Знахарь

Глава 16. О делах семейных

Крепкий, подтянутый брюнет атлетического телосложения, облачённый в простые чёрные брюки со стрелками, начищенные до блеска остроносые туфли и белую льняную сорочку с короткими рукавами, абсолютно не выглядел грозным императором значительного куска земной тверди на континента Евразия. На непритязательный обывательский взгляд со стороны данному индивидууму самым естественным образом подошёл бы заурядный спортивный костюм с оттянутыми коленями. А а если взять во внимание некоторый помятый вид после длительного трудового дня и волосы, всклоченные в творческом беспорядке на голове, да так, что ним нельзя было сказать, что по оным прошлись руки высококлассного куафера, то для полного попадания в образ Его Величеству не хватало бутылки пива в руках или шкаликом на ноль двадцать пять с разделанной селёдкой на столе. Иное впечатление создавала Её Величество, выплывшая из-за спины супруга, та, да — производила впечатление Императрицы. Взгляд, осанка, манеры, морским семафором издали сигнализировали: я Императрица!

— Ну, привет, блудная племянница, — ещё больше выбиваясь из образа самодержца, насупясь, угрюмо буркнул мужик на пороге (вместо «блудной племянницы» на язык так и напрашивалась «кошка блудная», но великая вещь воспитание). — Проходи, чего уж.

Тяжело сохранить самообладание под тяжёлым пронизывающим взором, но Насте, в целом, удалось побороть смущение и шагнуть через порог с гордо поднятой головой, только залившиеся краснотой щёки выдавали её волнение. Это Владимиру всё было будто с гуся вода когда на нём остановился бычий взгляд исподлобья:

— И ты не стой на пороге, раз явился, — хмуро каркнул Император, посторонившись.

Выглянув наружу, он пригвоздил взглядом гвардейцев на постах, от чего те, забыв, как дышать, мёртвой хваткой вцепились в карабины и вытянулись в тонкие струны, всем своим видом демонстрируя высочайшей персоне преданность и натуральное космическое рвение.

Эффект завораживал. Всего лишь на миг из-под маски затрапезного увальня, напялившего свеженаглаженные брюки и сорочку (спасибо, что не трико с оттянутыми коленками) выглянула настоящая сущность хозяина. Владимир мысленно сделал себе зарубку на носу лишний раз рот не открывать, а открыв, тщательно следить, что из него вылетает.

— Настя! — Её Величество облобызалась с девушкой. — Владимир, проходите, не слушайте этого злого буку, он сегодня весь день с прищемленным хвостом бродит и бурчит на всех без остановки.

«А вот и добрый полицейский пожаловала. Сегодня нас будут препарировать».

Не так Огнёв представлял себе высочайшую аудиенцию. Совершенно не так — Кремль, кабинеты с высокими потолками и тяжёлыми бархатными шторами на окнах, стол, покрытый сукном, грозная лейб-гвардия и добрейшей души дедушки секретари-советники с глазами и взглядами записных душегубов… Хорошо, что не боевые евнухи с бритвенной остроты кинжалами и шёлковыми шнурами на поясах необъятных телес. Как же были обманчивы эти толстые недомужи, лишённые одного главного мужского естества. Изнеженные жирдяи… Не стоило верить усыплённой бдительности — ожиревшие скопцы двигались стремительно и били точно, а серьёзно ранить их оказывалось проблематично из-за толстого слоя подкожного жира и одежд в несколько слоёв. Память эмира подкинула простое и эффективное решение проблемы: иглы и быстродействующий яд прекрасно справлялись с этим рубежом обороны, когда нежданный гость приходил на аудиенцию без приглашения… Впрочем, сколько раз он за всю историю предков был на аудиенциях? Если покопаться в памяти, то не один раз, а куда поболее, но то сказания давно минувших дней, а сейчас его пытается глушить аурой власти и пронизывающим взглядом «злой полицейский» без бутылки пива в руке.

А тут даже не встреча с семьёй… Или? Обкатав мысль в голове, Огнёв изнутри прикусил щёку. Именно, встреча с семьёй. Вяземская предупреждала, что Его Величество мастер тонких психологических манипуляций и с ним всегда нужно держать ухо востро, а ещё у него просто звериное чутьё и тщательно маскируемая пластика движений профессионального мастера боевых искусств. О последнем немногие в курсе. Знающих об этой маленькой тайне на пальцах двух рук пересчитать можно. Огнёв не входил в пул счастливчиков, но замечать и примечать у него вколочено на уровне рефлексов. То, что император скрывает свои истинные возможности для многих не секрет. Секрет то, что он скрывает, а ещё тогда ещё будущий император ходил в один театральный кружок с тогда ещё юной княжной, где столь же юного Романова учили изображать и прятать чувства, держаться на людях, привлекать и удерживать внимание публики. Перечень мизансцен был бесконечным. Сейчас выходцу из народа демонстрируют сурового дядюшку, который реально любит племянницу, а это парень чувствовал без клоунад и театральных постановок, но выбор ветреной особы не принимают, вторым слоем показывая, что монарх вполне себе может спуститься к простому народу и быть с ним на одной ноге и даже волне, на контрасте с Её Величеством являя, что тот, кто вышел от корней, так сказать, прыгнуть выше головы не сможет. Ни мажордома, ни слуг, даже детей не видно — никого, из чего можно сделать вывод, что сегодня у главы семейной четы Огнёвых действительно аудиенция в самых узких рамках, в границах которых о нём составляют первое личное впечатление. На третьем слое загнанных внутрь эмоций императора Владимир улавливал страх и непонимание. Венценосные особы так до конца и не определились, в каком статусе видеть и принимать новоявленного нежданного родственника, а ещё его опасались. Не Мария, а её супруг, у которого не срабатывала годами наработанная парадигма оценки и признания полезности либо бесполезности той или иной особы. Какая бы многогранная и широкая оценка окружающего мира не была у монарха, Огнёв со своим независимым характером, не признающим авторитетов, и общей ершистостью в её рамки не втискивался, а это нервировало.

Мысленно ухмыляясь, «выходец из народа» вскинул подбородок и с видом природного князя, зашедшего в хлев, прошёл в холл, больше напоминающий бальную залу в каком-нибудь захолустном дворянском собрании. Оторвавшись от Насти, Мария Александровна, бросила нечитаемый взгляд на насупленного супруга, потом на Владимира, вздёрнула крылатую бровь и расхохоталась.

— Тебя сделали, дорогой!

«Может быть с пивом он был бы добрее? — подумал Владимир, внешне оставаясь абсолютно непрошибаемым. — Надо было прихватить с собой ящик «Харбинского»».

В памятный день венчания ни Горин, ни Вяземская ничего ему не сказали, ограничиваясь кипящими пузырьками эмоций, спрятанных за бронёй самоконтроля. Высокопоставленные личности, явившиеся вместе с княжной и губернатором, получили тщательно завуалированное пожелание не мозолить глаза празднующим своими кислыми рожами и, поняв намёк, предпочли ретироваться до поры до времени. Оставшиеся за столом персоны скромного торжества не испортили, дружно пообещав отдариться подарками в будущем и пожелав семейного благополучия и детишек побольше. За сим они откланялись, а новоявленная ячейка общества отправилась в гостиницу, в которой расторопный и сообразительный Маккхал заказал номер для новобрачных.

Что сказать — ночь прошла прекрасно, а утром Владимира, открывшего на телефоне новостной сайт, ждал сюрприз. Нет, четвертая власть не сразила его статьёй о венчании и не облила грязью, не пела дифирамбы. Если подходить к материалу без умения читать между строк и мощного увеличительного стекла, то акулы пера в своём пасквиле на всю губернию просто рассуждали, сколько ещё пробудет Огнёв в Казаковке, причём они проявляли поразительную осведомлённость, указывая на то, что он с сестрой являются студентами очной формы обучения, которым, к прискорбию страждущих, скоро на учёбу, ведь академические отпуска у обоих очень скоро заканчиваются, а ещё оного юного господина приглашают в Кремль вместе с губернатором Гориным. По какой причине и что звучит в приглашении, первое лицо Желтороссии не разглашает. Так что уважаемые читатели, как бы вы не хотели, чтобы юный целитель остался на Дальнем Востоке, он, скорее всего, вернётся получать незаконченное на данный момент высшее образование. И это правильно, уважаемые читатели!

Отложив телефон в сторону, Владимир задумался. Нет, его не ругали и не хаяли, наоборот, факты в статье подавались в самых благоприятных тонах и формулировках, ненавязчиво подводя читателей, что Огнёву сам Бог велел получить диплом и вернуться назад уже в новом качестве. Он с сестрой и так слишком многим пожертвовали ради простых людей, за что им обоим почёт, уважение и безграничная благодарность, но молодым людям неплохо было бы позаботиться и о себе, ведь кому они будут нужны в большой взрослой жизни с тремя классами церковно-приходской школы?

За ушлым пером пираний чернильницы чувствовалась чья-то твёрдая направляющая рука и она принадлежала явно не губернатору. От телефона, точнее от новостного сайта попахивало женским коварством. Оглянувшись на сладко спящую Настю, Владимир тихонько вышел в соседнюю комнату и набрал номер Вяземской, которой сразу кинул предъяву по поводу самодеятельности журналистов. Княжна даже не думала отпираться, добавив, что дала старт настоящей PR-компании по организации обратного переезда Огнёва на запад. Горин тоже не возражает и даже «за», если он будет где-нибудь рядом на подхвате, а уж она так и вовсе всеми конечностями голосует за переезд студиозуса-недоучки. Тому же «недоучке» не след забывать в какую клоаку он умудрился вляпаться. Нет-нет, сама она ему желает семейного счастья и благополучия без всяких тайных и гнусных мыслишек с ножом за спиной, но за границами пожеланий княжны болото высшего света, которому некий молодой человек показал громадный оттопыренный средний палец. Как бы не хотелось молодожёнам, факт венчания им придётся когда-нибудь обнародовать, да и с родителями невесты, то бишь супруги, придётся познакомиться как ни крути, а за ними и дядюшка подтянется. Так что молодой человек, как вы думаете, при имеющихся на руках раскладах вы по-прежнему останетесь сидеть в глухомани или, точнее, вы действительно рассчитываете на то, что вам позволят отсидеться в глухомани и у черта на куличках?

Владимир сплюнул. Отсидеться можно и отбрехаться от кого угодно, аргументы он подберёт неубиваемые, но это позиция страуса с головой в песке. Настя как настоящая жена декабриста готова поехать за ним хоть на край света, но готов ли он полностью лишить супругу привычной жизни? То-то и оно! Глупых вопросов о балах и раутах у них на повестке не стоит, они оба их, мягко говоря, не очень привечают, просто его половинка привыкла к жизни в большом городе, да и Вика с когортой учеников не готовы окончательно осесть в деревне на краю света. Приезжать за дикоросами, отдыхать и даже работать — без проблем, но пускать корни — увольте! Тем паче он лично обещал родителям учеников, что позаботится об их образовании и никого не бросит на произвол судьбы…

Княжна тонко уловила этот момент и начала работать на опережение. Она по-прежнему не скрывала своего желания вырастить из Владимира достойного преемника. Что ж, позиция Натальи Андреевны насквозь понятна и прозрачна, а что по мотивам Горина?

С Гориным оказалось ещё проще. Будущему Канцлеру до зарезу необходим противовес и острый ножичек (да пусть даже пилочка для ногтей) у горла первого зама, которого он на дух не переносит и которого ему навязывают с подачи финансового-политического спрута. То есть губернатор просит Огнёва выступить в роли какой-никакой подстраховки и дополнительного связующего звена между аппаратом Канцлера и Центральным управлением самой молодой спецслужбы Империи.

— А что по родителям Насти? — Владимир задал давно терзающий его вопрос.

— Они заслужили, — не акцентируя, чего конкретно заслужили Гагарины, ответила княжна после небольшой паузы. — Только не до смертоубийства. Не переборщи, остальное на твоё усмотрение.

— С чего такая щедрость и покладистость? — ёрнически осведомился Огнёв, понимая, что княжна элементарно сдаёт партию, не желая влезать в дрязги монаршего семейства из-за чего можно элементарно остаться без головы несмотря на все связи с главой Романовых. Ей это надо? Нет.

— Достали! — по-простонародному ответила Вяземская. — Я прикрою, если хвост подгорит. Если у вас, Владимир Сергеевич, всё, то мне, извиняюсь за грубость, работать надо.

Передав привет Насте, княжна отбилась, не став взваливать на себя лишнюю ответственность.

Горин же, в отличие от Вяземской, оказался куда более откровенен, не поленившись найти время в своём плотном графике на личную встречу с молодожёном, причём губернатор приехал в гостиницу, на правах дорогого званного гостя присоединившись к обеду молодой четы. Откровения, правда прозвучали после того, как было покончено с десертом и Настя, прекрасно разбирающаяся в нюансах, удалилась «попудрить носик» перед дневным променадом по магазинам Харбина.

— Зачем и почему? — открыв на телефоне страницу новостного сайта и стукнув по нему пальцем, напрямую спросил Владимир.

— Всё просто как дважды два, — сказал Горин, жестом указав бармену на опустевшие чашечки кофе, мол, неплохо было бы повторить. — С княжной мы естественные союзники. Мой однофамилец, будь он трижды проклят, успел нагадить и теперь нам предстоит расчищать авгиевы конюшни. Как думаешь, почему император «женил» меня на кресле Канцлера? Есть предположения?

— Большая часть ответа прозвучала ранее, хотя вы с княжной не выглядите Гераклами, но, если копнуть глубже и присмотреться к связям, лично вы ни с кем из столичных теневых игроков не связаны, а имея на руках карт-бланш, получаете возможность сечь головы напропалую, не взирая на лица, — дождавшись ухода бармена, лично принёсшего заказ, собеседники продолжили занимательную беседу из вопросов и ответов.

— Верно, — губернатор отхлебнул кофе, — с первой частью разобрались. Перейду ко второй. Владимир Сергеевич, я приношу глубочайшие извинения за устроенное представление, — Горин указал на телефон, — но…

— Но? — изогнул бровь Владимир, делая глоток из своей чашки.

— Но мне по-прежнему нужны ваши помощь и содействие.

— Хм-м, — глухо звякнуло блюдце, на которое опустилась фарфоровая чашка с недопитым кофе. — Барон Корф? — сделал предположение Огнёв.

— Барон, — кивнул Горин, подтверждая догадку. — Его неспроста убирают в Москву. Барон имел «неосторожность» — губернатор пальцами показал кавычки, — перехватить все серые нити управления у опального господина Ермолова, но он, как и его не столь успешный предшественник, споткнулся об одну маленькую проблемку. Догадываетесь, какую? — Владимир промолчал. Не бином Ньютона. — Вы, Владимир Сергеевич, просто не представляете степень своего влияния в Н-ской губернии и соседних регионах, а это, на секундочку, один из самых промышленно развитых и густонаселённых регионов Империи. Мне… — Горин звякнул чашкой, — нам крайне необходима ваша помощь там. Пусть она будет неявная, но степень её влияния нельзя недооценивать. Не морщитесь, Владимир Сергеевич, у меня нет причин не доверять анализу и выкладкам аналитиков княжны, очень уж они убедительны, а в свете того, что грядёт лет через десять, я буду хвататься за любую соломинку. Княжна говорила, что вы в курсе нашего невесёлого будущего, поэтому просто и без затей прошу помощи. Да, не буду лукавить, мы с Натальей Андреевной позаботились о вашем восстановлении в университете. Кого надо погладили по холке, а кто заслужил, тому врезали по зубам. СИБ тоже отметилось, помелькав в коридорах власти Н-ской губернии. Вы, кстати, представлены к Ордену Святого Георгия III степени и внеочередному званию. Третья высшая боевая награда снимет множество циркулирующих в Н-ске слухов и вопросов, а в нём вы по-прежнему личность весьма популярная. Причём вашими же стараниями.

— Желтороссию вы тоже оставляете в орбите собственного влияния и здесь вновь прослеживается связь с одним целителем, который будет приезжать под Харбин на летние каникулы. Умно.

Губернатор лишь тускло усмехнулся в ответ. Зачем что-говорить, когда и так всё ясно.

— Да, чуть не забыл, — Горин махнул рукой референтам, занявшим столик в отдалении. Мигом подскочивший помощник губернатора передал ему кожаную папку с застёжкой на «молнии». Подержав канцелярскую принадлежность в руке, Горин положил её на стол и пододвинул к Владимиру. — Здесь документы на Н-ский центр народной медицины. Он ваш. Налоги на землю и недвижимость уплачены на пять лет вперёд. О проверках, ревизиях и контрольных комиссиях не беспокойтесь, руководители данных надзорных органов как раз из рядов тех господ, кто получил по зубам вместе с наказом не смотреть в вашу сторону, если не хотят проблем. Думаю, они вняли. Это было одним из моих условий княжне и директору СИБ. Не смотрите на меня так, я ещё в Москве после аудиенции у императора озаботился этим вопросом. Да-да, я нагло воспользовался плюшками, которые даёт должность Канцлера. Как-то не по-людски, знаете, припасть к источнику благ и не испить из него самую малость.

Не став открывать папку, Владимир отложил её на край стола. Признаться, позиция Горина, с самого начала игравшего в открытую, ему импонировала, даже то, что держалось губернатором в уме, не вызывало отторжений. А в уме наверняка бродили мысли о ветеранских организациях и, вероятно, влияние, оказываемое на криминальный мир. Если Горин вошёл в прямой союз с Вяземской, та не преминула поделиться теневой стороной жизни своего протеже. Или придержала информацию при себе? Сейчас ничего нельзя было сказать наверняка, но сам Владимир, за многие жизни привыкнув видеть во всём прямо-таки исполинский подвох, решил не открывать карты до конца, вместо этого он акцентировался на фразе о присвоении внеочередного звания и награждении:

— Константин Андреевич, вы упоминали присвоение ордена.

— Не упоминал. Говорил прямым текстом.

— Как интересно, значит впереди у нас маячит приём в Кремле и очередная банка с пауками. Чувствую я, есть у вас за душой ещё что-то. Мелкая гадость какая-то, что-то вроде надоедливой мошки, мельтешащей перед глазами, — повёл рукой Владимир.

— Я бы не назвал эту мошку мелкой, — откинулся на стуле губернатор. — Впервые на моей памяти императора называют мошкой. А ждёт вас, Владимир Сергеевич, личная аудиенция, — Горин извлёк из внутреннего кармана пиджака прямоугольную тиснёную карточку. — Прибыла фельдъегерской связью сегодня утром, — пояснил он. — Через десять дней, как раз хватит, чтобы уладить дела здесь.

— Не было печали, — совсем не обрадовался Владимир. — Чувствую я, будут с меня стружку снимать.

Горин ничего не ответил, оставив комментарии и мысли при себе. Заметив в дверях обеденного зала Настю, он откланялся со всей учтивостью и отбыл по своим делам.

С того памятного обеда прошло десять дней…

Владимир покосился на монарха, на правах радушного, правда не слишком радостного хозяина, хлопочущего со штопором и бутылкой вина. Её Величество и Настя устроились в отдалении от мужчин на уютном диванчике и сейчас тихонько щебетали о чём-то своём, о женском. Чпокнула извлечённая из бутылки пробка.

— Или коньяк? — не спеша разливать вино по бокалам, глядя на снифтеры, сиротливо стоящие на столе, задался вопросом император. Он тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

— Чай, простой горячий чай, — подал голос Владимир.

— Действительно, — покрутив в руках штопор с навинченной на него пробкой, хмыкнул хозяин вечера, — такие дела лучше решать на трезвую голову. Дорогая, — обернулся он к дивану с дамами.

— Сейчас, дорогой, — будто ясно солнышко улыбнулась Мария Александровна, несмотря на курлыканье с Настей, чутко прислушивавшаяся к напряжённому молчанию мужчин. — Настюша…

Подхватившись, дамы вышли, видимо в сторону кухни.

— Сними проклятье с Гагариных, — проводив взглядом супругу и племянницу, с нажимом произнёс Император.

— Нет! — не менее твёрдо ответил Владимир, плюнув на зарок, установленный самому себе.

— Язвы на языках и гнойные чирьи на задницах ты считаешь смешным? Это ведь твоих рук дело! — под сводами гостиной залы начали собираться тучи.

— Моих, — не стал отнекиваться Владимир, в глазах которого загорелась праведная злость и уверенность в правоте свершённого наказания, без запинок читаемые собеседником напротив. — Считайте, что они легко отделались. Не помрут. Поспят месяц на животе, может тогда до их мозгов дойдёт, что иногда язык лучше держать на привязи. А хлебать бульончик и кушать кашки язвы на языках не мешают. Компот можно пить холодный, только не поговоришь особо, здесь согласен. Не будь они родителями Насти, я бы порвал их собственными руками. Настя — моя женщина, она замужем за мной. За мужем, за моей спиной, — раздельно повторил Владимир, — и мне плевать, кто на неё задирает хвост. Она. Моя. Жена. Вам нужны оторванные головы и выпущенные наружу кишки, развешанные на крючьях? Клянусь, на одних кишках я бы не остановился, случись с ней что-нибудь…

Его Величество внутренне содрогнулся, буйства фантазии ему было не занимать, из-за чего картинки в голове всплывали самые апокалиптические.

— Сними чирьи с Ольги, пожалуйста, — глухо произнёс он. — Язвы она заслужила, согласен.

— Хорошо, — не переча согласился Владимир, за которым признали высочайшее право на месть, но завуалированно попросили о помиловании и услуге. Первый консенсус достигнут.

Только что император пришёл к собственному мнению после тщательного измерения и «взвешивания» гостя на весах личного впечатления. И вес признан существенным, позволяющим если не войти в семью, то не получить окончательный и безапелляционный от ворот поворот.

— За Машу и детей я тоже уничтожу кого угодно, сотру с лица земли, — признание слетело с языка императора легко и свободно. — Знаешь, давно мне не давали подобный отлуп и не напоминали, что значит быть мужем… В массе своей современная молодёжь измельчала, и старшее поколение, впрочем, не слишком соответствует высоким моральным принципам и соблюдает традиции. Не буду скрывать, ты мне не нравишься — это личное. Синдром ревнивого отца, наверное. Слишком часто мелькаешь в сводках последнее время, да и не обязан я тебя любить, не красна девица, чай, но то, что ты готов воевать со всем миром за свою женщину и не побоялся пойти войной против всех и меня… Это достойно уважения, как минимум. Знаешь, у нас с Машей долго не было детей и Настя… Она была нашей отрадой… Потом мы поссорились с Ольгой, и она увезла Настю в имение, но я всегда желал ей счастья и боялся, что наивная девочка, ни разу не нюхавшая настоящей жизни, нарвётся на какого-нибудь великосветского прохиндея, а она нарвалась на тебя. Всю сознательную жизнь прожить в имении, учиться в закрытой частной школе, чтобы в первый же вечер в Москве… Барятинские слишком связаны с Гагариными, что не снимает с них вины, а вот то, что муж Ольги решил замять вопрос и спустить всё на тормозах… Тряпка и м-м, — император недоговорил. — Маша и сестра думают, что я не следил за племянницей. Они ошибаются, да, ошибаются. После старой размолвки и примирения я клятвенно обещал не вмешиваться в жизнь Ольги и её семьи. Следить и не вмешиваться — разные вещи, не правда ли?

Владимир молчал. Сейчас он видел перед собой не символ, олицетворяющий собой Империю, а человека. Человека, для которого власть не цель и не средство достижения цели, а тяжёлая, изматывающая ноша. Сейчас в руках венценосной особы сконцентрирована такая власть, какая не снилась прошлым императорам, можно было бы и порадоваться, но будущее, предсказываемое старухами-гадалками, оракулами и аналитиками, приготовило человечеству ужасную западню. Позволит ли эта власть пройти по острию бритвы, избежав катастрофических последствий с разрушением устоявшегося мира хотя бы в границах собственного государства?

— Мальчики! — донёсся весёлый голос Марии Александровны из открывшейся двери. — Вы без нас не соскучились?

— Знаешь, дорогой, они мне напоминают нас, — проведя массажной расчёской по волосам, Мария обернулась к мужу, с удобством разместившемуся на супружеской кровати и сейчас что-то читающему на тонком электронном планшете.

Помассировав пальцами переносицу и устало навалившись на подставленную под спину подушку, император отложил в сторону электронный девайс.

— Ты считаешь? — пояснять о ком речь ему не требовалось.

Подобные «посиделки» давно стали их своеобразной традицией, когда венценосная чета по косточкам разбирала прошедший день или приём, да те же международные события взять, к примеру. Конечно, под сводами спальни озвучивалось далеко не всё, а только то, что касалось непосредственно правящего семейства, но и это помогало императору с императрицей выстраивать политику по многим фронтам. Глава государства никогда не отказывал своей половинке в уме, а уж её взгляд с женской точки зрения, подкреплённый точным анализом с альтернативным видением той или иной ситуации, озвученный императором на многочисленных совещаниях, не один десяток раз заставлял изумлённо хватать воздух и стучать жабрами высочайших государевых чиновников и сановников Министерства Двора. Супруги абсолютно не стеснялись брать друг у друга лучшее. Да, были у них и запретные темы, но сегодня вопрос касался обоих, и император с нетерпением ждал, когда супруга исподволь начнёт подводить к нему. Дождался, только не хождений вокруг да около, а прямого «удара в лоб». Сказывалась «школа» княжны Вяземской с шокированием и забиванием собеседников.

— По сути, мы оба когда-то пошли против родителей, — пожала плечиками императрица. — И ничего, мир не рухнул.

— Не знаю, — не согласилась с доводами нежной части семьи её сильная венценосная половина. — Если разобраться, на тот момент у меня был выбор между тобой и Натальей.

— Ха! — тихо, но между тем весомо усмехнулась Мария, сверкнув жемчужной белизной зубов. — Ты ошибаешься, свет очей моих. Именно в тот момент не было у нас с тобой особого выбора. Либо-либо… просто у нас всё удачно совпало, а Наташа… Она бы не пошла под венец. Глупо отрицать очевидное. Уже тогда у неё была цель, и она пёрла к ней с неотвратимой упёртостью носорога, сносящего все препятствия на пути. Да, у животного плохое зрение, но при его габаритах это не его проблемы.

— Да уж, — тихо вздохнул император, убирая планшет на прикроватную тумбу.

— Мне её жалко, — поправив невесомую ночную сорочку, Мария легла под бочок к мужу.

— Жалко? — сильная мужская рука, обхватив хрупкие женские плечи, заставила обладательницу оных придвинуться к мужчине сильнее. — Шла бы она замуж и все дела! Кандидатов на её прелести и достоинства и сейчас хоть отбавляй.

— Вы, мужчины, иногда настолько слепы и близоруки, что хочется поколотить вас палкой, — Мария закинула ногу на мужа. — Даже ты, дорогой, иногда слеп словно котёнок и не замечаешь, что наша недотрога давно и бесповоротно замужем.

— Кхе-кхе, — вздрогнул всем телом император. — ЧТО?!

— Наташа замужем за Империей, ясноглазый мой, если ты не заметил. Чисто по-женски и по-человечески мне её жаль. Как она ещё-то лоб в кровь не разбила, изо дня в день мухой колотясь в стекло. У тебя глаза давно замылились и ты просто не замечаешь того, что Наташа, закусив удила, практически без чье либо помощи тащит свою ношу и телегу обязанностей. Она практически с нуля создала «Тринадцатый отдел», заставила его работать, вырастила и выпестовала в отдельное управление, а потом в самостоятельную спецслужбу, понудив дрожать перед собой практически весь столичный политический бомонд и в страхе шептаться заграничных доброхотов. Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик, и ты, милый мой, принимаешь это, как должное. Ты в не курсе, но про вас давно сплетничают, дорогой, что ты превратил безропотную бабу в Малюту Скуратова, готового любого растерзать по ей и суёшь палки в колёса своей Малюте, и волком смотришь на любого индивидуума в штанах, которого она пытается приблизить к себе. Ревнивая ты скотина, дорогой. Но-но, милый, не дёргайся, я не ревную, потому что тебе ничего не светит по озвученной ранее причине — Наташа замужем! И нам обоим очень сильно повезло, что она ставит знак равенства между нами и Россией… Ей очень тяжело и плохо. Взобравшись на вершину пирамиды, она разучилась доверять людям, и только-только нашёлся такой человек, как ты не просто палку расчехлил, а целый ломик приготовил. Только знаешь, милый, ты не на того напал. Мальчик не по зубам твоим верным псам, да и тебе тоже. Не буди лихо, прошу тебя. Умоляю, не играй с огнём… — Мария отодвинулась от мужа. — Я сумела разговорить Настю…

— И что она тебе такого тайного и ужасного поведала? — вкрадчиво поинтересовался император, властною рукою возвращая возбуждённую и сверх всякой меры взволнованную супругу на место.

— Ужасного? Пожалуй. Есть кое-что, чего ни в одном отчёте не фигурировало. Ни в одной бумажке нет ни слова о том, что японцы пытали Вику Огнёву.

— Что?

— То! Не перебивай. Наш скромный молодой человек после этого что-то сделал с ними, я имею в виду японцев, что захваченный в плен британский агент трясётся как припадочный при одном упоминании, что его отдадут Огнёву на расправу, а у Виктории и Джу Ли таинственным образом рассосались все шрамы. Даже следов от них не осталось. Чистая младенческая кожа. А ведь последней в грудь всадили нож! Знаешь, я очень рада за Настю и хоть ты дуешься, но они действительно будто созданы друг для друга, да и нам, если не забывать про прагматичный подход, не помешает в друзьях и близких родственниках человек, водящий тесное знакомство или даже стоящий на короткой ноге с потусторонними силами и сущностями. Ты же не станешь отрицать существование мистических явлений?

— Не стану, — буркнул император, которому не единожды представляли неопровержимые доказательства существования оных явлений. — И что ты предлагаешь? Договаривай уже.

— Не мешай им и Наташе. Поверь, она знает, что делает, а ты и наш сын лет через десять получите лояльного, а то и верного царской семье будущего главу ведьм и знахарей или сильнейшего целителя.

— Семье или Империи?

— Последнее целиком и полностью зависит от тебя, дорогой. Приложи усилия и добейся результата. Спросишь какого — такого, чтобы в голове этого мальчика между Империей и нашей семьёй стоял знак равенства. Пойми, Наталья не вечна, о чём она с упорством, достойным лучшего применения, пытается донести до твой бестолковки, а ты упорно от неё отбиваешься. Или тебе плевать, какое наследство достанется нашему сыну и достанется ли, вообще…

— Ох, кукушечка моя ночная, красиво кукуешь, — император пресёк попытку высвободиться. — Не дуйся, душа моя, всё я понимаю, даже твоё беспокойное щебетанье. Спасибо, Моё Солнышко, за беспокойство и тревогу, только позволь мне самому решать. Тут напортачить проще, чем два пальца об асфальт. Нового Гришку Распутина нам не потянуть. Эх, Наташину энергию бы да в мирное русло. Она с большого ума или с неразумной дури взбаламутила нашу трясину — всё болото пузырями идёт, да так, что как бы вонючей жижей всех не забрызгало. Отмывайся потом. Оттирай вонючие разводы.

— А тебе не плевать ли? — плотоядно оскалилась императрица. — Ты априори в белом! Отдай эту ожиревшую квакающую живность вместе с вонючими кочками на расправу новой опричнице вместе с её юным протеже на подхвате или не мешай ей самостоятельно расправляться с «доброжелателями», поверь, она в этом дока каких поискать, а сам тем временем рыбку вылавливай. По-родственному, так сказать. Тем более это будет со всех сторон выглядеть логично. Близкая подруга детства и юности, едва не ставшая императрицей, воспитывает преемника, который связан с царской семьёй близкими родственными узами. Попробуй, найди изъян в моих умозаключениях. Вот и остальные тоже не найдут, а они будут искать. С лупой и микроскопом полезут, всю болотную тину перевернут. Тут главное держать чётко выверенную дистанцию и подавать блюдо гомеопатическими дозами и под правильным соусом, чтобы заранее не распугать публику перед тем, как прихлопнуть зарвавшихся и продавшихся заграничным купцам.

— Какая ты у меня кровожадная, оказывается, — рассмеялся император, прикусив жену за мочку уха. — Львица на охоте! Драконица из пещеры, сейчас как выскочу, как вылечу — всех спалю, одна останусь!

— Смейся, смейся, — ногти с безупречным модным маникюром чувствительно впились в мужскую грудь. — Я такая! Ты главное к папаше новообретённого родственника эмиссара заслать не забудь, предупреди болезного, что кончилась его вольница, иначе пусть пеняет на себя. Не дай бог хоть капля криминального дерьма упадёт на твою безупречную репутацию, ты его в этой капле и утопишь.

— Обязательно зашлю, СИБ ещё вчера получила указание. Солнышко, выключи свет.

— А ты меня стесняешься? — острые ноготки прочертили дорожки от правого плеча к левому. — Или боишься, что кто-то подсмотрит?

Император ничего не ответил, предпочтя запечатать рот супруги поцелуем…

— Катенька! — отворив перед дорогими гостями дверь пошире, во всю мощь лёгких гаркнул Матвей Панкратович в глубь квартиры. — Смотри, кто к нам пожаловал!

— Дядя Матвей! — повиснув на шее бывшего городового, едва ли не громче старого казака, заверещала Вика, целуя седого дамского угодника в запунцовевшую щёку.

— Володенька! — всплеснула руками выплывшая из гостиной Екатерина Сергеевна. — Викулечка! Ох, божечки, да как же это так, Матвей, да не стойте вы на пороге!

Чувствуя себя дома и улыбнувшись во все тридцать два, Владимир скрыл женщину в медвежьих объятиях.

— Что же вы, как же так, что же вы стоите, проходите в дом, — невпопад протараторила хозяйка, оторвавшись от Владимира и смахнув выступившие на глазах слёзы счастья. Екатерина Сергеевна хотела было перекинуться с лобызаниями на Вику, по-прежнему висящую на Матвее Панкратовиче, но Владимир отступил в сторону, пропуская в квартиру ещё одну гостью.

— Матвей Панкратович, Екатерина Сергеевна, — привлёк внимание хозяев Владимир, — позвольте представить вам Анастасию…

— Да знаем мы Настюшу, — добродушным басом бахнул в пышные усы Матвей Панкратович.

— …Огнёву, мою супругу перед всеми богами, — закончил Владимир под аккомпанемент потрясённого молчания и расширяющихся глаз хозяйки, до сознания которой постепенно доходила потрясающая новость.

— Э-э-э!

Под тонкий, какой-то ультразвуковой оглушающий визг, женский вихрь смёл Анастасию и Викторию и скрылся где-то в глубине квартиры.

— Кхе, — крякнул Панкратович, — Кхе, это надолго, можешь мне поверить. Замучает Катерина твою зазнобу. Может мы того, — казак изобразил щелчок указательным пальцем по подбородку. — По писят грамулек за приезд, а?

— Или по сто? — хохотнул Владимир, подхватывая рукой рюкзак с дальневосточными деликатесами.

— По сто? — картинно нахмурился Матвей Панкратович. — По сто это же два раза по писят? Два раза по писят — это хорошо, а три ещё лучше! Давай-давай, шевели батонами пока бабы нам косточки перемывают. Ты, герой, магазинную или чи свойскую будешь?

— Свойскую, — улыбнулся Владимир, доставая из рюкзака бутылку настойки. — Панкратыч, брось ты свой первач, у меня настоечка на ягодках и травах мается. Амброзия! — причмокнул губами Владимир.

— О-о! — понимающе округлил глаза казак, выставив на стол стопки и споро пластая балык с бастурмой из оленины, переданные гостем из поистине бездонной сумы в виде рюкзака. Настоящая настойка от знахаря и травника — это куда круче амброзии. Тут понимать надо.

Закончив с немудрёной закуской, он нетерпеливо придвинул стопки к Владимиру:

— Не томи! Наливай! Да-а — живая вода!

Мужчины едва успели замахнуть по первой, как в проёме кухонной двери показалась Екатерина Сергеевна с двумя очаровательными «прицепами» позади.

— Глядите, люди добрые, вот они где. Бражничают, ироды!

— Мы? Бражничаем? — совершенно натурально возмутился Матвей Панкратович, ткнув заскорузлым пальцем в бутылку. — Во, сама глянь — знахарская амброзия, тута токмо для здоровья и поднятия обчего самочувствия.

— Верю, верю, — опасно сверкнув глазами, глубокомысленно покивала головой Екатерина Сергеевна, больше никак не став комментировать картину маслом. — Давай-ка, милый, на стол накрывать.

Надо ли говорить, что работа нашлась всем или не стоит? Владимир с удовольствием влился в уютную суету подготовки импровизированного застолья, даже Настя, которая сначала чувствовала себя скованно и несколько неуместно, вскоре расслабилась и влилась в общий «хоровод», сходу найдя общий язык с хозяевами.

— Ну-с, молодые-красивые, — опрокинув вторые «писят» за вечер, Матвей Панкратович хитро прищурился, — рассказывайте, как и где вы умудрились под венец сходить?

— Матвей! — нахмурив брови, осуждающе протянула Екатерина Сергеевна.

— Буде тебе, — беспечно отмахнулся бывший городовой, — будто тебе не интересно. Ну, скажи, что я не прав.

Обняв прильнувшую к нему Настю, Владимир поведал увлекательную, правда сильно отредактированную версию приключений сердечной зазнобушки и своего геройства на восточной границе Империи.

— Да-а, — пригладил усы Матвей Панкратович после завершения рассказа, который венчала очередная стопка за здоровье молодых, — шоб я так жил! Тут или грудь в крестах, или голова в кустах… Мда, надо твоим побратимам оказией хвоста накрутить, чтобы они тебя одного больше никуда не пускали и за девицей-красавицей приглядывали, а то совсем обленились пенсионеры военные. В Н-ск как, насовсем или проездом?

— Надеюсь, что насовсем, — ответил Владимир. — Меня в университете восстановили, буду грызть гранит науки, а между делом опять приём в центре организую. Я его обратно выкупил, — он деликатно опустил подробности передачи ему прав собственности на соседнее здание. Зачем их кому-то знать?

— Доброе дело, — произнёс Панкратович под синхронный кивок супруги. — Так это твои люди второй день пчёлами по соседним хоромам, да вокруг вьются? Жужжат и пчелятся без передышки.

— Не мои, но да, я клининг и пару бригад штукатуров с малярами дистанционно из Москвы заказал. Помыть, покрасить, дорожки посеять песком и мелким отсевом. Не в хлеву же людей принимать.

— Ого! А в Первопрестольную пошто летали? Или то секрет секретный?

Пришлось Владимиру совсем кратко, можно сказать широкими мазками поведать о третьем боевом ордене с мечами вкупе с присвоением внеочередного звания подпрапорщика в запасе и грядущем сентябрьским награждением в Кремле. Об высочайшей аудиенции он благоразумно умолчал, Настя, периодически поддакивавшая и вставлявшая своё веское слово, также предпочла обойти скользкую тему стороной.

— От оно как, — кустистые брови Матвея Панкратовича дёрнулись будто живые мохнатые гусеницы. — Как я понимаю, расспрашивать тебя о подробностях, касатик, бессмысленно. Понимаю, молчание — золото. Для здоровья полезнее ничего не знать, от этого сон крепче и нервишки не шалят почём зря. Так, девочки и мальчик, поздно уже, скоро совсем стемнеет. Я к чему веду, Катюша по-прежнему никому наш флигелёк не сдаёт, за вами держит. Вы туда или в гостиницу какую?

— Конечно во флигель! — поставила жирную точку в обсуждении Вика.

На улаживание всех дел вместе с беготнёй по чиновничьим кабинетам Владимиру понадобилось четыре дня. Время неумолимо утекало сквозь пальцы, стремительно приближаясь к первому сентября и неизбежному расставанию с нежной половиной, которая должна была убыть на учёбу. По договорённости с Викой, Настя временно переселялась в её столичную квартиру. Девчонки решили жить вместе, так как делить им было нечего, не считая брата одной и мужа другой, но тут они пришли к взаимно устраивавшему консенсусу.

До настоящего времени никак не «проклёвывались» родители Насти. Ни мать, ни отец не показывали никакой реакции на самоуправство и замужество дочери, а то, что она последует, Владимир нисколько не сомневался. Отсутствие вестей с данного участка «фронта» Огнёв связывал с княжной Вяземской и Её Величеством. Кто-то из дам или обе вместе плотно поработали с княжеским семейством, временно купировав проблему.

На пятый день, возвращаясь из альма-матер, куда он ездил улаживать некоторые вопросы с военной кафедрой, касаемые персонального курса обучения, Владимир заметил на парковочной площадке доходного дома знакомый внедорожник с не менее знакомыми регистрационными номерами.

— Как хорошо, что Вика в Москву улетела, — пробормотал Огнёв, наблюдая за короткостриженым пузатым крепышом, с ноги на ногу переминающимся у внедорожника. — Интересно, за каким хреном его в Н-ск притащило?

Скрипнув тормозами, «Вепрь» остановился у столбиков ограждения, отделявших придомовою площадку от территории центра народной медицины. Крепыш, в лице которого любой сторонний наблюдатель усмотрел бы несомненное сходство с высоким широкоплечим парнем, выбравшимся из-за руля старенького джипа, резко сорвался с места, в несколько шагов подскочив к заляпанной грязью машине.

Решительность, написанная на лице крепыша, столкнувшись с холодом в глазах парня, сменилась смущением и растерянностью.

— Я тоже не рад тебя видеть, — первым нарушил неловкое молчание Владимир. — Предлагаю обойтись без объятий и пожимания рук, считай, что мы поприветствовали друг друга. С чем пожаловал?

— Я не один, — отец, ранее самоуверенный и пышущий непробиваемым апломбом, не мог собраться с духом.

— По выходным не подаю, — резко ответил Огнёв родителю, ненависть к которому давным-давно остыла, превратившись в хладный пепел, но неприязнь никуда не делась, да и прощать господина Чаровникова Владимир не собирался.

— Ты неправильно… э-э…, - запнулся папаша, наливаясь злостью на сына и собственную неуверенность.

— Повторяю, с чем пожаловал? У меня время не резиновое, рассусоливать с тобой я его не собираюсь, — пошёл на обострение Владимир. — Рожай быстрее.

Тем временем из громадного родительского внедорожника выбралась мачеха с единокровным младшим братом Огнёва на руках. От злобной мегеры не осталось ни следа, если не считать фактуры и общей стервозности, которую не смогли подавить никакие беды. Сейчас в глазах и в душе Дианы Николаевны плескался незамутнённый страх, что им откажут в помощи и от того огонь ненависти, спрятанный женщиной глубоко в душе, горел неугасимым пламенем. Противоречивые чувства буквально разрывали госпожу Чаровникову на части.

— Помоги…, - собравшись с духом и оглянувшись на жену, просипел отец. — Вылечи Вадимку. Любые деньги…

— Объясняю один раз, «лавэ» оставь себе. Бабки я с тебя не возьму. Ты другим рассчитаешься, — принял решение Владимир, окунаясь в ледяное спокойствие.

Подойдя к мачехе, он провёл рукой с раскрытой ладонью над братом, впрочем, и без показательной диагностики тёмный, с краснотой узел на позвоночнике выше поясницы мальчишки, видимый магическим зрением, показывал, что у того серьёзные проблемы с опорно-двигательным аппаратом.

— Так, коротко и ясно, когда и что произошло? Указав пальцем на спину брата, спросил Владимир у мачехи.

— Месяц назад, ударило острым краем сиденья качелей в парке, — коротко, почти по-военному выложила мачеха и зачем-то добавила:

— Нянька недосмотрела.

— Да-да, нянька виновата, а мамаша где была? По салонам таскалась? Конечно, дел невпроворот, тут бы пилинг или макияж сделать… А папаша где был? С корешами зависал? Ой, с партнёрами по бизнесу дела утрясал. Вестимо, не барское это дело с младенями сидеть. А нянька, да, виновата, кто-то же должен быть виноватым — с сарказмом произнёс Владимир, с неприязнью наблюдая за тем, как взгляд мачехи прикипел к обручальному кольцу на безымянном пальце.

— Вопросов не жду, поздравления не принимаю, — указал на приснопамятное кольцо Владимир.

— Ты можешь… — поняв, что им не откажут, мачеха стала смелее.

— Могу, — перебил Владимир, — я много чего могу, в том числе и это. Приезжайте завтра утром, займусь, а пока поговорим об оплате.

— Ты же сказал, что денег не возьмёшь, — опешил папаша, на лице мачехи также проступило недоумение.

— Деньги оставьте себе, оплату я возьму интересным документом, в котором ты, — палец Владимира упёрся в грудь отца, — полностью отказываешься от родительских прав в отношении меня. Возражения или иные варианты расчёта не принимаются. Сейчас ты сваливаешь отсюда и начинаешь заниматься этим вопросом. У вас, в скором времени мой бывший родитель, получится это быстро, я в этом уверен. Взамен я готов подписаться под любыми бумагами, в которых отказываюсь от наследства, выплат и всего прочего. Предлагаю разойтись, как в море корабли. Я вам ничего не должен, вы мне ничего не должны. Вика в расчёт уравнения не берётся, оставим её за скобками. Итак, условия принимаются?

— Принимаются, — выдавил отец, загнанный в угол обстоятельствами. — Сука ты и сволочь.

— Хотите познакомиться с эпитетами в отношении вашей персоны или у вас проснулось и зудит желание побазарить за жизнь, господин Чаровников? Нет? Почему-то я так и думал, а теперь попрошу избавить меня от вашего присутствия. Цену я озвучил. Ариведерчи!

Через минуту громадный чёрный внедорожник скрылся за поворотом, а Владимир, чувствуя себя будто после разгрузки пары вагонов с цементом в мешках, поплёлся к себе. Слава всем святым, в массе своей горожане ещё не прознали о возвращении целителя, а то в квартиру пришлось бы пробиваться с боем. Но ничего, сарафанное радио скоро разнесёт новость по округе. Как-то же папаша узнал о нём. Скорее всего через братков и прикормленных чиновников, шепнул кто надо за мзду малую или большую, тут надо смотреть на должность «шептуна». Завтра он займётся этим вопросом. Пришло время задействовать собственные связи. «Болтуну» не помешает прижечь язык.

— Это были твои родители? — встретила Владимира Настя. — Я в окно через тюль наблюдала.

— Отец с мачехой и братом, — рухнул в кресло Огнёв.

— Красивая и эффектная женщина.

— Змеи, особенно ядовитые, тоже красивые, а какие эффектные — просто не передать словами, — не полез за словом в карман Владимир. — Я думал, что пережил это, а всё равно, будто раскалённой кочергой в душе пошуровали. Когда-то давным-давно я мечтал об отце, стремился чтобы он принял меня и не отталкивал. Наивный… А сейчас хочу окончательно избавиться от последних связей с ним.

— Я слыхала расхожую житейскую мудрость о том, что, если вы хотите тепла от детей в старости, не дышите на них холодом в детстве.

— В том то и дело, что ни тепла, ни холода, ничего не было. Дышали равнодушием и ненавистью. Изгой, по сути, пустое место для папаши и живое ненавистное напоминание для мачехи, которое она стремилась извести всеми доступными способами, а позже, после того как отобрал у них Вику, я стал ещё и врагом под первым номером.

— Господи, как ты ещё не стал обладателем кучи разных комплексов?

— А кто говорит, что не стал? Куда без них, но я с ними боролся с переменным успехом. Просто, когда стал чуть постарше, я отгородился от мира и только Вика была связующим звеном с окружающей действительностью. Чуть позже я открыл для себя бесплатные спортивные секции и кружок танцев в школе. Наверное, так везде, парней на танцах вечно не хватало, поэтому в кружок гребли всех подряд, было бы желание. Думаю, что некоторым даже приплачивали, — усмехнулся Владимир. — Так вышло, что, найдя «лунку» на законных основаниях не видеться с «горячо любимыми» родителями, с шестого класса я только ночевал дома, поэтому папаша махнул рукой на переезд отпрыска в летнюю кухню. С глаз долой, из сердца вон и в доме никто под ногами лишний раз не путается.

— А на каникулах?

— Работал, — спокойно ответил Владимир. — С деньгами на карманные расходы, как ты понимаешь, у меня был полнейший напряг, поэтому наполнение кошелька и прочие хотелки целиком и полностью ложились на собственные руки, голову и способность заколотить копеечку. Автосервис, курьер, дворник, бригады строителей и шабашников, так что и летом я старался как можно реже мозолить глаза папаше с мачехой, тем более мне прямо сказали быть готовым освободить занимаемую жилплощадь на следующий день после совершеннолетия. Откормили, отпоили — досвидос! Вали на все четыре стороны. Зато и плюсы есть: заколотить гвоздь, починить машину или построить дом твой супруг теперь сумеет без посторонней помощи, хотя с помощью быстрее и веселее. У меня, Лапушка моя, до определённого времени практически не было ничего своего, поэтому нет ничего удивительного в том, что у бедного сиротки при живых родителях развился комплекс беречь и защищать то, что сиротинушка считает своим. А ты, красавица, как ни крути — моя, поэтому теперь смиренно принимай защиту и не обижайся на собственнический инстинкт мужа.

— Бр-р, даже страшно от перспектив становится.

— От каких, интересно знать?

— От перспектив быть запертой в башне с большим драконом на привязи.

— А есть дракон на примете? — оживился Владимир, заработав шутливую затрещину.

— Тьфу на тебя. — рассмеялась Настя. — У тебя хватит ума автоматическую башню воткнуть для отстрела рыцарей, чтобы они к дракону не приставали, а мне вручить мокрое полотенце отгонять самых непонятливых. Мне другое интересно, прости, что опять о приземлённом, как с такими вводными данными твой отец набрался наглости ехать в Н-ск?

— Должен указать на ошибку в твоих умозаключениях. Настоящее чудо заключается в том, что мачеха переступила через себя и решила искать помощи у ненавистного пасынка.

— Не отец? — удивилась Настя.

— Смеёшься, — грустно улыбнулся Владимир, — господин Чаровников давно и прочно сидит под каблуком, просто мадам Диана умело пользуется длиной поводка и не доводит папаньку до каления, чтобы бойцовская собака не набросилась на хозяина. Лесть, ласка и умение воспеть достоинства, закрыв глаза на недостатки. Случись что-нибудь из них двоих, я бы палец о палец не ударил, но мелкий не виновен в грехах родителей. Повезло мальчишке. Хотя с таким везением… Ну, хоть его любят и то дело.

— Скажи, а почему ты хочешь, ну, — замявшись, Настя принялась теребить носовой платок в руках.

— Избавиться от родственных связей?

— Да.

— Защищаю тебя и пекусь о репутации Их Величеств. Как ты думаешь, как быстро народ прознает о твоих родственных связях? Стоп-стоп, ничего не говори. Поверь мне, месяца не пройдёт, как найдётся какая-нибудь «жёлтая» газетёнка, которая ради хайпа и рейтингов вкинет в массы потрясающую новость: в зятьях у князя Гагарина сын криминального авторитета… и плевать на три боевых ордена с мечами и гражданскую награду у зятька на груди, это никому по большому счёту не интересно. Тебе расписать последующую реакцию или сама додумаешь? Я так и так хотел окончательно отмежеваться от папаши, а тут сам бог велел поспешить с решением вопроса. Вельтполитик, ёкарный бабай… Опережая возможный вопрос о примирении и прощении: при существующих условиях оно невозможно в принципе. Слишком много посуды перебито в прошлом, а жить в опаске и ожидании хомута, который папаша или мачеха попытаются накинуть посредством родства — увольте! Еле-еле Вику отстоял. Пусть живут своим укладом без меня.

— Господи, я никогда не думала, что в жизни такое бывает, — Настя присела Владимиру на колени. — Телесериалы отдыхают.

— Забавно, знаешь что? — Владимир поцеловал усладу очей своих за ушком.

— Что?

— Я ни разу не смотрел ни одного сериала, поэтому не знаю, какая фантазия у сценаристов и как там бывает на экране.

— Бедненький, — пожалела мужа Настя, — открою тебе тайну, ты очень похож на Егора Летова из «Серебряной осени», его Сергей Бельский играл. По нему сохли все девчонки в нашей школе.

— А ты?

— А я не сохла.

— И почему, если не секрет?

— А зачем мне бледное экранное подобие, когда в наличии есть несравненный оригинал? Настоящий рыцарь без страха и упрёка в сияющих доспехах, спаситель невинных дев из рук разбойников. Егор Летов и господин Бельский сразу пошли лесом и полем. Скажи, куда этому рафинированному экранному сопляку соревноваться с настоящим мачо? И это я ещё про твои ордена и обожаемую саперную лопатку не знала. Ты просто не представляешь, как я Вику на твои фотки окучивала, войсковые операции фронтового масштаба отдыхают, нервно покуривая в сторонке.

— Перун Молниерукий, меня заманили в сладкие сети! — Владимир прижал Настю к себе.

— И ни капельки об этом не жалею. Знай, милый мой, твоя супруга махровая собственница. Ты — мой! Заруби себе это на носу!

А с отцом Владимир всё-таки сцепился. На лечение брата он потратил два дня, хотя справиться за один часовой сеанс не составляло труда. Несмотря на взаимную нелюбовь с мачехой и желание оправить дорогих родственничков восвояси как можно быстрее, пришлось поддерживать образ с тщательно наработанным реноме, тем более сарафанное радио успело разнести новости по округе и у доходного дома начали собираться первые больные, большинство из которых Огнёв разворачивал обратно, отговариваясь неготовностью центра и отсутствием площадей в снимаемой квартире. Хорошей защитой на пару дней стали мачеха с братом, которыми Владимир прикрывался без зазрения совести. На утро второго дня улетела в Москву Настя, а вечером отец принёс плату и кипу документов на подпись в кожаной папке. Пригласив личного юриста с немецкой фамилией, Огнёв уселся в компании с Виктором за знакомство с бумагами, за которые биологический родитель отвалил просто-таки неприличную сумму, от чего едва сдерживал злость и раздражение, сидя в кресле у журнального столика.

Просмотрев документы, Виктор забраковал пару из них, остальные, не найдя в них ничего криминального, отдал Владимиру на подпись.

— Я ещё нужен? — спросил Виктор, убирая часть подписанных экземпляров в портфель. — Извини, но у меня свидание. Так совпало.

— Пожалуй, нет, — ответил Владимир, пожимая протянутую руку. — Успехов на личном фронте!

— Звони если что, я на связи, — кивнул Виктор, закрывая за собой дверь.

— А ты, значит, нашёл богатую сучку и теперь знаться не хочешь? — прорвало, наконец, папашу. — В СИБ подвязочки заимел. Наверное, фараонам дятлом стучишь. Подъезжал тут ко мне вчера один мусор упакованный, корочкой светил…

— Пасть завали, — тихо, выморожено обронил Владимир. — Мусор тут один и сидит напротив меня.

— Я гляжу, ты совсем берега попутал, — вскочил папаня.

— Сядь, мразь, — с угрозой прорычал Владимир, — пока я тебе ноги не переломал. А теперь, — нанеся папаше несколько быстрых ударов, Огнёв навис над парализованным противником, рухнувшим на пол. — отложи в своей куриной головёнке, пока её не открутили с плеч. Ты — никто и звать тебя, соответственно, никак. Попробуешь рыпнуться, вместе с корефанами поедешь тайгу расчищать или снег на север из сугроба в сугроб ломиком перекладывать. Упаси тебя боже косо посмотреть на Вику и Настю — сгною. Ты меня понял, мусор? А теперь, господин Чаровников, для понимания на какую сучку ты пытался задрать хвост и тявкать. Анастасия Огнёва, в девичестве Гагарина, приходится родной племянницей Его Величеству. Хочешь с ним потягаться? Ну-ну, там же под гнилыми берёзками твои кореша тебя зачистят и зароют или я твою тупую головёнку оторву и псам скормлю. Думаешь, духу не хватит? Смею заверить, ты будешь не первый жмур, укокошенный мною лично. По глазам вижу, веришь. Поверь, папенька, в крови твой бывший сынок искупался с ног до головы. А Дианку с мелким император по миру пустит или в публичный дом твою жёнушку определит, где ей самое место, ты им, как я погляжу, такой участи желаешь.

Вернув бывшему отцу подвижность, Владимир бросил ему папку с бумагами.

— Пошёл вон.

Родитель вымелся из квартиры быстрее собственного немого визга, а Владимир впервые в жизни до дна опустошил бутылку водки, абсолютно не почувствовав хмеля, после чего битый час отмывался в душевой, с остервенением оттирая с себя невидимую грязь.