Аморал

Глава 9

— Мне нужны пара рукастых мужиков, чтобы особняк подремонтировать и двор в порядок привести, — я решил не ходить вокруг да около и сразу приступить к делу. Что-то мне подсказывало, что задабривать старика разговорами на отвлечённую тему бесполезно. — Столько же женщин, чтобы навели уют внутри дома; один повар, можно с помощником, и ещё кого-нибудь головастого, чтобы за всем этим следил.

Потап Михалыч слушал меня молча и не перебивал, только седые кустистые брови с каждым моим сказанным словом всё больше и больше сходились на переносице.

— А бабу тебе, господин, непорочную да сисястую не надо? — наконец хмыкнул он.

— Можно, — покладисто соглашаюсь, — но это потом.

— Эк, чего ты захотел, — старик нахмурился ещё больше и скрестил мощные руки на груди. — Не пойдёт, господин, у нас тут крепостных нет, а за просто так в твой дом никто по доброй воле и не сунется.

— А я и про «просто так» ничего не говорил, — отпарировал я, пожимая плечами, — платить буду хорошо, еда за мой счёт, плюс выходные два раза в неделю. По-моему, условия отличные.

— Конечно хорошие, коли денежки потом обратно в карман налогом и вернутся. Или если платить некому будет. Знаем мы ваши некромантские привычки, проходили уж, — Потап Михалыч был непреклонен.

Я засунул руки в карманы и перекатился с пятки на носок, как же я не любил разгребать чужое говно — пока всё вычистишь сам заляпаешься по самые уши. Но решать эту проблему придётся. Мне нужны люди, надёжный тыл, который, если что, меня прикроет. А не отвернётся в другую сторону, когда за мной придут.

В том, что за мной придут, я просто уверен, так как не собираюсь сидеть спокойно в своём логове и не высовываться. Ну не хочу я в академию, не хочу.

И самое логичное, это обзавестись верными людьми в принадлежащей мне деревне. Поэтому придётся договариваться.

— Местных я трогать не буду, честное некромантское, — усмехнулся я под тяжёлым взглядом старика. — А по поводу налога… Сколько вы сейчас платите?

Потап Михалыч прищурился и окинул меня внимательным взглядом, словно пытался заглянуть в голову.

— Девяносто процентов со всего дохода и половину собранного урожая, — наконец, медленно произнёс он.

Я чуть не поперхнулся от таких цифр, но внешне не подал виду. Неудивительно почему местные господ недолюбливают. Я бы на их месте уже давно сжёг знать за подобные кабальные поборы. Тут даже некромантом быть необязательно, достаточно того, что ты жадная до денег мразь.

Конечно, денег много не бывает и всё такое, но меру-то нужно знать. Кто захочет работать, если чем больше ты работаешь, тем больше у тебя забирают.

— Семьдесят процентов и двадцать пять от урожая, — предложил я.

— Пятьдесят и от урожая из-за скверны остались крохи, не будет же господин довольствоваться объедками, — староста клюнул на моё предложение и начал торговаться, а это уже хорошо.

— Шестьдесят и господин не гордый, готов делить временные трудности со своим народом. А со скверной я вопрос решу, это тоже будет входить в наш договор.

На лице старика заходили желваки, было видно его внутреннюю борьбу. С одной стороны — риск, что я свою часть сделки не выполню, а с другой — шанс, что выполню. Шанс для загибающейся от нищеты деревни снова поднять голову и начать жить. И этот шанс перешивал любой риск, поэтому Потап Михалыч решительно кивнул.

— Хорошо. Но если ты, господин, хоть пальцем тронешь кого из людей, — он расправил широкие плечи, — то я костьми у тебя в глотке застряну. И магии твоей богомерзкой не побоюсь.

В целом, удачно всё прошло, я считаю. А к местным угрозам я уже привык, мне кажется, что скоро это уже будет как отдельного вида искусство.

— Тогда обсудим детали?

Старик вздохнул, прогоняя все сомнения, и кивнул.

— Пойдём внутрь, коль не брезгуешь. Нечего на улице дела решать, — он направился в дом. — Машка! Ставь самовар, у нас гости!

Мы проговорили несколько часов и выпили очень много чая. Видимо, решать вопросы без этого напитка было не принято. Под конец я начал подозревать, что вместо крови у меня теперь по венам бежит чай, а где-то в почке потихоньку начинает проклёвываться чайный куст.

Я расспрашивал обо всём: о деревне, о том, чем здесь живут, о скверне и столице с Соболевыми, конечно. Потап Михалыч отвечал сначала нехотя, то и дело подозрительно щурясь, но спустя какое-то время расслабился и разговор потёк в более спокойном русле.

Когда я вышел из дома, то наконец смог выдохнуть. Всё прошло лучше, чем я ожидал. Конечно, доверие местных мне придётся ещё завоёвывать, но начало уже положено, а дальше будет проще.

Выяснив перед уходом, где здесь местное кладбище, я направился к нему. Пора было проверить мою теорию. Потап Михалычу мой интерес явно не понравился, но он смолчал. Староста не дурак и понимает, что моя магия требует определённых условий, поэтому с осквернением могил ему придётся смириться.

Мне в этом плане было легче. В моём мире умерших сжигали, а гнить в земле оставляли только преступников, как посмертное наказание. Считалось, что земля не даёт душе упокоиться и отправиться в иной мир.

Поэтому в моём понимании, лучше кости их предков послужат мне, чем просто так будут гнить в земле.

Остановился возле свежей могилы и подобрал оставленную рядом лопату. С сожалением посмотрел на рыхлую, недавно насыпанную землю, и отправился дальше. Сегодня меня не интересовал свежий труп, я искал более старые захоронения.

Лопата с остервенением вгрызалась в высушенную и твёрдую почву, а я неистово потел и матерился. Матерился на солнце, которое издевательски выглянуло из-за облаков и теперь нещадно палило мне в спину. Матерился на адамантовый браслет, который срезал мою силу вдвое.

Конечно же, первым делом я попробовал приказать скелету раскопать самого себя. Но моя магическая энергия едва смогла пробиться на пару сантиметров вглубь, и единственный, кто откликнулся на мой призыв, был полуразложившийся труп кошки, валявшийся неподалёку. Кошка инфернально мурчала и тёрлась о мои ноги, требуя тепла и ласки.

А я продолжал материться. На сраных Соболевых, которые втянули меня в свои брачные межклановые игрища. Ведь могли просто отпустить в светлое будущее, без всяких условий и без попытки меня унизить. А унижение я не прощал никогда, ни в трущобах, ни Царь-Богом и уж тем более не собирался прощать сейчас. Да и к Роману, которого почему-то воспринимал отдельно от остальных Соболевых, я относился с большим подозрением; сдаётся мне, что он меня хочет втянуть в историю, которая дурно пахнет, и использовать в своих целях. В нашу с ним крепкую дружбу я не верил ни секунды. Кошку я тоже материл, но уже так — из любви к искусству.

Очередной яростный тычок в землю и полотно лопаты пробивает трухлявую крышку гроба. Ну наконец-то!

Отбрасываю лопату в сторону и доламываю прогнившее дерево руками. Меня обдаёт запахом затхлости и застарелой смерти. Из образовавшегося пролома на меня скалится сероватый череп. Прекрасно, это именно то, что мне нужно.

Вытаскиваю на свет берцовую кость — мне повезло и она достаточно большая, отлично подойдёт для моих целей — и, немного подумав, разбираю кисти скелета на запчасти. Пястные кости и фаланги кидаю в мешочек, который взял в подвале особняка, а остальное возвращаю в раскуроченную могилу.

Надо бы отдышаться, мышцы не привыкли к такой монотонной и ограниченной нагрузке. Да и проголодался я как псина сутулая.

Перекусить решил прямо в могиле, ну а чего стесняться? Мы с этим скелетом, считай что, уже родственники почти что. Поэтому откидываюсь на стенку могилы и лениво жую пирожок с картошкой, который в дорогу мне сунула баба Маша. Нет, я ей по-прежнему не нравился, но врождённое гостеприимство пересилило.

Кошка, спрыгнувшая за мной в могилу, довольно вибрирует у меня на коленях. Пришлось поделиться с блохастой пирожком и потрепать за облезлым ухом. Кажется, этим я окончательно завоевал её недавно остановившееся сердечко.

Раздавшийся возле края могилы вопль, полный ужаса и паники, заставил нас с кошкой вздрогнуть и недовольно посмотреть вверх.

Какой-то местный глядел на нас и судорожно крестился. Впрочем, его можно было понять, выглядел я сейчас так себе. Весь в могильной земле, в одной руке кость, другой кошку сомнительного происхождения по загривку треплю. Ещё и жую что-то до кучи. Кто бы на его месте не испугался?

— О, мужик! — обрадовался я и полез наверх, — Будь другом, закопай могилку обратно, а то я спешу очень.

Мужик что-то невнятно промычал и я, приняв это за согласие, оставил ему лопату и пошёл к границе. Туда, где заканчивалась деревня и начинались владения скверны. Пора было проверить свою теорию.

Контраст был виден издалека. Природа везде играла буйными красками, но там, где скверна успела распространить своё влияние, не осталось ничего живого.

Выжженная, растрескавшаяся земля, по которой прожилками тянулись чёрные щупальца скверны, и уродливые засохшие деревья, перекрученные словно перед смертью они бились в агонии. И ни единого пятна яркой краски, ни одного живого звука. Только шорох, похожий на тихий шёпот самой смерти.

Я остановился, не спеша нарушать эту границу, и сел на ещё живую землю, облокотившись о широкий ствол раскидистого дерева. Положил руку на свежевыкопанную берцовую кость и прикрыл глаза.

Слабые потоки энергии потекли через подушечки пальцев, я ощупывал мельчайшие сколы и шероховатости, проникая в саму её структуру. Энергия медленно и нехотя циркулировала по костной ткани и костному мозгу. Слишком тяжело, мне приходилось буквально вдавливать магию в неподатливую кость. Это злило — некромант я или где?

Адамантовый браслет насмешливо переливался на свету, в какой-то момент начало казаться, что чем больше я стараюсь, тем сильнее он стягивает моё запястье.

Кошка, всё это время спокойно лежавшая рядом, вдруг вздыбила редкую шерсть и раздражённо зашипела. Я вздохнул и нехотя оторвался от своих экспериментов.

— Да ты присаживайся рядом, не стесняйся. Не люблю, когда над душой стоят, — говорю в пустое пространство, открывая глаза.

Юрий вышел из-за дерева и подошёл ближе. На лице явно проступало недовольство от того, что его заметили. Надо же, а я был уверен, что водитель на эмоции вообще не способен.

— Надеюсь, ты по делу пришёл, а то я тут занят немного, — лениво тяну слова. Похоже помимо кольца Бритва передал мне неуёмное желание бесить людей.

— И чем ты занят? — раздражение в голосе Юрий скрывает плохо, но старается, да. Этого у него не отнять.

— Природой любуюсь да пение птиц слушаю, — пожимаю плечами, как-будто это само собой разумеется.

Юрий молчит и вслушивается в абсолютную тишину.

— А кость тебе, чтобы слышно было лучше?

— Не, — пренебрежительно махнул рукой, — это для антуража. Должен же я соответствовать гордому званию некромага.

— Ты бы не заигрывался с магией смерти, мальчишка, — ну вот, опять непрошенные советчики нарисовались, хрен сотрёшь. — Или забыл, куда тебя это привело в прошлый раз?

— Нет, не забыл, — поднимаюсь на ноги и прямо смотрю в его блёклые, почти бесцветные, глаза. — И тебе не стоит забывать, что из Клоаки мальчишки не выходят. Только аморалы.

— Это угроза? — Юрий мгновенно напрягает мускулы. Руки и ноги по-прежнему расслаблены, но по тому, как он напряг корпус, я понимаю, что одно неверное движение и он на меня бросится.

— Нет, это констатация факта, — в какой-то степени я даже хочу, чтобы водитель напал, и плевать на последствия. Раскрошить его невыразительное лицо в кашу, распотрошить его нутро, размотать кишки и выложить из них приветственное послание для Соболевых. Интересно, это мои эмоции или влияние скверны?

К сожалению, выдержка у Юрия и впрямь была железная. Видимо, другие на службе у Романа и не задерживаются.

— Так зачем пришёл? — повторяю свой вопрос, пытаясь успокоить бешеное желание вцепиться ему в глотку зубами, чтобы почувствовать солоноватый привкус крови на губах.

— Через неделю будут отборочные экзамены в Академии. Можешь считать это формальностью, потому что тебя уже приняли, но присутствовать на них нужно обязательно, — из голоса Юрия опять пропали все эмоции. — И Роман Андреевич просил, чтобы ты приехал на день раньше, он хочет с тобой поговорить.

— Ага, спасибо. Если это всё, то ты свободен, — нагло бросаю я. По лицу Юрия пробегает судорога, но он разворачивается и молча уходит.

Кошка зевает и потягивается, рыхля лапами землю и оставляя в ней половину своих когтей.

— Ладно, пошли, животное. Теперь нам никто не помешает.

Чем ближе я подхожу к скверне, тем сильнее возбуждение, которое меня охватывает. Я как-будто падаю с высокой горы и замираю в самый последний момент в нескольких сантиметрах от земли. Адреналин в крови зашкаливает, а берцовая кость в руке раскаляется всё больше и больше.

Я стою на проклятой земле и вокруг меня струится скверна. Кошка замерла где-то позади, не рискуя пересекать границу. Чувствую, как волнуется скверна, пытаясь понять мои мысли. Она не знает, кто я и зачем пришёл, и ей это не нравится, но остановить меня она не может.

Где-то на уровне подсознания я слышу, как скверна зовёт своих детей. Уродливые порождения тьмы, которые будут её защищать. И осквернённые откликаются на зов своей матери. Времени у меня остаётся немного, поэтому я вновь закрываю глаза и сосредотачиваюсь.

Теперь магическая энергия буквально бурлит у меня в крови, перемешиваясь с адреналином. Её так много, что она бьётся внутри меня в поисках выхода. И я даю этот выход, перекачивая её в берцовую кость.

Кость удлиняется и деформируется, копируя образ из моей памяти. Надкостница и кортикальная пластина укрепляются, становясь подобием прочной стали. А я продолжаю черпать энергию из скверны. Её так много, что я практически захлёбываюсь в ней. Чистая и ничем неприкрытая энергия смерти.

Головокружительные ощущения, если честно. Но при этом я понимал, что после такого откат, который меня ждёт, будет жёстким. Нельзя брать столько силы взаймы, я ещё слишком слаб и неопытен для этого. Внутренние потоки, по которым течёт эта энергия, буквально трещат от натуги. Но откат будет потом, а сейчас я просто наслаждался этой силой. Я — Бог. Царь-Бог.

Берцовая кость, наконец, завершила свою трансформацию, и я нежно сжимал в руках рукоять парного клинка.

— Верный, — шепчу я и тут же мысленно себя отдёргиваю. — Нет, ты не Верный. Ты ещё должен заслужить своё имя.

Прежде, чем дать оружию имя, я должен понять его характер. Напоить клинки кровью, и я уже чувствую, как рукоять дрожит в моей руке от нетерпения. Вдыхаю пыльный сухой воздух полной грудью — я снова могу чувствовать парный клинок и это прекрасно. В висках гулко стучит кровь.

Хищно ухмыляюсь и раскручиваю клинок в воздухе, пора идти на охоту.

Клинок радостно вибрирует, отзываясь на мои мысли. Он ждал этого так же, как и я.

На горизонте показался первый осквернённый, но я стою на месте. Ещё слишком рано. Что такое один осквернённый для Царь-Бога? Это оскорбление и плевок в душу.

Парный клинок отдаётся пульсацией в руку и рвётся в бой, но я продолжаю ждать.

— Рано, — шепчу я своему старому другу, — потерпи, ещё слишком рано.

Кошка за спиной тревожно мяукает, она тоже чувствует наши эмоции.

Вот подтянулся ещё один осквернённый, а за ним и ещё один. Через несколько минут я сбиваюсь со счёта. Скверна раздражена и я это чувствую. Уже давно её никто так нагло не пил. И она хочет наказать меня за это. Никто не имеет право брать силой то, что она даёт только по своему желанию.

— Вот теперь пора! — растягиваю губы в жуткой ухмылке и срываюсь в бой.