— О, нет. Господин Рябов слишком… груб для моих услуг. И слишком беден ныне.
— Тогда кто?
Он помолчал, разглядывая чаинки в кружке.
— Скажем так… люди, которые интересуются эффективностью управления. В столице ходят слухи, Андрей Петрович. Слухи о том, что в глухой тайге появился некий… самородок. Человек, который за полгода сделал то, что другим не удавалось десятилетиями. Построил дорогу, наладил добычу, усмирил местных чиновников…
Он поднял глаза на меня.
— Моим нанимателям стало интересно: кто этот человек? Откуда у него такие знания? И… не представляет ли он угрозы? Или, наоборот, может ли он быть полезен?
Я почувствовал холодок по спине. Это было серьёзнее, чем Рябов. Это был интерес Системы. Империи.
— И каков ваш вердикт, Викентий Павлович? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие.
— Я видел вашу дорогу, — сказал он. — Видел, как работают ваши люди. Видел, как вы ведёте дела с властями. Это впечатляет. Вы создали государство в государстве. Эффективное, жёсткое, но справедливое.
Он поставил кружку на стол.
— Мои наниматели — люди прагматичные. Они не любят бунтовщиков, но ценят профессионалов. Рябов писал доносы, называл вас колдуном, вором, смутьяном. Я должен был проверить.
— И?
— Я вижу не колдуна. Я вижу инженера. Организатора. И я напишу в отчёте именно это.
— А если я вас не отпущу? — тихо спросил Игнат, положив руку на рукоять ножа.
Викентий Павлович даже не вздрогнул.
— Тогда придут другие. И они будут не с блокнотами, а с жандармским корпусом. Вы умный человек, Андрей Петрович. Вы понимаете, что война с Империей — это война, которую нельзя выиграть.
Я встал, прошёлся по комнате. Он был прав. Абсолютно прав.
— Вы свободны, Викентий Павлович, — сказал я. — Игнат проводит вас до границы участка. Даст лошадь и провизию.
Пленник встал, поклонился.
— Благодарю. Вы подтвердили моё мнение о вас. Разумность — редкое качество в этих краях.
Уже в дверях он обернулся.
— И один совет, Андрей Петрович. Бесплатно. Рябов загнан в угол. Он знает, что проиграл юридически и экономически. У него остался только один путь. Кровь. Будьте готовы. Очень скоро.
Когда он ушёл, Игнат сплюнул на пол.
— Скользкий тип. Надо было его в расход.
— Нельзя, Игнат. Это ниточка наверх. Если мы её оборвём — нас задавят. А так… мы получили нейтралитет. Временный, но нейтралитет. Столица будет наблюдать, но не вмешиваться. Пока мы приносим золото и строим дороги, а не бунтуем.
— А Рябов?
— А с Рябовым мы разберёмся сами. Теперь у нас развязаны руки. Чиновники у нас в кармане, столица наблюдает со стороны. Осталось только встретить бешеного зверя и пристрелить его.
Через несколько дней Кремень вернулся с ответом от Степана. Письмо было толстым — несколько исписанных листов мелким почерком.
'Андрей Петрович! Твои подарки переданы. Реакция была интересной.
Урядник Анисим Захарович взял золото с такой жадностью, что чуть пальцы не облизал. Даже не попытался прикинуться честным или возмутиться. Сразу спрятал за пазуху, кивнул и пробормотал: «Передай Андрею Петровичу — всё будет, как он хочет. Предписания задержу на два месяца, может, и на три». Потом, правда, испугался сам себя и добавил шёпотом: «Только чтоб Рябов не узнал. А то он меня живьём закопает». Я его успокоил, сказал, что ты умеешь хранить тайны. Он ушёл довольный, но трясущийся.
С Аникеевым сложнее. Он золото взял, но с опаской. Долго вертел мешочек в руках, взвешивал на ладони, смотрел на меня, как на ловушку. Потом спросил прямо: «А Воронов не обманет? Долги мои перед Рябовым погасит, как обещал?» Я заверил — слово Андрея Петровича твёрдое, как уральская скала. Если он будет саботировать бумаги Рябова и дальше — ты выкупишь его долги полностью. Аникеев задумался, потом кивнул: «Хорошо. Передай Воронову — я его человек. Но если Рябов пронюхает, что я двурушничаю, мне конец. Пусть Воронов поторопится с выкупом долгов, а то я долго так не протяну».
Я ему пообещал, что ты ускоришь процесс. Надеюсь, сможешь? Долги Аникеева перед Рябовым — около сорока рублей серебром. Это карточные долги, набежавшие за последние полгода. Рябов держит расписки и регулярно напоминает Аникееву о них, используя как рычаг давления.
Теперь о Рябове. Я следил, как ты приказал. И вот что выяснил:
Рябов действительно на мели. Его прииски стоят, людей почти не осталось, доходов нет. Но он продолжает кормить чиновников взятками и оплачивать бумажную войну против тебя. Откуда деньги?
Оказалось — он влез в долги к екатеринбургским купцам. Серьёзные люди, торгуют железом и лесом, связаны с заводами Демидовых. Рябов взял у них кредит под залог своих земель и остатков приисков. Сумма большая — несколько тысяч рублей. Срок возврата — до конца года.
Если Рябов не вернёт долг, кредиторы заберут у него всё. Землю, прииски, даже дом в городе. Он останется ни с чем.
Но Рябов рассчитывает по-другому. Он думает, что если уничтожит тебя через бюрократию, то захватит твои участки. Они богатые, намного богаче его старых приисков. Если он их получит — расплатится с долгами, выйдет в плюс и снова станет богачом.
Вот почему он так яростно борется. Это не просто месть или жадность. Это его последний шанс выжить финансово.
Ещё одна важная деталь: екатеринбургские кредиторы не в курсе, что Рябов воюет с тобой. Они думают, что он ведёт обычный бизнес, восстанавливает прииски. Если они узнают правду — могут потребовать немедленного возврата долга. А это — крах Рябова.
Предлагаю вариант: я могу ненавязчиво слить информацию кредиторам. Анонимно, через третьи руки. Намекнуть, что Рябов ввязался в рискованную авантюру, что его дела плохи, что он может не вернуть долг. Это заставит кредиторов нервничать и давить на Рябова. Ему придётся тратить время и силы на успокаивание кредиторов, вместо того чтобы воевать с тобой.
Что скажешь?
p. s. Новые копии документов прилагаю. Рябов пытается протолкнуть ещё одну жалобу, теперь в губернское правление. Аникеев обещал затянуть рассмотрение на месяц-полтора. Степан.'
Я дочитал письмо. В голове крутились мысли, складываясь в план.
Сорок рублей серебром — долги Аникеева. Это немного по сравнению с тем, что я уже потратил на дорогу и оборудование. Но выкупить эти долги — значит окончательно переманить Аникеева на свою сторону. Превратить его из шатающейся пешки в надёжного агента.
А Рябов… Рябов играл ва-банк. Он поставил на кон всё, что у него осталось, надеясь отыграться за мой счёт. Классическая ошибка азартного игрока — пытаться отбить проигрыш ещё большей ставкой.
Но у меня было преимущество. Я знал о его слабости. Знал о долгах перед екатеринбургскими купцами. Знал, что его время ограничено. До конца года — несколько месяцев. Если он не вернёт кредит, его раздавят.
А я мог ускорить этот процесс.
Я взял перо, начал писать ответ.
'Степан! Твой план с кредиторами одобряю. Действуй. Слей информацию анонимно, через надёжного человека. Пусть кредиторы занервничают и начнут давить на Рябова. Это его ослабит и отвлечёт.
Долги Аникеева выкупаю. Сорок рублей серебром — это приемлемая цена за надёжного чиновника в кармане. Организуй выкуп тихо, через третьих лиц, чтобы Рябов не понял сразу. Можешь использовать подставное лицо — скажем, купца из Перми, который якобы скупает долговые расписки. Потом передашь эти расписки Аникееву и скажешь, что «благодетель из Перми» простил ему долг по просьбе Андрея Петровича Воронова. Пусть Аникеев знает, кому обязан.
Когда выкупишь долги, встреться с Аникеевым лично. Скажи ему прямо: теперь он свободен от Рябова. Теперь его хозяин — я. Но хозяин справедливый. Пока он служит честно, передаёт информацию и саботирует усилия Рябова — я его кормлю и защищаю. Если предаст — уничтожу без жалости. Пусть выбирает.
Также передай ему следующее: я хочу, чтобы он подготовил несколько «запасных выходов» на случай, если Рябов всё-таки прорвётся с какой-то бумагой. Юридические лазейки, процедурные проволочки, что угодно. Аникеев — опытный чиновник, он знает, как затопить любое дело в бюрократической трясине. Пусть использует своё мастерство на полную катушку.
Уряднику Анисимову передай ещё два золотника. Скажи — это аванс за то, чтобы он продолжал «случайно терять» предписания и «забывать» о ревизиях. Но предупреди: если он решит взять деньги и с меня, и с Рябова одновременно — я узнаю. И тогда ему не поздоровится.
Следи за Рябовым. Мне нужно знать всё: с кем встречается, что планирует, как реагирует на давление кредиторов. Если почувствуешь, что он готовится к чему-то серьёзному — срочно сообщай. Андрей Петрович.
p. s. Прилагаю пять золотых червонцев. Это на выкуп долгов Аникеева и прочие расходы. Если не хватит — пиши, вышлю ещё.'
Я запечатал письмо, приложил мешочек с пятью червонцами — тяжёлыми, увесистыми монетами. Позвал Кремня.
— Опять в город, — сказал я, передавая ему письмо и деньги. — Степану. Лично в руки. И будь осторожен. Если люди Рябова заметят, что ты часто ездишь между мной и Степаном, могут заинтересоваться.
Кремень кивнул, пряча всё за пазуху.
— Понял, командир. Буду петлять, через другие деревни пойду. Не засекут.
Август выдался дождливым. Река поднялась, промывка замедлилась — вода шла мутная, с илом, золото вымывалось хуже. Но мы не останавливались, работали упорно, вымывая из каждой лопаты песка крупицу драгоценного металла.
Дорога была завершена полностью. Теперь по ней каждый день проезжали обозы — наши и чужие. Торговцы везли товары в город и обратно, крестьяне — зерно на ярмарку, старатели — оборудование на прииски. Жизнь забурлила вокруг «Вороновского тракта», как кровь в жилах.
А через неделю пришло новое письмо от Степана. На этот раз оно было коротким, но ёмким.
'Андрей Петрович! Дело сделано. Долги Аникеева выкуплены. Расписки у меня, завтра передам ему. Он в восторге, почти расплакался от облегчения. Обещал служить верой и правдой.
Информацию кредиторам слил через торговца Немирова. Тот передал екатеринбургским купцам «по секрету», что Рябов ввязался в опасную войну с конкурентом и может не вернуть долг. Кредиторы забеспокоились, уже прислали Рябову письмо с требованием объяснений и промежуточного отчёта о состоянии дел.
Рябов в ярости. Он понял, что кто-то сливает информацию, но не знает кто. Подозревает всех подряд — и Аникеева, и урядника, и своих собственных людей. Это его раздирает изнутри, он не доверяет никому.
Главное — он отвлёкся от тебя. Последние две недели он занят только тем, что успокаивает кредиторов и пытается найти «крысу» в своём окружении. Бумажная война против тебя застопорилась. Степан.'
Я усмехнулся, складывая письмо. План работал. Рябов увязал в собственных проблемах, как муха в паутине. Чем больше он дёргался, тем сильнее запутывался.
А я тем временем укреплял свои позиции. Артель росла, золото прибывало, дорога работала, чиновники были у меня в кармане.
Но я знал — расслабляться рано. Совет Викентия Павловича всё ещё звучал в ушах: «Рябов загнан в угол. У него остался только один путь. Кровь. Будьте готовы».
Вечером я собрал своих ближайших соратников — Игната, Елизара, Архипа. Мы сидели в конторе, на столе дымился самовар, пахло крепким чаем и табачным дымом.
— Рябов слабеет, — начал я, разливая чай по кружкам. — Степан его душит через кредиторов, Аникеев саботирует его бумаги, урядник тянет время. Но это ещё не конец. Раненый зверь опаснее здорового. Рябов может попытаться ударить в последний раз, отчаянно, без оглядки на последствия.
— Думаешь, нападёт? — спросил Игнат, прихлёбывая чай.
— Не знаю. Может нападёт, может попытается сжечь дорогу, может подкинет фальшивые документы властям. Он непредсказуем в своём отчаянии.
Елизар кивнул, поглаживая бороду.
— Отчаянный человек — что бешеный пёс. Может и себе горло перегрызть, только бы врага укусить.
— Поэтому нужно быть готовым ко всему, — продолжил я. — Игнат, усиль охрану. Не только лагеря, но и дороги. Пусть заставы будут начеку. Если Рябов попытается диверсию — мы должны среагировать мгновенно.
— Есть, командир.
— Архип, подготовь резервный запас оружия и пороха. На случай осады или нападения. Пусть всё будет в тайнике, на всякий пожарный.
— Сделаю.
Я повернулся к Елизару.
— Елизар Михайлович, твои люди — старообрядцы из окрестных скитов — знают тайгу лучше всех. Попроси их следить за перемещениями чужих людей в наших краях. Если заметят вооружённые группы, незнакомых всадников, что-то подозрительное — сразу сообщать.
Елизар молча кивнул.
— Мы не можем позволить Рябову застать нас врасплох, — закончил я, оглядывая всех троих. — Он умирает, но умирающая крыса может заразить чумой. Будьте начеку.
Прошло ещё три недели. Сентябрь вступил в свои права — ночи стали холодными, днём солнце грело ещё по-летнему, но листва уже начала желтеть. Золотая осень на Урале всегда была короткой, но красивой.
Степан прислал очередное письмо. На этот раз в нём было беспокойство.
'Андрей Петрович! Рябов ведёт себя странно. Последнюю неделю он почти не выходит из дома, никого не принимает, только письма пишет и отправляет курьеров неизвестно куда.
Аникеев говорит, что Рябов запросил у него копии всех твоих документов — лицензий, прошений, разрешений. Формально это в рамках закона, Аникеев не мог отказать. Но зачем Рябову эти копии — непонятно.
Урядник шепнул мне, что к Рябову приезжал какой-то господин из Екатеринбурга. Приличного вида, в дорогом сюртуке, с портфелем. Они закрылись в кабинете на несколько часов, потом господин уехал. Кто он такой — урядник не знает.
Мне это не нравится, Андрей Петрович. Рябов что-то замышляет. Что-то большое. Я пытаюсь выяснить, но пока безуспешно. Будь осторожен. Степан.'
Я сложил письмо, задумчиво постукивая пальцами по столу. Рябов что-то замышляет. Что-то, что требует документов, помощи екатеринбургского специалиста, секретности.
Бумажная атака? Возможно. Но какая?
Я позвал Игната.
— Нужно усилить защиту Степана, — сказал я. — Рябов может попытаться до него добраться. Степан знает слишком много, он — наш главный агент в городе. Если с ним что-то случится, мы ослепнем.
— Сколько людей дать?
— Двоих. Лучших. Пусть будут рядом со Степаном круглосуточно. Незаметно, но надёжно. И передай Степану — если почувствует реальную угрозу, пусть немедленно уезжает к нам.
Игнат кивнул, ушёл выполнять.
Я остался один, глядя в окно на темнеющий лес. Рябов готовил последний удар. Я чувствовал это нутром. Вопрос был не в том, ударит ли он, а в том, откуда и когда.
И тут — словно в подтверждение моих опасений — дверь распахнулась. На пороге стоял Кремень, взмыленный, с лошади только что спрыгнувший.
— Командир! — выдохнул он. — Срочное от Степана!
Я рванул конверт. Письмо было коротким, написанным торопливой рукой:
«Андрей Петрович! Беда! Рябов… он нанял каторжан. Тех, что сбежали с казённого завода. Человек пятьдесят, отпетые головорезы. Им терять нечего. Он им всё пообещал — золото, водку, баб… Сказал: „Возьмёте лагерь — три дня грабежа ваши“. Вышли вчера ночью. Идут лесом, в обход дороги. Хотят ударить с тыла, со стороны болота. Степан.»
Я посмотрел на карту. Со стороны болота у нас была самая слабая защита. Мы считали его непроходимым.
— Игнат! — рявкнул я, вылетая из конторы. — Тревога! Всех в ружьё! Артельщиков — в ополчение! Женщин и детей — в центральный сруб, под охрану!
Лагерь превратился в растревоженный муравейник. Но паники не было. Была злая, сосредоточенная решимость. Люди знали, что защищают. Не просто золото. Они защищали свою жизнь, свою свободу, своё право быть людьми, а не скотом.
— Архип! — крикнул я. — Тащи всё, что есть! Гранаты, мины, «адские смеси»! Минируйте подходы от болота! Быстро!
Я взял свой штуцер, проверил заряд.
— Ну что, Гаврила Никитич, — прошептал я в пустоту. — Иди сюда. Мы тебя встретим. И на этот раз — никаких свидетелей.