Знахарь

Глава 7. Проверка на прочность

Погруженный в приятный полумрак каминный зал имперской резиденции на северных окраинах Дубны, освещался красными отсветами пламени в камине. Пляшущие на поленьях языки огня казались живыми — они то приподымались вверх, переплетаясь между собой и, словно кастаньетами, прищёлкивали поленьями, то волной скользили по дереву, объедая податливую поверхность. Иногда пламя начинало трепетать и загадочно закручиваться, будто вот-вот из него выпрыгнут сказочные саламандры, но огненные ящерицы предпочитали не показываться людям, которым хватало красных бликов отражений в глазах, стёклах очков и бокалов с вином.

Загадочно блеснув отражением на линзах дорогих очков, один из тройки присутствующих в зале людей обернулся к сидящему в центральном кресле:

— Значит, супруга испортила тебе всю игру?

— Я бы так не сказал, — пригубив горячительного, ответил император, а это был именно он. — Женщины часто подвержены эмоциям, к тому же её никто не удосужился предупредить, что ситуация находится под контролем ребяток Алексея Сергеевича, х-мм…

Император подбородком повёл в сторону правого кресла, в котором с комфортом разместился директор СИБ, сейчас заворожённо наблюдающий за игрой огненных лепестков.

— Планы были другие, — меж тем продолжил венценосный хозяин, — но и так вышло неплохо. Главное, Маша всколыхнула общественность. Под эту марку мы можем беспрепятственно провернуть многие дела, требующие тишины и не любящие общественного внимания. Коррупция в органах правопорядка создаёт отличный шумовой фон, позволяющий замаскировать наши ходы.

— Добрая царица и злые бояре, — понимающе кивнул высокий мужчина, занимавший левое кресло. — Беспроигрышный ход.

— Да, я тоже так подумал, экспромт принёс нам неплохие дивиденды, хотя гнойники чистить и чистить. Теперь, Павел Николаевич, это твоя задача. Поможешь мне по старой дружбе?

— Ты же знаешь, не люблю я возиться во всём этом дерьме.

— А кто любит? — чуть не расплескав вино, махнул рукой император. — Алексей? Я тебя умоляю, дай ему волю, он на Селигер впереди собственного визга убежит или в горы, куда не каждый альпинист забраться сумеет. Думаешь мне приятно работать ассенизатором? Позволь тебя разочаровать. Теперь этот котёл с отборным гуано такой же твой, Паша, как и наш. Привыкай, коль влез в политику, учись ходить по дурно пахнущей субстанции не испачкав ног.

— Да уж, удружили, — сделал изрядный глоток владелец очков, он же Павел Николаевич Горин, он же новоназначенный и утверждённый Думой и во всех инстанциях Канцлер Российской Империи и друг детства венценосной особы. — Я же экономист и хозяйственник, меня эти политические акулы без соли и перца слопают.

— Нам сейчас злобствующего политикана в кресле Канцлера как раз и не хватает, — ядовито выплюнул император. — Был один до тебя, жаль не сдох. Для всех ты компромиссная фигура, не принадлежащая ни одному из политических лагерей, пусть так и остаётся. С другой стороны, у тебя развязаны руки, можешь работать без оглядки на думскую стаю, здесь я и Алексей тебя прикроем, я полаюсь с пустобрехами в своё удовольствие, он попугает кого нужно заплесневелыми папками из покрытых пылью шкафов. А работы непочатый край и гора сверху. Времени на раскачку нет абсолютно, так что впрягаться и пахать от забора и до заката.

Пригубив вина, император потянулся к журнальному столику, на стеклянной поверхности которого покоилось несколько обычных канцелярских папок из плотного картона. Подхватив одну из них, император протянул её канцлеру:

— Почитай, тут немного.

Несколько минут канцлер шелестел листами с текстом, набитым на обычной печатной машинке, а не распечатанном на современном принтере. Закончив чтение документов, он вернул папку хозяину, который взвесив её на ладони, небрежным взмахом руки отправил в камин. Голодное пламя начало сразу же жадно облизывать скукоживающийся картон.

— Чудовищно! — выдохнул канцлер.

— Реал политик, как говорят наши оппоненты. У нас есть месяца три, от силы четыре, на большее я бы не рассчитывал. Сейчас они выводят деньги и перенацеливают финансовые потоки. Инвестиции в фармакологию бьют рекорды.

— У меня не укладывается в голове, — сверкнул очками канцлер. — Вирусы с модусом генетической избирательности. Они совсем с ума сошли? Нельзя так!

— Запад проигрывает Востоку, точнее Азии. Слишком большой разгон набрали молодые драконы, а джентльмены, как тебе известно не хуже нас, меняют правила, если не могут выиграть по старым. Так что можешь поверить, именно так и будет. Сдохнет пара десятков миллионов азиатов или пара сотен, никто из больших денежных мешков не расстроится, а то, что зараза перекинется и к ним, и к нам, так они уже будут готовы заработать на смертях и таблетках с вакцинами, торгуя последними оптом и в розницу. К тому же наши аналитики второй месяц сигнализируют о начавшейся информационной атаке на Индонезию и Китай. Обвинения их во всех грехах и прущей из трущоб заразе сыпятся чуть ли не из каждого утюга. Мол, жрут всё, что шевелится, вот и заражаются то мышиным гриппом, то свиной лихорадкой, так что посев очередной гадости, выращенной в лабораториях янки, спишут на китайцев или индийцев с индонезийцами. Найдут крайних, поверь. Только они ошибаются, как мне докладывали, подобная зараза не разбирается, белый ты или чёрный в жёлтую полоску. Зацепит всех.

— Но, — канцлер хотел добавить что-то ещё, но замолчал, обдумывая что-то в голове. — Ты же не зря меня ознакомил с бумагами. Я понимаю, почему мы ещё не кричим на весь мир, нам просто никто не поверит, а доказательства только косвенные или высосанные из пальцев прогнозы аналитиков и бабушек-провидиц из Тринадцатого отдела. Не густо для заявлений с высоких трибун. Понимаю, что подчинённые Алексея Сергеевича глубоко и плотно копают в данном направлении, чтобы косвенные свидетельства заменить на прямые, но процесс это не быстрый и связан с определённым риском. Что требуется от меня?

— Максимально минимизировать потери, — ответил император. — Человеческие, финансовые. Любые! Когда разразится кризис и пандемия у тебя, как у Канцлера, будут чрезвычайные полномочия на введение самых жёстких, даже жестоких мер. Готовься заранее, что тебя проклянут все сверху до низу. Минздрав, химфарм и прочие профильные министерства перейдут под твоё ручное управление, так что загодя подумай об исполнителях. Не забывай о промышленной и продовольственной безопасности. Хотя здесь меры уже принимаются. Под прикрытием большого падежа крупного рогатого скота от ящура мы закупились мясом в Аргентине и курятиной в Бразилии под сурдинку птичьего гриппа. Через кучу посредников выбрали на рынке всю свободную баранину и свинину, все склады в мерзлоте забиты, даже пшеницу не экспортируем, но ты сам понимаешь, это капля в море. Сейчас Алексей даст тебе несколько бумаг на подпись. Да-да, пресловутые тридцать лет расстрела без права помилования за разглашение только слухов, что ты где-то что-то слышал. Без формальностей никуда. Исключений нет даже для друга детства, тем более для всех мы как поссорились в школе, так до настоящего времени не помирились.

— Есть что покрепче? — допив вино, спросил Павел Николаевич.

— Коньяк, виски, водка? — иронично ухмыляясь, уточнил император.

— Коньяк… нет, плесни водки, сделаю вид, что нажрался. Господи, куда я влез. Наверняка у нас тоже есть что-то похожее, не может не быть. Вы понимаете, что это война? Другими средствами и методами, но суть от этого не меняется.

— Понимаем, чай не дурнее паровоза, — едва ли не впервые за весь вечер отозвался директор СИБ. — Только я предлагаю считать это не войной, а проверкой на прочность.

— Ты дышишь неправильно, понимаешь?

Горячая и сухая, будто раскалённый песок пустыни, ладонь Пенга или же Петра Ли легла на солнечное сплетение Владимира.

— Медленно и глубоко надо, будто воду носом пьёшь. Лёгкие должны наполняться снизу — от диафрагмы и желудка, как вода наполняет кувшин…

Не открывая глаз, Владимир слушал вкрадчивый голос учителя.

— Всему я тебя обучить не смогу, настоящему искусству чженьцю[53] обучаются семь лет…, - Пётр кругом обошёл ученика, замершего на циновке в полумедативном состоянии. Сухие пальцы коснулись шеи и подобно пальцам пианиста-виртуоза пробежались от плеч до затылка. — Голову держим ровно и дышим носом… Медленно… Джен начал учёбу в десять и до сих пор постигает тайны искусства иглоукалывания, а ты хочешь уложиться в несколько месяцев… Я не волшебник, как ты понимаешь, но общее направление постараюсь дать. Дальнейшее зависит от тебя, хотя я рекомендовал бы задержаться здесь на два года, а не до лета. Носом…, дыши носом, медленно, будто втягиваешь аромат прекрасного цветка, наслаждаясь каждым нюансом медового вкуса. Выдыхаем ртом. Я вижу, что ты знаешь о техниках дыхания, видимо где-то читал (Владимир благоразумно промолчал о своих источниках знания, упоминать Ведагора он посчитал излишним), но знать и применять несколько разные вещи…

На кухне звонко загромыхала посуда, переставляемая с места на место кем-то из домочадцев и, судя по лёгкой поступи ног, доносившейся оттуда, либо Джу закончила с уроками и взялась за готовку, либо Вера Михайловна, жена Петра, решила отдать дань искусству кулинарии, но учитель, несмотря на нарушение тишины, не прерывал лекцию и занятие.

— Запомни, правильное дыхание — это один из столпов человеческого здоровья, с его помощью можно избежать десятков болячек и хворей и ещё столько же излечить. Ты лучше меня знаешь, насколько важно правильное дыхание, кросс на десять километров в полной выкладке тому порукой. Вспомни, как ты задыхался в самом начале и окрики унтера, что хворостиной придавал вам мотивации… Правильно поставленное дыхание — это то, с чего начинается любое обучение. Так учили меня, так учу я. Спокойное правильное дыхание успокаивает нервы и убирает дрожь в руках. Что может быть нелепей мастера чженьцю с дрожащими руками записного алкоголика? Как он будет управляться с иглами и куда колоть? Смешно и печально одновременно. Знаешь ли ты, что, тренируясь дышать носом днём, ты и во время сна будешь им дышать. Твой сон станет спокойным и тихим, и крыша твоего дома на развалится от могучего храпа и трясущихся стен. Храп же приходит через рот.

Тихо зашелестела одежда, энергетический контур человека, просвечивающий даже сквозь сомкнутые веки, опустился вниз напротив Владимира, приняв такую же позу для медитации как у него.

— Тысячу лет назад мастер Ван Вей-и изготовил бронзового манекена и создал «Атлас бронзового человека». Только вдумайся, тысячу лет назад! — Пётр замолчал, думая о чём-то своём, Полыхнув зеленоватым цветом в энергетическом восприятии, он продолжил. — В нашей семье столетиями хранили рукописные копии труда Великого Мастера. Знания всегда ценились высоко, — Петр медленно втянул воздух, — а почему, знаешь?

Владимир молчал, с первого дня Петром было заведено правило без разрешения во время занятий не говорить. Вопрос прозвучал, а разрешения выражать личное мнение нет, поэтому уста ученика по-прежнему были затворены.

— Я догадываюсь, о чём ты думаешь и должен отметить, твоя мысль движется в правильном направлении. Искусство дженьцю всегда было обоюдоострым мечом. Поставить иглу или ткнуть пальцем в одном месте — вылечить человека, сделать тоже самое в другом и можно превратить его в калеку, пускающего слюни или подвергнуть изощрённой пытке и страшной смерти (Владимир мысленно хмыкнул, куда тыкать он знал не понаслышке, но учителю лучше не знать о столь интимных подробностях). Прадед знал это как никто другой и один наследный бо[54] хотел руками моего предка устранить мешающего ему человека при дворе, но предок отказался, так как был многим обязан тому человеку. Бо разгневался и предку пришлось бежать на север к лаоваям[55], строившим железную дорогу, где он нанялся работать носильщиком-кули. Слугам бо даже в головы не пришло искать мастера дженьцю и матёрого убийцу среди кули. А потом в Китай пришли гоугуожень[56] и не стало ни бо, ни его врага. Гуйцы[57] убили всех, а предок остался здесь. Да, сохранилось не всё, многие записи и знания оказались утеряны во время войн. В пограничье и в мирное время льётся кровь, а тогда тут «резвились» все, кому не лень, пока Стальной канцлер не навёл порядок. Что ж, ученик, вижу, способ и умение глубокого дыхания ты освоил, сейчас я покажу тебе технику и научу смотреть на собственную энергетику, для чего мы плотно займёмся медитациями. Ногу твою я подлечил иглоукалываниями, но окончательно её лечить ты будешь сам. Дженьцю, медитации, травы. Как говорят дипломированные врачи, тебе, ученик, прописывается комплексный подход.

Владимир незаметно вздохнул. А кто сказал, что будет легко? То-то и оно! Вроде бы за плечами есть опыт множества поколений предков, но опыт тот оказывался по большей части умозрительным, если не брать в расчёт некоторых ярких личностей вроде Ласки, Ведагора и старого травника. Как выяснилось, практика являлась критерием истины, а с нею по некоторым направлениям существовал конкретный напряг. Из снов Владимир помнил краткие эпизоды обучения арабского предка-ассасина, но на себе эти техники не применял, так как подробности оказались скрыты совсем не фрагментарными лакунами. Семьсот семьдесят семь потов сойдёт до того, как вытащишь из памяти какую-нибудь деталь, да и то полезность некоторых из них сомнительна. К примеру, Владимир ненароком вспомнил, что Коран состоит из ста четырнадцати сур и самые длинные находятся в начале Книги, а сами суры состоят из аятов. По мере чтения Книги суры становятся короче и включают в себя всё меньше стихов. Скажите, как в повседневной жизни может пригодиться информация подобного рода? Пока никак.

Как-то бездумно сидя после сеанса иглоукалывания перед телевизором в снимаемом у казаковской вдовы Авдотьи Черниковой доме, он поймал себя на мысли, что понимает слова перекрикивающихся иранцев из выпуска новостей. Почесав кончик носа, Владимир отложил на ближнюю полку решение оказией проверить знание фарси и арабского, ибо в первой части новостного блока говорили на фарси, а во второй на арабском. Зато яды он может варить едва ли не на коленке. Умение специфическое и распространяться о нём не рекомендуется, но закладку в голове держать стоит. Предки оказались доками в искусстве тихого умерщвления, как и в умении перехватить шею шёлковым шнурком или острым клинком. Некоторые из них оказались мастерами в плетении ловушек духов из волос невинных дев, да и сам Владимир мог прогнать злого духа или призвать домового. После недолгих медитаций выяснилось, что напустить хворь и недуг проще пареной репы, а колдуны Вуду в некоторых аспектах колдовства чуть ли не сопливые младенцы в сравнении с белобородыми скандинавскими и славянскими жрецами языческих богов. Тот же Ведагор иногда «баловался» призывом Морены, сводя под корень целые семьи и рода. Волхв и жрец языческих богов не сдавался без боя. Он же владел уникальным даром исцеления наложением рук

По прилёту на Дальний Восток кавалера сразу двух орденов с почётом проводили из Корпуса в лице родной заставы. Конечно, местные отцы-командиры были крайне недовольны решением столичного командования, но в данном случае взяли под козырёк и с приказом не спорили. С разрешения командиров Владимир организовал фуршет для всей заставы в столовой, продолжившийся в арендованной баньке в Есауловке для «избранных». В бане были все свои, так сказать, там же к Владимиру подкатил Трофимыч, предложивший заключить краткосрочный контракт. Пусть унтер-офицер ныне не строевой, только это абсолютно не мешает ему поработать инструктором у зелёного пополнения. Метать лопатки и стрелять хромота не мешает, да даже с костылём Огнёв любого в лесу на раз обставит, неплохо бы с молодняком да старшими товарищами опытом поделиться, тем более не за бесплатно. Когда Владимир озвучил планы набиться в ученики к Петру Ли, Трофимыч, подкрутив ус, пообещал содействие. «Старая узкоглазая образина» оказалась много должна одному казаку, который обещает скосить ей долг, по крайней мере половину.

Владимир про себя усмехался, Горелый везде успел прорости связями. В столице он пернатым гоголем очаровывал молодую гоф-фрейлину из окружения императрицы. Несмотря на значительную разницу в возрасте и в социальном положении, крепость Дарьи Усовой на третий день выбросила белый флаг и только наличие рядом великовозрастной дочери не позволило казачине «подписать с дамой капитуляцию». Впрочем, Трофимыч и Дарья, за два дня сделавшая невозможное и решившая все проблемы с усыновлением и удочерением Антона и Маши, расстались хорошими друзьями… Дружба дружбой, но прямой выход на окружение Её Величества казак заимел.

Так и крутился Владимир, словно уж на сковороде, мотаясь с заставы в Казаковку и обратно. В деревне его плотно «окучивал» учитель, на заставе он спускал пар на новобранцах и отданных ему в обучение стрелках и унтерах. В целом ничего необычного, если не обращать внимания на сгущавшееся в воздухе напряжение…, да ещё прибавила забот Катя, словно заблудшая кошка, подобранная Петром и Владимиром на пустом перроне Есауловки с размазанными по щекам слезами и крохотной дочкой Василиной на руках. Из-за Кати Владимиру пришлось несколько раз съездить в Харбин.

— Подобру, по-зравичку тебе, гой еси добрый молодец!

На солнечную завалинку у столовой, на которой Владимир разместился с нехитрым скарбом, опустились Горелый и Синя.

— И вам не хворать, дедушки, — отложив в сторону сапёрную лопатку, Владимир кивнул друзьям-сослуживцам, взглядом указав приставленным к нему в помощники молодым стрелкам-новобранцам, чтобы те занялись делом где-нибудь в сторонке. Разговоры старших командиров не для их лопоухих ушей. Благо парни оказались понятливыми, мигом свинтив до беседки-курилки.

— Ничего себе, ты видел, как он их выдрессировал, Синя? — крякнул казак.

— Угу, — осклабился Олег, — даже завидно. Тут пока некоторых особо тупых экземпляров по кумполу кулаком или хворостиной по заднице не приголубишь, он не понимают, а нашему Огоньку одного взгляда хватает, чтобы даже у самых упёртых дуболомов штаны потяжелели. Любо-дорого смотреть, как Митрохин на полусогнутых ногах бегает. Научи, а?!

— Нет ничего проще, — Владимир достал из нагрудного кармана длинную коробочку с иглами. — Я пообещал вогнать одну такую Митрохе повыше поясницы, после чего он всю жизнь на подгузники для взрослых работать будет.

— Сурово! — хохотнул Синя. — Одолжи иголочки на денёк, я зелень постращаю.

— Без проблем, — кивнул Владимир.

— Что, и ничего даже не попросишь взамен? — Синя переглянулся с Трофимычем.

— Тю-у, как ты мог так хорошо обо мне подумать? — вернул оскал Владимир. — Бесплатно у нас только кошки плодятся, а вы, друзья мои лепшие, поведайте мне, что у нас творится.

— А что творится-то? — сыграл дурачка Трофимыч.

— Трофимыч, фу, как некрасиво! — рассекая воздух, отточенная лопатка впилась в дерево столба, вертикально врытого в землю в десяти метрах от завалинки. Взгляды Сини и Горелого прикипели к мелко дрожащему черенку лопатки. — Ты мне горбатого не лепи! Я при штабах не обитаюсь, но глаза имею.

Вторая лопатка из кучки, сложенной у ног Владимира, вонзилась в столб на палец выше товарки.

— Погранотряд и нашу заставу усилили, увеличив списочный состав почти вдвое. Прибавь сюда группу операторов беспилотников с коптерами и роту бэтээров, которых у нас отродясь не было, про десяток дополнительных квадриков с крупняками я уже не говорю. Усиленные блокпосты на всех дорогах, армейские транспортники в небе, а за Есауловкой и в Харбине полевые госпитали разворачивают, да и в нашей медсанчасти персонала добавилось и новых коек понаставили

Третья лопатка повторила маршрут первых двух, глубоко войдя в сухую древесину.

— Трофимыч, ты по-прежнему станешь брехать, что ничего не происходит? — четвёртая лопатка встала в строй к предыдущей троице. Владимир открыл пенал, достав из него длинную иглу и, под взглядами пары глаз, словно фокусник, начал крутить её между пальцев — Колись, Трофимыч, или мне пообещать тебе то, что я обещал Митрохину?

— Трофимыч, — сглотнул Олег, — если ты ему не расскажешь, я сам всю подноготную выложу! Никому не говорите, только у меня что-то ноги сами собой подкашиваются, и я понимаю Митроху!

— Учись, Синя! — рассмеялся казак, которого впечатлила разыгранная сцена. — Полевой допрос во всей красе, он ещё никого потрошить не начал, а люди готовы душу облегчить и в очередь на исповедь записаться.

— Трофимыч, не тяни резину, у меня терпение не бесконечное.

— Ладно-ладно, остынь, не в бане паришься, — пошёл на попятный казак, — границу перекрывают, вот что происходит.

— Да ты что?! — картинно вздёрнул брови Владимир. — А я, глупенький, не заметил. Трофимыч, не зли меня.

— Уже боюсь-боюсь, — улыбнувшись, показал ладони казак, — там, за полосой, братцы, хрень всякая происходит. По новостям бают о вспышке в Китае нового штамма гриппа, но я, давеча, в Харбине свёл беседу с одним знакомцем из белых халатов, так тот поёт о новой заразе, шо ни разу не грипп и шо вакцины от неё нет. Так-то, братцы. Мне в Харбине другие знакомцы по секрету напели, что в южных провинциях Китая все больницы и госпиталя забиты, люди мрут, как мухи, но власти боятся вводить чрезвычайное положение чтобы не провоцировать панику. Правительственные районы и военные базы у них перекрыты наглухо, солдатики стреляют без предупреждения, а трупы сжигают.

— Охренеть, — высказал общее мнение Олег Синцов, которому тоже не были известны нюансы, о которых поведал казак.

— Ага, — сплюнул в снег Трофимыч.

— Понятно, — протянул Владимир.

— Что тебе понятно? — шмыгнул носом Олег.

— Догадайся с одного раза, куда попрут беженцы и что они принесут вместе с соплями. Госпитали не просто так разворачивают и врачей нагнали. Я так думаю, на севере вторую линию кордонов формируют. Видимо наши власти заранее готовятся и решили не надеяться на вечный русский авось. Армейские «кашалоты» последнее время хуже навозных мух разлетались. Помнится кто-то жаловался на малое количество стрельб. Готовься, Синя, скоро настреляешься.

— Сплюнь! Думаешь, дойдёт…

— Глаза разуй! — перебил Олега Владимир. Синя повернулся к Трофимычу и нарвался на жёсткий колючий взгляд, оборвавший всякое предположение о шутках и розыгрыше. Шутками здесь и сейчас не пахло. — Мне штабные с утра намекнули в канцелярии о подписании долгосрочного контракта на год, а желательно на три. Краткосрочный трёхмесячный никто продлять не станет несмотря на все ордена и заслуги перед отечеством. О чём это говорит? А говорит оно о закручивании гаек и о том, что всякие «левые» товарищи становятся лишними. Очень скоро начнутся серьёзные дела, а я тут как не пришей рукав, поэтому я дослуживаю ровно до понедельника и адью на вольные хлеба. Конечно, всю границу перекрыть пупок надорвётся, но этого не требуется, по тайге не каждый попрётся, тем более зимой, но смельчаки найдутся и не все они будут покладистыми и с палками против тигров.

— Володя прав, — прикусил ус Трофимыч, — люди побегут и некоторые из них с оружием, тут к бабке не ходи. Среди баб и детишек много паршивых овец затешется, поэтому к нам национальную гвардию перебрасывают, там бойцов специально обучают работе с гражданскими беспорядками. Ладно, ещё ничего не началось. Может быть, в Москве дуют на воду, зря суетиться только нервы портить. А ты, Володя, что решил с контрактом?

— Долгосрочный подписывать не стану, я же сказал, сами знаете мои обстоятельства, тем более мне тут одна птичка в клювике информацию принесла о переводе на казарменное положение со следующей недели, а мне ещё с Катькой до конца разобраться надо.

— Как же, слыхал я о Петре. Расскажи, что за горемык вы с ним подобрали, — Трофимыч хлопнул меховыми перчатками по бедру. — Идём в столовую, перекусим, заодно расскажешь о вашей «подобрышке». Эй, стрелки, приберитесь тут, — махнул рукой казак, подзывая помощников, смолящих сигареты в беседке. — Шевелитесь!

В столовой было тепло, уютно и вкусно пахло борщом и мясными котлетами. Разместившись в дальнем углу офицерского зала, друзья сначала предались чревоугодию. Заморив червячков, Трофимыч с Олегом принялись поторапливать Владимира взглядами, жалостливыми глазками вытягивая того на откровенность.

— Так что там за девица у нас приблудилась? — первым не выдержал Синя.

— Катя Лемехова, — Владимир приложил салфетку к губам, — её свекровь хочет со свету сжить. Не хмыкайте, поверьте, я знаю, о чём говорю. Помолчи, Олег, дай с мыслью собраться.

Владимир не стал рассказывать об обстоятельствах знакомства на пассажирском перроне Есауловки с замёрзшей заплаканной девицей с малышкой на руках. Незачем мужикам эта информация, он лишь краем упомянул о порче, которую разглядел на молодой женщине и её дочери, умолчал и о том, что порча и не порча вовсе, а натуральное, осознанно наведённое проклятие. Олег порой недоверчиво хмыкал, а Трофимыч, то и дело бросающий на Владимира странные задумчивые взгляды, был предельно серьёзен.

В десять лет Катя осталась сиротой и до совершеннолетия воспитывалась бабушкой, которая заменила ей отца и мать. Выиграв государственный грант в выпускном классе, Катя после окончания школы по госпрограмме поступила в Харбинский торгово-промышленный колледж, где познакомилась с Михаилом Пряхиным, положившим взгляд на скромную миловидную девушку. Высокий и обходительный ухажёр с приятной брутальной внешностью красиво ухаживал за девушкой. Дарил цветы, водил в кафе и кинотеатры, покупал милые подарки. Никто из подруг и одногруппниц Екатерины не удивился, когда она и Миша объявили себя парой. Больше всех радовалась баба Лена, мечтавшая пристроить единственную родную кровиночку в хорошие руки мужчины, за спиной которого внучка будет как за каменной стеной. Молодые начали планировать скромные торжества, до которых баба Лена, к сожалению, не дожила, отойдя в мир иной за два с половиной месяца до назначенного дня свадьбы. Странно как-то отошла, ведь она и не болела вовсе, до последнего дня занимаясь домашними делами и возясь в огороде. Здоровья у бабушки хватало на трёх молодых девиц. Сердце не выдержало, как сказали врачи, хотя и на сердце баба Лена никогда не жаловалась.

Большой рубленый дом с водопроводом, канализацией и приусадебным участком баба Лена давно отписала внучке. Отгоревав, Катя не стала откладывать свадьбу, пойдя под венец с Михаилом. Катя тогда не подозревала, что день свадьбы станет днём конца её светлой жизни, в которую вошла Акулина Семёновна, мама Михаила и Катина свекровь, вместо матери ставшая натуральной свекоброй, пилившей Катю за любую провинность, мнимую ли или настоящую. Михаил, окончивший колледж, устроился на работу вахтами месяц через месяц. Вот тогда Кате жизни совсем не стало, свекобра следила за каждым её шагом, заставляя сноху бросить колледж, но Кате хватило ума не бросать учёбу, а получить специальность, благо Михаил хорошо зарабатывал, и молодая семья не испытывала нужды в деньгах. Но дальше случилось то, что случается в тех случаях, когда молодожёны не спят в разных кроватях. Однажды Катя почувствовала себя плохо. Её тошнило, запахи раздражали… Оставшиеся месяцы беременности пролетели будто в бреду, Катя не помнила, когда и как свекровь практически переселилась в её дом и стала вести себя там по-хозяйски. Миша по-прежнему работал вахтами, практически не вникая в дела семьи, а мама его пела в уши сына курским соловьям на зависть или куковала, перекуковывая ночных кукушек. Сноха с младенцем на руках крутилась почище белок в колесе, успевая и дом вести и ненавистной свекрови помогать, а Миша с каждым возвращением становился чужее и чужее, пока однажды не обвинил Катю в измене, указав, что дочь совершенно на него не похожа. Мелкая и хилая, постоянно болеет, да и сама Катя превратилась в чучело — ни рожи, ни кожи. Свекровь лишь злорадно ухмылялась из-за спины сына и согласно кивала на обвиняющие речи, к тому же непостижим образом дом бабы Лены оказался записан на Михаила, и Катя в нём живёт на птичьих правах. В тот момент у Кати в голове даже мысли не возникло, что её жестоко обманывают. Как Михаил мог стать владельцем дома, если она никаких бумаг не подписывала? Девушка была морально раздавлена предательством единственного близкого человека и не хотела жить. Последней каплей стала встреча с мужем на улице у выхода из детской поликлиники. Довольный жизнью Михаил радостно вышагивал с какой-то яркой девицей под ручку, под другую руку девицу поддерживала мило улыбающаяся свекровь. Катины глаза заволокла пелена отчаяния. Очнулась она уже в поезде с хнычущей дочкой на руках…, а после её, выпрыгнувшую из вагона на какой-то мелкой станции и ревущую в три ручья, нашли Петр Ли и Владимир.

На последней сцене повествование пришлось прервать из-за вестового, явившегося по душу прапорщика Синцова, которого срочно вызывали в штаб заставы. Взяв ещё по компоту и по пирожному, Трофимыч с Владимиром вернулись за стол.

— А почему ты сказал, что девчонок сводили в могилу? — задал невинный вопрос казак.

— С того, что, расспрашивая Катю, я зацепился за её оговорки о бабушке, с которой она бегала советоваться на кладбище, ведь никого близкого у неё не осталось, вот она и проводила время на могилке бабули. Душу изливала, советы просила. Там, если разобраться, к мысли сходить на погост её каждый раз подводила свекровь. Беременная, на кладбище… Ты можешь себе представить такую глупость? — распалялся Владимир. — Немудрено, что Катя подцепила дух мертвяка, сосавший силы с неё и ещё нерождённого ребёнка.

— Б**дь! — совсем нецензурно выругался казак.

— Только понимаешь, Трофимыч, так просто мертвяки тоже не цепляются, если их специально не направлять.

— А ты откуда знаешь? — пригладил чуб казак.

— Знаю, — односложно ответил Владимир.

— Ты поэтому в Харбин ездил?

— Да, поглядел на свекровь и бывшего муженька Кати. Он, кстати, ещё месяц назад умудрился развод оформить. Походил вокруг, посмотрел. Домишко у девушки очень приличный и участок хороший, понимаешь о чём я?

— Мрази позарились на имущество сироты?

— Да. И не только они. Я бы даже сказал, что в основном не они, но Мишу и его маму это не оправдывает нисколько. Бабка Колыванова, местная ведьма, что под знахарку маскируется, давно себе домик присмотрела, она и Пряхиной на уши плотно присела, уговорив на долго играющую авантюру. Я кинул в ящик полиции анонимную записку, с вопросом, мол, куда Пряхины сноху дели? Не закопали ли часом? Думаю, мразям ныне весело, если можно так сказать. Я соседей аккуратно поспрошал, околоточный и городовой Катю и бабу Лену хорошо знали, поэтому безучастными не останутся. А ведьму надо бы плотно взять за глотку, тёмный шлейф за ней нехороший тянется. Такие умирают долго, даже с разобранной крышей, чтобы дух отлетел, да и то не сдыхают зачастую, а поганят землю своими проклятыми душонками, превратившимися в полтергейстов. Именно она мертвяками балуется и Катину бабку свела в могилу. След на кладбище и у дома очень характерный, скверной так и смердит, а у меня к таким тварям в человечьем обличии прямо генетическая ненависть. Ладно врага извести или вендетту объявить — это одно, а ради наживы и забавы? Тьфу! Меня корёжит прямо. Свекровь, наученная Колыванихой ничем не гнушалась. Кладбищенскую землю на порог сыпала, гвозди забивала, иглы под наличники втыкала и на кровь дрянь всякую заклинала. Я вокруг дома потоптался немного, все следы нашёл. Дрянь всякую свекровка сейчас убрала, ведь любимый Мишенька в домике обитает, но последствия ещё ощущаются. Дура-баба, не знает, чем ей это откликнется. Как и чем Колываниха свела Катину бабку в могилу, не ведаю, предполагаю лишь, способов вагон и маленькая тележка, своими руками или через кого другого, скорее всего грех на какого-нибудь дурака или дуру скинула, дабы на себя его не вешать и дополнительной меткой скверны не обзаводиться, но только дух старушки она к живой внучке насильно привязала, а смерть потихоньку утягивает за грань, поэтому Василина была такая болезненная и Катя из красавицы в узницу концлагеря превращаться начала.

— Была? В смысле были? — уточнил Трофимыч.

— Да, есть способы упокоить духа, даже присосавшегося к живому, — не стал скрывать Владимир. — Я травник, правда кроме трав я ещё кое-что знаю и умею. Пришлось постараться и ради благого дела в Харбин пару раз на выходных скататься. Сейчас обе девчонки на поправку пошли, Петр нарадоваться новой помощнице не может, да и сынок его старший, правда это другая история и не наше собачье дело в чужую жизнь со свиным рылом соваться. Думаю, всё у Кати сладится. Откат на свекровь и на Колываниху полетит, но я ведьмой хочу более плотно заняться и выкорчевать скверну, тем более к ней домой очень мутные личности азиатской и европейской наружности захаживают. Не наши они. Я с отводом глаз наведался к ней в гости, посидел на лавке под скрытом. Трофимыч, ты сможешь себе командировку в Харбин организовать и кого-нибудь из знакомцев подключить? Работать лучше с усилением. Ведьму надо колоть, чует моё сердце, чем раньше, тем лучше. Понимаешь, Трофимыч, предчувствие нехорошее меня гложет, как тогда на тропе, а я привык доверять чуялке.

— Володя, ты совсем обалдел или головой повредился на морозе, как ты себе это представляешь? — воровато оглядевшись вокруг встопорщил усы казак, но кроме их за столиком в зале никого не было. Обед давно закончился.

— Трофимыч, не разочаровывай меня, — перешёл на проникновенный шепот Владимир, подавшись к казаку. — Ты ещё скажи, что не работаешь в одной интересной конторе.

Громко звякнула упавшая на пол вилка.

Они не успели. Владимиру никто ничего не рассказывал, но «контора», в которой подвязался на полставки Трофимыч, протянула время и сработала не очень чисто. Грязно сработала, чего уж тут говорить. Скорее всего против спецслужбы сыграло то, что её местечковые боссы решили хапнуть себе все сливки, забыв о делёжке и подчистке хвостов. Закономерным образом произошла накладка, так как инициатива оказалась не согласована со смежниками. В итоге одно наложилось на другое, и незваные гости выскользнули из ловушки, наглухо положив несколько оперативников и привлечённых к операции полицейских. Ищи теперь ветра в поле.

Бабка Колываниха выскользнула сухой из воды. Да, ходили к ней такие, она не отрицает и готова добровольно сотрудничать со следствием. В знак доброй воли она дала достаточно подробное описание искомых лиц — ироды, душегубы, а с виду такие приличные люди. Нет-нет, ни о чём таком они с нею не разговаривали, а она клиентам в душу стараетсся не лезть. Много ли раз были? Раза два или три захаживали, командированными сказывались, она-ж таки ведунья, заговоры на них от лихоманки, сглаза и чёрного ока накладывала, а то, что не единожды к ней приходили, так и она не в полную силу работала. Господа оказались денежными, вот она их и «доила» в меру сил и таланта. Скажете, другая или другие поступили бы иначе? Три раза «ХА»! Другие раздели бы олухов до нитки! Нашли, понимаешь, на старости лет святую простоту.

Колываниху помурыжили три дня, потаскали на допросы, но за отсутствием состава преступления, отпустили с миром, взяв с бабки несколько строгих подписок.

Владимира дёрнули в Харбин когда всё уже было кончено. Почти конспиративная встреча с казаком состоялась в кафе на окраине города в отдельной кабинке, где Трофимыч, пряча виноватый взгляд, скупо описал сложившуюся ситуацию. Компанию сотнику составлял седой как лунь горбоносый кавказец лет пятидесяти-шестидесяти на вид с густющими бровями и ухоженной бородой, в снежной белизне которой изредка попадались рыжеватые волоски.

— Маккхал, — что-то сказав Трофимычу на резком гортанном наречии, коротко представился седовласый, продолжая сверлить Владимира холодными серо-льдистыми глазами, но тому хмурые поглядушки были что с гуся вода. Что-то решив про себя, Маккхал хмыкнул и оставил мысленное расчленение молодого пограничника, теперь в его взгляде сквозил интерес.

Перед встречей Владимир успел наведаться по адресу проживания Колыванихи и пройти мимо её дома, причём застать бабку в огороде, где она чистила лопатой заваленную снегом короткую тропку до «домика задумчивости». Бодренькая старушка с лопатой наперевес… Вышагивая вдоль забора ведьмы, Огнёв успел сделать несколько неприятных выводов…

— Владимир, — точно также опустил политесы Огнёв, сразу же перейдя к главному. — Обкакались, Трофимыч?

Седовласый кавказец было дёрнулся что-то сказать колкое или едкое в ответ, остановив порыв от одного едва уловимого жеста казака.

— Нехорошо получилось, — обтекаемо подытожил Горелый, по-прежнему одним взглядом затыкая напарника. — Колываниха тоже выкрутилась.

Владимир задумался, озвучивать свои мысли с выводами или нет, в итоге решив, что хуже не будет, ведь один он задуманное не потянет абсолютно.

— У тэбя ест что сказат? — нарушил тяжёлое молчание Маккхал, развитым внутренним чутьём поняв, что пестрожопый щегол, как он думал поначалу, отнюдь не прост и не зря старый казак чуть ли не стелется перед молодым пацаном с колючими глазами старого душегуба.

— Бабка обвела вас вокруг пальца, — обронил Владимир под синхронно вздёрнутые брови Маккхала и Трофимыча. — Она передала дар.

— Чито она сдэлала? — подался вперёд кавказец.

— Ведьма передала дар, она пуста, как барабан, — раздельно, как несмышлёнышам, начал объяснять Владимир. — А судя по тому, что старуха живее всех живых, дар приняли добровольно и осознанно.

— Вэдмы пэрэдают дар пэрэд смэртью, — проявил познания Маккхал, Трофимыч же в этот время что-то лихорадочно просчитывал в голове.

— Либо со смертью, — кивнул Владимир, — с чьей-нибудь смертью. Невинной душой, принесённой в жертву. Грязи на бабке по-прежнему столько, что за сто лет не отмыть, она смердит миазмами, но скверны и колдовской силы больше нет. Так, жалкие остатки, я это чувствую. О чём это говорит?

— О чом? — толстые ногти пятерни Маккхала подобно когтям коршуна скребанули по столешнице.

— Колываниха скинула дар. Скорее всего возле неё кто-то крутился не так давно. Может быть какая-нибудь молодая девчонка или не молодая, но доверенная? Просто так силу тоже не передашь, требуется соблюсти несколько условий, тем паче дура с улицы её тоже не примет, надо обладать какими-никами зачатками для подобного. Я так думаю, что залётные господа в основном контактировали не с ведьмой, а с её приемницей. Трофимыч, можешь тряхануть связями?

— Не надо ничем трясти, — отмерев, хрипло пророкотал казак. — Догадываюсь я, кому старуха могла передать дар. Маккхал, помнишь ряженую? — Кавказец смежил веки. — Так…

Протарабанив пальцами по столу, Трофимыч повернулся к Владимиру:

— Ты где остановился?

— Снял номер на сутки тут неподалёку.

— Ясно, будь на связи, твой телефон у меня есть, а нам надо кое-куда наведаться.

Оставив деньги на столе, Трофимыч с Маккхалом степенно, внешне неторопливо вышли из кафе и запрыгнули в припаркованный на стоянке неприметный автомобильчик.

— Дурак ты, Трофимыч, — качнул головой Владимир на столь явное недоверие к го персоне.

Нет, к словам и выводам Огнёва старый казак прислушался и принял их за аксиому, не требующую доказательств, а действовать решил самостоятельно, не привлекая лишних людей. Ох, темнит Трофимыч, как бы ему это боком не вышло.

Мобильный телефон зашёлся в трясучке входящего вызова ближе к одиннадцати вечера. На экране устройства высветился номер Трофимыча.

— Это Маккхал звоныт, — гортанно поведала трубка голосом кавказского кореша казака. — Горэлого подстрэлыли. Он в госпиталэ. Подъезжай по ызвэстному адрэсу.

Известный адрес. Владимир ненадолго задумался, какой адрес имел в виду Маккхал. Хм-м, из всех адресов Харбина лучше всего он знает только один.

Таксист высадил Владимира примерно за километр от дома ведьмы. Остальной путь он проделал пешочком и под отводам глаз, да и такси вызывал не от гостиницы, а от «левого» кафе, расположенного в пяти сотнях метров дальше по улице. Побрызгав на одежду коньяком и прикрыв лицо шарфом, Владимир создал вид несколько подзагулявшего товарища, едущего то ли домой, то ли на свиданку с дамой сердца, главное, что ничего лишнего или запоминающегося таксист о нём сообщить не сможет. Зачем такие сложности, спросят некоторые, затем, что обстоятельства сложиться могут по-разному и лишние проблемы Владимиру ни к чему.

Перед самым домом ведьмы Владимир на несколько мгновений вышел на свет и тут же растворился в тени.

— Здэся я, — раздалось из сумрака, ожидающий Огнёва горец повторил его манёвр. — Пошлы. Дом на концэ улыцы, тута ныкого нэт.

В жарко натопленной хате обнаружились искомая старуха, молодая быстроглазая девица, крашеная под жгучую брюнетку и связанный по рукам и ногам мужчина с примесью восточной крови. Старуха и молодуха тоже щеголяли кляпами во ртах с крепкими пеньковыми украшениями на руках и ногах. От девчонки на милю окрест разило скверной, свившей гнездо в центре её живота, там, где пару-тройку недель назад или чуть больше находился вытравленный плод. Владимира аж передёрнуло от отвращения и затопившей душу ненависти. От застившей глаза красной пелены его освободила стальная хватка Маккхала, успевшего перехватить руку с зажатым в ней ножом. Не останови его горец, Владимир бы без всякой жалости расправился с девчонкой.

— Ти чыто?! — прорычал Маккхал.

— Можешь отпустить, я спокоен, — тряхнул головой Владимир, пнув девицу по ногам. — Эта тварь расплатилась за проклятый дар нерождённой душой собственного ребёнка.

Маккхал резко повернулся к молодухе. От горца повеяло такой жутью, что казалось ничто не удержит его от расправы, но старый ветеран сумел взять себя в руки.

— Мразь, — выплюнул Маккхал, присовокупив несколько непечатных выражений на родном языке.

— А это кто? — Владимир попинал метиса.

Оказалось, что пленник принадлежал к утекшей за кордон группе. Из-за ранения он остался в Харбине и залёг на дно, не придумав ничего лучше, чем отлежаться несколько дней и заявиться к мелкой твари в тот момент, когда к ней решили наведаться Трофимыч со товарищем. Обычная случайность. Звёзды сошлись, так сказать, у самой калитки. Короткая потасовка завершилась победой старых друзей, повязавших ведьмино отродье и её гостя. Правда не без потерь. В самом конце быстротечной схватки метис успел откуда-то выхватить маленький пистолет и всадить в Трофимыча две пули. Одна из них навылет прошила мякоть бедра, вторая впилась в левое плечо. На этом соревнование кистеней и огнестрела завершилось. Выглянувшая из-за двери девчонка также схлопотала свинцовой битой по голове, но не смертельно. После чего Трофимыч сам вызвал скорую помощь, отдав телефон Маккхалу, тот же споро скрутил бесчувственные тела, закинул их в машину и покинул место происшествия. Почему «старики» пошли на дело вдвоём так и осталось за кадром. Как подозревал Владимир и как подтвердилось чуть позже не всё было гладко в «Датском королевстве».

— Что это? — спросил Владимир, принимая из рук Маккхала пачку фотографий, сделанных на аппарате моментального фото.

На одной из карточек оказался изображён сам Маккхал, на второй красовался Трофимыч, на остальной дюжине снимков незнакомые Огнёву люди.

— У нэё в сумочке обнаружыл, — указал Маккхал перстом на источающую ненависть девицу.

— Где-то течёт у вас со страшной силой, — резюмировал Владимир. От бабки и девицы полыхнуло высокомерным пренебрежением. По-другому интерпретировать выражения на лицах с кляпами во ртах не получалось. Изображающий мумию мужик по-прежнему показывал потерю сознания, интенсивно грея уши. — Не иначе. А эта девушка на фото, — Огнёв повернул одну из фотографий Маккхалу, — кем тебе приходится?

— Дочь, — сверкнул глазами горец.

— Зачем тебе эти фотографии? — присев перед молодухой, Владимир освободил её от кляпа.

— А ты как думаешь? — оскалилась девица, ошпаривая парня взглядом.

— Я задал вопрос.

— Да пошёл ты! А!

Несколько длинных игл, незаметно извлечённых из пенала, вошли в точно предназначенные им места. Молодуха захлебнулась в беззвучном крике боли.

— Подумай над своим поведением, — посоветовал Владимир, оборачиваясь к пленнику. — Погрел уши, хватит! Маккхал, переверни его, пожалуйста.

Горец с трудом оторвал взгляд от извивающейся от боли девушки и сделал всё, как ему указывал молодой парень.

— Предлагаю отвечать на наши вопросы, — поиграл иглой Владимир, — разглядывая метиса с интересом энтомолога, нашедшего новый, неизвестный науке вид насекомого. — Поймите, я всё равно добьюсь желаемого, сопротивляетесь вы или нет, добровольно или под нажимом, но вы расскажете правду, только прелюдия к откровенности может быть разная, понимаете?

Крутанув ещё раз иглу, Огнёв вернулся к девице, убрав одну из иголок:

— Помнится я задал вопрос.

— Иди на…

Игла вернулась на место. Постояв над пленницей, Владимир вогнал в её тело ещё несколько игл.

— Я ей на время заблокировал дар, — сообщил он окружающим, — посмотрим, как она сопротивляется без помощи скверны. Господин в пеньковых верёвках, что вы надумали? Ой, что это я, Маккхал, не мог ли ты быть столь любезен и освободить нашего друга от кляпа.

Добровольно сотрудничать закордонный засланец отказался, сломавшись через несколько минут интенсивного допроса, подкрепляемого иглоукалыванием, причём Владимиру даже в голову не пришло стерилизовать уже не единожды использованные «инструменты», впрочем, он и без них несколько раз тыкал по болевым точкам, подталкивая пленника на откровенность.

— Вы мертвецы, — выдал тот под нажимом.

— Все мы когда-нибудь умрём? — криво усмехнулся Владимир.

— Вы сдохнете! — выплюнул метис.

— А вот теперь прошу поподробней! — с головой окунаясь в опыт Ведагора, Владимир по-хитрому перехватил ладонь пленника и начал выкручивать тому руку и так притянутую к телу верёвкой, от чего у метиса сложилось впечатление будто конечность вот-вот оторвут с корнем и мясом. Не в силах сдержать боль, мужчина заорал во всю мощь лёгких.

Откровения полились из пленника куда охотней, чем до экзекуции. Если коротко, одним из заданий группы было распыление в Харбине и его окрестностях питательного раствора, который им ещё мелкая сучка на моровое поветрие дополнительно заговорила. Старая ведьма, оказывается, не первый десяток лет получала деньги из-за рубежа, молодая преемница решила от неё не отставать. Старуха оказалась совсем не без греха, отправив в могилу несколько государственных чиновников, за что ей реально могли намазать лоб зелёнкой. Но никому в здравом уме и памяти в голову не могло прийти, что кто-то решится воспользоваться услугами потусторонних сил в шпионских играх, тем более под самым носом у противника. А в городе группу прикрывала одна чиновница из силовых структур, некогда взятая за цугундер за тайную страсть к блестящим побрякушкам и молодым мальчикам. Жаль пришлось обрывать концы.

— Что за зараза? — участливо осведомился Владимир, отложив на полке памяти факт про чиновницу в погонах и её ликвидацию. — Не китайский ли вариант?

Ответа Огнёв не дождался, растянув рот до ушей, пленник резко откусил себе язык.

— Маккхал! — Владимир моментально сорвал с крючка полотенце и схватил торчащую из печи кочергу, которую они калили специально для запугивания. — Прижигай!

Чётко выверенный удар погасил сознание врага. Нажав на челюстные замки, Владимир открыл метису рот с болтыхающейся внутри култышкой…

Наслаждаясь сценой, молодая ведьма заливалась истеричным смехом всё время, пока напарники занимались прижиганиями.

— Ненавижу, как же я всех вас ненавижу! Будьте вы прокляты! — Владимир инстинктивно сотворил незримый щит, отражая спонтанное проклятье обратно. Сонм предков за спиной неслышно хмыкнул.

Отсмеявшись, она выплюнула в лица мучителей, что лелеяла планы наложить не снимаемые порчи и смертельно затравить всех изображённых на фотографиях, которые ей любезно предоставила та же чиновница до того, как сгинуть в аду после несчастного случая, причём ведьма уже начала своё чёрное дело, прокляв всех девиц, в том числе дочку горного урода, а жадная до золота, мальчиков и камушков дура поскользнулась на ровном месте и тюкнулась виском о бордюр. Туда ей и дорога!

Закончив извлекать иглы и вернув на места кляп, Огнёв тяжело опустился на сиденье старинного резного стула из гарнитура на шесть персон, который занимал центральную часть комнаты-гостиной в доме старой ведьмы.

— Чито ты думаешь? — занял соседний стул Маккхал. — Я слышал проклятье вэдми снимаэтся с её смэртью.

— Ты в своём праве, — ответил Владимир, сходу поняв, куда клонит горец. — Только с мором так просто не получится. Я могу надеяться, что увиденное здесь дальше этих стен не уйдёт?

— Ми здэс вдвоём, — ответил Маккхал. Ясно, старуха с молодухой и метис уже списаны в расход. — Ти сильный колдун. Дэлай, что должно.

Призванным моровым поветрием Ведагор когда-то извёл род Гюри и половину княжьего городка отправил в могилу. Призыв Мары простыми молитвами в церквях и заклинаниями не лечится, но его можно отразить, если это вражеская волшба. «Взять на зерцало[58]», как учил Ведагора один древний скандинавский жрец из храма в Старой Уппсале. Женские сейды[59] коварны, ибо мужи, жрецы и волхвы обращаются к высшим силам больше разумом, а жёны душой, но даже Один не брезговал сейдом, хотя не одобрял его для вида. Грозный Одноглазый бог был зело искусен в колдовстве и его жрецам кое-что перепало… «Взять на зерцало» или на щит означало отразить чужое колдовство, вернуть обратно в усиленном виде. К примеру, вернувшееся обратно женское колдовство становится страшнее в два раза. А кому возвращать и как?

А возвращать через подобие. Вольтование и магию Вуду практиковали и в Европе. Называлась магия иначе, но суть от этого не меняется. Пленник же связан с членами своей группы? Связан… поэтому его участь предрешена. Вызов Мары и её отражение не обходится без платы — человеческой жертвы. Пленник показал себя врагом, готовым убивать всех без разбора, старый ты или малый, мужчина ты, женщина или невинный младенец, поэтому пусть пеняет на себя.

Оттащив вражину в соседнюю комнату, Владимир попросил Маккхала найти ему несколько гвоздей двухсоток или какие-нибудь металлические штыри. Гвозди, странным образом, как и молоток, нашлись у старухи в кладовке… Кровавый ритуал завершился через час.

Тело метиса, усохшее до состояния мумии, осталось лежать на полу. Владимир, чувствующий себя поганее некуда, вышел на улицу. Возможно, сейчас он обрёк на смерть тысячи или десятки тысяч людей. А может быть миллионы? Чем он тогда лучше ведьмы? Не лицемерно ли с его стороны причислять девчонку к исчадиям ада, а себя числить гвардией небес? Странно, почему он не ощущает раскаяния?

— Пошлы, — из дома вышел Маккхал. — Машина с другой стороны. Вэдми скоро получат своё.

Двигатель завёлся с полуоборота. Плюнув сизым дымком, без прогрева, автомобильчик покатился по улицам ночного Харбина, оставляя за кормой зарево разгорающегося пожара.

— Нас здэс не было! — весомо придавил Маккхал. — Огонь приберот слэды.

ПРОДА от 17 декабря.

Зараза навалилась резко, мгновенно накрыв Харбин и всё приграничье, пустив метастазы в Приморье, Приамурье и Забайкалье, а за ними дотянувшись до центральных и западных окраин государства.

До того, как эпидемия начала пачками укладывать людей в койки и загонять на два с половиной метра под землю. Владимир, нацепив медицинскую маску (таки они давеча плотно контактировали с очень непростыми людьми и вполне могли зацепить вирус) в сопровождении Маккхала, так же надевшего маску, нагрянул в бюро технической инвентаризации, затем посетил налоговую и Харбинский офис Имперского реестра имущества. В каждой конторе клеркам предъявлялись нотариально заверенные бумаги законного представителя интересов Лемеховой Екатерины…

Толстая тётка в бюро технической инвентаризации пробовала было скандалить и вызывать охрану с полицией, но Владимир сдёрнул маску и снял пальто, на весь кабинет сверкнув орденами.

— Вызывайте, — его предвкушающий оскал мог напугать и не столь впечатлительного человека, как тётка напротив. — Заодно следователя прокуратуры позовите и судебных приставов, чтобы они сразу начали описывать ваше имущество, которое отойдёт государству и Екатерине Лемеховой в счёт компенсации морального вреда и судебных издержек.

Поняв, что посетитель не шутит и может воплотить угрозу, тётка сломалась быстро. Размазывая сопли и помаду, она призналась в подлоге… Весь необходимый пакет документов она выправила за час. Выйдя из офиса, Владимир кивнул Маккхалу, который успел написать заявление в нужные инстанции. Тётка не нашла ни капли сочувствия у мужчин, в остальных конторах пара нашла полное понимание. Ни в каких противозаконных махинациях работники оставшихся организаций замечены не были.

Бывшая свекровь Кати попробовала не пустить Владимира за порог дома, попытавшись захлопнуть перед его носом дверь, которая больно ударила по вовремя подставленной ноге и оставила глубокую царапину на идеально гладкой коже зимнего сапога. Михаил, выскочивший на помощь матери, головой вперёд улетел в глубокий сугроб у крыльца, следом на загривок сына прилетела мамаша, по которой успел ударить откат Колыванихи. Энергетика свекрови зияла дырами, что сочились утекающим здоровьем и пованивали тленом. Никакого почтения к даме Огнёв не испытывал, зато брезгливости и презрения на целый состав. Запечные тараканы в сравнении с дамочкой казались ему милыми и пушистыми.

— Три часа вам на сбор манаток, — острый носок поцарапанного сапога врезался немногим ниже копчика вылезшего из сугроба Михаила. — И чтобы духу вашего здесь не было. Жаловаться не советую, иначе сядете на одни нары с мымрой из БТИ. Я понятно объясняю?

Последний вопрос адресовался мамашке, скрючившей пальцы на манер когтей хищной кошки. Благоразумно не приближаясь к бешеной стерве, Владимир прошипел:

— К Колыванихе, неуважаемая, можете не ходить, преставилась старушка с ученицей на пару. Весь Харбин судачит, что ведьма сдохла, сгорев вместе с домом, ни дна ей ни покрышки. В полицию обращаться не советую, сгною, тварь! Выметайтесь!

Окончательно Пряхиных добили подошедшие к месту разборок городовой с околоточным, поручкавшиеся с Маккхалом и Владимиром как со старыми знакомыми.

— Я буду жаловаться, я это просто так не оставлю! — грозилась Акулина Семёновна, садясь в грузовое такси.

— Давай-давай, катись, — сплюнул в снег околоточный. — Как там Катя поживает?

— Велела кланяться, — улыбнулся Владимир.

На следующий день, за несколько часов до отъезда, он с неизменным напарником с кавказских гор проведал Трофимыча в госпитале. Старый дамский угодник совершенно не скучал, кутаясь в бинты и повязки, а заигрывал с молоденькими практикантками.

— Чёрного кобеля не отмоешь до бела! — рассмеялся Владимир, заходя в одноместную палату.

— Не надо меня мыть! — послав воздушный поцелуй убегающей стайке девчонок, протянул пятерню для приветствия казак. — Володя, не гунди, гуторь лучше, как дела обстоят, не томи…

Получив на руки документы на дом, Катя долго плакала, не веря своему счастью. Пришлось задержаться у наставника, поведав значительно отредактированную версию харбинских похождений. Никто не задавал лишних вопросов, только Пётр периодически хмурился на не состыковках и поглаживал до редколесья куцую китайскую бородёнку. Встретившись с наставником взглядом, Владимир показал, что откровений от него не дождутся, на что Пётр понимающе хмыкнул и ответил благодарственным кивком.

О чём Огнёв не стал делать секретов, так это об угрозе эпидемии, посоветовав Петру сидеть дома и как можно меньше контактировать с людьми. Лучше пусть его семья укрепляющими иммунитет отварами и настойками с прочей фитомедициной займётся. В хаосе, до которого осталось совсем недолго должен быть кто-то здоровый. Материал будет. На условиях делёжки производимого «товара» Трофимыч в госпитале пообещал связаться с нужными людьми и скупить все травы в Харбине и окрестностях. Тайн от казака делать не стали, а тот, как подозревал Владимир, в нужном свете и ракурсе доведёт информацию до командования, за минусом того, что Маккхал, оказавшийся кровным побратимом Горелого, и один гражданский шпак спровадили на тот свет несколько человек, при этот ухлопав засланца из-за рубежа.

Само начало пандемии Владимир прохлопал ушами, погрузившись в углублённые курсы дистанционной подготовки к поступлению в родной университет. Что ни говори, а меньше, чем за год, он изрядно подрастерял багаж знаний. Возвращаться же в стены альма-матер в состоянии тупого валенка желания было ещё меньше, поэтому оплатив курс, Огнёв удалённо занимался с репетиторами, прерываясь на сон, еду и наставника, по-прежнему вколачивающего в голову ученика знания чженьцю. С харбинской эпопеи минуло больше двух недель, острота момента успела схлынуть лишь для того, чтобы обостриться с новой силой. Пандемия свалилась как снег на голову, как весна на неторопливого русского крестьянина. Только что ничего не было, как на тебе — дороги, где по колено, а где и по пояс завалило, а месяц ремонтируемые сани всё ещё не готовы. Только вчера или позавчера персонал в полевом госпитале во всеуслышание жаловался, на кой ляд их сюда согнали, как ему сразу стало резко не до чёса языком. Кратно участилось количество инцидентов на границе, беженцы из северных провинций Китая шли плотным косяком несмотря на все принимаемые южным соседом меры.

С момента начала пандемии Владимир ни разу не чихнул, счастливо избежал насморка, прочих болезней и будто с высокой колокольни плевал на вирус, неизменно оставаясь на ногах после контактов с больными. Сначала он начал помогать в полевом госпитале, по зову души присоединившись к волонтёрам, потом оказался к месту в лазарете на заставе, когда на границе подстрелили Синю и Огнёв, наорав на караул, командиров и врачей, чуть не получив пулю между глаз, благо оказавшийся рядом Малёк вмешался, вытаскивал с того света раненого и подхватившего заразу друга. Вытащил. Потом ещё одного, затем третьего, после чего конвейер превратился в непрерывный поток.

Валились с ног и сдавались на милость болезни врачи, падали без сил медсёстры, медбратья и волонтёры, один Владимир, как заговорённый оставался на ногах, откармливая и отпаивая то одних, то других. Через день он привозил к дому Петра продукты, оставляя поклажу за калиткой, откуда забирал заранее приготовленные бутылочки с настойками и пакеты со сборами. Жаль, что не всем они помогали.

Митрохин, молодой здоровый парень с небольшой пулей в голове (да и кто из нас, скажите, хотя бы без маленького осколка?), сгорел за неделю. Последний день он метался в бреду, обретя полную ясность сознания перед уходом в мир иной.

— Глупо, — прошептал он сухими, потрескавшимися губами. — Я бы хотел попросить прощения у мамы и сестры, — глухо произнёс Митрохин, — дурак был. Передай им вместо меня, что я извиняюсь и прошу прощения. Адрес и телефон в блокноте в моей тумбочке. Передашь?

— Передам, — Владимир видел, что жизнь покидает парня и ничем не мог помочь ему.

— Спасибо, — умиротворённо выдохнул осунувшийся стрелок, впериваясь взглядом в одному ему видимую точку на потолке. Горячая ладонь Владимира легла поверх застывших глаз, навсегда закрывая веки пограничника.

Митрохин был не первым, но, пожалуй, последним, кто сумел расшевелить огрубевшую и очерствевшую душу Огнёва, пропустившего момент эмоционального выгорания и превращения в циника. Смерть одного — это трагедия, когда же она становится статистикой? Когда наступает миг и момент полного отупения с жизнью на инстинктах и остатках силы воли? Который день Владимир существовал будто в тумане, передвигаясь механически переставляя ноги и работая на уровне машины, будто запрограммированный робот. Туман в голове давно и прочно заместил собой ясность мышления. День за днём, день за днём и каждый новый начинался одинаково: он ехал на заставу, чистил иглы, после чего калил или обрабатывал их в автоклаве, занимался иглоукалыванием, лечил наложением рук, поил больных настойками или сборами, которые Пётр передавал ему чуть ли не в промышленном объёме, скармливал обессиленным пограничникам растительную гадость и густой мясной бульон, помогал живым, на полном автомате, без задоринки ругался с врачами…

Разделавшись с делами на заставе, Владимир прыгал за руль и мчался в Есауловку, где повторялось то же самое, только в куда большем масштабе и страшнее. Лазарет на заставе, разросшийся до размеров небольшого госпиталя, не принимал женщин и детей, только военных всех родов войск, кому не хватило места в Харбине, Хабаровске или Владивостоке. Есауловке и медперсоналу, работающему в развёрнутом в громадном полевом лагере полноценном госпитале, состоящем из десятков громадных палаток и вагончиков из сэндвич-панелей, в этом плане повезло меньше…

Дети… Прослышав о знахаре, который вытаскивает больных чуть ли не с того света, народ правдами и неправдами рвался в Есауловку в последней надежде вырвать из лап смерти и спасти любимого человека. Если большинству взрослых Владимир сразу отказывал, то за детей брался. Скрипел зубами, но вступал в борьбу с костлявой хрычовкой, то и дело повторяя имя Мара-Морена всуе и с нехорошими эпитетами.

Всё просто и сложно одновременно, детей вытянуть легче и проще заново запустить их энергетику, которая дальше сама работала на маленьких хозяев, но и сложнее, так как дети, порой, не могли внятно объяснить, что у них болит, а взрослые, нагрузившись надуманными проблемами, лезли под руки, мешали, советовали и стенали хуже собственных отпрысков. Когда Владимир гнал родителей поганой метлой, они шли жаловаться персоналу госпиталя на чёрствость и жестокость знахаря. Когда, глянув на бледную тень с грустными оленьими глазами, отказывался лечить, то его обвиняли в бездушии и проклинали всеми карами небесными. Да, порой и такое бывало. Случалось, ничего не попишешь. А было и так, что ребёнка Владимир «вытаскивал», а его мать или отец, хладным трупом перекочёвывали в морозильник, а оттуда в братскую могилу. Как объяснить маленькому человечку, что его мамы или папы больше нет?

В госпитале работало несколько десятков волонтёров, взявших на себя обязанности младшего медперсонала, нянечек, медбратьев, воспитателей и… похоронной команды. Поначалу на Владимира попытались навешать всё, что ни попадя, но он быстро поставил медперсонал на место, просто-напросто отказавшись работать мальчиком на побегушках. Зато, когда врачи убедились в силе чудодейственной методики добровольного помощника, отношение к нему резко поменялось. Мало того, что за Огнёвым закрепили отдельную отапливаемую палатку, под его руку отдали пару фельдшеров и тройку волонтёров, проводивших первичный отсев и сортировавших пациентов бесконечного конвейера.

Однажды утром забрав приготовленную Петром сумку, Владимир забрался за руль выделенного ему внедорожника и поехал на заставу, еле-еле справляясь с удивительно непокорной баранкой. Усталость и выгорание давали о себе знать. Проехав КПП и припарковавшись у лазарета, выйти из машины он уже не смог, без сил завалившись на пассажирское место. Туман в голове уступил место звенящей пустоте.

— Проша, как он? — баритон Трофимыча барабанным гулом отдавался в ушах Владимира.

— Что, Проша? Проша то, Проша сё! — гневное сопрано Прасковьи Ивановны, старшей медсестры пенсионного возраста, острым сверлом вкручивалось прямиком в мозг. — Заездили парня, уселись на шею и погоняли все, кому не лень. Ладно он молодой дурак, а ты, старый хрыч, куда смотрел?! От него же одни кожа и кости остались, хуже Кощея! И глазища, как у сбежавшего из концлагеря. А ты, сволочь усатая, хоть бы осадил его, подкормил, дал несколько дней передохнуть, заставил нашего барина-главрача дать мальчишке выходные, видел же, что он уже толком ничего не соображает, как зомби стал, ей-богу! Нет, хрен собачий! Вместо отдыха ты ему больных то с Харбина, то ещё откуда подвозил, чуть насмерть не заездил! Ирод! А если бы он сознание по дороге потерял и в какое-нибудь дерево врезался или в кювет кувыркнулся? Что, ни у кого ума не хватило водителя пацану выделить? Кому они, бездельники, к чертям на границе нужны, когда здесь пуще жизни требуются?! Господи, что здесь, что в Есауловке одни безголовые, жопным нервом живут, задним числом думают, все хороши! Все: давай-давай, а люди не семижильные. Что вылупился?! Глаза бы мои тебя не видели! Проваливай отсюда, пока я тебя мокрой тряпкой не отходила! Устроили, понимаешь, мальчишке проверку на прочность. Отходить бы вас коромыслом поперёк хребтин! Скройтесь с глаз оба!

— Прасковья Ивановна! — бас до селе молчавшего начальника лазарета-госпиталя болью отозвался в затылке. — Я вас попрошу!

— Что?! Попросит он… Н-на! Н-на! И тебе, таракан усатый, н-на! Получи! Получи! — шлепки мокрой тряпкой и отдаляющийся топот принесли благословенную тишину.

— Наконец тишина, — одними губами пробормотал Владимир, поворачиваясь на бок и проваливаясь в обычный глубокий сон.

Примечание автора: Да-да, китайцы очень «любят» японцев и имеют все основания для «любви».