изобретения, и он такое подтвердил, поскольку описание и предназначение станка указано. Более того, сам договор красноречиво и помпезно расписан в местной прессе, а именно в газете «Северная почта». Так что ни один пройдоха не осмелится сунуться в суд, дабы присвоить себе изобретение.

Не связываться с патентным правом я решил по единственной причине, и как бы пафосно и утопично это не звучало, но я считаю, что отсутствие привилегии на лущильный станок принесёт стране только пользу.

Как известно станкостроение требует огромного количества металла, а это влечёт за собой развитие металлургии. Производства шпона, это тоже какой-никакой, а толчок в бок пока ещё не сформировавшейся толком химической промышленности, поскольку для фанеры потребуется огромное количества клея.

— Кстати, о клее. Один из его компонентов в двух шагах от Вас на земле валяется, — заявил Виктор Иванович, когда мы с Бердом шли мимо огромной кучи опилок, выросшей за стенами механической лесопилки, действующей на территории его завода. — Обратите внимание на гнилушки — этакие растрескавшиеся бурые комки, валяющиеся поверх опилок. Это почти чистый лигнин. Достаточно его перетереть в порошок и смешать с фурфуролом, как получите сшитый полимер, который будет гораздо лучше любого казеина или мездрового клея — прочнее, более водостойкий и почти неподверженный гниению.

— А фурфурол где брать? — заинтересовался я предложением тульпы.

— Ничего сложного, — махнул рукой Виктор Иванович. — Те же опилки лиственных пород залить слабым раствором серной кислоты и отогнать продукт с водяным паром. Из ста килограмм опилок можно получить порядка десяти литров фурфурола.

— Хочешь сказать, что для получения клея нужны только опилки? — не поверил я в настолько простое на первый взгляд, решение вопроса.

— В целом именно так оно и есть. Но, как я уже отметил, ещё потребуется серная кислота. Она, кстати сейчас купоросным маслом называется. Думаю, её Вам на любом металлургическом заводе продадут. Хотя бы тот же Берд, — кивнул тульпа на идущего передо мной Карла Николаевича. — Впрочем, про Берда с полной уверенностью не скажу, но на заводе купца Якова Мольво помимо сахара точно купоросное масло делают. Может и в Пскове такое производство найдётся.

Признаюсь, не ожидал, что за такое короткое время работники Берда смогут создать практически с нуля готовый станок. Скажу больше — они даже приспособили гильотину для нарезки ленты шпона на равные куски.

Вишенкой на торте оказался специальный барабан, обдирающий с вращающегося чурака кору и прочие неровности. Как мне объяснил Берд, сделано это для того, чтобы лишний раз не портить лущильный нож.

— По большому счёту при объёмном производстве нужно бы на отдельном окорочном станке бревно к лущению готовить, а не целый узел навешивать, — объяснил Карл Николаевич, — Но пока мы вопрос решили таким образом.

В довершение Берд порекомендовал для получения более качественного шпона чураки перед лущением некоторое время держать в горячей воде. Якобы от этого древесина становится мягче и полотно шпона меньше рвётся.

— Вам, Ваше Сиятельство, конечно, проще размягчить дерево перлом Материи, но уверяю Вас, горячая вода тоже неплохой вариант, — заметил заводчик, отчего-то ухмыляясь.

— Ваше Высокоблагородие, а когда мне стоит высылать к Вам будущих станочников? — поинтересовался я, поскольку предварительные списки согласившихся на обучение парней были составлены задолго до моего отъезда. По сути, Селивёрстову оставалось только сделать паспорта для выезжающей молодёжи и организовать проезд до столицы.

— А это когда Вам удобно будет, — порадовал меня ответом Берд, потому что ребятам было бы проще и спокойней приехать в Санкт-Петербург вместе с дедом и братьями Исааковичами. — Места в заводском общежитии для учащихся всегда найдутся.

— Кстати, Ваше Высокородие, а как у Вас обеспечение учащихся поставлено?

— На время учёбы и практики учащийся живёт в общежитии на территории завода. Ну и трижды в день питается в рабочей столовой за счёт предприятия. Бесплатная баня хоть каждый день. Рабочая одежда, как положено, выдаётся. Вот вроде и вся премудрость, — объяснил заводчик и тут же добавил, — Забыл сказать, что во время обучения ученику пять рублей в месяц от завода выплачивается.

Кроме того, что Берд грамотно подошёл к взращиванию трудовых резервов, вроде, как и нечего добавить. Сегодня ты червонец на обучение пацана потратил, завтра он тебе сотку прибыли принесёт. Утрирую, естественно, но, думаю, смысл понятен.

— Александр Сергеевич, спросите у Берда, не может ли он пресс изготовить? А лучше несколько прессов разных величин. При малом объёме фанерования можно обойтись даже ваймами, — посоветовал Виктор Иванович. — Кстати, Вам ещё пакет фанеры для полимеризации клея греть нужно будет почти до двухсот градусов. Но думаю — это проще артефактом делать.

Пресса Карл Николаевич изготовлять ожидаемо отказался, в виду полной загруженности его завода другими проектами, в том числе и казёнными. Вместо этого заводчик попросил разрешение на привлечение к этому заказу субподрядчика. Если подумать, то мне без разницы, как Берд изготовит тот или иной мой заказ — я рассчитываюсь строго с ним. А будет ли он сам мои хотелки исполнять или обратится к субподрядчику, мне глубоко фиолетово, лишь бы за качеством следил.