Знахарь

Глава 12. Плоды побед и поражений

— Привет, путешественница! Давай свой чемодан, гламурная киса!

Шутливо чмокнув около уха зардевшейся сестры, и махнув сопровождающему девушки от модного издательства, Владимир подхватил чемодан Виктории.

— Признавайся, мелкая, ты чего туда напихала? Ого, как ты его пёрла в Швейцарии?

— К твоему сведению, братец, в развитых странах существуют люди, называемые носильщиками, — заправляя непослушный локон под вязаную шапочку с пушистым помпончиком, сказала Вика.

— Хорошо, что не «насильщиками» или «потаскунами», хотя кто их, просвещённых, разберёт. Так, стоп, а на нашей, значит, дикарской посконщине, старшие братья должны трелевать сумки с булыганами за простое сестринское спасибо? Я на такое не подписывался!

— Там внутри подарки и сувениры, для тебя, кстати, тоже, — Вика ткнула Владимира пальцем в бок.

— А-а-а, тагды ладно, — картинно шмыгнув носом и проведя рукавом лёгкого пуховика под ним же, изобразил недалёкого увальня Владимир. — Ничаго шо я так, по-простецки? Нам надушенных носовых платков не завезли.

— Топай, клоун. Боже, Вова, ты не представляешь, как я по дому соскучилась, мне эта Европа вот как осточертела, — Вика ребром ладони у шеи показала степень «осточертевания», — все рождественские каникулы с нею насмарку. Тьфу! Дали один день на шопинг, остальное сплошные фотосессии, я эти Швейцарию и Францию и не видела толком. Знаешь, они там действительно чуть ли не через одного считают, что мы едва ли не вчера с берёз спустились, целыми днями наигрываем на балалайках и с медведями водку из самоваров пьём. Натуральные дикари, честное слово.

— Мы или они дикари?

— Они, хотя мнят себя пупами земли, особенно галльские петухи, у самих изо ртов воняет и срач на улицах. Это во Франции, в Швейцарии почище. Такие наивные, просто жуть, особенно когда думают, что ты не знаешь их языка, свиньи позорные, козлы пархатые…

— Вижу, достали тебя, успокаиваемся, Викуля, а то ты на маты того гляди перейдёшь и по заднице от меня получишь. Надеюсь, ты там никого не прибила? К нам «Интерпол» на огонёк не завалится?

— Не убила, не бойся, тебе оставила, — раздражённо бросила Вика.

— Ладно, дома расскажешь о своих похождениях, гламурная дива, вон моя машина припаркована. Шевели лапками, швейцарка, пока не отморозила.

Дома сразу с рассказами не получилось. Сразу был душ и приведение себя в порядок, потом дорогие гости в лице Екатерины Сергеевны и Матвея Панкратовича, затем раздача подарков с сувенирами, долгие разговоры: охи, ахи, всплески руками, флегматичные взгляды Джу и глаза Анюты, полные восторга и искренней радости за Вику. Ближе к полуночи брат и сестра, наконец, остались наедине.

— Блин, язык отваливается, — посетовала Вика.

— Считай сегодняшний вечер генеральной репетицией и контрольной тренировкой, — усмехнулся Владимир.

— Э-э? — изобразила неподдельное удивление Вика.

— Послезавтра тебе в школу, забыла? Каникулы закончились, мелкая.

— Бли-и-и-н! — сестра спрятала лицо в ладонях. — Девчонки с меня живой не слезут. А можно я не пойду? Я не хочу в школу!

— Нравится, не нравится, терпи моя красавица, — Владимир погладил сестру по спине. — Рассказывай, о чём ты мне хотела поведать.

— Не о чем рассказывать, — ответила Вика, постучав указательным пальцем правой руки по уху и поведя взглядом вокруг.

Намек на вероятную прослушку встретил понимающий взгляд старшего брата, который по несколько раз в сутки магическими методами проверял снимаемое жильё на незапланированные «уши» и не находил оных, но всё равно расслабляться не стоило. Вику он поставил в курс встречи «генеральши с погонами» посреди тайги. Без подробностей, естественно, но лютая фантазия сестры сама дорисовала недостающие детали, так что о делах, по-настоящему важных, они предпочитали говорить в других местах или обмениваться информацией иными способами. Как сейчас, к примеру. Бумажный конверт с парой листов рукописного текста и несколькими волосками внутри полиэтиленовой упаковки без слов перекочевал из рук в руки.

— Умаялась я за сегодня, слов нет, — завалилась на диван Вика, — на съёмках так не уставала.

— Спать вали к себе, нечего тут диван проминать, — тряхнул конвертом Владимир.

— И тебе споки-ноки, — зевая, Вика поплелась в смежную квартиру, которую с лета делила с Джу.

За каким лядом в павильон, в котором проводились очередные съёмки, чуть ли не в полном составе припёрлась прилетевшая с Ближнего Востока команда евронаблюдателей, на словах, контролировавших процесс выборов президента и мирного урегулирования гражданского конфликта одного из государств, сестра не писала, да и не знала она подробностей, по большому счёту. Видимо господа и пара дам — страшных высушенных вобл женского полу, стосковавшихся по европейским лицам и благам, решили таким образом утолить ностальгию. Ягодка в том, что оные посланники политики Запада, оказались слепы в отношении вооружённого нападения на госпиталь, в котором работала и лечила пациентов бригада российских врачей. Двойные, тройные и даже четвертные стандарты в отношении России и подданных императора давно прописались в анналах западной и европейской политики, так что ничего удивительного, что её посланники не усмотрели никаких нарушений процесса мирного урегулирования, если бы не тот факт, что двоих из них парой недель ранее лечили эти самые врачи, оказавшиеся «унтерменшами», которым оказана высшая честь — пользовать белых господ. За неделю до вылета в Швейцарию Вика вместе с братом смотрела вечерний выпуск новостей, в международном блоке которого рассказывалось о вопиющем случае нарушения достигнутых договорённостей и нападении на русских «эскулапов», половина из которых погибла, защищая от обкуренных бородачей беспомощных пациентов. С присущей им ядовитостью и должным суровым возмущением, прошлись ведущие и по европосланникам, страдающим избирательной коллективной слепотой, с показом всех «слепцов» на голубом экране.

На съёмочной площадке, когда они оставили общество фигуристых и спортивных моделей, господа показали себя не лучшим образом. В досье Виктории отсутствовала и до сих пор отсутствует строка о знании немецкого, французского и английского языков. Знает она их не в совершенстве, но говорит, читает и понимает очень неплохо (Владимир настоял на изучении и лично контролировал освоение), тем не менее продолжая изображать простушку, ни «бэ», ни «мэ» не соображающую в иной речи. Вика не стала приводить то, о чём говорили между собой «слепцы», когда им сообщили, что девушки-модели из России не разбираются во французском от слова совсем (после этого господа подбирали самые смачные эпитеты), но она с кого смогла собрала волоски с пиджаков, у носатой костлявой мадам даже вырвала парочку из длинных давно немытых патл, сделав вид, что нечаянно зацепила блёстками, нашитыми на костюм. В общем, ловкость рук и никакого мошенничества, никто ничего не заподозрил.

Прочитав текст на листках, после чего спалив оные в печи, живое тепло которой он просто обожал, несмотря на наличие централизованного отопления, Владимир минут двадцать задумчиво пристукивал почти опустевшим конвертом по колену. Хорошо и плохо иметь умницу-сестрёнку, легко и просто сложившую воедино факты потустороннего наказания некоторых представителей высшей аристократии и сделавшей из этого правильные выводы. Хорошо, что у неё хватает ума молчать и держать выводы при себе, плохо то, что Вику, в силу её информированности, не минует участь угодить в сети «Тринадцатого отдела». То, что её пока не трогают — это «пока». Тронут обязательно, тем более Владимир влез в это гиблое болото глубже некуда. Он сам и тронет несколько погодя.

Не придя в тот вечер ни к какому решению, Владимир убрал конверт в сейф, а через полтора месяца у него случилась первая стычка с княжной, якобы по делам приехавшей в губернию.

На самом деле Вяземская желала разобраться со всплывшим в европейском гадючнике фактом внезапной реальной слепоты, коей начали страдать некоторые бывшие евронаблюдатели, засветившиеся на Ближнем Востоке. Ворожея тоже оказалась не пальцем деланная и серьёзно дружила с головой, иначе бы ни за какие коврижки не взобралась на ныне занимаемую должность. Разведка донесла до неё информацию об имевшемся пересечении во Франции пострадавших с некой Викторией Чаровниковой в одном месте и в одно время. Наталье Вяземской хватило одного косвенного факта для складывания цельной картины, после чего не составило труда догадаться чьих рук дело во внезапной слепоте. Выждав приличествующий срок, чтобы не насторожить наблюдателей от «друзей» и конкурентов, она, используя подвернувшийся благовидный повод, поехала в Н-ск вправлять мозги и наставлять протеже и преемника на путь истинный.

Поскандалили они тогда знатно, благо не дошли до вырывания волос и мордобоя. Княжна попыталась надавить авторитетом, но Владимир выставил во фронт Ведагора. Натолкнувшись на прищуренный взгляд древнего многоопытного старца, просто нехарактерного для лица зарвавшегося юнца, Наталья сдала назад.

— Не о попрании чести речь. Даже Морок[64] и Локи[65] никогда не спускали с рук подобной мерзости. В другие времена скверну выкорчёвывали с корнем, причём живьём. Весь род под серп пускали в назидание остальным. Я бы с удовольствием отдал их в лапы Семаргла[66] или в холодные руки Мары[67], но, чтобы вынуть из них души, надо принести жертву, а тут и до проклятого служителя Чернобога[68] недалеко. Это не война, когда все средства хороши и сама Мара и Род[69] вкладывают меч в руки защитников. Считаю, боги-шутники оценят шутку.

— Пожалуй, шутка в их стиле, — вздрогнула княжна, которой показалась будто на неё глянула упомянутая Владимиром богиня смерти, а над головой прошелестели крылья огненного крылатого волка.

Предок парня напротив неё точно был жрецом, причём не самого маленького ранга посвящения. Тут бери выше. Потомок многое взял от пращура и ещё больше скрывал. В тот момент слова императора об оружии массового поражения начали обретать иной смысл. Ага, травник и целитель с ядерным бронепоездом н запасном пути. Сбросив внезапный озноб, княжна сделала зарубку в памяти как следует покопаться в генеалогическом прошлом визави. Между тем надо было что-то сказать, иначе говоря, перекинуть мяч со своей половины поля, а то из мхатовской пауза превращалась в неприличную:

— Да, Володя, учить вас и учить, — княжна задумчиво потёрла ладонь об ладонь, будто вновь озябла. Возможно, так оно и было, но отрешившись от дум, она снова вернула внимание к молодому человеку:

— Недостатки образования мы будем устранять. Согласитесь, Владимир — это не дело, пороть горячку. Поступим так: раз в неделю для создания легенды будете давать уроки массажа или чего-нибудь народного или инородного в Н-ском центре народной медицины, там у меня оборудована защищённая комната связи. Персональный допуск я вам сегодня оформлю. Совместим приятное с полезным, сначала вы делитесь опытом, потом я. Время оговорим позже, сами понимаете, не всегда всё зависит от нас, точнее, часто от нас ничего не зависит, поэтому от плавающего расписания наших «уроков» никуда не деться, увы. Далее, со следующего года у вас, Владимир, начинаются занятия на военной кафедре. Настоятельно советую записаться. Расписание и тематика, как вы можете догадаться, у вас будут несколько иными, чем на общем потоке. Поверьте, я об этом позабочусь. Согласитесь, негоже орденоносцу просиживать штаны. Также в Москве планируется проведение нескольких конференций по народной медицине, крайне рекомендую на них съездить. И ещё, Владимир, вы должны понимать, что ваша сестра находится в зоне повышенного риска. В данный момент работу с Викой оставляю на вашей совести, но вам также пора потихоньку вникать в курс дела. Для начала в губернии и Н-ске. На этом обсуждение «слепцов» предлагаю закрыть, но попрошу в будущем обойтись без подобной самодеятельности. Экспромт хорош, когда он тщательно подготовлен, Володя. Не будите лихо, там ведь тоже не дураки сидят. Прокатит раз, прокатит два, на третий они начнут искать концы и найдут, вот в чём закавыка.

По последнему аргументу Владимиру возразить было нечего. Уела его княжна.

— Ты, пискуха, не вякай тут, где этот чёртов колдунишка, мать его?! — донеслось из-за неплотно прикрытой двери. После невнятного бубнежа в импровизированном холле или комнате-ресепшены — Тебе сказали сидеть, лярва.

— Инесса Николаевна, Тоня, вы посидите здесь, я схожу разберусь, — улыбнулся Владимир десятилетней пациентке и её напуганной маме.

Девочка, в отличие от родительницы, не поняла, что к ним нагрянули проблемы. До последнего дня живя в своём мире, отделённом родителями от внешнего, она не знала, что у взрослых бывают такие странные «игры».

— Господа, — плотно прикрыл за собой дверь, Владимир. — Во избежание проблем, я настоятельно рекомендую вам принести извинения моей сестре.

Здоровенный «бык» с могучими покатыми плечами, отсутствующей шеей и минимальными проблесками интеллекта в маленьких, глубоко посаженных глазах, чуть пригнувшись, как перед атакой, сделал шаг навстречу хозяину.

— Ты чего сказал?

— Костян, охолони, — из-за спины широколицего мордоворота вышел представительный мужчина в дорогом пальто.

Владимир мысленно усмехнулся. Этого следовало ожидать, заигрывания и наведение мостов с местным криминалитетом не прошли даром и бесследно. Московские «Иваны», держащие в кулаке криминальный мир столицы, всегда пренебрежительно и свысока относились к провинциальным «коллегам» по ремеслу, но проблемы со здоровьем безразличны к статусу людей, зато этот статус позволяет лечиться у лучших эскулапов, а тут и земля начала слухами полниться, да некоторые провинциальные «коллеги» из бледнолицых превратились в розовощёких и забыли об артритах и поясницах. Как это так? Одним всё, другим ничего — непорядок! Владимир и княжна давно просчитали варианты развития событий, чуть-чуть не угадав с временем появления столичных «гостей». Генеральша в юбке не была бы собой, если бы не выдала ученику очередное задание по наведению контактов с «Иванами» и манвихерами столицы, но как-то это самое наведение не задалось с самого начала. Даже самому тупому понятно, что в уездный город «Н», пошлют простых исполнителей, хотя, судя по прикиду, представительный господин далеко не обычная «шестёрка», но тем хуже для него. С первого взгляда Владимир понял, что разговора не получится, его попросту не воспринимали всерьёз.

— Я бы рекомендовал вам, молодой человек, не быковать, а собрать вещички и переодеться для дальней поездки, вас уже заждались, — не представившись, елейным голосом проворковал представительный гонец.

— С незнакомцами не катаюсь, — отбрил Владимир. — Вы бы, господин хороший, для начала у уважаемого Авгура поинтересовались, на каких условиях я работаю, а то не успели приехать, как впухли и на ровном месте нарвались. Вы до сих пор не извинились, кстати.

— Костян, — выплюнул гонец, отступая назад. Вытянув руки, здоровяк шагнул к Владимиру, между пальцев которого блеснула длинная игла.

— А?! — по-детски вскрикнул Костян, статуей застывая на месте, только его глаза продолжали бешено вращаться в орбитах, а Огнёв, стремительно переместившись мимо живой статуи, всадил вторую иглу в московского гостя, успевшего наполовину вытащить пистолет из подмышечной кобуры.

— Ц-ц-ц, — осуждающе поцокал Владимир, забирая «волыну» и охлопывая замершего гонца. К огнестрелу присоединился керамический «младший брат» дамского «Бульдога» на пять патронов в барабане и финка с узким лезвием. «Бык» «поделился» второй «волыной» с таким калибром, что из неё впору было слонов отстреливать.

Убрав оружие, Огнёв перетащил обе «статуи» в соседнюю комнату и, как учили Синя с Трофимычем, да и сам помнил из снов, крепко привязал их друг к другу:

— Нехорошо, господа. По любым понятиям нехорошо. С вами я разберусь чуть позже, а пока меня ждут пациенты. Не скучайте.

Успокоив сестру и через полтора часа закончив приём пациентов, Владимир по памяти набрал на телефоне один номер и зашёл в комнату с пленниками:

— Здравствуйте, уважаемый Авгур! — поприветствовал он ответившего абонента. — Позволю себе задать нескромный вопрос, вы в городе?

— …

— Что вы, у меня всё в порядке, чего и вам желаю. Впрочем, вы проницательны, как всегда, нарисовалась тут у меня одна проблема, точнее, две проблемы. Даже не знаю, как с ними поступить, сдать СИБ или в криминальную полицию? Что посоветуете?

— …

— Коллеги ваши, уважаемый Авгур. Заявились без приглашения, грубили, относились без уважения, волынами трясли. Полный беспредел, в общем.

— …

— Что вы, к вам никаких претензий, да и не наши они.

— …

— Берите выше, столичные пташки пожаловали. Включить видеосвязь? Да пожалуйста! — Владимир перешёл на видеосвязь и показал спелёнатых гостей местному криминальному авторитету. — Не двигаются и молчат они, потому что уже наговорили лишку, а я очень щепетилен к оскорблениям. Сеня-Вьюн, значит, встречались в столице. Нет-нет, мне неинтересно, у кого вы встречались, крепче спать буду. А второго вы не знаете. Правильно, «быки» никому не интересны. Сами приедете? Хорошо, буду ждать вас.

Нажав отбой, Владимир задумчиво почесал подбородок верхней кромкой мобильного телефона. Пройдясь перед парочкой, он незаметным жестом всадил иглу в шею «быка». Через несколько минут комнату огласили всхрапывания мирно посапывающего Костяна.

— Ну, Сеня, сам расскажешь, под кем ходишь или применим стимуляцию? Знаешь, поделюсь маленьким секретом, на границе хунхузы и браконьеры тоже поначалу корчат героев, но в итоге все поют курскими соловьями, ни один от откровений не удержался. Даже коренные ханьцы начинают на русском не хуже рязанских мужиков балакать. Будешь говорить? Моргни два раза. Гордый, значит. Ладно…, - несколько тонких игл пронзили человеческую плоть. Прошло не так много времени, как Владимир стал слушателем откровений, сплошным потоком полившихся из Семёна Никаноровича Вьюнова, сорока пяти лет от роду, человека, незнакомого с понятием «совесть». К приезду Авгура с «ребятами» Вьюн слил достаточно.

Под великолепный кофе с коньяком (ну и что, что на ночь), Авгуру с подручными продемонстрировали запись скрытой камеры наблюдения, установленной в холле, после чего передали «гостей» с рук на руки, предварительно сняв с них оцепенение.

— Оружие не верну, — под вой москвичей, у которых сходило онемение с рук и ног, качнул головой Владимир на вопрос Авгура об изъятом огнестреле. — Что с бою взято, то свято! Как учит жизнь, лишний ствол в хозяйстве не помеха.

— Ты ещё пожалеешь, мы твою мандель сучку-сестру по кругу пустим, — спускаясь с крыльца, тихо, вроде бы в никуда, выплюнул Вьюн.

— Идиот! — обречённо прохрипел вписавшийся за москвичей Авгур, оглядываясь на стоящего в дверях Владимира, в глазах которого отразилось ледяное пламя ада.

В отличие от пришлых, Авгур понимал, что за пацаном стоит реальная сила. Он сам вписался в разборки, с помощью хозяина Вьюна надеясь утрясти кое-какие траблы в Москве и, в случае нужды, получить защиту и прикрытие силы, стоящей за Огнёвым, как эта тварь без мозгов всё испортила. Знахарь нападок на сестру не простит, так что скоро у «Иванов» грядут большие перемены и делёжка освободившихся территорий, а «траблы», «траблы» он порешает через других и стоит хорошенько перетрясти с Огнёвым принципы и условия сотрудничества, доведя их до умных и нужных людей в столице и соседних губерниях. Они тут и так ходят под оком СИБ и мутных личностей, перед которыми сами СИБовцы передвигаются на полусогнутых, зачем усугублять положение? Ещё один залёт, подобный сегодняшнему, и придётся сматывать удочки.

История не сохранила для широкой общественности результат разборок Авгура с Вьюном. Бритоголовый Костян, игравший роль статиста и славянского шкафа, в разговоре никак не участвовал, понимал, что не с его куцым умишкой переть против авторитета и помощника босса. Вон, час назад хотели власть показать и так от пацана огребли, что до сих пор руки и ноги ватные, а этот велеречивый и приторно деликатный Авгур и прикопать где-нибудь в лесочке может. Встречались Костяну подобные господа — сладко чешут, глубоко закапывают. Авгур не стал рассусоливать, попросту набрав номер босса и вывалив тому всю подноготную. Вьюна и Костяна через трубку поставили «раком» и отымели по полной, дав приказ ехать обратно. Местный авторитет умолчал об одном, он не стал доводить до босса слова Вьюна на крыльце флигеля, за что Костян был ему благодарен.

А на обратном пути машину с московскими номерами начали преследовать неудачи. Дважды Костян пробивал колёса, хотя за три года до этого у него не случалось ни одного прокола. Один раз им прилетел камень в лобовое стекло, да так, что пришлось переться в ближайшее СТО и менять битую лобовуху. Уже в самой Москве тачка встала колом и до гаража ещё пёрли на эвакуаторе. Оставив Костяна заниматься ремонтом, Вьюн поехал к боссу и «бык» не видел, как Сеня наступил на шнурок собственной туфли, шибанувшись об асфальт и в кровь рассадив колено. В доме босса Вьюн замешкался в прихожей и получил резко открытой охранником дверью по носу, залив красной юшкой дорогущий костюм от лучших московских кутюрье. После эпического разноса, сменив прикид, Вьюн поехал заливать горе в ресторан, поскользнувшись там на мокрой плитке в туалете кабака и треснувшись башкой об угол умывальника. Умывальник выдержал, голове повезло меньше. Труп обнаружила уборщица, пришедшая навести чистоту согласно вывешенного на стене уборной графика.

Несчастья начали преследовать членов группировки одного за другим, по непонятной причине обходя Костяна стороной. Находясь «на измене» и шестым чувством предчувствуя неладное, Костян сказался больным и залёг на дно в доме своей престарелой бабки, изредка получая сообщения от корешей, пара из которых угробилась в ДТП (на машине по непонятной причине отказали тормоза), один улетел в лифтовую шахту, шагнув в открывшиеся створки без лифта. Ещё один задохнулся в дыму, уснув дома на диване с непотушенной сигаретой во рту. По крайней мере так сказали пожарные, а как оно было на самом деле никто не знает. Почему-то гибли те, на ком была чужая кровь и отнятые жизни. Простые «бойцы» отделывались легче. Кто-то отравился, кто-то угодил в больницу с переломами, а через три недели босса шваркнуло током от кофеварки на кухне. Не откачали.

— Прокляли тебя, внучок, — шамкала бабуля. — Всех вас прокляли зараз, поверь, я чужой сглаз вижу, токмо не помогут вам бабки и знахарки, грехов на вас как на Барбоске. Говорила я табе, с не связывайся ты с имя, Костенька. Не доведут оне табя до добра. Кого вы прогневили, шта таких молодых Смерть прибирает друг за дружкой? Покайся, Костенька, в церковь сходи, ведь и за тобой придёт костлявая. Мне-то што, я ужо пожила, давно помирать пора, а тебе ишшо бы жить и жить. Послушай меня, внучек.

Спустя неделю после смерти одного из московских криминальных боссов арку ворот Борисоглебского монастыря в Дмитрове пересёк могучего телосложения мужчина, увеличив количество насельников на одного человека.

Через пятнадцать лет иеромонах Константин, отпевая почивших от очередной пандемии в полевом госпитале, развёрнутом на территории обители, встретит бывшего целителя, приехавшего в подмосковный госпиталь с целой свитой учеников и подчинённых. Мужчины узнают друг друга. Целитель (пусть будет так) почтительно кивнёт Константину…

Чего Константин не знал и не узнает, так это то, что целитель тогда получил очередной нагоняй и моральный втык, но, странное дело, через несколько месяцев у него завязались неплохие связи с московскими криминальными боссами.

— Ты не переживай, папа всегда такой был — взрывной, — Анастасия вцепилась в руку Владимира с силой тонущего, ухватившего спасательный круг.

— А я не переживаю, — согнав с лица хмурые тени переживаний и тяжёлых дум, Огнёв улыбнулся девушке. — Я ведь не на нём мечтаю жениться.

— Стоп! — ударив по тормозам будто на машине, Анастасия словно вкопанная встала на месте. — Это признание или предложение?

— Признание, — нисколько не смутился молодой человек, в ладонь которого впились девичьи ноготки с модным маникюром. — Для предложения антураж не тот и обстановка не располагает. Не запасся я свечами с шампанским и кольцом с камнем, понимаешь. Хотя парк тоже сойдёт, голубые ели, дорожки из жёлтого кирпича и тающие под весенним солнцем сугробы, лужами слёз навевающие романтичное настроение, хотя кольца всё равно нет. Вот досада, только приготовишься отдать сердце и прочий ливер, а кольца нет!

— Дурак! — лицо Анастасии насыщенностью красного оставило далеко позади самый яркий маков цвет.

— Меня отвергли! — поникнув плечами, Владимир картинно приложил свободную руку к глазам. — Пойду утоплюсь в горе и печали! Залью тоску вином, нет, самогоном. Мы народ простой, к изыскам не приучены, поэтому горевать предпочитаем старинными методами. Да, самогон, настоянный на медвежьих кизяках, будет в самый раз.

— Фу, даже представить тошно, — надула щёки Анастасия, потянув парня к ажурной беседке.

— А душевную тошноту только так и вытравливают. Клин клином вышибают, — пристукнул носком ботинка по мраморным ступеням Владимир. — Я, Солнышко моё, за себя не переживаю, мне за тебя страшно. Твои родители явно не в восторге от твоего выбора, не вписывается моя крестьянская физиономия в их тщательно лелеемые планы и представления о семейном счастье дочери. Твои папа и мама ясно высказались на этот счёт. Как бы они тебя под охрану дракона на самом верху самой высокой башни не заточили.

— Они изменят своё мнение, когда узнают тебя получше!

— Солнце моё, мне жаль разбивать розовые очки на твоём прелестном носике и рушить мармеладный мир, но может случиться так, что твои родители просто не захотят узнавать меня в расписных красках на цветном фоне. Ты допускаешь такой вариант событий? Нет? А я очень даже. Кто я для них? Непонятный проходимец и шарлатан, живущий обманом простодушных обывателей и впаривающий им прелое сено второй свежести. В данное время и в ближайшей перспективе я не несу им никакой выгоды, а твой отец, и ты это знаешь не хуже меня, но боишься признаться самой себе, в первую очередь ищет выгоду. Во всём! Так уж он устроен. Мама, судя по всему, давно выбрала для тебя подходящую по её мнению партию. Наверняка были приёмы и светские рауты, где юную нимфу представляли тем или иным достойным молодым людям. Подумай и разложи в уме по полочкам, кто из них начал попадаться на глаза чаще всего. Обычно это «случайные» встречи, тем более твоя мама и родители «случайного знакомца» никогда не признаются в тщательной режиссуре мимолётных свиданий. Почему я тебе это говорю? Потому что врать любимому человеку — последнее дело. Поверь, твой отец с большим удовольствием избавился бы от меня и сделает всё, чтобы максимально ограничить наше общение. Сейчас от необдуманных поступков его останавливает княжна Вяземская и покровительство Её Величества. Пока что я для большей части высшей аристократии прохожу по разряду «чёрной лошадки». Большинство из них сейчас гадает, как и чем провинциальный выскочка заслужил расположение монаршей особы и покровительство Главной Ведьмы Всея Руси.

— Покровительство Серой Паучихи дорогого стоит, — натянуто улыбнулась девушка.

— Как-как? Паучихи?

— Я сама слышала во время последнего приёма, как генералы Лисянский и Обручев говорили о княжне.

— Подслушивала? — плеснул ехидцей Владимир.

— Не суть важно, — отмахнулась Анастасия. — Важно то, что княжну реально опасаются даже высокие армейские чины.

— Ладно, княжна без нас разберётся, кого стращать и от кого бежать, а тебе, Солнышко, придётся держать оборону дома.

— Выдержу, — тихо, но со всей уверенностью припечатала Анастасия. По её глазам и тону становилось понятно, что ни злой дракон, ни келья-узилище под крышей самой высокой башни не сломают крепкую тростиночку.

Шагнув к девушке, Владимир заключил её в крепкие, но нежные объятия.

— Моя отважная пташка, — обветренные губы парня коснулись пахнущих лавандой волос на голове сердечной зазнобы.

— Я такая, всех заклюю, — прижалась к его груди Анастасия.

Через пятнадцать минут, получив прощальный целомудренный поцелуй в щёку, Владимир спускался в метро. Поскрипывающий эскалатор, пахнущий резиной и нагретой смазкой, нёс пассажиров подземелья, гудящее от сотен голосов, вентиляции и электричек, прибывающих и отправляющихся от платформ подземки. В столице он оказался второй раз за месяц. Первая поездка в Первопрестольную прошла в режиме «инкогнито».

Магия решала многое, но не всё. Часть гангстеров и душегубов не пережили свидание с мистическими проявлениями, а некоторые «избранные» отправились в мир иной непосредственно с помощью провинциального гостя. Уйти от следящего ока СИБ и людей Ворожеи оказалось не так трудно, как казалось, отвод глаз и зона «рассеянного внимания» никогда не подводили создателя. Систему распознавания лиц и камеры в аэропорту обманул качественный грим с некоторыми ухищрениями типа валиков за щеками. Несколькими фальшивыми паспортами Владимира снабдил человек Авгура, по окончании работ забывший о работе и заказчике. С последним пришлось повозиться и сварить несколько отваров «забвения», но овчинка стоила выделки. Ассасин не должен оставлять следов. Первый прилёт в Москву целиком ушёл на рекогносцировку и проверку сведений, добытых у покойного Сени Вьюна. Вечером того же дня Огнёв ужинал дома, а незримые наблюдатели в душе кляли паршивца за устроенный им переполох.

Два ночных и один дневной вылет наблюдатели благополучно прохлопали ушами, как и последний, месячной давности, когда почил в бозе один из московских «Иванов» по кличке Калёный. До того, как его шваркнуло током, он многое успел рассказать нежданному гостю. Половину ночи душу изливал. Во время исповеди Калёный поведал, что Н-ского знахаря планировалось «поставить в стойло», для чего Вьюну давалось добро на самые радикальные методы, жаль придурок Авгур, «моралист хренов», испортил задумку. Пацан должен был работать на них и лечить тех, на кого пальцем укажут…

Добычей Владимира стали две записные книжки с зашифрованными записями и кодом дешифровки, которым благородно поделился Калёный. Босс не хотел сдавать секрет, но не смог устоять перед неотразимой харизмой и напором страшного гостя. В первой записной книжке оказались контакты посредников нужных людей и суммы, которые они берут за услуги того или иного типа. Во второй обнаружились телефонные номера столичных боссов и данные банковских ячеек с хранящимся в них компроматом на оных лиц, последний хорошо способствовал в наведении мостов с криминальными боссами.

Некоторые могут подумать, что новый владелец компрометирующих материалов воспользовался наследством почившего гангстера и окажутся правы, но ошибутся в методике использования. Ни одна бумага с фотографиями и видеоматериалами пока не увидели жизнь в том понимании, какое им предназначалось. Владимир изучил «чёрные досье» в целях понимания слабых и сильных сторон криминальных боссов столицы и власть предержащих господ. Действовать он решил через Авгура, как бы ненароком находя ниточки к нужным людям.

С посредниками и посредниками посредников оказалось ещё интересней. Если верить бумагам Калёного, а не верить им не получалось, то львиная часть чиновничьего аппарата столицы имела ценники. Кто-то оценивался ниже, кто-то выше. Были и те, кто не брал совсем, даже «борзыми щенками», оставаясь честными служаками, но вокруг них всегда крутились те, кто за определённую мзду готов был «поспособствовать» и продвинуть чужие интересы. К разочарованию Владимира будущий тесть оказался в отдельном списке тех, кто не берёт сам, но готов оказать протекцию через определённых посредников. В высших эшелонах была выстроена целая система, позволяющая оставаться «чистеньким» и не быть замаранным в коррупции с прочими нарушениями закона. Суммы «заносов» и откатов там начинались от пяти нулей стремясь выше и выше с каждым уровнем административной пирамиды. Калёный, отправившийся осваивать адские сковородки, оказался одним из координаторов и посредников, вхожих во многие закрытые двери. Впрочем, с его смертью многие облегчённо выдохнули, хотя некоторые напряглись, не поверив в череду случайностей с бывшими подчинёнными «Ивана».

Видимо будущий тесть интуитивно чувствовал, что нарисовавшийся на горизонте ухажёр любимой дочери в курсе его постыдных секретов, поэтому знакомство с Владимиром принял в штыки, а тот, как бы не владел покерфейсом, не сумел затолкать на дно души тщательно маскируемую неприязнь. Отношения между главными мужчинами Анастасии были не натянутые, они просто не сложились.

С Настей тоже было непросто. Влюблённых тянуло друг к другу с неистовой силой, но между ними вставали барьеры расстояния, родителей, социального неравенства и несовершеннолетия девушки. Оба мучились от невозможности видеться каждый день хотя бы на экране телефона или компьютера, не говоря уже о встречах наяву. Выезды в Москву на различные конференции или симпозиумы сторонников народной и нетрадиционной медицины воспринимались Владимиром чуть ли не манной небесной. Он понимал, что княжна таким ненавязчивым способом, помогая ему встречаться с любимой девушкой, привязывает его к себе, поэтому влюблённые с нетерпением ждали заветного восемнадцатилетия девушки, до которого было ох как не близко по меркам молодых людей. Только и оставалось что видеться редкими набегами.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Семёновская», — прозвучало из динамиков. Вздохнув, Владимир ухватился за поручень у двери.

Было у него одно неприятное дельце на «Семёновской», так сказать из разряда неприятных плодов растущей известности и популярности Виктории. Плоды побед на ниве модельного бизнеса сестры не всегда были сладкими. Некоторые из них пахли тухлятинкой, изрядно отдавая кислотой на языке. Богатые и навязчивые поклонники юной красавицы, к примеру. Привыкнув получать желаемое, они не останавливались ни перед чем, пропуская мимо ушей аргументы возраста, нежелание красавицы строить отношения, а возвращённые назад дорогие подарки списывали на извечную женскую взбалмошность. Кочевряжится девка, цену набивает! Тут дураку понятно, ищет богатых «спонсоров», перебирает кандидатов.

Один из таких толстосумов — владелец заводов, кораблей, пароходов, вбивший в свою прилизанную голову не пойми что, проживал на Измайловом вале. Настырный поклонник проходу Вике не давал и плевать хотел на увещевания Владимира оставить сестру в покое, лоликонщик недоношенный… Прогулявшись по району и поужинав в кафе, Владимир вернулся в гостиницу. Он тоже владел кое-какими плодами, до сего дня без движения лежавшими в банковских ячейках. Вот и пригодится компромат Калёного.

Пётр Ильич Тырнов уснул быстрее, чем коснулся головой подушки. Заседание правления холдинга выпило из него все силы и попортило немало крови. Финансовые показатели первого квартала всегда были не очень, учитывая рождественские расходы, но дыры в финансовых отчётах никогда не прибавляли настроения акционерам. Из года в год одна и та же картина, пора бы привыкнуть, но в свете последних изменений в правительстве и уменьшения господдержки, затыкание прорех в непрофильных активах становится довольно-таки накладным делом. К тому же прикормленные люди сообщали, что с госконтрактом и конкурсными процедурами не всё гладко, предстояли очередные траты. Кумовство и протекционизм никто не отменял, только «метла» нового канцлера делала их неоправданно дорогими. Тут ещё и девка эта нос воротит… ***** возомнившая.

Всхрапнув и закашлявшись, Пётр Ильич проснулся и хотел уже повернуться на правый бок, дабы скорее вернуться в мягкую патоку сладких снов, как его взгляд выхватил темный человеческий силуэт на фоне светлого абриса окна.

— Лежите, лежите, Пётр Ильич, не вставайте. Охрану тоже звать не стоит, не отрывайте занятых людей от работы по охране вашего здоровья, иначе оно имеет шансы ухудшиться.

— Кто вы? Что вам надо?! — справился с испугом мужчина, поняв, что свидание со смертью откладывается.

— Не важно, — донеслось от окна.

— Но, я не понимаю, — испуганно проблеял Пётр Ильич, когда чёрная тень внезапно выросла в размерах, тёмным покрывалом нависнув над немаленькой кроватью.

— Вы правильно заметили, Пётр Ильич, не понимаете. Лезете туда, куда не просят… Вас просят умерить пыл, Пётр Ильич. Не нужно перебегать дорогу хорошим людям.

— Каким людям, о чём вы говорите? — тонко, по-бабьи взвизгнул магнат.

— Не стройте дурачка, вам не идёт. Всё вы понимаете, а чтобы вы не вздумали уросить необъезженной лошадью, вам просили оставить предупреждение, — из тьмы вылетело три листа с компьютерными распечатками. — Умерьте пыл и сидите тихо, иначе сведения с этих бумаг перекочуют куда следует, тогда вы сядете надолго. Думаю, мы договорились. Не провожайте.

Силуэт распался клочьями тёмного тумана. Дёрнув головой, Пётр Ильич включил ночник и нажал замаскированную кнопку вызова охраны…

Начальник смены клялся и божился, что мимо неусыпных постов муха не пролетала. Весь дом под наблюдением, охранные периметры не имеют мёртвых зон, а на самом этаже три поста с вооружением. Ни на одной записи ни одного постороннего лица не зафиксировано. Чисто!

— Тогда откуда взялись эти бумаги?! — орал Пётр Ильич, потрясая распечатками перед носом секьюрити. — С неба свалились? Вы, вашу мать…

Дальше шла игра слов напополам с малым Петровским загибом, на которую у начальника службы безопасности не имелось внятного ответа. Треклятые бумажки в мясистой пятерне шефа крыли любые оправдания как бык овцу. Выпустив пар, Пётр Ильич выгнал провинившуюся охрану из спальни и, наконец, вернул внимание к чёртовым писулькам. Пробежавшись взглядом по тексту, магнат сменил окраску лица, красную после получасового ора, на мертвенное белое полотно. Разорвав листы в клочья, после чего спалив их в серебряной пепельнице, Пётр Ильич решил последовать совету неизвестного гостя сидеть тихо, а лучше всего на полгодика-годик перебраться за границу. В Ницце сидится ещё тише.

Не привлекая внимания окружающих, Владимир незаметно оглядывал родителей и родственников выпускников лицея. Кривовато улыбнувшись думам, блуждающим замысловатыми маршрутами по мозговым извилинам, он ещё раз прошёлся взглядом по ярмарке тщеславия губернского масштаба. Нет, с замахом оценки он, пожалуй, хватанул лишку, даже перебрал на порядок, но из песни слов не выкинешь. Надутые индюки да прилизанные гуси-лебеди вокруг вместо улыбчивых человеческих лиц. Куда ни плюнь, сплошные сливки общества, что свысока со снисходительными улыбочками и толикой высокомерного презрения поглядывали на высокого молодого человека с атлетической фигурой, жмущегося в дальнем углу зала для торжеств. Дорогие костюмы, шикарные платья и блеск украшений что на женщинах, что на мужчинах.

Стряхнув невидимую пылинку с рукава, Владимир подумал, что его серый классический костюм-тройка никоим образом не гармонирует с цветным опереньем дам и пингвиньим стилем присутствующих на торжестве господ. Золотыми часами он так и не обзавёлся, а то, что его одежда и элегантное платье Виктории, светло-голубое на плечах и лифе и темнеющее до тёмно-синего к подолу, по стоимости легко кроют блестящие цацки многих расфуфыренных сударей и сударынь, так это могли оценить единицы из присутствующих. Впрочем, на выпускной Огнёв явился не ради торговли лицом и демонстрации финансового благополучия. В сей знаменательный день он отыгрывал роль счастливого родителя, гордого от того, что его чадо вступает в новую, взрослую жизнь, и никому нет дела, что чадо женского полу уже давненько белкой крутилось в том самом, что некоторые люди, опуская смачные эпитеты и сравнения с дурно пахнущей субстанцией, называют «взрослой жизнью». Вика успевала везде: училась, работала, неделями пропадая на съёмках, помогала брату, вытягивая канцелярскую работу и ежедневно тренировалась, посвящая занятиям по два часа.

— Начинается! — на выдохе протянула одна из дам.

Отдельные праздно шатающиеся пары потянулись к рядам стульев, выставленных напротив сцены. Повторив жест со сбитием невидимой пылинки, Владимир тоже поспешил занять свободное место.

— Вам туда нельзя, там места для родителей, — заступила перед ним дорогу молоденькая девушка-распорядитель, здраво предположив, что молодой человек никак не может являться отцом великовозрастного чада.

— Лидия Наумовна! — не стал спорить с барышней Владимир, окликнув проплывающую мимо заведующую учебной части лицея.

— Да, Владимир Сергеевич, — расплылась в елейной улыбке холёная дама в строгом костюме, который гармонично подчёркивал достоинства женщины, скрывая некоторые мелкие недостатки фигуры.

Угодливость завуча можно было понять, за время учёбы Виктории она получила доступ к эксклюзивным косметическим средствам, стоимость которых трудно было переоценить, особенно заглянув в каталог аптеки Острецовых. Орденоносец, несмотря на юные годы сумевший пробраться на такие высоты, что даже у многоопытной женщины дух захватывало, и при этом оставшийся в тени, давно и прочно завоевал её расположение и эту тонкую связь она тщательно оберегала, извечным женским чутьём предполагая, что молодой человек далеко пойдёт — знахарство и целительство не предел его карьеры.

— Лидия Наумовна, — скуксился Владимир, пальцем указывая на ряды венских стульев, — а можно мне туда? А то меня не пускают, говорят, что не дорос ещё.

— Ха-ха! — непритворно рассмеялась женщина, блеснув снежной белизной зубов, оттеняемой пикантными ямочками на щеках. — Пойдёмте я вас провожу, спасу от грозных охранников. Оленька, этот молодой человек со мной.

Царственным жестом завуч махнула в сторону стульев и, продолжая улыбаться, подошла к «Оленьке», чуть ли не в лицо прошипев распорядителю:

— Ольга Мироновна, Владимир Сергеевич Огнёв является братом и официальным опекуном Виктории Чаровниковой, запомните и проинструктируйте остальных распорядителей, чтобы не угодили в неловкую ситуацию. Надеюсь на вас, эксцессов я не потерплю.

О чём думала в тот момент бледная Оленька так и осталось секретом, но эксцессов в тот вечер действительно не зафиксировали, что само по себе удивительно, принимая в расчёт немалое количество горячительных напитков на столах.

— На сцену вызывается… — оглянувшись назад, Вика нашла взглядом брата, пославшего ей ободряющую улыбку и воздушный поцелуй.

Отдарившись ответной улыбкой, девушка грациозной походкой плывущей лебёдушки вплыла на сцену, где ей под звуки фанфаров вручили диплом и золотую медаль. Да, Вика закончила лицей круглой отличницей и медалисткой. Вскочив со своего места, Владимир аплодировал громче всех.

— Поздравляю, сестрёнка, — обнял Владимир сестру, когда та спустилась со сцены и прошла к нему между рядов с родителями и приглашёнными. — А твоя медаль точно золотая? А если на зуб попробовать? Ладно-ладно, не бей меня, не буду я её кусать, — принялся подтрунивать Владимир. — Что я дикарь какой-то что ли, когда дома есть прекрасная ножовка по металлу!

— Только попробуй, — дурашливо надула губки Вика, — я этой ножовкой твои лапки потом по локти отчекрыжу!

— Гуляй, мелкая, сегодня твой день. Рассвет встречать поедешь?

— Поеду, а ты куда намылился?

— Отбуду положенный приличиями срок и тихо сбегу по-английски. Это сейчас все эти господа и дамы держат дистанцию и голодными акулами ходят кругами, а стоит им чуть-чуть принять на грудь и раскрепоститься, как мне придётся отстреливаться, дай бог не боевыми патронами, так что извини, сама понимаешь.

— Да ладно, братец, всё не так страшно.

— Ага, — кивнул Владимир, — всё ещё страшнее. Мужикам, если что, можно промеж глаз зарядить, а дам бить нельзя — моветон-с! Им же всем здесь и сейчас вынь и положи крем от морщин или бальзам для увеличения груди, а ещё лучше — срочно посмотри дядю, тётю или внучатую бабушку с геморроем в терминальной стадии, который непременно требуется излечить наложением рук.

— Фу, от такого и я бы сбежала. Только и у меня ни разу не сахар, братец. Они, — Вика кивнула в сторону стульев, — как примут на грудь и расслабятся, начнут сватать кого ни попадя, а некоторые пузанчики и сами в женихи набиваться. Тьфу, так бы и врезала между глаз, только девочкам драться нельзя — моветон-с! — передразнила Вика. — А ещё ты в кустики сховаешься и сбежишь огородами, так совсем хоть волком вой.

— Далеко не убегу, не бойся. В машине за углом посижу, книжку умную про что-нибудь почитаю. Так что свисти, если что.

— Только свистни, он появится! — рассмеялась Вика. — Грозный «Чёрный плащ».

Владимир тихо растворился в тенях где-то через час, Вика продержалась дольше, «свистнув» ближе к десяти вечера. Накинув на себя «отвод глаз», исполняющий обязанности «Чёрного плаща» незаметно прокрался в зал и умыкнул невинную девицу, перед выходом показавшись на глаза Лидии Наумовне. Понятливо кивнув, завуч рукой изобразила некий разрешающий жест и вернулась в представительную женскую компанию, обсуждавшую последние губернские новости специфической направленности, сиречь перемывая кому-то косточки.

— Ты как, мелкая?

— Устала, как собака. Вов, знаешь, я, наверное, слишком заучилась перед экзаменами или погрузилась в работу и совсем за слухами, гуляющими по лицею, не следила. Представляешь, девчонки чуть ли не поголовно считают, что я слишком задрала нос. Мол, зазналась, моделька, а оценки и медаль заработала одним местом. И съёмки — не съёмки, а работа эскортницей. И у тебя я не работаю, а срам лечу. В общем, если к тебе прибегут снимать сглазы — это не я, оно само у них повыскакивало. Хорошо, что ты не уехал, я бы там некоторых прямо на месте убила, кулаки до сих пор чешутся отрихтовать морды Паниной и Киве.

— Плюнь ты на них, Викуля. Они же на головы скорбные. Хочешь, я на них чесотку нашлю?

— Да плевать, мне с ними детей не крестить.

Дома на Вику набросилась Джу и чуть не задушила её в крепких объятиях. Кое-как отцепившись от старшей товарки и радостно поохав над медалью, Джу потащила Вику смотреть рекламные проспекты столичного агентства недвижимости. И ничего, что на ночь, всё равно спать пока никто не собирается.

О планах Вики поступать в МГУ в доме не знал только глухой и немой. Набранные за экзамены баллы вкупе с золотой медалью позволяли надеяться на бюджетное место. С общежитием брат и сестра решили не заморачиваться, присмотрев в прилегающем районе несколько подходящих квартир, осталось только осмотреть их на месте и перевести деньги в счёт оплаты понравившегося варианта, всё остальное подготовили Виктор Рихтер и специалисты агентства, обеспечив юридическую чистоту будущей сделки.

— Настя тоже в МГУ поступает, — так и не определившись с выбором жилья и закрыв браузер на компьютере, сказала Вика. — Я с ней позавчера по видеосвязи разговаривала. Родители хотели её в Англию законопатить, но там вылезли заморочки с Настиным отцом. Оказывается, по закону дети государственных чиновников и служащих, занимающих высокие должности, обязаны учиться в Империи, в противном случае чиновники снимаются с занимаемых должностей. Она ещё пока не определилась с факультетом, но я в любом случае присмотрю за ней, так что не переживай, старший большой брат.

Губ Владимира коснулась кривая ухмылка. Шпионский скандал четвертьвековой давности с вербовкой британской разведкой российских студиозусов, обучающихся в Кембридже, аукался до сих пор. Естественно, простые смертные Туманному Альбиону были неинтересны, да и не имели они ни связей, ни денег на обучение по ту сторону Канала. Другое дело — отпрыски голубых кровей и белых костей, по совместительству оказавшиеся детьми высокопоставленных чиновников… Насколько бы ни был рохлей отец нынешнего монарха, даже он предпочитал бороться с угрозами кардинальными методами, не мытьём, так катаньем продавив в думе закон, согласно которому дети высокопоставленных чиновников обязаны обучаться в Империи. Другое дело, что за давностью лет гербовая бумажка с подписью прошлого императора, почившего в бозе, давно поросла мхом и покрылась плесенью, но Огнёв прекрасно знал человека, посмевшего сдуть пыль и грязь с бумаг, позабытых за давностью лет. Как известно, суровость российских законов зачастую уравновешивается необязательностью их исполнения, но в данном случае коса нашла на камень, столкнувшись с принципиальными позициями здравствующих монарха и канцлера, которого некоторые недалёкие умы считали компромиссной фигурой, одинаково зависимой от императора и Думы. В свете растущей мировой напряжённости закон вновь обретал актуальность. К тому же ныне правящий император под сурдинку извлечённых из подполья бумаг сумел «подвинуть» многих политических оппонентов, чьи отпрыски уехали набираться мудрости за пределами Родины. Закон суров, но таков закон. Как выяснили «подвинутые» на собственных шкурах, незнание не освобождает от ответственности. Учиться дома ныне становилось модно и патриотично.

— Какой хороший закон! — оскалился Владимир.

За лето Огнёв пять раз побывал в Москве и четыре раза слетал в Харбин. Вика с блеском прошла конкурсные экзамены в МГУ на госуправление и поступила на бюджет. Метаясь между сестрой и риелторами, Владимир сумел лишь раз вырваться на полноценное свидание с Анастасией, умыкнув сердечную зазнобу прямо из-под носа родителей. Они успели сходить в кино на какую-то глупую слезливую мелодраму, где до распухших губ нацеловались на «местах для поцелуев». О чём был фильм Владимир так и не запомнил. Потом влюблённые полакомились изумительным мороженым в кафе «Снежинка», где их и выловили секьюрити Настиного папеньки — отследили по сигналу мобильного телефона. При желании можно было уйти и от них, но Владимир решил не обострять отношения, тем более ничем криминальным они не занимались. Видимо, в отличие от босса, глава телохранителей не счёл за труд и собрал кое-какаю информацию о кавалере подопечной девицы, поэтому серьёзнолицые мордовороты были предельно корректны и, столкнувшись с предупреждением во взгляде Огнёва, не вмешивались, пока перед молодыми людьми не опустели креманки с аппетитными шариками мороженого. В следующий раз Владимир и Настя встретились только первого сентября, так как маменька, под громы и молнии из папенькиных глаз уволокла непокорную дочь на лазурные берега средиземноморья.

Впрочем, Владимир тоже не остался в долгу, через третьих лиц скормив будущей тёще неподтверждённые слухи о чудодейственных кремах и мазях, которыми пользуется сама императрица… Как могли убедиться окружающие, Её Величество выглядела не просто великолепно, а бесподобно, незаметно помолодев на десять-пятнадцать лет. Ядовитый укол достиг цели. Вернувшись из «Европ», Настина мама на одном из приёмов по-свойски поинтересовалась у Её Величества секретом молодости, на что получила невнятный ответ, из которого ничего не было понятно, только то, что здесь каким-то образом завязана Ведьма Вяземская (она же Паучиха). Путём незамысловатых размышлений, подкреплённых женской логикой (порою несколько извращённой изаковыристой), заинтересованная сторона пришла к выводу, что здесь не обошлось без протеже Ведьмы, будь он проклят. Безродный щенок непостижимым образом сумел просочиться и здесь. Скажите, и как теперь налаживать мосты? Первой идти на поклон? Ни за что! Гордость и предубеждения во всей красе. Так и металась Настина маменька, не ведая, что стала жертвой интриги и техники непрямых воздействий со стороны княжны Вяземской и её протеже, где каждый работал независимо от другого.

Старый волхв и жрец просто обожал подобные интриги, поделившись опытом с благодарным потомком. Компанию Ведагору составил Махмуд, ассасин, оставивший свою мирскую фамилию при вступлении в орден, но даже после смертельно опасной школы у суровых и безжалостных наставников в горах Джебель-Ар-Рувак[70], после которой в живых оставался один из трёх учеников, Махмуд не забыл, что является сейидом, выводящим род от Хасана, сына дочери Пророка Фатимы. За год до гибели от рук агентов султана Баязида[71], которого через несколько лет у Анкары в пух и прах разобьёт Железный Хромец[72], Махмуд купил на рабском рынке светловолосую рабыню из далёкой северной Ас-Славии, которую совсем недавно западные купцы стали именовать Московией. Незаметно для Махмуда Евдокия Кошка, незаконнорожденная, но признанная отцом дочь боярина Фёдора Кошки по прозвищу Кобыла, прочно вошла и закрепилась в его сердце. История девушки была проста и незамысловата, Евдокия была захвачена в полон во время одного из татарских набегов. На её счастье, она угодила в лапы татарского мурзы, сразу разглядевшего дворянку и решившего крупно поживиться на пленнице, иначе её могла постичь незавидная участь большинства полонянок. Впрочем, и без этого ей выпало немало испытаний, но она не сломалась, несгибаемой сталью характера и живым непокорным огнём в глазах покорив омертвевшую душу ассасина, по следу которого давно шли убийцы султана. Махмуд и рабыню купил для того, чтобы как можно больше узнать о северных землях, в которых он решил скрыться на некоторое время, но Судьба распорядилась иначе. «Кисмет», как говорят на востоке. Планам не суждено было сбыться из-за предательства бывшего наставника, не выдержавшего пыток в султанских застенках. Махмуд успел снабдить Евдокию золотом и документами, посадив непраздную женщину на генуэзский корабль, уходящий в Крым, а сам вернулся в город, отвлекая погоню от единственного любимого человека, который носил под сердцем его ребёнка. Махмуд знал, если враги доберутся до его женщины, они доберутся и до него, поэтому сделал всё от него зависящее, чтобы они добрались только до него, заплатив при этом максимальную цену. Опытный ассасин дорого взял за свою жизнь, отправив к гуриям две дюжины султанских ищеек и умерев от отравленного арбалетного болта с мечом и кинжалом в руках. Евдокия же, имея на руках свитки и грамоты, подтверждающие статус свободной женщины и жены сирийского купца, ведущего дела в северных странах, не стала возвращаться в отчий дом, в котором её никто не ждал, осев в Литве…

Впрочем, Владимиру было совсем не истории рода, его волновали иные материи. Договорившись с деканом, он на два дня вырвался из Н-ска, торжественно сопроводив Викторию на первый день занятий и повидавшись с дамой сердца. Отцовские секьюрити, следовавшие за парочкой в отдалении, проявили благоразумие и не делали попыток догнать молодых людей на дорожках парка, дав им время побыть наедине, за что Огнёв был им благодарен от всего сердца.

Два дня пролетели незаметно, как их не растягивай. Вечерний рейс самолёта унёс Владимира обратно в Н-ск, где его ожидали два сюрприза из разряда — приятный и не очень.

Первый день занятий и третий для остальных, пришёлся на военную подготовку. Три сотни студиозусов, в честь начала занятий на военной кафедре, называемых курсантами, переодели в военную форму, запихали в автобусы и повезли на полигон.

С едва скрываемой улыбкой Владимир смотрел на парней в необмятом обмундировании, что поведением и производимым шумом больше напоминали толпу бройлерных цыплят, а не будущих офицеров. Сам он загодя купил форму в военторге и собственноручно пришил к ней полагающиеся нашивки за исключением орденских планок, тем самым выделившись из всего потока. Цеплять ордена на учебный выезд Владимир посчитал лишним. Да, среди сотен курсантов седлом на жеребце, а не на корове форма сидела дай бог на четырёх десятках молодых людей, до поступления в университет отслуживших в армии и на флоте, но только Огнёв позволил себе наличие унтер-офицерских погон на плечах, чем привлёк внимание всех набившихся в автобус парней и пяти девчат, решивших получить военно-учётную специальность.

— Так, что за шум, а драки нет? — в автобус загрузился сопровождающий — толстогубый дородный майор, этакий пухляш с животиком, округлым лицом и глубокими залысинами на голове. — А ну цыц мне, быстро расселись по местам, бараны небритые, понаберут уродов по объявлению. Будущие о-х-х-фицеры, тьфу! Я бы вашу толпу баранов пугалами на огороде постеснялся ставить…

Выпятив нижнюю губу, пухляш приготовился разразиться очередной тирадой, как взгляд его маленьких круглых глазёнок, заплывших от чрезмерного чревоугодия, остановился на каланче с погонами.

— Э-э, это чтА-а такое?! — короткий сарделькообразный палец пистолетным дулом указал на Владимира. Почуяв бесплатное представление, как по команде замолчали все курсанты, даже водитель старался лишний раз не дышать, во все глаза пялясь в салонное зеркало заднего вида.

— Встать! Унтер, мать твою! — не дождавшись ответа, взорвался майор. — Ты, твою (дальше фраза убрана по морально-этическим соображениям), на каком, я тебя спрашиваю, нацепил погоны?! Кто разрешил, твою мать, я тебя спрашиваю? Самый умный нашёлся, ****сос охреневший. Отвечай, твою мать!

— Унтер-офицер в отставке Огнёв! — не выпрыгивая пружиной, гордо выпрямился Владимир, на две головы нависнув над пыхтящим майором. — Отправлен в отставку с правом ношения формы, регалий и боевых наград.

— Ты ещё скажи с правом ношения оружия, — презрительно скривил губы сопровождающий, правда уже тоном потише, видимо мозги не совсем жиром заплыли.

— А также с правом ношения и применения боевого оружия, — будто бы не замечая фразы толстяка, закончил Владимир.

Взгляд майора забегал по присутствующим, пересчитывая свидетелей его афронта. Дураком он отнюдь не являлся, знал, за что и при каких обстоятельствах отправляют в отставку с подобными правами, тем более он, наконец, удосужился разглядеть нашивку за ранения, но часто случается так, что человеческий язык работает отдельно от мозгов. И в этот раз орган без костей опередил спешащую наружу мысль:

— И где вы заработали такие права, унтер-офицер? — высокомерное презрение в голосе толстопузого майора по-прежнему сочилось ядом, только «ты» сменилось на снисходительное «вы».

— Вы можете получить ответ, если уровень вашего доступа, господин майор, не ниже «1А», — спокойно ответил Владимир. — А теперь потрудитесь принести извинения, господин майор.

По взгляду и реакции пухляша даже самый тупой курсант в салоне автобуса сообразил, что уровень его допуска даже близко не подбирался к заветной границе, а те, кто отслужил в армии и был чуточку подкованный, сразу ухватились за намеренную оговорку «господин» вместо «товарищ». Только что унтер опустил вышестоящего офицера ниже уровня плинтуса одним словом, не повышая тона и не меняясь в лице, высказав тому всю глубину презрения. А ведь Огнёв сразу сообщил о праве ношения наград и оружия, давая майору возможность отступить и сохранить лицо, но тот полез в бутылку, гавкнув на ветерана боевых действий. Тут и до дуэли или до суда чести недалеко. Налившись дурной кровью, майор пулей выскочил из автобуса.

— Что вылупились, цирк окончен, — обернулся к студентам Владимир. — Никто не знает, что это за клоун был?

— Из новеньких, — вальяжно махнул рукой патлатый парень со строительного факультета, развалившийся на последнем сиденье. — Десять дней назад назначен на кафедру. Кем и на какой предмет, не знаю. Вроде как его турнули, но оформили переводом с округа, но там хрен его знает, за какие грехи его к нам сослали. У меня тётка в секретариате кафедры работает, поделилась на досуге тем, что военной тайной не является. У него «Колобок» погоняло. Помнится, ты на дворянском собрании с орденами был, в суд чести подавать не планируешь?

— Много чести, — качнул головой Владимир.

— Ну да, ну да, — многозначительно покивал патлатый, стрельнув во Владимира нагловатым взглядом, — если не дурак, сам свалит куда подальше. Плавали, знаем.

— Сели все и пристегнулись, — гаркнул водитель. — Мы выезжаем!

Выплюнув сизое облачко солярного дыма, автобус встроился в середину колонны. Сопровождающий так больше и не появился. Ну и чёрт с ним!

По прибытии на полигон, всех отслуживших в армии рассортировали по военно-учётным специальностям, закрепив за каждым по полтора-два десятка курсантов, Владимир и ещё пара парней остались неприкаянными, но их недоумение длилось недолго. От группы офицеров отделился подполковник Темляков, объявивший, что «неприкаянная» троица удостаивается чести взвалить на свои плечи обязанности ротных командиров. По роте на брата, так сказать или по сотне, так как на кафедру записалось три сотни сорвиголов. Командирам рот отныне полагалось нести свет разума и вбивать его в дурные головы подчинённых, попутно выбивая из них разное дерьмо. Да, новость сия оказалась из разряда «не очень», даже очень «не очень». Зато в следующий момент солнце засветило ярче и сизые грозовые тучи превратились в лёгкие перистые облака.

Насладившись кислыми рожами командиров, подполковник продолжил с раздачей кнутов и пряников. Помимо почётной обязанности командира роты, унтер-офицер Огнёв, теперь без добавления «в отставке» назначается помощником инструкторов по физподготовке курсантов. Кашлянув для порядка, Темляков, оглянулся на весёлую компанию переговаривающихся офицеров, от которой отделились два человека.

— Не может быть, — тихо протянул Владимир, разглядев довольные ухмылки приближающейся пары. Вот же черти полосатые…

— Прошу любить и не жаловаться, — плотоядно оскалившись, Темляков коротким жестом махнул перед собой, — всё равно не поможет, разрешите представить вам…

Заложив руки за спины, справа и слева от подполковника остановились Маккхал и Трофимыч. Вот сюрприз так сюрприз…

С командованием и помощью в физподготовке курсантов задалось не сразу. В любом коллективе найдётся паршивая овца или, скажем так, скептик, несогласный с решением, приказом или командой, тем паче не весь численный состав роты присутствовал в автобусе, а лишь третьи некоторые несогласные оказались не в курсе карьерных нюансов своего товарища.

— А с чего это его выделили? — выкрикнул из строя здоровенный громила за два метра ростом. — Может быть тут получше кандидаты найдутся.

Несмотря на устрашающие габариты у здоровяка было по-детски наивное лицо с носиком-пимпочкой, правда суровая линия подбородка сглаживала первое впечатление, будто перед тобой большой ребёнок.

— Вы себя имеете в виду, курсант? — прихлопнув белой перчаткой по бедру, повёл бровью Трофимыч, — и тут же рявкнул:

— Два шага из строя, курсант!

Вопреки ожиданиям громила не стушевался, чётко исполнив приказ, что свидетельствовало о какой-никакой военной подготовке.

— Курсант Родзянко, товарищ есаул!

— И в званиях разбираетесь, — снисходительно усмехнулся Трофимыч, — похвально, похвально. Что ж, вопрос задан и требует ответа. А его мы найдём на полосе препятствий, до которой совершим небольшой кросс в полтора километра, а кто не добежит и решит подохнуть по пути, тому дорога на кафедру будет навечно заказана. Поверьте мне, об этом я позабочусь в первую очередь, и никакие заступники с папами и мамами вам не помогут. Ну, что вылупились?! На-а-пра-во! Бегом марш, бегом!

В руках Трофимыча и Маккхала будто по волшебству материализовались длинные хворостины, которыми они принялись подгонять и мотивировать замешкавшихся курсантов.

— Шевелите булками! А вы, девицы ясные, — казак поравнялся со стайкой пыхтящих девчонок, — шевелите ножками, думаете в сказку попали? Я вас разочарую, принцессы ненаглядные, здесь вам не там, тут вам сто матрасов на горошину не накинут, дырявой рогожки хватит. Шибче, шибче, а то ползёте беременными мухами. А ты чего лопухи развесил? — хворостина звучно приложилась к седалищу одного из парней, решивших погреть уши.

— Ай! — взвизгнул «ошпаренный» любитель горячих новостей.

— Сейчас будет «цвай», — замахнулся казак, но студент «включил форсаж» и счастливо избежал наказания.

Владимир бежал с ностальгической улыбкой на лице. Старая добрая граница яркими картинами всплывала в его памяти. Он честно признавался самому себе, что иногда ему не хватает таких вот окриков Сини или Малька, гонявших новобранцев.

— Ну, унтер-офицер Огнёв и курсант Родзянко, покажите мне, кто из вас более достоин должности командира роты и помощника инструктора по физподготовке, — широким взмахом руки Трофимыч указал на полосу препятствий, стоило только загнанной толпе тяжело дышащих курсантов собраться на финишной точке.

— Нэ тарапысь, дарагой, — лопатообразная ладонь Маккхала придержала здоровяка, приготовившегося топать на точку старта. — Иды, прымэрь экипэровку.

Под крокодильи оскалы бывших пограничников соперники проследовали к столам, на которых оказалась выложена стандартная экипировка в виде бронежилетов, касок, разгрузок и рюкзаков с песком.

— Примеряем, не стесняемся, — изобразил кривую ухмылку казак.

Не оглядываясь на Родзянко, Владимир привычными движениями принялся облачаться, механически подтягивая ремни и шелестя липучками. Облачившись, он несколько раз подпрыгнул на месте, проверяя, не трёт ли что где-нибудь в неудобном месте или бряцает. Охлопав себя и не обнаружив кое-чего привычного, он вернулся к столам, прицепив пару малых сапёрных лопаток, перед этим брезгливо поморщившись по результатам оценки остроты шанцевого инструмента. Трофимыч и Маккхал весело переглянулись в ожидании представления.

— Две дорожки, норматив на прохождение одна минута. Готовы, орёлики? — спросил Трофимыч, демонстративно достав секундомер из нагрудного кармана. — Старт!

Здоровяк рванул вперёд будто им выстрелили из пращи, Владимир же не торопился, сохраняя равновесие, взбежав по наклонному бревну. Тактика оправдала себя: Родзянко, вырвавшийся в лидеры на старте, сверзился в грязь на втором бревне и совсем отстал после преодоления стены.

Перед финишем Огнёв, на ходу отцепив клапаны и, под синхронные выдохи роты, одну за другой метнул обе лопатки в близстоящий столб, вогнав их строго в одну линию точно посередине столба.

— Сорок девять секунд, — озвучил результат Трофимыч. — Родзянко, шевели лапками, где ты там застрял, болезный? Одна минута одиннадцать секунд.

Щёлкнув кнопкой, есаул подошёл к облепленному грязью здоровяку.

— Норматив не сдан. Встать в строй, курсант Родзянко. А теперь, чтобы исключить вопросы и кривотолки в подсуживании, мы взвесим рюкзаки наших претендентов на командование ротой.

Старый горный орёл в лице Маккхала подвесил на металлическом крюке ручного безмена первый рюкзак, затем второй.

— О, как! — констатировал замеры Трофимыч. — Товарищи курсанты, вы можете лично убедиться, что организаторы подсуживали курсанту Родзянко. Его рюкзак на три килограмма легче ноши унтер-офицера. Есть ещё желающие оспорить назначение товарища Огнёва? Нет желающих, замечательно. Курсант Родзянко, а вы чего расслабились? Мы с вами ещё не закончили. Будем подтягивать ваш физический уровень. Упор лёжа принять! Тридцать отжиманий! Рота, упор лёжа принять! Двадцать отжиманий для кавалеров, пятнадцать для дам. Приступить к выполнению. Курсант Родзянко, я сказал тридцать отжиманий, а не двадцать три. Целоваться с песком я вам приказа не давал. Родзянко, ваша откляченная задница напоминает кобылий зад на нересте кильки, — шипастая берца казака придавила пятую точку курсанта вниз. — Двадцать четыре, двадцать пять… двадцать шесть… А теперь, мальчики и девочки, внемлите гласу бога! Чтобы вы осознали размер дыры, в которую неосторожно вляпались, и приняли единственно верное решение свалить из неё, ни один из вас до сдачи минимальных нормативов не будет допущен до практических и теоретических занятий на кафедре. Слабаки армии не нужны, тупые слабаки — тем более. Барышням маленькое послабление, ваш норматив одна минута пятнадцать секунд и вес рюкзачка поменьше. Армии нужны думающие командиры, способные поставить задачу подчинённым после многочасового перехода в горах, тайге или поле, а не тупое быдло, подыхающее после лёгкого кросса, но даже в предсмертных судорогах желающее отхватить кусок послаще, да, курсант Родзянко?

Обратно с полигона автобусы везли почти три сотни умирающих студентов, проклинающих день, когда они родились и пуще прежнего клянущих самих себя за глупое решение записаться на военную кафедру. Конечно, среди тех, кто находился в предсмертной агонии, встречались счастливые исключения, но за общей массой охов, вздохов и проклятий, они совершенно терялись и были незаметны.

Вечером, зазвав на рюмку чая Матвея Панкратовича в компанию с Трофимычем и Маккхалом, Владимир расставив на столе горячее и закуски, свернул «голову» бутылке с прозрачным, будто слеза младенца, содержимым. Накатив по первой и закусив, Огнёв разлил по второй:

— Рассказывай, Трофимыч, каким ветром вас в Н-ск занесло. И не увиливай, а то я до сих пор на тебя в обиде. Панкратович, представь, эти два партизана, — Владимир взглядом указал на побратимов, — когда я в августе приезжал на заставу ни слухом ни духов не обмолвились, что их в Н-ск переводят. Молчали будто рыбы об лёд. Тихушники.

— «Отвоевали» мы, — Трофимыч метнул в рот маринованный грибочек, — если бы не эпидемия, нас ещё бы зимой на заслуженную и где-то почётную пенсию спровадили. Или по ротации кадров куда-нибудь в учебный центр спихнули, мол, пора орденоносцам передавать опыт молодым, но зараза командованию все планы переговнякала, не к столу будет сказано (второй грибочек последовал за первым). Как ты их маринуешь, — отвлёкся казак, — просто обалденные грибы.

— Крысиный яд вместо соли сыплю, — съязвил Владимир. — Не отвлекайся, Трофимыч.

— Я и говорю, старые мы уже с Маккхалом стали, на покой пора внуков нянчить, а мы всё по горам да по долам молодыми козликами носимся, вот командование и обеспокоилось нашим здоровьем, объявив, что пора дать дорогу молодым. Опечалились мы, давай чемоданы и сумы перемётные паковать, да объявилась в наших краях дама одна в звании полковника и с «корочкой» СИБ за душой. Ух, огонь женщина! Ты с ней знаком. Не став юлить и ходить вокруг и около, полковник сделала нам предложение, от которого мы решили не отказываться. Учебный центр учебному центру рознь, а нам какая разница, в каком «опыт передавать»? Разница, оказывается, есть. На этом позволь прерваться, а ты прекращай греть водку, лучше разливай по третьей.

Владимир мысленно кивал. Ворожея к его обучению подошла ответственно, подстраховавшись со всех сторон. Там и тут соломки подстелила, даже перевод шебутных ветеранов пограничной стражи организовала, смазав нужные шестерни внутри административной машины Корпуса пограничной Стражи. За всеми телодвижениями наставницы просматривалось желание держать участников харбинского инцидента поближе, при этом не вызывая лишних подозрений у врагов и конкурентов. Да-да, так он и поверил, что командование корпуса по своей доброй воле без многоходовых и многоуровневых интриг списало в запас обласканного монаршими особами казака. Буквально-таки выпнуло Трофимыча и Маккхала на заслуженный покой, а тут — хлоп, шабашка в Н-ске подвернулась.

Владимир не строил иллюзий, даже не подозревая, а зная о работе Трофимыча на спецслужбы. Не просто так их с побратимом гоняли из одного конца страны в другой. За внешней показухой скрывался не один невидимый слой, оплетённый кучей подписок «о неразглашении».

— У меня, кстати, что-то поясница начала простреливать с завидной регулярностью и раны голодными волками на смену погоды воют, — сделал толстый намёк Трофимыч. — Это Маккхалу гордость не позволяет жаловаться, а я устал бесплатным барометром работать.

— С этим мы запросто, — разлив по третьей, сказал Владимир. — Ну, за здоровье! За мною, Трофимыч, не заржавеет. Отдам тебя завтра на расправу Джу. Она давно хотела в «дядю Трофимыча» иголками потыкать, вспоминай, чем и когда ты её умудрился обидеть. А тут как ни глянь со всех сторон польза — и твоя хворь снимется, и она потренируется с твоей поясницей и ноющими суставами. Извинишься заодно, если есть за что.

Трофимыч вздрогнул, опасливо покосившись на дверь в смежную квартиру. Видимо было за что извиняться.

— Джу, а может не надо её? Я не спорю, она девочка хорошая и умная. Пётр дочку хорошо натаскал, но она же меня в дикобраза превратит!

Присев на старый, потемневший и потрескавшийся от времени пень, Трофимыч, наблюдая за опустившемся на землю Владимиром, принялся крутить в руках свежесрезанную ветку тальника, которой так и подмывало отхлестать дурного мальчишку в пяти метрах от себя. Вдумчиво, с оттягом, да по заднице, чтобы ум, вбитый в тыловые ворота, плотно осел в безмозглой головёнке, а не вылетел через уши.

Ожегши казака лукавым взглядом, поганец, тихо хмыкнув, принялся раскладывать выкопанные корешки и сорванные осенние травы на чистой тряпице с таким видом, будто ничего не происходит.

«М-мать!»

Трофимыч с трудом взял себя в руки, несколько раз по-бычьи раздув ноздри. Раздражение никак не желало уходить, подпитываемое нарастающим бешенством. Тут голову в пасть льву приходится совать, чтобы этот дурак опять куда-нибудь не вляпался, а ему как об стену горох, всё на своей волне обретается. Нет что б на землю спуститься! Не понимает, дурной, что пережуют его и выплюнут и до конца жизни теперь из этой паутины не выбраться. Увязнет коготок и хана птичке. Взять их с Маккхалом, к примеру: сколько они уже на крючке дёргаются?

Хрясь!

Отбросив в сторону обломки ветки, Трофимыч вытер о штанины мокрые от сока руки.

— Я знаю, что делаю, — аккуратно, мягкой кисточкой отряхнув землю с корешков, обронил Владимир. — Низкий вам обоим поклон за беспокойство, но не стоило вам влезать во всё это.

— К-ха! Значит, это мы влезли?! — рыкнул Трофимыч.

— Х-м, — Владимир отложил кисточку в сторону. — Давно следовало поговорить, да всё недосуг был и не место.

— А сейчас, стал быть, звёзды сошлись и досуг с местом образовались, так что ли? — ядовито капнул хиной казак.

— Оглядись? — Владимир вытянул ноги и облокотился спиной на тонкий ствол молоденького дуба, незнамо как затесавшегося в сосновый бор, со всех сторон подпёртый густыми зарослями орешника. — Что ты видишь, Трофимыч? Ну, кроме бдящего за кустами Маккхала?

Оглянувшись и пожав в непонимании плечами, казак, всем видом показывая, что требует объяснений, вновь уставился на молодого побратима, безмятежно нюхающего пучки трав.

— Сверху мы укрыты кронами и невидимы для сторонних наблюдателей, использующих коптеры или спутники и способных читать по губам. Посторонних «топтунов» в округе я не чувствую, к тому же шум ветра глушит звуки, которые можно снять с помощью аппаратуры, а телефоны мы оставили в рюкзаке у ручья. О полезных свойствах текущей воды ты прекрасно знаешь без меня. Поэтому, да — звёзды сошлись.

— Огонёк, тебе никто не говорил, что ты параноик?

— Здоровая паранойя в умеренных дозах полезна для жизни, — абсолютно без усмешки проговорил Владимир, отбрасывая в сторону зелёные былинки, забракованные по одному ему известным признакам. — Ещё раз повторю, я знаю, что делаю. Тут мы с Ворожеей стоим друг друга.

— В каком смысле? — Трофимыч даже привстал с насиженного места.

— Она использует меня, я использую её и подвластные ей ресурсы, при этом она знает, что я знаю, что она знает и далее по кругу.

Крякнув от прозвучавшего откровения, Трофимыч покачал головой:

— «Она знает», ты знаешь, охренеть как круто, круче крутого яйца. Гляжу, от скромности ты не умрёшь. Огонёк, с таким подходом тебя хищные жабы из государственного болота в один присест схарчат и не подавятся. Смотри, как бы твоё самомнение не подвело хозяина. Ладно только тебя, ты же сестру, Джу и мелких под монастырь подведёшь. Ворожея может раздавить тебя как комара.

— Я стараюсь. Это ответ на первую половину твоего завуалированного вопроса, также как и я её — это ответ на вторую. Прежде, чем ты начнёшь сомневаться в моём психическом здоровье, спрашивать всё ли в порядке с моей головой и советовать профильные заведения, я хочу поинтересоваться — тебе Маккхал про Колываниху всё рассказал? — Дождавшись кивка, Владимир продолжил:

— Ещё вопросы остались? Ничего, что я так, полунамёками? Просто даже тебе я не не могу, да-да — не не могу, а не хочу вываливать всю правду, чтобы лишним не грузить. А если ближе к телу, понимаешь, нам с Ворожеей есть, что предложить друг другу и в данный момент она выступает в роли просящей стороны. Знаешь, Трофимыч, я ведь не один такой уникальный на Руси матушке. Моих мелких гавриков ты видел, а иголки Джу на собственной шкуре испытал. Анюта и мелкий паразит с шилом в причинном месте исцеляют наложением рук. Мишу, ещё одного мелкого вьюна, через пару лет можно будет вместо ходячего диагноста использовать, а Валя Корнева через те же два года станет непревзойдённым мастером целебных заговоров, да и травница она от бога. О Джу я уже не упоминаю. С ней и так всё ясно. Я детишек собираю и обучаю не для того, чтобы они угодили в лапы спецслужб. Их дар может убивать и дарить жизнь. Я учу второму, но так сложилось, что учителей у нас раз-два и обчёлся. Их совсем нет, если разобраться. Ни наставников, ни методик, а набираться опыта методом «тыка», как выясняется, совсем не вариант. Те бабули и дедули, что есть по глухим деревням, приняли дар от предков и пастыри из них не очень — хреновые, если честно, поэтому уникумов, подобных Анюте или Джу, которых найдут люди Ворожеи, так или иначе приведут или отправят ко мне.

— Огонёк, — Трофимыч качнулся вперёд, — не объяснишь мне, старому пню, а ты откуда это знаешь? Не скрою, я читал твоё дело, имел доступ в своё время, и то, что написано в бумагах серьёзно отличается от реальности.

— Память, Трофимыч, — не глядя, Владимир споро укладывал пучки в специальный рюкзак-переноску.

— Память? — выгнул бровь и встопорщил усы казак.

— Да, память предков. Не спрашивай, как, я помню жизнь некоторых из них. Не во всех подробностях и мелочах, естественно. Ты вот помнишь, на какой горшок ходил в ясельной группе детского сада? Нет? И мне этого не надо, но, главное, я могу воспроизвести в голове основные события из их жизней без усилий. А если потрудиться и посидеть в медитации… Опыт поколений за несколько тысяч лет… Сам понимаешь, здесь не просто баран чихнул. Да будет тебе известно, в те далёкие времена методики обучения жрецов, волхвов и знахарей с травниками были наработаны, просто хранились в строжайшей тайне от простых смертных.

— И убийц с воинами.

— И убийц с воинами, — легко согласился Огнёв. — Волхвы были теми ещё затейниками, они, не напрягаясь особо, могли посохами в землю по самую маковку вколотить и засапожником выю перемахнуть, да и жрецы серпами махать учились просто на загляденье. Времена весёлые были — огни, пожарища, кровная месть до последнего в роду, сам понимаешь. Набеги всякие, хунну с диких степей, бешеные угры и прочие. Переселения народов пёрли натуральными косяками. Пока от одних отмашешься, уже другие на капища лезут будто им мёдом намазано.

— Капища? — Трофимыч вычленил главное для себя.

— Христианству на Руси всего лишь тысяча лет, да и то до монгольского нашествия большая часть Руси жила по принципу: «Живу в лесу, молюсь колесу».

Закончив с укладкой, Владимир затянул тесёмки.

— Я учу детишек чувствовать жизнь, мир вокруг. Пытаюсь привить им понимание гармонии… Даже не так, пытаюсь научить жить в гармонии с окружающим миром, с природой. Люди заполонили мир, Трофимыч. Мы все: люди, звери, копающиеся в пыли воробьи и жрущие тухлятину раки — клетки одного организма, только одних клеток становится всё больше и больше. Они уничтожают другие, убивают и загаживают мир. В организме это…

— Рак, — казак упёрся локтями в колени.

— Да, раковая опухоль. Наша планета живая. Не так, как мы и не в том виде, как мы представляем, но она живая и у неё есть сознание. Земля начинает отторгать поражённые клетки. Массовые ураганы, катаклизмы, эпидемии и пандемии. Прошлогодняя зараза всего лишь мелкий цветочек со зреющими ягодками. Не удивлюсь, если общее сознание дойдёт до идеи хирургического вмешательства астероидным скальпелем. Тогда вообще туши свет — бросай гранату. Очередное массовое вымирание видов. Человечество балансирует на тонкой грани, Трофимыч, и я не хочу падения в пропасть апокалипсиса, после которого залётные инопланетяне или цивилизация разумных крыс обнаружат заброшенные могильники. Я мечтаю о семье, хочу, чтобы мои дети и внуки жили долго и счастливо, ведь даже в больном организме есть здоровые клетки. Ворожея хочет того же самого, только её видение несколько шире. Она пытается вытащить из ямы Россию. На остальной мир ей наплевать. Мне, в принципе, тоже. На этом наши интересы удивительным образом сходятся. В грядущем хаосе выживет наиболее организованный и подготовленный к крушению цивилизации. Цель у нас одна, пути достижения разные. Скажи, разве мы не найдём компромисса?

— Когда? — Вопрос казака в который раз подтвердил его уникальное умение вычленять главное.

— Первый «рецидив» прогнозируется через пару лет. Очередной штамм.

Горелый долго сидел неподвижной статуей на постаменте в виде пня. Легкий ветерок шевелил седые пряди полос и застревал в щетине усов. Маккхал предпочитал слушать, благоразумно оставив Трофимычу привилегию мозгового центра.

— Я бы поменял твой позывной, — наконец отмер казак, — с «Огонька» на «Фагоцита».

Отряхнувшись и сбив гнилые опилки с седалища, Трофимыч покинул насиженное место.

— Что же тебя останавливает? — закидывая лямки рюкзака на плечи, спросил Владимир.

— Ничего не останавливает, просто не идёт он тебе. Ты огнём выжигаешь заразу и походя глотки режешь, поэтому как был, так и останешься «Огоньком», а фагоцитами станут твои ученики. Анюта, Джу и другие. Ничего, что я так? Они, братишка, как-то больше напоминают клетки иммунной системы, а ты, уж извини за правду-матку, либо скальпель, либо забористый антибиотик в спиртовом растворе. Однако, чувствую я, что ты, голубь мой сизокрылый, изрядно нам по ушам проехал. От души прям. Из той правды, что ты вывалил надо ещё правду, которая настоящая правда выцепить, а не всякая правдивая шелуха.

— Вам здесь не рады, милостивый государь!

Мрачными тенями из густого сумрака подворотни выплыли несколько крепких фигур и заступили дорогу Владимиру.

Оставшись внешне беспристрастным, Огнёв внутренне усмехнулся — когда-нибудь это должно было свершиться и слава небесам, что произошло сегодня. Хотя, если честно, стычка случилась совершенно не ко времени. С другой стороны, а когда они происходят ко времени и по вашей прихоти? Как ты ни готовься, а черти выскакивают из табакерок, не спросив разрешения и не поинтересовавшись, готовы ли вы к представлению? Нынешний житель занюханной коробки из-под табака наследовал княжеский титул дедули с папенькой и, вопреки пожеланиям и мнению Анастасии, стараниями её родителей активно продвигался в женихи непокорной дочери. Впрочем, если верить осведомителям Ворожеи и ей самой, стороны давно прощупывали друг друга на ниве сближения позиций по заключению матримониальной сделки, до некоторых пор нарезая круги и ходя вокруг да около, да только появление неучтённого фактора в лице некоего знахаря, заставила участников переговорного процесса быстро прийти к компромиссу, устраивающему оба семейства, осталось только уговорить строптивую невесту. С последним пунктом случился небольшой затык, связанный с «неучтённым фактором» и его влиянием на девушку.

Времена, когда девиц отдавали замуж без их согласия, не совсем прошли — и сейчас подобное практикуется сплошь и рядом, но у фигур публичных, да к тому же связанных семейными узами с правящими персонами, скандалы, выброшенные на общественное обозрение, мягко говоря, не приветствовались, поэтому на Огнёва начали потихоньку наседать со всех сторон и лишь покровительство Её Величества с главой одной из спецслужб останавливали пыл самых рьяных, приравнивающих отсутствие человека к отсутствию проблемы. Личности, прикормленные «papa», «maman» и родителями жениха неоднократно подъезжали к Владимиру на хромой козе, суля то горы золотые, то проблемы неогребные, то всё сразу оптом. Большинство, получив вежливый отказ, сваливало в туман, некоторые огребали сглазы неснимаемые с отсрочкой инициации по времени. Единицы, не сходя с места, ловили заковыристые проклятия и удалялись гонимые ветром разочарования, так как интересующий «засланцев» молодой человек не считал нужным размениваться с подобными, обряженными в кружева аристократизма, отрыжками рода человеческого. Во время предпоследнего посещения столицы подруливал к Владимиру и сам «жених» с проникновенными разговорами «за жизнь», но получил неизменный от ворот поворот. Что ж, видимо терпение лопнуло, и парень решил перевести разговор в иную плоскость. Ему же хуже.

— Ваша Светлость! — остановившись и поставив у ног спортивную сумку с разными домашними разносолами авторства Екатерины Сергеевны, которые она каждый раз передавала «голодающей» в столице Вике, Огнёв распахнул объятья и расплылся в открытой улыбке от уха до уха, больше похожей на оскал голодной акулы, почуявшей кровь. — Случилось нечто чрезвычайно необычное, что заставило вас спуститься с небес на грешную землю?

— Хохмить изволите? — качнулась одна из фигур, контуры которой размывались широкими рукавами и плечами плотного молодёжного свитшота. — Сейчас тебе станет не до шуток, скоморох деревенский.

— Ой, боюсь-боюсь, — по-прежнему скалясь, взвинтил восприятие Владимир, третьим оком или внутренним радаром определяя к четырём противникам спереди ещё две мрачные тени, застывшие в нескольких метрах позади. — Князь, ну, по-дружески скажу, гроза не из тучи, а из-под навозной кучи. Как вы низко пали, скатившись до плебейского гоп-стопа.

— Ну-ну, — шагнув под тусклый свет загаженного голубями фонаря, усмехнулся вышепоименованный представитель одной из аристократических фамилий империи. — Тебя сколько раз просили оставить Анастасию в покое, смерд? Много! Добром просили, а ты, как мы выяснили, не понимаешь хорошего обращения. Серьёзные люди намекали убрать своё свиное рыло от девушки. К просьбам ты не прислушался. Ай-яй-яй, как не хорошо. Пришло время поучить тебя хорошим манерам другими способами и методами, раз слов ты не понимаешь. А если и этот урок впрок не пойдёт, то твоя шлюшка-сестра может испытать круговой мужской ласки.

Владимир не стал дослушивать угрозы потерявшего всякий страх и млеющего от собственной крутизны Вячеслава Васильчикова, коего, по дошедшим до Огнёва слухам (Вика намедни поделилась по телефону), Настя неделю назад очередной раз послала лесом и полем.

Как мы знаем, мальчик действительно неоднократно «подъезжал» в Огнёву с требованиями подобру-поздорову оставить девушку в покое и смыться с глаз долой. Пыл юного кавалера не остужали, а лишь распаляли завуалированные, произнесённые по всем правилам этикета посылы пешеходными маршрутами. А обидные насмешки, которыми его осыпали сверстники из высшего общества и представители известных фамилий из-за того, что кавалер не может подкатить к девице, только раздували желание поскорее покончить с деревенским выскочкой, в конце концов приведя отпрыска князя Андрея Васильчикова к твёрдому намерению разобраться с проблемой кардинально. Вот только молодой человек, для пущей храбрости закинувшийся чем-то запрещённым, но модным в светской тусовке, перегнул палку с угрозами и получил то, чего совсем не ожидал. Набросив на себя отвод глаз, Владимир подхватил сумку и шагнул в сторону.

Полукилограммовые банки с вареньем удобно ложились в руку… Первой, не успев понять, что происходит, упала на землю пара засадников, чьи стоеросовые лбы познакомились с малиновым вареньем в стеклянной таре.

— Что? Где он? — подпрыгнув на месте, княжич шустрым вьюном отступил за спины увальней силовой поддержки.

Икра баклажанная отправила в страну грёз и розовых пони ещё двоих, ведь Владимир считал несмываемым позором промахиваться с «пистолетной» дистанции. Пятый враг шлёпнулся в грязь, получив по кумполу под вязаной шапочкой мешочком кистеня, орудовать которым нашего бойца знатно натаскал Трофимыч. Мешочек был загодя набит монетками, общий вес которых рассчитывался на оглушение врагов. За пару минут оружие джентльменов с большой дороги могло быть дополнено в «рублёвом» эквиваленте до полноценного убойного битка, правда это пока не требовалось — ситуация не та. На возврате, коротким взмахом руки, Владимир добил одного из трясущих головой здоровиков из пары, наевшейся «икры заморской». Глухо щёлкнув противника в районе виска, бита будто сама собой убралась в рукав. Работа если не мастера, то подмастерья точно, когда враг глушится с одного удара без будущих следов от встречи дурной головы с тупым предметом и последствий в виде синяка или шишки на половину черепа. И шкурка цела, и волки сыты.

Оставшись один на один с вновь появившимся из вечернего мрака смертельно опасным недругом, княжич резко побледнел и выхватил пистолет из подмышечной кобуры.

— Ты…

Васильчиков не договорил, отворачивая лицо от воняющего кошачьей мочой облака песка, полетевшего ему в глаза. В следующий момент мощный удар выбил «ствол» из его рук, а в глазах, которые счастливо избежали попадания песка с экскрементами, закружились разноцветные вихри звёзд.

Андрей Андреевич Васильчиков ворвался в комнату сына подобно неотвратимому урагану, сметающему всё на своём пути. Тугой вихрь физически ощутимой угрозы, читаемый в глазах мужчины, подхватил и вынес за дверь жену и старшую дочь, до этого момента хлопотавших над лицом Вячеслава. Мимолётное знакомство с кулаком второго претендента на девичье сердце не осталось без последствий. Правую скулу княжича украшал знатный синяк.

— Красавец, — брезгливо выплюнул Андрей Андреевич.

Опустив взгляд долу, Вячеслав отвернулся.

— Встать! — резкий окрик отца плетью ошпарил сына. — В глаза мне смотри, щенок!

Голова Вячеслава дёрнулась в сторону от мощной пощёчины, звонко шлёпнувшей по правой щеке.

— Я не спрашиваю, откуда тебе известен код… Какого чёрта?! Значит, Слава, тебе хватило дури влезть в сейф деда, — немигающий взгляд пришпилил отпрыска к полу, — но не хватило ума сохранить его личное оружие. Наградное оружие, полученное от императора за храбрость в бою, с треском просрано щенком-потомком в дворовой драке. Завтра об этом позоре будет судачить вся Москва! Ты хоть понимаешь, во что ты нас втоптал?! Или твоя тупая бестолковка…

— Помолчи, сын! — аккуратно прикрыв за собой дверь, в опочивальню внука вошёл старый князь Васильчиков. — Твоя бестолковка ничуть не лучше его. Разгавкался как пёс над обглоданной костромыгой…

— Отец!

— Я тебя попросил заткнуться!

Отодвинув внука тростью, Андрей Михайлович тяжело опустился в кресло, оставив стоять перед ним провинившиеся младшие поколения.

— Ни на минуту нельзя оставить вас одних, — проскрипел старик. Острый конец трости, обитый тусклой бронзой, упёрся в грудь сына. — Упустил ты воспитание внука — это твоя вина! Не вскидывайся, дьяк Посольского Приказа. Твоя, твоя, сбросил всё на баб, а они и рады стараться. Слепили, понимаешь… Да и я хорош, сидел в поместье, думал, всё у нас хорошо, а оно вон оно как получается.

Прихлопнув по столешнице красного дерева ладонью с узловатыми пальцами, старик извлёк из внутреннего кармана пиджака цифровой диктофон.

— Что, соколики, вижу, грызёт любопытство, что это такое? Сейчас узнаете.

Нажав на кнопку воспроизведения, князь положил диктофон на стол. Когда закончилось воспроизведение, князь убрал диктофон обратно.

— По кругу, значит. Да, внучек? — потускневшие от груза прожитых лет стариковские глаза метали молнии, Лицо Вячеслава залило густой красной краской. — Только твоими стараниями по кругу могут пустить всю нашу семью, вовек не отмоемся! О чём ты только думал?!

— А ты, — трость вновь упёрлась в грудь представителя среднего поколения князей Васильчаковых. — Сидел в посольстве в Англии и совсем не знаешь местных раскладов… Вот и сунули тебя мордой в дерьмо. На твою охрану вместе с тобой, — старик вновь извлёк из кармана диктофон и потряс его перед глазами сына и внука, — этому ухорезу хватило пяти секунд. Он вас как сопляков уделал. Да, мы можем побарахтаться, написать заявление, подать в суд и апеллировать куда-нибудь, только запись никуда не денется, а к ней подкрепление в виде нескольких пистолетов, два из которых именные. Нападение на орденоносца, совершённое группой лиц, совершённое по предварительному сговору — вот как это называется! Думаете следователи СИБ… Имперская безопасность ещё куда ни шло, там есть с кем договориться, а с ищейками Ведьмы не договоришься. Она улов на кукан без жалости насаживавет. Этот мальчик, разукрасивший Славика и втоптавший в грязь наших охранников, имеет теперь над нами власть, а судя по оперативности Вяземской, вышедшей на меня, он у неё не в последних пристяжных ходит. Я давно о нём от молодого барона Корфа слыхал, до последнего дня не придавая значения собранной информации. Мальчишка настоящий колдун или как они сейчас называются… Целитель… ага, не смешите мои тапочки, им ещё белыми в гробу лежать. Такому целителю лучше на кривой дорожке не попадаться. Секанёт по шее и вся недолга. Были у нас в дивизии подобные умельцы… Моя ошибка… Но ошибки надо уметь исправлять. Так, ты, — конец трости перетёк с сына на внука, — переводишься в Питерское Военно-морское, чтобы через неделю духу твоего здесь не было.

— А ты, — князь стукнул пальцем по груди сына, — официально отказываешься от помолвки и приносишь извинения. Всем приносишь извинения. Понял меня? Формулировки придумаешь сам и покажешь мне, дипломат. Оба даже думать не смейте о том, чтобы свести счёты с этим щенком или как-нибудь навредить его сестре. Потом… — старик закашлялся, — через несколько лет или позже. Блюдо должно остыть. Бери пример с англичан, ты же с ними работаешь не первый год. Они никогда не мстят своими руками…

ПРОДА от 21.07.2024

НЕ БЕЧЕНО!

— Они сами, да?

Княжна устало потёрла виски — голова раскалывалась и ученик, вечно влипающий во всё липкое и пахучее, был не самой главной причиной сводящей с ума мигрени.

— Ну, почему же? — пожав плечами, Владимир встал со своего креслица и бесцеремонно зашёл за спину княжны. — Минутку потерпите, будет немного неприятно…

Стальные пальцы «перебором» порхнули по ушным хрящам наставницы, потом клешнями сжались на одной точке. Бухнув несколько раз в такт с сердцем, пульсирующая головная боль собралась в тугой комок на затылке и лопнула, рассосавшись без следа.

— Так лучше? — пробасил Владимир.

— Значительно, — облегчённо выдохнула женщина, не замечая свекольной красноты ушей. — Спасибо!

— Не стоит, — спрятал весёлую усмешку её добровольный целитель, возвращаясь к предмету обсуждения. — А словам Васильчикова, не касаемых разрыва помолвки, я никогда не поверю и вам не советую. Извинения из-под палки насквозь фальшивы и не стоят выведенного яйца, да и то, как мне показалось, Андрей Андреевич повторял за кем-то, а не от себя вещал. Покер-фейс держать он умеет, только эмоциями фонтанирует. Папа Славика прикрывал, чтобы ему как младшему Барятинкому не перепало.

— Тут ты, мой дорогой Акела, промахнулся. О Барятинских осведомлён достаточно узкий круг людей, по пальцам рук пересчитать можно и болтать они не станут. В нашем случае намного проще — Старик Васильчиков по-прежнему держит сына в ежовых рукавицах, — зелёный свет, льющийся с монитора компьютера, превратил лицо княжны Вяземской в страшную гротескную маску, — только на внуке он дал слабину, но ничего, через годик Славика будет не узнать. Старый князь умеет исправлять ошибки и считать на много шагов вперёд.

— Да?

— Да. Ошибки воспитания в том числе, поверь. Такой зубр старой закалки нам бы очень пригодился в союзниках, а не во врагах, — поменявшись, невидимое Владимиру изображение на мониторе, теперь изливалось синим, изменив зелёную маску княжны на лик инопланетянки с двумя полосками белоснежных зубов во рту.

— Нет ничего проще. Не получилось с союзником, значит и враг нам не нужен.

— Ты чего это задумал?! — синие инопланетные очи налились гневом.

— Стоп-стоп, не надо метать молнии! Я ещё вам пригожусь! — Владимир поднял руки в защитном жесте. — Старик, как я понимаю, относится к секретоносителям высокого уровня посвящения, правильно? Ничего страшного, если круг посвящённых в тайну семьи Барятинских и ещё чего-нибудь, что не жалко, расширится на одного человека. Главное секрет подать под соусом того, что Васильчиковы счастливо избежали куда худших последствий…

Выключив компьютер, княжна лениво отмахнулась от «советчика»:

— Проваливай с глаз долой, советчик, — за сим словом крайне невнятно прозвучало что-то ещё, но Владимир не расслышал, хотя догадался… — Сама разберусь, кому и что под какими соусами подавать, но мысль богатая, ценю!

— Хорошего вам вечера, наставница, — обернувшись у двери, кивком попрощался нарушитель спокойствия московской аристократической тусовки.

— Хороший вечер мне только снится, — под нос себе прошептала княжна, в уме разыгрывая различные ситуации и сценарии в грядущем разговоре с венценосным семейством, который у неё состоится буквально через час. Мария всегда интересовалась делами её тайного протеже, а недобитый гад в короне держал руку на пульсе, ведь неоднократно выходило так, что Огнёв, сам того не желая, становился катализатором тех или иных событий. Стоит зазеваться и упустить вожжи, как парня подгребут люди императора. Дружба дружбой, но табачок оказался подвержен делению и никуда от этого не деться, приходилось лавировать подобно угрю на сковороде.

Покинув здание через чёрный ход и нырнув в парковую зону, Владимир остановился на одной из неосвещённых дорожек, до которой не долетали звуки несущегося по вечерней столице потока автомобилей.

— Нет человека — нет проблемы, но это не наш метод. Или наш? Пусть только дёрнется…

Вместо одного дня в Москве пришлось задержаться на четыре. Вроде и плюсы есть в лице единственной и ненаглядной зазнобушки, с которой он, наконец, сходил в кино и сводил в дорогой ресторан и сестры, по которой скучал немногим менее, чем по Анастасии, но и минусов хоть отбавляй. Взять те же пропущенные пары в университете, которые придётся нагонять и сдавать по оным зачёты. Бесконечная очередь из больных тоже сама собою никак не рассосётся, из-за чего придётся прихватить пару суббот, чтобы войти в нормальную колею. Вешать пациентов на учеников и учениц Владимир считал неправильным. Из всей когорты только Джу на сегодняшний день вела собственную практику, приём и имела личную клиентуру.

Вяземская же вцепилась в нарушителя спокойствия мёртвой хваткой и несколько дней держала Огнёва в Москве, а всё из-за того, что мать и сестра «княжонка» в первый же вечер успели нагадить, подняв «волну» осуждения в высшем обществе. В столице это быстро, стоит только шепнуть нужные слова нужным людям в паре великосветских салонов, как брызги летящих экскрементов зацепили и княжну, и её нерадивого ученика (в первую очередь), и Анастасию (последнее Владимир не собирался прощать и спускать с рук кому бы то ни было). Как выяснилось чуть позже, княжна Вяземская, она же Ведьма, тоже весьма ревностно относилась к собственной репутации и калёным железом принялась выжигать скверну, попутно призвав к ответу одного из зачинщиков драки, за что тот непритворно обиделся. Ведь все живые, ни одного трупа или даже слетевшего с должности генерала нет, так и квалификацию потерять недолго. После очередного разноса, совмещённого с уроком и разговором по душам, Владимир пришёл к мнению, что старый князь специально не стал придерживать сноху и внучку за подолы юбок, таким образом оставляя себе некую свободу манёвра и кивая на то, что бабы за свою кровиночку кого угодно порвут! Мол, не уследил, не остановил вовремя, да и что он мог сделать? Мать есть мать, женщины подвержены эмоциям и живут чувствами со страстями. Непрозвучавшие оправдания были понятны насквозь и прозрачнее слезы младенца, пусть теперь дамы не обижаются на отменённые заказы на персональные косметические наборы из Н-ска, а старика он прищучит через ветеранские организации, есть способы и варианты. Возврат средств на счета Васильчиковых осуществлён в полном объёме. Пусть дамы побесятся от осознания чего лишились и понимания на кого бочку катили. Он ещё оказией через прикормленных людей и криминал сплетни по Москве запустит, полив женскую половину княжеского семейства и грязью. И мужской тоже достанется. Долг, как известно, платежом красен. Поддакивая из глубины веков, Ведагор и Махмуд одобряли принятое решение потомка.

Оставлять без внимания женскую часть княжеского семейства было бы величайшей глупостью. Женские ненависть и мстительность свели в могилы не одного мужчину. Примеров в истории хоть отбавляй. Щёлкнул клювом и всё — привет загробный мир. Поэтому держим ушки на макушке и крутим головой на триста шестьдесят градусов.

— Хоть не приезжай сюда вовсе, — досадно сплюнул Владимир. — С каждым приездом проблемы наваливаются и наваливаются! Правильно княжна опасается, что когда-нибудь я устану ненавидеть и устрою тотальный геноцид.

Проверив нож за спиной, пистолет под мышкой и кистень в рукаве — ей-ей, романтик с большой дороги, Владимир направил стопы к квартире сестры.

— Привет, большой старший брат! — встретила его у подъезда Вика, вернувшаяся с пробежки. — Давно ждёшь?

— Привет, мелкая! — вяло помахал ладонью Владимир. — Только что подошёл.

— Да-а, братец, — сочувственно цокнула сестра, когда они прикрыли за собой дверь квартиры, в которой обалденно пахло ванилью и свежей выпечкой, — видок у тебя, будто тебя пожевали и выплюнули.

— Как аппетитно пахнет! Викуля, будь другом, хоть ты сегодня не делай мне мозги. Я и так неоднократно церебрально изнасилован и выгляжу ничуть не лучше, чем ты видишь. Сама пекла? Можешь же, когда захочешь.

— А у меня для тебя сюрприз! — ясным солнышком расплылась в улыбке сестра.

— Приятный, надеюсь? — Владимир сунул ноги в пушистые домашние тапки-собачки с высунутыми красными языками, краем глаза замечая в обувнице дополнительную пару женской обуви с размером явно маловатым для Викиных лапок.

— Приятный, та-дам! — всплеснула руками сестра и отскочила в сторону, давая проход белокурой фее, тут же повисшей у Владимира на шее.

— Привет, Солнышко! — чувствуя, как все проблемы несовершенного мира уходят куда-то на второй и третий план, Владимир зарылся в густые кудри девушки и блаженно втянул носом аромат цветочного шампуня, дорогих духов и чистой кожи.

— Эй, влюблённые, — нетерпеливо затанцевала вокруг парочки Вика, — я есть хочу и без вас сейчас слопаю все пирожки и булочки. И вы оба будете виноваты за все мои нажранные килограммы и целлюлит на афедроне! Кстати, братец, пекла не я. Цени, какая невеста-хозяюшка тебе досталась. Так, мой руки и марш на кухню! Ну, пошевеливайтесь! Да отпусти ты его, Настя, не сбежит он, видишь, как слюной захлёбывается, ещё минута и он тебя вместе с пирожками слопает! Боже мой, там пирожки стынут, а они истуканами застыли, — опять запричитала сестра. — Да ну вас к чёрту, я пошла жрать!

— Пойдём, — малиновые губы Анастасии невесомо коснулись губ Владимира перед тем, как она отпрянула от него, — а то Вика действительно всё слопает. Ц-ц, сначала руки мыть!

Тонкий пальчик с простым маникюром указал направление в сторону ванной комнаты.

Провожая взглядом изящную девичью фигурку, упорхнувшую в сторону кухни, совмещённой с гостиной, Владимир думал, что этот «плод» его побед он никогда, никому не отдаст. Никогда! Никому!