Полёт совиного пёрышка

Глава 5.1

– Какое перо? – я уставилась на Рене, будто надеялась увидеть торчащие из него пёстрые маленькие перья. – Любое? Какое-то конкретное? Как оно выглядит? Кто может это сделать? Любой человек, всё равно кто? В любой момент, или требуется какой-то особенный час в сутках? Или вовсе ритуал?..

Человек-птица с заметным усилием наклонился, пошарил вслепую по полу и положил на краешек столика мою шпильку. Простенькую, в виде тоненькой веточки с резными волнистыми листочками. У меня осталось их всего несколько штук; отец подарил в мой предпоследний приезд домой на каникулы. Каким-то чудом они сохранились у меня, не пропали с остальными личными вещами. А Рене поднялся из кресла, шагнул к окну, заполненному густыми сумерками, стирающими границу между небом и мраком ущелья. Его прошлое обращение произошло поздним вечером, ни с того ни с сего припомнилось мне. Не оборачиваясь, сыч негромко ответил:

– Без ритуала и высчитывания особых минут.

– Просто…вынуть? – продолжала не верить я. – Дождаться смены твоего облика и всё?

– Не просто, – он вглядывался в надвигающийся со стороны гор вечер, словно читал там ответ, а у меня вдруг перехватило горло. – Оно никак не выделяется, не отличается от множества других… магическим зрением можно было бы обнаружить…

Негнущимися пальцами я воткнула шпильку обратно в волосы. Что-то ускользало от меня, что-то важное, лежащее под самым носом.

– У меня нет магического зрения, – сказала я, глядя в его спину.

– У меня тоже сейчас нет.

– Погоди! – осенило меня. – Можно ведь вытаскивать из... твоей совы перья одно за другим, пока не попадётся заговорённое и не освободит тебя.

Я выпалила это и тут же осеклась: восемь лет. Уж за этот срок сыч мог бы найти! Рене старательно поправил завернувшиеся занавески, медленно повернулся в мою сторону. Такой спокойный, обманчиво-расслабленный, и только глаза…

– В этой птице два заговорённых пера. Два самых обычных, ничем не примечательных пера. Одно вернёт к нормальной жизни, другое принесёт смерть. И да, я пробовал выдёргивать их наобум, – добавил он, усмехнувшись, – но не смог пойти до конца.

Я потёрла зудящее запястье; порой, когда я нервничала, кожа под брачной татуировкой-браслетом начинала чесаться. Условия сковавшего человека заклятья не укладывались в голове; я слышала о множестве жестоких казней, проклятиях, пожеланиях смерти, но существование, предложенное вот этому альнардцу…вельвинду вместо полноценной жизни, поразило меня своей изощрённой пыткой.

– Смерть? – убито уточнила я.

– Если дёрнуть не то перо, убьёт на месте. Это, обрывающее жизнь, я тоже искал, но, как выяснилось опытным путём, жить всё-таки хочу.

Как же я жалела в этот миг о так и не проснувшейся силе! О мёртвом источнике, бесполезных в устах не-мага словах-заклинаниях! Так жалела, до жгучего покалывания в кончиках пальцев. Ему нужен хороший маг. Если в его Альнарде, далёком, укрытом за цепью высоких гор, сконцентрирован высокий процент одарённых, надо во что бы то ни стало убедить жалеющего себя упрямца лететь домой и искать того, кто поможет! С бескрылым позором, думалось мне, можно разобраться потом, сначала надо избавиться от птичьего облика. Или искать другой способ, как без магии увидеть скрытое от простого человеческого глаза… Я легко вызвала в памяти образ маленького сычика: с виду самая обычная совушка, настоящая. А Рене провёл пятернёй по подсыхающим отросшим прядям и впился в меня требовательным взглядом.

– Дэри, прошу тебя: не пытайся наугад вытаскивать из этого чучела перья.

– Не буду, – заверила я, примирительно выставив перед собой ладони. А глупый, глупый, отупевший от бесконечного приёма зелий мозг отчаянно искал выход. – Но и оставить всё…вот так – нельзя!

– Нельзя, – простуженным эхом согласился сыч. – Но я пока не придумал ничего стоящего. Просто… когда вернётся эта бесполезная мелюзга, не трогай, ладно?

И я ещё раз подтвердила данное ему слово основательным кивком.

– Погоди… но сыч время от времени роняет перья, я сама видела! Даже подобрала несколько и сохранила.

– Это не считается, среди оброненных таким образом перьев заговорённых не бывает. К огромному моему прискорбию, – он искривил тонкие губы в недоброй ухмылке.

– Откуда тебе известно об условии снятия заклятья? – вспомнила я ещё один просящий пояснения момент.

В первую нашу беседу Рене говорил, что немалую часть времени находился без сознания: похитили человеком, пристроили в цирк уже птицей. И имперского, если я правильно поняла, он тогда не знал.

– Из разговора владельца цирка, Фитри, с одним человеком, – хмуро бросил Рене.

Я держала пальцы одной руки на покалывающем, зудящем запястье второй. Несмотря на тепло в спальне, пальцы сковало холодом, и этот холодок унимал нервное жжение. Взглядом поторопила медлившего с рассказом сыча. Он вернулся в удобное кресло напротив, скрестил на коленях руки, а я невольно снова задела взглядом темнеющую вязь браслета на его исхудавшем запястье. Может, всё-таки там осталась не невеста, а жена? Я не обладала знаниями о брачных обычаях, принятых у этого народа, но браслеты носят не только в Роумстоне.

– Фитри водил самые разные знакомства… А ещё он любил хвастаться своей коллекцией птиц. Тот гость… они много говорили, много выпили. Циркач показал ему филина и меня. Из филина Фитри потом… сделал чучело… На меня тот человек смотрел очень внимательно, а потом спросил, знает ли Фитри, кого держит в корзинке.

– Он был магом? – уточнила я и без того очевидное.

– Полагаю, что так. А я тогда уже немного понимал вашу речь… сидел под крышкой, слушал.

Я обхватила себя руками.

– То есть… он рассказал владельцу цирка, что среди его птиц… заколдованный человек? А те перья? Он ведь мог распознать их?

– Да. Фитри интересовало, обратимо ли заклятье, и тогда тот тип сказал о пере, возвращающем облик. Прежде поведал о том, которое убивает.

– Но… – я снова и снова безуспешно пыталась увязать всё, что узнавала от Рене. – Получается, тот маг мог расколдовать тебя! Он же видел!

Сухой сосредоточенный кивок.

– Видел, мог. Сказал, что не станет вмешиваться в… – Рене пристально посмотрел мне в лицо, явно сомневаясь, говорить ли дальше. Дёрнулись уголки губ и он отвёл тыквенно-жёлтые глаза. – В чужой процесс наказания. Больше никаких пояснений не дал, уходя, заверил едва стоящего на ногах хозяина, что обо мне никому не расскажет.

– Какого наказания?..

Видеть в заморыше-Рене отпетого преступника никак не выходило. Впрочем, что я об этом знаю! Судить по внешнему облику о людях пустое занятие.

– Не знаю, – раздосадованно дёрнул плечами сыч.

***