Артефактор Пушкин

Глава 17

Когда я уже готов был приветствовать своё имение, до которого я наконец-то добрался, как у меня вдруг пропал звук.

Нет, я слышу скрипы, и даже фырканье коней различию, а куда же делся надоедливый стук колёс?

Протерев рукой запотевшее оконце на двери, я попытался что-то разглядеть, чтобы разгадать это чудо. За окном ничего сверхъестественного не обнаружилось — обычные сугробы, к счастью, вполне себе не глубокие и обычный зимний пейзаж, к слову сказать, довольно солнечный для этого времени года.

— Григорий, почему колёса не стучат? — не выдержал я, открыв небольшое оконце в сторону кучера.

— Кто-то снег очень плотно на дороге утрамбовал. Не до наста, но ехать одно удовольствие! — весело откликнулся кучер, подбодрив коней вожжами и лихим посвистом.

Как бы то ни было, а прибыли мы пафосно. Кони с удовольствием бежали по снеговому утоптанному ковру, а карета, лишь слегка проваливаясь в снег колёсами, оставляла вслед за собой едва заметную морозную дымку, искрящуюся на слабеньких солнечных лучах.

А меня уже ждали и встречали.

Понятное дело, что в числе первых лиц на крыльце стояли мой управляющий и высоконаучный агроном, но посредине, меж ними, была Акулина, как всегда нарядно одетая, в кокошнике и с блюдом на руках.

— Эх, хороша, чертовка! — мысленно слегка позавидовал я Григорию, но тут же изменил своё мнение, заметив дальше в дверях мельтешение невысоких блондинистых личностей.

Упс-с… Очень интересно! А кто же это работниц сетевязальной мануфактуры из Михайловского в Велье перевёз? Нет, я вовсе не в претензии, а скорей, наоборот. И для этого у меня имеются существенные аргументы… Честно скажу — вопрос про женский пол последнее время прямо-таки конкретно колом стоит. Хоть я и знал, что Пушкин при жизни ещё тем кобелём был, но теперь сам чую, что неспроста это. Южная кровь и необузданный темперамент ему точно по наследству передались.

Ну, а мне предстоит горячая пора. И как бы не хотелось сейчас отрешиться от земной суеты и более вдумчиво понять, какие тонкости в формировании перлов я освоил и насколько они серьёзны и важны, но такое вряд ли возможно. Нет у меня пока что нужного штата работников, на который можно было бы свалить все хозяйственные заботы, отринувшись от дел мирских. А их у меня — вагон и маленькая тележка, если говорить лишь о первоочередных, многие из которых я уже бессовестно затянул, не укладываясь в сроки.

Пожалуй, самый важный вопрос — это люди.

Те самые обычные крестьяне, которые у меня пока что подвешены в неопределённом статусе. Бывший местный голова наглядно показал мне одно из самых слабых мест в моём будущем хозяйстве — крестьян вполне возможно подговорить на бунт. В моём случае вопрос осложняется ещё и тем, что до моей покупки имения Велье они имели статус государственных крестьян, а сейчас вроде как крепостными стали. На первый взгляд особой разницы нет, но дьявол кроется в мелочах. Оттого и полагали себя местные крестьяне чуть более защищёнными от барской придури, и вдруг потеряли в одночасье эту уверенность.

А побаиваться им есть чего. Та же простолюдинка Минкина, любовница графа Аракчеева, взяв на себя хозяйствование в его имении Грузино, ещё той стервой себя показала, проявив чисто садистские наклонности, за что её собственно потом и убьют.

Так что было, было чего опасаться крестьянам. Даже в тех имениях, вроде Болдино, которое моему отцу принадлежит. Он там крайне редко появляется, а его управляющий и приказчики воруют и беспредельничают. Иначе чем можно объяснить, что доходы с имения у моего бати и его брата с каждым годом всё меньше и меньше становятся, а крестьяне не перестают жаловаться на лютующего немца — управляющего и наглых приказчиков, не пропускающих любой возможности, чтобы не только с крепостными девками, но и с жёнами крестьян в блуд принудительно вступить.

Отец вроде и пытался на памяти Александра несколько раз разобраться всерьёз, но в каждом случае возвращался домой опухший и донельзя довольный тем, как его немец встретил. Очень похоже на то, что во время своих отлучек в Болдино он только настойками «от ключницы» увлекался и теми девками, которых ему по распоряжению управляющего поставляли.

— Никифор Иннокентьевич, а как с моим распоряжением про земельные планы дело обстоит? — спросил я у Селивёрстова, — Успели предложения подготовить?

— Дальние деревеньки и хутора хоть сейчас можно на оброк пускать, — потёр руки мой управляющий, — Земельные планы под них составлены.

— И даже на поселения староверов? — вопросительно поднял я бровь.

— А что с ними не так? Земли там побольше, в силу из отдалённости, но не так, уж, чтобы и очень.

— Ой ли! А если подумать? Несите-ка сюда карту имения. Я сейчас попробую вам одну крайне интересную мысль подсказать.

Мда-а… Посмотрел бы кто на эту карту…

— Так-с, где же у нас тут эта деревенька со скандально известной молельной избой? — попытался сориентироваться я на рукописном рисунке, крутя головой и так и этак.

— Так вот же она! — ткнул Селивёрстов пальцем в самый угол.

— Угу, — развернул я эту пародию так, чтобы она хоть чему-то соответствовала, — А здесь значит у нас около шестисот десятин неугодий, — наконец-то нашёл я нужный участок, отмеченный болотом.

— Именно так. Земли сильно заболочены. Даже летом не всегда пересыхают. Их обычно по весне обильно заливает.

— Отлично. То есть у нас есть потенциально огромное пастбище, возможно даже с изрядным торфяным слоем земли, но вы его никогда не использовали, — потёр я руки, а потом аккуратно обвёл карандашом то, что наметил, — К следующему лету мы его осушим.

— Каким образом?

— Вы видели те канавы, которые два моих парня могут рыть? Вот они и исполнят это по предлагаемой мной схеме. Осталось дождаться, когда болота льдом прихватит, чтобы там им удобно передвигаться было, а уж схему каналов я вам завтра же набросаю.

Ещё бы я её не набросал, когда мне Виктор Иванович рассказал про карту моего времени. Там мелиорация этого участка дотошно отмечена и наверняка денег в разработку проекта было вбухано немало. Осталось лишь повторить уже удачный опыт и получить изрядный кусок земли с шикарной почвой. Ни разу не истощённой многолетним хозяйствованием.

— Могу я узнать, что бы вы хотели там увидеть?

— У меня нет от вас секретов. Желательно было бы запустить туда в первый год хотя бы пару тысяч овец. В перспективе, поднять эти отары до десяти тысяч голов.

— Овец? — не поверил своим ушам мой управляющий.

— Мясо, шерсть, те же тулупы из овчины. Мне сейчас всё из перечисленного надо. И чем больше, тем лучше.

— Но там же староверы вокруг живут. Кому вы это поручите?

— Так им и поручу. А что такого? Люди они трудолюбивые, не пьющие. Отчего бы им и не начать разводить овец? Опять же, круглый год работа у них будет, не то что с зерном. Начнут те же валенки валять да шкуры выделывать. Кому от этого плохо?

— И где же вы овец планируете раздобыть? — с изрядным скепсисом поинтересовался Селивёрстов.

— Так я их единоверцев и озадачу. Неужели думаете, что сам кинусь овец по ярмаркам скупать? — хохотнул я, вспоминая, что в тех же Опочках девять из двенадцати купеческих семей к старообрядцам относятся, — Вы лучше другое мне скажите. Вы свою семью в Велье собираетесь перевозить? — решил я сменить тему, так как вопрос с мелиорацией и овчарнями я вскинул экспромтом, а над ним следует ещё поработать.

— Да, а что? — слегка напрягся управляющий.

— У вас же дети есть?

— Трое. Два сына и дочь, — захлопал глазами Никифор Иннокентьевич.

— Тогда напомните мне, чтобы я вам книгу сказок подарил для них. К примеру завтра, когда багаж разберут. Написал, знаете ли. И даже издал.

— Вы? — не поверил Селивёрстов.

— Я, а что тут такого? В Петербурге особо заняться нечем было, вот и написал несколько сказок в стихах.

— Надо же… А в Опочках слухи ходили, что вы там балеринами увлекаетесь, — на голубом глазу выдал мне управляющий.

Нет, слухи — это похоже отдельная стихия, которая в этом мире распространяется чуть ли не выше скорости звука, наплевав на все законы физики.

— Было дело. Посетил один раз театр вместе с приятелем, — не стал я врать, но и всю правду не собирался рассказывать, — Вы мне лучше другое скажите — в каком состоянии у нас кузнечный двор ныне находится? А то знаете ли, я тут шведскую сталь приобрёл в изрядном количестве, оттого у меня и интерес к этому вопросу нешуточный появился.

— Я сам давно там не был. Раньше у нас три кузнеца работало, с одним — двумя подмастерьями при каждом. Вроде всё успевали делать, а сейчас не знаю, сколько осталось, — сокрушённо покачал головой Селивёрстов, признавая собственную недоработку.

Нет, винить я его не собираюсь. Итак на мужика свалилось чересчур много. Опять же, не его бы тщательное ведение документации и не видать бы мне возврата денег, на которые сталь приобретена, как собственных ушей.

Пора как можно быстрей команду создавать. Иначе мне такое хозяйство не потянуть.

— И что это? — кивнул я на прозрачные гранулы, которые весёлым ручейком сыпались в ведро из стеклянной трубы.

— Полиэтилен высокого давления и низкой плотности, как Вы и хотели, — с гордостью, свойственной учёным, заявил Виктор Иванович. — Мягкий, гибкий, морозоустойчивый полимер, не разлагающийся от солнечного света.

— И что мне с ним теперь делать? — вопросительно посмотрел я на тульпу.

— А какая формирующая насадка на экструдере будет, то и получится, — пожал плечами Иваныч. — Можно листы или пакеты полиэтиленовые делать, а можно трубы, которые хорошо свариваются. Кстати, этот полиэтилен не выделяет токсичных веществ, так что можно из него и посуду делать. Ну, или вёдра с канистрами.

Да уж. А ведь началось всё с простого вопроса, заданного мной Виктору Ивановичу: чем можно покрыть крышу, кроме как соломой, тёсом, черепицей и кровельным железом.

После того, как я отверг предложение заняться производством рубероида и шифера, моя галлюцинация подала идею выпускать полиэтилен, и прочитала мне за вечер курс оргсинтеза, которыйобычным студентам химических ВУЗов дают на протяжении нескольких семестров.

И вот, спустя троё суток, после многочисленных переделок артефактов и, несмотря на неоднократные взрывы, я создал первый рабочий прототип для получения полиэтилена из воды.

Если кратко, то процесс выглядит следующим образом. Один конец загнутой буквой «Г» трубы опущен в воду, откуда перл Материи выделяет из жидкости чистый метан и кислород. При помощи этого же самого перла происходит окислительная конденсация метана. Получившийся в результате реакции этилен попадает под действие артефакта Движения, который при большом давлении и высокой температуре полимеризирует газ в полиэтилен, после чего тот в виде гранул сыплется с другого конца трубы.

Понятно, что все реакции я мог проводить в пространстве, сымитировав стенки химических аппаратов, так что труба мне была нужна просто для того, чтобы видеть габариты и знать, куда ведро подставлять под готовый продукт.

Стоит заметить, что метан можно было бы получить из воздуха, но в воде, особенно озерной и болотной, его больше на порядки. Вот уж чего на моей земле вдоволь, так это болот, а куда приспособить полиэтилен я найду. У меня по весне массовый высев капусты намечается, так почему бы не наделать плёнки, а ей парники покрыть. Если Императрица узнает, что я раньше неё урожай капусты собрал, то она от зависти лопнет. Осталось подобрать многодетную семейку, которой я сформирую неуправляемые перлы для добычи полимера, ну и подумать, как сделать компактный и в тоже время многофункциональный экструдер.

Первый опыт оргсинтеза вроде удался, а применить получившийся продукт с наскока не получается. Даже производство полиэтиленовых листов та ещё морока, а что уж говорить о плёнке, пусть и самой толстой. В общем, есть о чём подумать. Боюсь создание рабочей линии по производству полиэтиленовых изделий затянется не на одну неделю.

— Барин, там Стёпка Еремеев пришёл, как Вы и просили, — доложил Прошка, едва я уселся за стол и окинул взглядом блюда, приготовленные Акулиной и её товарками.

— Ну и проводи его до столовой, коли он так удачно к обеду явился, — отдал я распоряжение, — И Акульке скажи, чтоб ещё на одного человека посуду принесла.

Нужно заметить, что сегодня у меня рыбный день. Аромат над столом стоит волшебный. Всё пахнет изумительно и вкусно, а особенно копчёный сиг. А всему виной дядька-рыболов, прибывший из Михайловского со своей чухонской гоп-компанией.

И ладно бы Никита только сети и девок привёз, так ведь нет — он на Велье устроил самый настоящий рыбный геноцид.

Мне когда рассказали, как дядька рыбу ловит, я даже удивился его смекалке и предприимчивости.

Во-первых, Никита решил ставить только крупноячеистую сеть, мол, Михайловские караси уже в печёнках сидят, а душа просит рыбку покрупнее и никак не легче трёх фунтов. В принципе, за такой подход я дядьке даже благодарен — всё-таки молодь в озере тоже нужна, иначе потом придётся самому мальков закупать и в водоём их запускать.

Во-вторых, мало того, что Макс и Колей с помощью воздушной трубы для дядьки протащили подо льдом линь из одной полыньи в другую, так Никита умудрился с их помощью ещё и довольно таки производительную стационарную коптильню забабахать. Тут парни, конечно, постарались на славу и сделали всё по фен-шую. Топку и трёхметровую канаву выложили из плит, которые притащили с разрушенного городища. Накрыли всё это теми же самыми плитами, засыпали грунтом, а сверху ещё и снятый дёрн на место положили. Ну и сама коптильная камера заслуживает, чтобы сказать о ней пару слов, потому что ей служит не какая-то старая бочка без дна, а специально сколоченный ящик с дверью и двускатной крышей, из которой торчит небольшая деревянная труба.

Думаю из описания коптильни понятно, что рыба у меня холодного копчения. Дерева на приготовление деликатесов уходит, конечно много, но и Никита мужик не промах. Казалось бы, закажи местным пару возов ольхи и сиди себе копти. Так ведь нет, дядька не поленился и в саду у груш все высохшие ветки срубил.

Но и это ещё не всё. Никита к процессу копчения привлёк чухонок. Так что они у него теперь и рыбу к копчению готовят, и за истопниц работают. Да я как-то и не против такой инициативы, лишь бы рыба на столе была.

— Присаживайся, Степан Ильич. Пообедай со мной, — предложил я парню место напротив себя. — Сам видишь, что стол у меня сегодня рыбный, так что не обессудь. А нет, вру. Котлеты попробуй. Девки в рыбный фарш немного жирной свинины добавили, так что эти котлеты от тех, что нам в столице Глафира подавала, ты едва ли отличишь.

— Благодарствую за приглашение, Ваша Светлость, — сел за стол парень. — Прохор сказал, что Вы меня видеть хотели.

— Когда я ем, я глух и нем, — напомнил я пацану присказку. — Сначала поедим, а потом и поговорим.

Собственно говоря, позвал я Степана для того, чтобы узнать осилит ли он будущий мебельный участок и сумеет ли найти себе помощников. Не беда, что парню недавно шестнадцать стукнуло — здесь люди быстро взрослеют. Впрочем, и стареют практически моментально. Шутка ли, если сорокалетнего мужчину на полном серьёзе уже считают стариком.

— С полдюжины рукастых и головастых парней, в которых буду уверен, я точно найду, — заверил меня Степан, после обеда. — Но я так понимаю, нам пока больше и не надо.

— Посмотрим, как дело пойдёт, — заметил я. — Но думай на перспективу. А что у тебя с фонариком? Разобрался?

— В столице плохо получалось. Ну да Вы и сами видели, — дождался моего кивка Степан, снял с шеи шнурок с кольцом и, держа его двумя пальцами, зажёг тонкий луч света. — Как Вы и показывали, Ваше Сиятельство. Научился, когда из столицы с ребятами в село возвращался.

Немного поиграв с белым светом, парень продемонстрировал мне все цвета радуги и внезапно заставил перл моргать, как стробоскоп. Что интересно, я прекрасно видел, что Степан вполне сознательно регулирует частоту и продолжительность вспышки.

— Молодец, — похвалил я парня, не скрывая своей радости. — Довольно таки быстро фонарик освоил. Давай усложним задачу и сделаем тебе уже настоящий инструмент. И нет, дерево ты пока гнуть не сможешь, но вот такие вещи вытворять запросто.

С этими словами, я подхватил воздушным потоком лежащее около печки полено, и там же начал его аккуратно распускать в щепу, параллельно создав воздушное лезвие.

— Как тебе замена ножика, пилы и стамески? — ухмыльнулся я, заметив изумлённое лицо Степана. — Одновременно держать деталь и обрабатывать её ты, конечно, сразу не сможешь, но со временем научишься и этому. Представляешь, что можно будет творить, имея в руках острейший нож с лезвием толщиной в человеческий волос? А какой аккуратный пропил можно делать, когда в руках пила, полотно которой тонкое и послушное, как у лобзика?

— А с фонариком придётся расстаться? — задумался пацан.

— Нет, Степан Ильич, — помотал я головой. — Пока ты со мной ничего из того, что я формирую, мне возвращать не нужно. Тебе ведь требуется своё рабочее место освещать, вот и считай, что я тебе осветительный прибор для работы выдал. Ну, так как? Делаем тебе следующий перл?

— Только пообещайте, Ваше Сиятельство, что хотя бы немного научите меня с ним обращаться, — смутился Степан. — Боюсь, такой острый инструмент, который Вы показали, может не только дерево резать. С таким нужно учиться обращаться. Ребёнку ведь никто сразу в руки топор не даёт.

Что ж, вполне разумная просьба. Мне тоже довелось воздушным перлом не только дрова колоть и лодкой управлять. Бывали и кровавые дела. К счастью для меня, они прошли благополучно.

— Давай сделаем по-другому, — предложил я Степану. — Я покажу всё, на что будет способен твой перл, а твоим обучением займутся Максим с Николаем. Сегодня же отдам распоряжение, чтобы ребята показали тебе, как лучше и безопасней пользоваться артефактом.

Не расточительство ли с моей стороны формировать перл для сельского паренька, пусть и с золотыми руками? Ни в коей мере. Тот же Степан с артефактами в руках — это моя инвестиция. Даже если найдётся дюжина таких смышлёных парней, как Стёпка, Коля и Максим, я, не задумываясь, сделаю им все необходимые перлы.

Хочу я того или нет, а продвижение магии в массы — это мой конёк и способ преодолевать катастрофическую нехватку станков и прочего инструмента, с которыми в этом мире наблюдаются серьёзные трудности.

Необычный взгляд: Наполеон на русской службе, Павел — финский король: «Благословенный» — https://author.today/reader/338924/3146483