Я сидела на холодных камнях, привалившись плечом к шершавой стене. Тело затекло от неудобного положения, но я продолжала сидеть, не шевелясь, и всё ждала, когда вельвинд очнётся. Держала на коленях его голову, гладила по растрёпанным волосам, беззвучно торопила поскорее открыть глаза или как-нибудь ещё дать понять, что он жив. С последним звуком Рене тяжело осел на пол, я каким-то чудом успела придержать его голову от столкновения с пыльным камнем, опустилась рядом. Он был горячий, просто пылал, даже пряди волос казались нагретыми, тогда как я, напротив, стучала зубами от пронизывающего холода, но бросить его такого не могла.
Это была самая странная песнь из всех, что я когда-либо слышала, ни на что не похожая. Полная силы, она завораживала беспорядочным нагромождением звуков, из которых минута за минутой начала вырисовываться некая мелодия, поразившая совершенной гармонией. В ней было всё: ласковая просьба, птичьи трели, восход и движение облаков по небу, дождевые капли и ночной звездопад. Уверенность. Повеление. И Бейгор покорился, притих, и только эхо бродило от камня к камню, от скалы к скале. Всё, чего касался взор, заполнял негромкий, льющийся воздухом и светом голос Рене, разгоняя осеннюю темноту. Но я откуда-то знала: ни в подземельях, ни ниже, в домах Бейгорлауна, пения не слышали.
И ещё я убедилась, что сыч не выдумывал: что-то такое, идущее к человеческому жилью… Нет, больше никаких колебаний и толчков, и ни единой трещины на стенах, но… И я стояла очень тихо, дыша через раз, чтобы не мешать, не отвлекать ни единым вдохом. Не знала, сколько это длилось, время слепилось в один ком; ничего не было, кроме песни.
А потом он свалился мне под ноги, обессиленный, с бисеринками пота на лице, охваченный жаром, хотя кожа оставалась бледной. Я быстро оставила попытки растормошить его, привести в чувство, но перепугалась не на шутку. В тот момент я готова была бежать за слугами, привести их наверх, требовать, чтобы перенесли в жилое крыло, бежали за знахарем – жил там один, врачующий травами да заговорами, но лучше, чем ничего. Но Рене шевельнулся, судорожно глотнул промозглого воздуха, с усилием распахнул глаза, облизал сухие губы.
– Воды нет? – с затаённой надеждой проскрипел он.
Я больше угадала, чем услышала, что он спросил. Помотала головой.
– Что это было?
Сыч медленно, слабой рукой перехватил мою ладонь и прижал её к своему лицу. Выложился он весь, до последней капли; просто удивительно, невероятно, откуда в нём вообще взялись эти крохи магии. Да и крохи ли, раз хватило отогнать беду?
– Получилось, – сообщил он полувопросительно. – Каменный… великан уснул, всё успокоилось… ничего не будет.
В детстве мама рассказывала мне множество сказок; каменные великаны в них не фигурировали, но упоминания о диковинном народце были. О подземных пещерах-лабиринтах, полных золота и голодных чудищ, призрачных огнях и заблудившемся эхе. Маленькой я слушала с восторгом, но не верила: сказки и сказки. Надо потом расспросить Рене, возможно, в альнардских сказаниях есть что-то общее.
А сейчас я не знала, что сказать. Понимала, что он сделал, хотя не понимала, как, откуда черпал силы. А сама про молитвы и милость богов забыла.
– Что это за колдовство?
– Зря… Зря не осталась… в безопасности. Я же просил… спрятаться, – попенял сыч.
– Мне показалось, здесь, у тебя, довольно безопасно.
Я мягко вытащила свою руку; Рене остался лежать на моих коленях.
– Это…нечто вроде разговора… с горами. Дед научил, когда понял… что я тоже слышу. Такие, как он, умеют успокаивать духов…как мы называем… великанов подземных… стихии.
… Стало быть, имеется или имелся ещё и дед, носитель уникального дара. Который, оказывается, есть и у почти беспомощного, ослабленного заклятьем сыча.
– Как же ты сумел договориться с нашими горами?
– Горы – везде горы. Хорошо, что услышали, я… не был уверен в результате.
– Не представляю, как ты смог, – призналась я, глядя в мерцающие жёлтые глаза. – Не знаю, как тебя благодарить.
Ощупью нашла его безвольно повисшую ладонь и легонько сжала. Его губы тронула слабая улыбка.
– Я бы предложил один вариант…но ты грозилась…дать мне в морду, если ещё раз…
– Что?..
– Лишь бы великан… как можно дольше не просыпался. Песни должно…надолго хватить.
Взгляд Рене оставался рассеянным, он медленно, слишком медленно приходил в себя.
– Надо вернуться в жилое крыло. Ты как? Сможешь встать?
– Не знаю. Можно тут оставить, всё равно… возвращаться в птицу. А ты закоченела совсем, тебе… в тепло надо скорее.
– Ну уж нет! – возмутилась я. – Подожду, пока у тебя появятся силы двигаться. Ты весь горишь. Совсем плохо, да?
На продуваемой всеми ветрами башне кожа Рене оставалась нереально горячей.
– Нормально. Пить только… очень хочется.
– Надо дойти до комнаты, там есть и вода, и кое-какая еда, тебе, может быть, захочется восполнить силы, ты… Рене?!
Как быстро! Хотя я с первых звуков песни перестала чувствовать ход времени, но теперь показалось – всё слишком быстро. Я будто услышала треск ломающихся костей; голова вельвинда на моих коленях сильно дёрнулась, весь он выгнулся, лицо исказила боль, взгляд полоснул по мне, пытаясь задержаться, удержаться… На мою смятую юбку легло маленькое пёрышко. Сердце рвалось на части от жалости; судорожно вздохнув (плакать я давно разучилась), я вынула из складок одежды взъерошенную птичку.
***
– Выдумщица вы, каких поискать, дэйна! – осуждающе цыкнула Яола, когда я спустилась вниз. В спешке я заперла их всех, и продрогшие в каменном мешке слуги почти потеряли терпение. – Землетрясения Бейгору не угрожают…да вот с тех пор, как дэйн Уинблейр того мага-заклинателя привозил, который, значит, защиту для замка обновлял.
Может, и обновлял, я не видела: валялась в спальне после приёма порции снадобий, зелёная и слабая-преслабая.
Сычик Рене пристроился у меня на плече и, кажется, дремал. Невесть откуда вынырнувший Шершень покосился на него крайне заинтересованно, но, наткнувшись на мой взгляд, гордо распушил хвост и с королевским достоинством удалился. Песню никто из слуг действительно не слышал.
– Я не собираюсь никого убеждать, – устало погладила совиные крылья я. – Рута уверяет, что умеет разгадывать сны, и все вы к ней за толкованием ходите. Много сбылось-то? А я… я различаю угрозу человеческому жилью с той стороны ущелья. Многие поколения Данвелов это умели, ничего удивительного при близком соседстве с горами.
Ни на кого не глядя, я первой поднялась по лестнице и пошла к себе.
А через несколько дней, в течение которых Рене не приходил, оставаясь сычиком, в Бейгор-Хейл приехал Верген.
***