Знахарь

Глава 14. Русский дух, самурайский дух

Тридцатого апреля Владимира вызвали к губернатору. Делать нечего, пришлось брать ноги в руки и скакать в Харбин, дабы предстать пред грозными очами хозяина Желтороссии.

Константин Горин соответствовал фамилии. Настоящий человек-гора, с голосом, рождающимися в раскалённых глубинах мантии Земли. Бас Константина Андреевича конкурировал с грохотом туч, а широкие ладони с совковыми лопатами, но в остальном он нисколько не соответствовал образу тупого громилы. Умные глаза на тщательно выбритом интеллигентном лице, знание нескольких языков. Губернатор поддерживал себя в форме, прекрасно понимая, что стоит чуть себя запустить, как он моментально превратится в этакого увальня. Это аристократов спасают сонмы голубокровных предков за плечами, а выходцу из простого народа приходится руками и зубами выгрызать место под солнцем. Расплывшегося медведя конкуренты быстро выгонят из берлоги, тем более хабаровский генерал-губернатор давно мечтает протащить на «тёплое» место своего человека. Ему Горин как кость в горле. Как бы ни пыжились чиновники в Хабаровске и Владивостоке, Харбин крыл их по всем показателям: и по численности населения, и по промышленности с сельским хозяйством, и по прочим. Да что тут говорить… Нынешний экономический рывок неизменно связывают с Гориным, который десять лет возглавляет губернию, а ничто так не раздражает вышестоящее начальство, как чужие успехи на фоне собственных скромных достижений.

— Проходи, — прогудел губернатор, отрывая взгляд от монитора на рабочем столе. — Попрошу без расшаркиваний, давай по-простому, на «ты». Чай, кофе?

— Здравствуйте, Константин Андреевич, от чая не откажусь, — поприветствовал хозяина кабинета Владимир.

— Елена Васильевна, соорудите нам чайку, пожалуйста, — нажав клавишу селектора, отыгрывал простого мужика губернатор.

Впрочем, показная игра не оказывала на Владимира никакого впечатления и оба прекрасно знали об этом, просто иногда маска прирастает к лицу, а иногда хочется отбросить все ненужные или надоевшие формальности. Сейчас имел место второй случай. Горин прекрасно разбирался в людях и видел, что молодой целитель совсем не прост, недаром вокруг него будто мошкара вились барышни и господа из «Ведьминой конторы» и СИБ. А уж какие слухи ветрами заносит… Не зря он незримо привечал парня ранее. «Инвестиция» уже окупилась сторицей.

— Хороший у вас чай, — оценил напиток Владимир.

— Твоего наставника сбор, — одними уголками губ обозначил улыбку губернатор. — Покупаем по-тихому. Бодрит лучше кофе. Ладно, считай мы друг друга языками умаслили, я тебя по другой причине попросил приехать. Знаешь, что это?

Горин вывел изображение на большой настенный экран.

— График, — равнодушно пожал плечами Владимир, — а уж что это за график, вы мне, думаю, расскажете, хотя подозреваю, что вы продемонстрировали статистику роста заболеваемости в губернии.

— Она самая, — кивнул Горин. — Мною принято решение не ждать указаний из столицы, а действовать самостоятельно. Позавчера я подписал распоряжение о развёртывании полевых госпиталей за счёт бюджета губернии в связи с эпидемиологической обстановкой. С завтрашнего дня все службы переводятся на работу в режиме повышенной готовности.

— Я готов работать в Казаковке. Я так понимаю, что один из госпиталей вы планируете развернуть там по старой схеме?

— Да, — кивнул Горин, — хотя у меня имеется большое желание вытянуть тебя в Харбин, но здесь тебя элементарно заездят — это я тоже прекрасно понимаю, поэтому в данной ситуации предпочитаю исходить из того, что лучшее — враг хорошего.

— Константин Андреевич, вы могли просто попросить меня, вы же прекрасно знаете, что я не откажу в случае настоящей нужды.

— Знаю, мог, но мне важно твоё личное согласие, а не по телефону или по сети, тем более тебя могут в любой момент забрать на запад, когда люди начнут умирать пачками. Это сейчас тебя спровадили сюда в ссылку, а как жареный петух клюнет, быстро вспомнят. Барон Корф лично на полусогнутых прибежит, и в ножки бухнется, — с тщательно маскируемым презрением сказал Горин. — Подумай, посчитай, что лично тебе потребуется и бумагу ко мне на стол, я всё организую. Даже Луну с неба, если потребуется.

— Луна пусть остаётся там, где положено, а список я вам предоставлю…

Горин не обманул. Заявку по списку Владимира укомплектовали в десятикратном размере, выбрав едва ли не в полном объёме склады заготконтор дикоросов в губернии. Удивиться подобному обороту Огнёв не успел, так события начали развиваться стремительно и ответ он получил в самом начале строительства временного госпиталя.

Оказывается, в отличие от большинства регионов и губерний Империи, угрозу повторения пандемии власти в Харбине воспринимали всерьёз и готовились загодя. Если больше года назад поле за Казаковкой словно шляпки грибов на грибной поляне покрывали островерхие своды армейских палаток в утеплённом северном исполнении, то нынче дорогу заполонили натуральные колонны строительной техники.

Ни свет, ни заря жителей посёлка разбудил низкий гул двигателей тяжеловозов-трейлеров. Десятки машин с экскаваторами, бульдозерами, кранами и готовыми контейнерами из сэндвич-панелей. Одна за другой машины, чадя дизелями, проскакивали по центральной улице и замирали на отсыпанной площадке на краю поля, где инженеры и рабочие уже приступили к разметке корпусов будущего госпиталя, а буровые машины бурили скважины под водоснабжение. Несколько единиц техники ровняли площадку под модульную подстанцию в пятидесяти метрах от высоковольтной линии электропередач, рядом с которой рабочие вколачивали в землю трубы и арматуру под контур заземления.

Работа спорилась, за неделю на глазах изумлённых казаковцев с нуля до голубей на крышах выросло несколько двухэтажных корпусов на три сотни койко-мест госпиталя со всей инфраструктурой и комфортабельным общежитием для медперсонала. Все дороги и тропинки между быстровозводимыми зданиями, вместе с парковочными площадками выложили сцепленными между собой толстыми перфорированными пластрезиновыми плитами. За ту же неделю на станции отремонтировали дорогу и возвели высокий перрон, позволяющий выполнять погрузку и выгрузку больных прямиком из карет и на кареты скорой помощи. Да, масштаб и темпы строительства впечатляли. Горин явно на мелочи не разменивался и несколько, мягко говоря, недоговорил при первой очной встрече с Владимиром.

— Константин Андреевич, — подстроив так, что губернатор, приехавший на приёмку готового объекта, не сумел отказаться от приглашения в гости на чашку чая, Владимир припёр того к стенке, — временный госпиталь, говорите? Ну-ну! Какую сказку вы мне сегодня поведаете на ночь?

— Нечего рассказывать, — принимая из рук Джу кружку с целебным отваром, вздохнул Горин. — Госпиталь, как ты сам, наверное, догадался, конечно, временный, но базовый.

— Да уж догадался, потянул за связи в Харбине.

— Вы должны меня понять, Владимир, я внимательно изучил статистику прошлой пандемии и просто не имею права сбрасывать со счетов ваш фактор и ваши навыки целителя. Можно я скажу прямо, по-простому? — дождавшись кивка, Горин продолжил:

— Мне плевать на отсутствие у тебя медицинского образования, да Геннадию Петровичу, главному санитарному врачу, откровенно говоря, тоже. Извини, он бы меня без соли и перца сожрал, если бы я отпустил тебя в «свободное плавание», а мне мои тапки дороги — подарок дочки, как-никак, ведь он и тапки бы слопал, изверг. Один китайский лидер говорил, что без разницы, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей. Ты же не просто мышей ловишь, а крысиных королей давишь. Врачей и медперсонал в целом, как ты сам убедился, мы укомплектовали по полному штату и волонтёров привлечём с запасом. Без дела им сидеть не придётся. Заодно и за тобой присмотрят, да придержат, чтобы ты до полусмерти не урабатывался. Об истощении и обмороке я тоже прочитал.

— И на том спасибо, — вяло проблеял Владимир. Почему ему вечно достаётся это гуано? — Впрочем, Константин Андреевич, поделитесь секретом, почему вы готовились к пандемии, а половина страны до сих пор в небе витает.

— Тебе честно? — полушутливые искорки в глазах губернатора сменились холодной серьёзностью.

— Ложь я почувствую, — ответил Владимир, взглядом указав Джу на дверь. Обиженно наморщив носик, девушка вышла из гостиной.

— Канцлер и его реформа. Так талантливо сломать работающий государственный механизм не каждому по плечу, благо до армии и силового блока он добраться не успел, хотя и там подгадил. И ведь всё красиво и обоснованно обставлено было.

Допив отвар в полной тишине, губернатор поставил опустевшую кружку на поднос.

— У меня, слава Богу, своя голова на плечах и я, о чудо, иногда ею думаю, а не только пищу вкладываю.

— Поэтому втихую саботировали налоговую и финансовые реформы и насколько это возможно оставили в губернии деньги, на которые формировали госпитали и вкладывали в другую инфраструктуру, — кивнул Владимир. — Знаете, я вас нисколько не осуждаю, Константин Андреевич. А вы не боитесь откровенничать со мною?

— Не боюсь, — Горин потёр гладко выбритый подбородок. — Я тешу себя надеждой, что неплохо разбираюсь в людях. Знаешь, тяжело держать всё в себе. Иногда хочется выговориться, а не перед кем. С тобой же я уверен, что мои слова на сторону не уйдут. Да и тайн особых я не открываю. Ничего такого, чего бы ты сам не знал или не догадывался. Недаром на тебя, Владимир, сама Ведьма глаз положила. Вот, выговорился. Спасибо, Владимир Сергеевич, за чаёк, поеду дальше делами заниматься. Работа, понимаешь, сама себя не сделает. Да, чтобы всё было честно и по справедливости, тебя и твоих учеников поставят на довольствие. С оплатой не обижу, благое дело делаете.

Проводив губернатора, Владимир вернулся в дом. Желтороссии сказочно повезло, что у её штурвала стоит Горин — личность, болеющая и всеми силами радеющая за родной край. Единицы управленцев в Империи могут настроить управленческий механизм подобно швейцарским часам. Горин мог. В Харбине шестерёнки государственного управления вращались и тикали без задержек и проволочек. Силовой блок, кроме муниципальной полиции, подчинялся центру, а остальное Константин Андреевич держал в ежовых рукавицах, щедро награждая отличившихся и жестоко карая провинившихся. Нельзя сказать, что на губернатора молились, но поддержка в народе у него была о-го-го! Жители на полном серьёзе опасались, что Горина заберут в столицу и на его место посадят какого-нибудь прохиндея.

Про канцлера Огнёв решил не думать и не забивать голову государственными проблемами — без него разберутся. Уже разобрались! Ему со своими наболевшими траблами бы распырхаться. Со дня на день повалится поток пациентов и ни до чего иного ему не будет дела — плавали, знаем! Эх, с Настей бы повидаться. Боже, как же он соскучился… Редкие видеосвидания уже измотали душу. Несмотря на переполох, царящий в столице и в высшем обществе после убийства канцлера и волны арестов, прокатившихся по рядам чиновничьей братии, отец и матушка не сводили глаз с уросящей дочери, под предлогом обеспечения безопасности любимого дитя, приставив к ней пару «дуэний», следящих за любым её шагом в университете и за его пределами, поэтому каждый сеанс видеосвязи становился чуть ли не секретной операцией фронтового масштаба. Если бы не Вика, и с этими крохами редких лобызаний через экран пришлось бы распрощаться. Одно время Огнёв хотел сдаться под напором искушения как-нибудь проклясть или сглазить предков Анастасии, так они его достали, но хорошенько подумав, отказался от перспективной затеи. Свою женщину он обязан отвоевать другим методом. Непозволительно с будущей роднёй разбираться как с Васильчиковыми.

На следующий день, как он предполагал ранее, лишние мысли покинули голову Владимира и весь мир сузился до госпиталя и медпункта заставы. Пациенты пошли резко и каждый день их поток только увеличивался. Вскоре госпиталь заработал на полную мощность.

К июню от Огнёва осталась глазастая тень со впалыми небритыми щеками. Ученики и ученицы тоже не блистали статями, но он вовремя придерживал их энтузиазм и пресекал любую самодеятельность на ниве исцеления страждущих. Самого Владимира жёстко контролировал главный врач госпиталя, заставляя кушать и отдыхать по часам, для чего приставил к нему в услужение несколько медсестёр и пару медбратьев. Прямо медицинский барин получился. Варят-парят отдельно, обстирывают, чуть ли не в бане парят, медбратья водителями трудятся и буйных пациентов успокаивают. Как ни крути, никуда от последних не деться. Слава о целителе разлетелась далеко за пределы губернии и в Казаковку, несмотря на строгие карантинные меры, пробирались всеми правдами и неправдами, и везли детей. Получался нескончаемый, выматывающий душу и нервы круговорот. Пациенты в госпитале, больные ДЦП и другими недугами дети, родители с горящими от надежды и отчаяния глазами, и всем им что-нибудь от Владимира и его учеников надо. Благодарности, проклятья — замкнутый круг!

Когда эпидемия и кошмар наяву достигли своего апогея, а Владимир вообще перестал видеть то, что творится вокруг и по сторонам кроме госпиталя и пациентов, его дом посетила гостья.

— У нас кто-то был? — унюхав аромат дорогих французских духов, разуваясь в прихожей, спросил Владимир сестру, вышедшую встречать брата, вернувшегося с работы. — Знакомый парфюм.

— Пять минут назад пришла, буквально перед тобой. Она в гостиной, — стрельнув взглядом в сторону ажурной двустворчатой двери, ответила Вика.

— Понятно. Вспомнили, значит, и года не прошло, — вбив ноги в домашние тапочки, скривился Владимир. — Викусь, Джу, не в службу, а в дружбу соорудите чего-нибудь бодрящего. Чувствую я… мда, много чего чувствую…

Не откладывая дело в долгий ящик, он направился в гостиную, в которой обнаружил гостью, с комфортом устроившуюся в мягком кресле.

— Здравствуйте, Владимир! — первой поздоровалась женщина, обозначив уважительный кивок головой.

— Здравствуйте, Ваше сиятельство!

— Зачем же так, Владимир? А как же Наставница или Наталья Андреевна?

— Слово «Наставница», Ваше сиятельство, кое-что подразумевает под собой, какую-то базу или фундамент. Ответьте мне, как давно в отношениях между нами не осталось даже фундамента?

Стальной занавес очерченной границы наглухо отделил хозяина и гостью, которой оказалось нечего сказать в ответ. Вяземская отвела взгляд. В полной тишине кивнув самому себе, Владимир прошёл к небольшому сервировочному столику:

— Чай, кофе или таёжный сбор? — спросил он, обернувшись к княжне.

— Кофе, если можно, — разомкнула уста Вяземская.

— Как скажете, Ваше сиятельство, хотя я бы рекомендовал сбор: по-настоящему бодрит, тонизирует, поднимает работоспособность и не лупит с ноги кофеином по центральной нервной системе, — спокойно произнёс Владимир, пожав плечами. — Гляжу, Ваше сиятельство, жизнь тоже неласкова обошлась с вами, не стоит усугублять последствия столкновения с действительностью с помощью кофе.

— Что ж, последую вашему совету, Владимир, — царственно кивнула княжна под звук открывающейся двери в гостиную.

В помещение лебёдушками вплыли Вика и Джу, держащие в руках подносы с чайничком, исходящим дразнящими нос терпкими травяными ароматами, в которых угадывались лесная земляника, смородина, мелисса с кучей незнакомых трав и вазочки с мёдом, печеньем и конфетами. Расставив всё на сервировочном столике, девушки также молча выплыли обратно. Княжна скупо улыбнулась:

— Вышколили вы девчонок, Владимир.

— Только доброе слово и ласка, Ваше сиятельство, — оценивающе втянув носом травяной аромат, Владимир разлил напиток по чашкам и подкатил столик к креслам. — Угощайтесь.

На несколько минут разговор утих сам собою. Княжна, отдавая дань напитку, не спешила переходить к сути, Огнёв, смакуя сбор мелкими глоточками, также не торопил события. Так или иначе, гостья в любом случае поведает о причинах, заставивших её покинуть московские пенаты и прилететь в дальневосточные палестины. К тому же он не испытывал интереса ни к одному возможному предложению, готовому прозвучать под сводами его дома. Хватит, наелся.

— Вы, Владимир, — княжна, наконец, выбрала удобный, по её мнению, момент, — наверное гадаете, какого чёрта меня к вам принесло?

— Нет, Ваше сиятельство, — чувствуя, как отпускает усталость, Огнёв блаженно вытянул ноги и долил себе напитка, — абсолютно не гадаю. Вы сами приехали, вам и карты в руки.

— Что, нисколько не интересно? — провокационно заломила бровь Вяземская.

— Нисколько, — не поддался на мелкую провокацию Владимир. — У меня вон, за тремя заборами и пятью плетнями куча корпусов. Как вы думаете, много ли интереса остаётся, чтобы смотреть по сторонам и строить какие-либо догадки? Да пропади они пропадом. Предлагаю вам, Ваше сиятельство, поработать со мной с неделю, посмотрим, как изменится ваша оценка ценностей и мировоззрение. Гляну я на вас, как вы станете догадки с гипотезами в унитаз спускать.

— Поэтому вы не пускаете Викторию в госпиталь? — проявила осведомлённость княжна.

— Поэтому, — не стал спорить Огнёв, — Вика ещё успеет очерстветь и стать циником. В роли администратора от неё гораздо больше пользы. Она сама и администрация госпиталя это прекрасно понимают. А лишний раз смотреть на умирающих от вируса людей и человеческие страдания ей ни к чему.

— А Джу и ваши ученики? — подалась вперёд Вяземская.

— А им, как бы парадоксально не звучало, это, наоборот, помогает разбить розовые очки, через которые они раньше смотрели на мир, и трезво оценивать выбранный путь. Не свернут, значит не зря я в них вкладываю знания и душу. Свернут — освободят время для других. Стал быть не их стезя. Я никого насильно не держу. Вы прекрасно сами знаете, целители в первую очередь исцеляют не тело, а душу и лечат не болезнь, а человека. Впрочем, к тем, кого следовало удавить пуповиной в утробе матери, я их стараюсь не подпускать. Успеют ещё.

— А как же ваши «иные» призвания? — княжна интонацией выделила слово «иные».

— Можете не переживать, среди моих учеников нет тех, кому я бы смог передать «иные», г-хм, знания, — ответно поиграл интонацией Владимир и многообещающе ухмыльнулся.

На мгновение опустив очи долу, княжна верно истолковала ухмылку. Никто, никогда не узнает о передаче сакральных знаний и передавались ли они, вообще, кому-либо.

— Не интересно, — продолжал добивать Огнёв.

— О чём вы, Владимир? — сделала непонимающие глаза княжна.

— О не озвученном предложении взять в особые ученики кого-нибудь из ваших протеже. Не интересно, — пальцами левой руки обозначив кавычки над словом «особые», звякнул чайной ложкой Владимир, поставив опустевшую чашку на сервировочный столик. — Ваше сиятельство, пусть это прозвучит грубо, но я напомню вам, что именно по вашей инициативе взаимоотношения между нами были переведены в деловую плоскость и вы же решили свернуть сотрудничество, наплевав на договорённости. О долгах как бы не принято говорить, но я позволю себе озвучить, что они не списаны, продолжая копиться. Не сводится у нас дебет и кредит, Ваше сиятельство, уж простите за прямолинейность и не дипломатичность. Я не исповедую библейское: «всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твоё не требуй назад». Так ведь и без трусов остаться можно.

— «Нечестивый берёт в займы и не отдаёт», — подхватила княжна, блеснув знанием Библии.

— Ещё я крайне настороженно отношусь к высказыванию, что следует открыть руку и дать взаймы, смотря по нужде. Уж больно аппетиты у спецслужб ненасытные и нужды безграничные, да к долгам своим они относятся безответственно. Знаете, мне ближе сура «Ал-Бакара» аят двести восемьдесят второй с призывом писца и свидетелей, но и тогда возникает вопрос о сунна, ваджиб, макрух и хараме. Как определить, желательно, обязательно или не обязательно давать в долг, а может быть даже запретно? — перешёл на Коран Огнёв. — Важиб был зимой, когда вопрос шёл о смерти и жизни Империи. Я вам, Ваша светлость, безвозмездно, за простое человеческое спасибо передал десятки нитей с именами и фамилиями, ничего не требуя взамен, но даже спасибо не дождался, а теперь вы намекнули на харам. Не слишком ли?

— «Остерегайтесь долга. Долг — это причина для печали и горя по ночам и унижения в дневное время», — процитировала княжна, показав, что священное Писание мусульман также не прошло мимо неё. — Я поняла вас, Владимир.

— Тем не менее у вас осталось, что сказать, я вас внимательно слушаю, Ваше сиятельство.

— Я хотела вас попросить оставить в покое барона Корфа.

— Вы? — Владимир в точности повторил мимический жест княжны с заламываем брови.

— Его Величество крайне негативно отнёсся к шельмованию губернатора Н-ской губернии в социальных сетях, — поморщилась Вяземская. — Барон сейчас находится в очень непростом и крайне неустойчивом положении. Поймите, сейчас Империи совершенно не нужны новые потрясения и смена губернатора, — даже не приоткрыла, а целиком подняла завесу княжна. — Отдаю вам должное, Владимир, вы мастерски выдержали паузу и отменно провели кампанию в сети по дискредитации барона. Прошу вас, остановитесь. Не наживайте себе лишних врагов.

— Понятно, Его Величество переживает о собственном ставленнике, а учитывая второй виток пандемии и перестановки в правительстве и во властных структурах ему просто необходимы верные люди с незапятнанной репутацией, а та у барона ныне подмочена. Какой из этого следует вывод, а вывод простой — убрать точку напряжённости в лице одного обиженного гражданина, но пандемия и губернатор Желтороссии Горин спутали все карты. Скажите, Ваше сиятельство, барона вы также просили прекратить шельмовать меня на страницах газет и на сетевых ресурсах или это другое? Только честно.

— Просила, — ответила княжна и Владимир не почувствовал лжи в её ответе.

— Спасибо, — совершенно искренне прошептал Огнёв на выдохе, но тут же злобно блеснул глазами. — Жаль барон остался глух к вашим мольбам. Конечно, имея за спиной поддержку в лице монарха, можно плевать на глав всяких разных спецслужб. Что ж, я готов пойти на компромисс. Учитывая, что не я начал, барон первым зарывает топор войны, приносит извинения и восстанавливает меня в университете, а то, знаете ли, птичка на хвосте принесла информацию, что новый ректор подготовил списки на отчисление. С чьей подачи догадаетесь или подсказать? Прощать кого-либо просто так даже по настоятельной просьбе монарха я не намерен. Вылечу я, Корф тоже полетит вверх тормашками. Разного мелкого компромата у меня ещё достаточно — добрые люди поделились, а вода, как известно, камень точит.

— С огнём играете, Владимир!

— Не играю, я с ним борюсь. Или мне следовало применить «иные» таланты исходя из постулата о связи отсутствия проблем с отсутствием людей, создающих эти самые проблемы? Нет? Я так и думал. Надеюсь, этот вопрос мы утрясли. Предлагаю к нему больше не возвращаться до вашего сообщения о раскуренной «трубке мира». Что-то ещё, Ваше сиятельство?

— Да, Владимир, есть ещё, оно же во-вторых. Есть и в-третьих.

— По порядку, пожалуйста.

— Её Величество надеется на ваше возвращение в Н-ск, — будничным тоном произнесла княжна. — Мария Александровна даже готова безвозмездно выделить личное имение в Подмосковье под ваши нужды, если вы вдруг решите перебраться в Москву. Также по её просьбе я передаю вам информацию, что полковник Ионесян и генерал-майор Свирьин больше не имеют никакого отношения к СИБ и прочим силовым ведомствам, в частности. Не знаю, что конкретно имела в виду Мария Александровна, но в личном разговоре она намекнула, что вы поймёте. Не знаю, в какие игры вы играете, к своему стыду, я упустила из виду этот процесс, но будьте осторожны, Владимир. То, что Её Величество «нажала на кнопки» и добилась увольнения озвученных господ с действительной службы могут связать с вами, если вы не сумеете сдержать язык за зубами.

— Вот как?! — от удивления не сдержал эмоций Огнёв. — Очень хорошая новость. Для того, чтобы не оставалось неясности, я вам чуть позже продемонстрирую одну интересную запись. Про язык за зубами не спрашиваю. Что ж, я очень внимательно отнесусь к пожеланиям Её Величества, но пока о каком-либо переезде рано говорить, даже заикаться не стоит. Госпиталь я не брошу, а дальше время всё расставит по своим местам или Мария Александровна передумает. Готов выслушать третий пул новостей.

— Он не очень приятный. Я бы выразилась грубее…

— …но воспитание не позволяет…

— Прошу не перебивать и отнестись со всей возможной серьёзностью. По внешним агентурным каналам нам поступила информация о готовящемся на вас покушении.

— Дайте догадаюсь — японцы? «Протекло» где-то в разведке?

— Да, вы правильно догадались. «Непримиримые» назначили вас одной из целей. К сожалению, мы не знаем, где и когда они планируют нанести удар.

— Упорные твари, — сплюнул Владимир. — Так-так, наблюдатели и подтянутые санитары в госпитале и новые соседи, заселившиеся в дом напротив…

— Это ваше прикрытие, призванное обеспечить безопасность вас и ваших родственников с учениками пока вы находитесь в Казаковке.

— Вечер перестаёт быть томным. Придётся принимать меры. Так, это стоит утрясти в голове, благодарю за предупреждение.

— И на закуску…

— Как, ещё не всё?

— Не всё, — плотоядно показала жемчужные зубки княжна. — Не далее, чем пять дней назад мои люди посредством подброса пикантного компромата расстроили переговоры о помолвке между родителями небезызвестной вам барышни и князьями Кропоткиными. Кандидатура Алексея Кропоткина вычеркнута из списка возможных женихов, но в Бархатной книге ещё много фамилий, да и просто князей хватает. Ну как, моя кредиторская задолженность уменьшилась?

— Уменьшилась, — процедил Владимир, прекрасно понимая, что укол Вяземской достиг цели. Сидя «здесь», он имеет немалые шансы упустить счастье «там». — От прикрытия отказываться я не собираюсь, не маленький, понимаю, что к чему. Только мне во избежание непонимания и для взаимной координации необходимо наладить взаимодействие со страшим в группе или со старшими, если групп несколько.

— Замечательно, что вы не стали артачиться. Я пришлю майора Черницына, — кивнула княжна, вставая…

— Дядя Володя! — тяжело дыша, в кабинет влетел красный, будто после парилки, Сашка. — Там… Там…

Полусогнувшись от нехватки воздуха в лёгких, мальчишка махнул рукой за спину:

— Они там, там соседей убили…

— Что?! — забыв о пациентке, Огнёв, оттолкнув руками кушетку, на полметра подскочил над стулом, который занимал буквально пару секунд назад. — Кто?

— Я там, за малиной по землянику пошёл, а они… — прислонился к стене Сашка. Мальчишка был знатным любителем сладкого, кто бы сомневался, что он упустит возможность полакомиться духовитой и сладкой земляникой, которой поросли склоны овражика за домом, снимаемым командой прикрытия. Из-за густого малинника, служившего своеобразным забором и преградой для любителей ароматной лесной ягоды, овраг был мало посещаем взрослыми, чем с успехом пользовались дети и подростки. По правде говоря, Санька не только собственное брюхо набивал, каждую вторую ягодку он складывал в подвешенный к поясу туесок, который относил домой к матери. — К ним, я это… — сглотнув, мальчишка более осмысленно продолжил:

— К ним в калитку девки какие-то постучали, я их не рассматривал, голоса только из-за ворот доносились, а в овраге не больно-то слышно, и Марат, ну, тот рыжий со шрамом на подбородке подошёл к воротам. Я не понял, что случилось, из-за малины плохо видно было, но он вдруг схватился за живот и пополам сложился, а девки ловко так через воротину перемахнули, как кузнечики прям — бац, и они уже тут, и в дом что-то вроде дымовых шашек зашвырнули, только дымило не сильно, со стороны, если не присматриваться, то и не видно. Я залёг, чтобы меня не увидели, а девки пистолеты вытащили и двоих мужиков, что вот так из дома выскочили, — высунув язык и хрипя, Сашка изобразил, как выскакивали из дома задыхающиеся от отравы бойцы, — как рябчиков перещёлкали. Наглухо, там дырок, как дуршлагах наделали и Марата в голову добили. Одна потом в дом заскочила, а две и ещё такой чернявый парень, на китайца похожий, он, оказывается за воротиной остался и я его, пока он в калитку не заглянул, не видел, пошли к твоему дому, а я ползком из оврага выбрался и к тебе побежал.

Тут Сашку оставили силы и покинуло самообладание, он и так долго держался, а тут стержень выпал с последним произнесённым словом. Мальчишка по стеночке опустился на пол и принялся тихо всхлипывать. Только в тот момент застигнутый врасплох и шокированный новостями Владимир обратил внимание, что малолетнего вестника колотит мелкой дрожью и он, того гляди, грохнется в обморок от стресса, конской дозы адреналина и перенесённых переживаний, но успокаивать парня времени у него не было.

— Твари! — догадавшись, что по его душу пожаловали японские киллеры, выплюнул Огнёв, цепляя на ухо гарнитуру портативной тактической рации, оставленной майором Черницыным для экстренной связи:

— Мрак — это Пламя, ответь! — нажав тангенту, назвал позывной Владимир.

— Мрак канул во тьму, его душу пожрали демоны, — окропляя мир высокопарным пафосом, незнакомым мужским голосом с едва уловимым акцентом, цепляющимся за букву «л» в слове «канул», раздалось в ухе. — Приходи один. Ты знаешь куда, иначе твоя сестра умрёт.

Команду прикрытия, кроме находящихся в госпитале, можно было списывать в утиль. Огнёв похолодел, Вика и Джу полчаса назад пошли домой обедать. Чёрт! Несмотря на предупреждение и предпринятые меры безопасности, японцы подловили группу «секьюрити» буквально со спущенными штанами, до смерти насовав по самые помидоры.

В кабинете стало тихо: перестал всхлипывать Сашка, боялась лишний раз вздохнуть пациентка на кушетке, прикусившая пальцы рук, перестали долетать звуки с улицы, разбиваясь о невидимую преграду за окном, сами собой заглохли звуки госпиталя, живущего своей жизнью. В помещении ощутимо похолодало. Громом с небес для ушей присутствующих стал звук удара об пол выпавшей из рук Владимира тактической рации.

— Сашка, хватит ныть, поднимай охрану госпиталя и звони Трофимычу на заставу. Быстро!

Будто ядовитую гадину отбросив в сторону вынутую из уха гарнитуру, Огнёв одним слитным движением перемахнул через подоконник настежь открытого окна. И ничего, что этаж второй, видимо высота не являлась для него непреодолимым препятствием.

В доме было пусто, если не считать Джу, что поломанной куклой лежала в гостиной в луже собственной крови, при этом, на радость хозяина, девушка ещё была жива и в сознании, но не могла говорить и шевелиться.

— Тихо, милая, — на ходу соображая, что после того, как ей всадили нож в грудь, ученицу и помощницу обездвижили с помощью какой-то техники с ударами по акупунктурным и болевым точкам.

Достав из нагрудного кармана телефон, Владимир позвонил Петру Ли. Трубку поднял Джен.

— Алло!

— Хватай батю в горсть и ко мне! — рявкнул в трубку Владимир. — Мухой! Сраные японские гуйцы[74] напали на Джу.

«Работал» умелец (или умелица), досконально разбирающийся в человеческой анатомии и владеющий искусством чженьцю. Вряд ли это были русские… В содеянном просматривался вызов и демонстрация намерений. Подобная дикость вполне в духе Востока и Японии, в частности, как бы страна и живущие в ней люди всеми силами и способами не причисляли себя к цивилизованным. То, что творили эти «цивилизованные» в прошлом веке, ни одному звероватому варвару Атиллы ни в одном самом диком кошмаре не снилось. Вот и сегодня «цивилизованные» «белые»[75] люди сделали это специально и демонстративно, чтобы девушка умирала как можно дольше, а её родителю и учителю оставалось только наблюдать за её медленным угасанием, ведь любая попытка повернуть процесс вспять вела к неминуемой гибели несчастной. Яркий живой пример того, что может случиться с Викторией или ещё чего похуже, откажись Огнёв от исполнения требований киллеров и похитителей. Тонкий психологический приём с болезненным уколом в профессиональной плоскости. Подмастерье чженьцю и целитель как никто другой понимает, что может сотворить с человеком настоящий мастер этого искусства, позволяющего врачевать и с ещё большей лёгкостью калечить. Видимо он серьёзно наступил кому-то на больную мозоль и с горкой наклал в кису, раз на его устранение задействовали подобные ресурсы и выделили ничем не гнушающихся ликвидаторов.

Пётр и Джен ввались в дом Владимира через пять минут. Завидев дочь, Пётр рванул к ней, но оказался придержан сильной рукой Огнёва.

— Пусти! — тщедушный, по сравнению с Огнёвым, китаец нанёс мощный удар грудь хозяина дома, но с тем же успехом можно было лупить голым кулаком по необхватному вековому дубу.

— Как долго ты её сможешь поддерживать? — спустив воздух сквозь зубы, навис над Петром Огнёв.

— Я… я… я не знаю. День, может быть больше. До завтра… Но… Ты куда?

Пётр перестал видеть перед собой только своего умирающего ребёнка, наконец разглядев Владимира, ногой открывшего дверцу шкафа в котором висели камуфляжный костюм и разгрузка с колюще-режущей начинкой.

— За сестрой!

Завершив выматывающее турне по дальневосточным городам и весям, генерал-лейтенант Вяземская устало перебирала ногами, шагая по обрезиненному полу телетрапа, поданному к открытой двери рейсового самолёта. Сегодня в Москву вылетала не глава спецслужбы, а дама из богатых мещан, позволяющая себе путешествовать с максимальным комфортом. Топтуны «конкурентов» и возможные шпики врагов по-прежнему следят за гостиницей и вертолётной площадкой. Пусть развлекаются, времени у них достаточно в отличие от неё.

Вроде бы мелочь, но маленькое преимущество пассажира бизнес-класса позволяло не толкаться в спешащей на борт толпе. Княжна вздохнула и машинально поправила причёску, оглянувшись на пару охранников, изображавших молодую семейную пару, увлечённую друг другом. Впрочем, и за полем профессиональных обязанностей Всеслав и Людмила не спешили расставаться и разбегаться в разные стороны. Дело у молодых людей медленно, но верно двигалось к свадьбе. Дежурно улыбнувшись столь же дежурно улыбающейся бортпроводнице, встречающей VIPовских пассажиров, Наталья раздражённо фыркнула на телефонную трель, донёсшуюся из сумочки.

Решив не брать трубку, княжна прошла в салон, но телефон, затихнув на мгновение, вновь разразился тревожной трелью. Заняв кресло, Наталья извлекла электронный девайс на белый свет. Глянув на номер входящего вызова, она, мгновенно став серьёзной, приложила трубку к уху:

— Вяземская, слушаю! — отрывисто, будто рубя, сказала княжна.

— …, - от прозвучавших новостей между чаячьих бровей женщины пролегла глубокая морщина.

— Информация точная, вы подтверждаете? — спросила она, неслышно, одними губами присовокупив непечатное слово. — Что с группой Черницына?

— …

— Код «Красный»! — бросила княжна в трубку, вставая с кресла. — Слава, поднимай людей, — сказала она, касаясь плеча охранника, — всех, до кого дотянешься.

— Господа, куда вы? — навстречу бортпроводнице выдвинулась Людмила, на краткое мгновение сверкнувшая удостоверением, что сказочным образом сняло все последующие вопросы.

— Мы не летим, — коротко, но ёмко ответила сотрудница силового ведомства, неуловимым движением руки спрятав грозный документ в складках одежд.

Вернувшись по телетрапу обратно в здание аэропорта, княжна вновь извлекла из сумочки телефон:

— Георгий Константинович, Вяземская на линии, мне срочно нужен борт до Харбина, — не здороваясь, озвучила она своё требование, — желательно с прикрытием. Со мной боевая группа в полной экипировке и средствами усиления.

Из трубки донёсся возмущённый бубнёжь, напоминающий перекатывание камней в горном потоке.

— Не можете или не хотите? Что ж, с этого мгновения я тоже не могу обеспечивать прикрытие и санитарно-медицинское обеспечение людей вашего ведомства. Закрылась лавочка. Вы довольны результатом, Георгий Константинович? Информацию о причинах я доведу до директора лично. Довожу до сведения, за проколы собственной конторы вы ответите по полной программе, а свои проблемы я решу сама, в ваших услугах я больше не нуждаюсь. О каких проколах я говорю? Скоро узнаете! Слава?

Охранник за спиной княжны качнул головой. Наплевав на незамысловатые политесы с традиционным подводом «хромой» козы, босс «рубила шашкой» невзирая на погоны и былые заслуги. Да, все, сколь-нибудь знакомые с княжной и её манерой вести дела отмечали безупречную манеру построение диалогов, подпёртых непробиваемой логикой. Внешне мягкое преподнесение собственной позиции спокойным тоном с приведением необходимых доказательств с заранее описанным механизмом реализации того или иного довода или столь же грамотного аргумента против. Сейчас же генерал-лейтенант, не так давно прикрутившая дополнительные звёзды на погоны, показала себя совершенно с иной стороны и это было страшно. Страшно не ему, капитану Куликову, а тому, на кого излился гнев Ведьмы. Георгий Константинович Усольцев теперь до самой отставки не уснёт, гадая, какой козырь извлечёт из рукава чёртова баба, без предварительной записи вхожая к императору. Хватка у дамочки что у того бульдога — если и оторвёшь её от того, кого она ухватила за глотку, то только с мясом и не факт, что жертва потом кровью не истечёт или не пустит пулю с собственную лобную кость, вышибив наружу мозги.

Все эти мысли скоротечным вихрем пронеслись в голове капитана, убрав указательный палец от гарнитуры в правом ухе, он ответил княжне:

— Машины будут через две минуты, точка сбора прежняя. Армия даёт три вертолётных звена.

Щелчком пальца сбив с рукава костюма наглого овода, пытавшегося прогрызть плотную ткань, Пол Накадзима вернулся к наблюдению за местностью. На экране портативного ноутбука в металлическом корпусе высветились датчики и камеры наблюдения с привязкой к местности и геолокации. Наблюдатели сообщали, что русский акудзин[76], виновный в гибели почтенного Мори-сана, направился в лес у зеркального ручья, но в секторе Пола он не появлялся. Оторвавшись от экрана, Пол повёл взглядом по небесам, разыскивая среди облаков точку наблюдательного коптера. Бесполезно, совершенный оптический камуфляж надёжно скрывал устройство от посторонних глаз, зато его передовой комплекс наблюдения позволял разглядеть муравья с километровой высоты.

Замерев на месте, Пол проводил взглядом крупного медведя, который, капая слюной с отвисшей нижней губы, равнодушно копнул обнаруженный муравейник. Слизнув с когтей муравьёв, косолапый забавно чихнул, потёр лапой нос и поплёлся в сторону лагеря, где содержалась пленница. Скоро красная точка, толстого кумы[77], уже полчаса высвечивающаяся на экране, покинула сектор с камерами и инфракрасными датчиками. Где-то на краю зоны вспыхнула засветка движения. Пол потыкал пальцем в экран, наводя коптер на цель. Изображение стремительно увеличилось, остановившись на рыси, крупными прыжками перемещающейся с дерева на дерево. Будь в голове нисея[78] побольше знаний о повадках хищницы, он бы задумался, а так отметил цель, как не опасную, поправил амуницию с коротким автоматом под рукой, и вернулся к наблюдению. Между тем давешний кума, противно воняющий псиной, решил вернуться к добыче в виде муравейника, разорённого парой минут ранее. Возвратившись к разваленному жилищу насекомых, кума лениво копнул кислую кучу и попятился задом к ближайшему дереву, принявшись тереть об него пятую точку.

На экране вновь моргнула предупреждающая сигнализация. Одним взглядом следя за любителем мёда, вдруг тот решит взобраться на замаскированный в ветвях насест, Пол скосил взгляд на прибор и внезапно кубарем полетел вниз от обрушившейся на его плечи тяжести. Извернувшись подобно кошке, он слегка компенсировал и погасил удар от собственного падения с высоты, да и мягкий подлесок с толстым слоем прелой листвы немного помогли от ушибов, но никак не спасли от когтей взбесившейся рыси, вновь набросившейся на человека. Автомат упал где-то в стороне и Пол выхватил громадный нож, но глухой медвежий рык и сокрушительный удар здоровенной когтистой лапы, будто спички сломавший пару костей в человеческой руке, заставили Пола вспомнить, что недаром с косолапыми не шутят. Обрызгав лицо Накадзимы вонючей пеной изо рта, кума рыкнул на отбежавшую в сторону рысь и двумя лапами придавил человека к земле так, что тому не то, что пошевелиться и крикнуть, вдохнуть больно было. Фыркнув, короткохвостая лесная кошка насмешливо пошевелила усами и лбом прильнула к ладони высокого человека, будто туман выплывшего из-за дерева с насестом…

На разукрашенном зелёными и чёрными полосами лице русского йокая[79] царствовали глаза с адским холодом, плескавшимся в их глубине. Пол замер, ему показалось, будто из пасти медведя несёт вовсе не смрадом и ночным горшком, в который разом нагадили сто рысей, а тленом погоста. Глазами русского на него глядела сама Смерть…

Акеми Танака аккуратно обогнула развесистый куст дикой малины, росшей на краю каменной осыпи, скрывающейся под толстым слоем мшистой подушки. Замерев, девушка всмотрелась в туманную марь распадка. Или ей показалось… или действительно не показалось — над деревьями возмущённо стрекотало несколько сорок. Сорочий треск — это первый признак, что в лесу что-то происходит.

Но тревога, по всей видимости, оказалась ложной. Покружив над кронами деревьев, птицы, скрываясь от палящего солнца, нырнули прохладное чрево тайги. Отмерев, Акеми бесшумно заскользила к секрету, контролирующему подходы со стороны перевала. Она должна была сменить на посту напарницу и прошла бы мимо незаметной ложбинки под старым выворотнем, не махни Касуми Ито ей рукой. Девушка чуть не сплюнула от досады от того, что так опростоволосилась, сделав вид, что заметила перенесённый под корягу секрет, просто поднялась чуть выше, чтобы визуально проконтролировать обе стороны перевала с другой точки.

— Пусто, — имея в виду отсутствие сигналов наблюдения, Касуми отползла в сторону, давая место сменщице. — У Накадзимы аналогично.

Акеми поморщилась. Давно пора поставить на место этого высокомерного ублюдка, родившегося в Америке. Вот смехота, воспитанный розовыми обезьянами считает себя патриотом Японии. Он и на японском говорит с акцентом, а всё туда же — незаменимый специалист! Чтобы быть настоящим японцем, нужно родиться в Японии, с молоком матери впитав её дух и традиции… Жаль, что у нас ныне в почёте грязнокровные выскочки со связами на Окинаве и ЦРУ.

— Тс-с, — приложила палец ко рту Касуми, — ты ничего не слышала?

Акеми пожала плечами отодвигаясь от напарницы, чтобы та проследовала на выход.

— Х-н, вот, опять! — приглушенно пискнула девушка, голой рукой отбрасывая в сторону ядовитую гадину, свалившуюся на неё из переплетения высушенных и выбеленных временем корней.

В следующий миг на женщин свалился крупный шевелящийся ком змей, Касуми замерла на месте, хотя до сезона клубкования ещё пара месяцев, но сюрприз нельзя было назвать приятным. Поначалу казалось, что обе дамы отделаются лёгким испугом, но второй клубок, свалившийся на спину Акеми, одним махом расставил точки над «I». Змеи как по команде набросились на обеих женщин. От ошеломления ни одна из них не успела подать сигнал опасности до того, как в них начали впиваться змеиные клыки. Здоровенные щитомордники и отборные гадюки с невзрачными орешницами хватали за пальцы, бросались в лицо…

Ужаль Акеми простой щитомордник, она бы особо не переживала, но не сейчас, когда их сразу больше десятка вцепилось в ничего не подозревающую добычу. . Через небольшой отрезок времени закусанные насмерть японские диверсантки отправились в поля вечной охоты…

Питер Ван дер Линден проверил систему контроля периметра и поморщился. Опять эти узкоглазые мартышки напортачили с установкой датчиков. Тьфу! И ещё считают себя равными нормальным европейцам. Впрочем, япошки чуть поприличней китайских обезьян, Питер оглянулся на палатку с пленницей, но разница несущественна. С другой стороны, макаки зря полезли в берлогу русских медведей — эти варвары, вообще, пощады не знают. Было дело… Питер в Конго сталкивался с отмороженными русскими наёмниками… Его группа тогда еле ноги унесла от вошедших в раж «Иванов», на фарш покрошивших две сотни до зубов вооружённых банту и на десерт закусивших полуротой йомбе. Инструкторов MI6 спас вертолёт — древняя русская развалюха, не рассыпающаяся только из-за толстого слоя скотча с не менее толстым слоем потрёпанной изоленты, но исправно служащая старому седому буру, который неведомым образом и по неведомым причинам перекочевал из южноафриканских саванн в далёкие северные джунгли и пустыни.

Морщинистый бур, не считая, сунул мятую пачку купюр, полученную от майора Йорка, ткнул узловатым пальцем в сторону боковой двери винтокрылой машины, а сам ловко запрыгнул в потрёпанное кресло пилота. На удивление, двигатели запустились с полуоборота. Не успели инструкторы загрузиться на борт, как машина сорвалась с места и на бреющем полёте скользнула за холмы, скрываясь от ярости русских наёмников, чьи джипы уже поднимали клубы пыли на краю аэродрома. Пять лет назад его пронесло, пронесёт ли сейчас?

Питер не хотел ехать на восток — ногами упирался, но с полковником не поспоришь, тем более сидя на крючке английских собак. Лимонники крепко держали его за яйца — не вывернешься и долг, как его не отдавай, исключительно рос из года в год. Только и Питер, как говорят русские, не лаптем щи хлебал. Полковник с кураторами не в курсе тайной подушки безопасности в пятьсот тысяч фунтов стерлингов, скопленной голландцем. Нынешняя командировка последняя в его карьере, потом он «умрёт» со всеми следами, доказательствами и пропечатанным синими печатями заключением о собственной смерти. Даже как-то смешно, одни «левосторонние» «островные обезьяны»[80] направили его к другим островным обезьянам. Английские рыжие орангутанги совсем с ума сошли со своей мистикой, да и не мудрено — любой с ума сойдёт, потеряв основную массу агентов среди московитов, что возможно было объяснить не иначе, как мистикой. Русская Ведьма настолько основательно проредила английскую клумбу, что те решили плотно снюхаться с «Непримиримыми» япошками, решившимися на месть нечёсаному русскому варвару, на которого (о, совпадение!) положила глаз и обихаживала сама Ведьма! Если копнуть глубже, то вырисовывались контуры интересной многоходовки, но копать времени не было, тут бы шкуру сберечь, а не пойти на корм червям.

Ван дер Линден нутром чувствовал, что ничем хорошим авантюра англичан и стоящей за их спиной «Ленгли»[81] не закончится, поэтому оставил себе несколько запасных путей отхода, да и почти неопровержимую «легенду» на случай собственной поимки придумал. Да, полковник тоже озаботился подобным прикрытием, тем более на Питера у того ещё были планы, но голландец планировал слиться и не мечтал о дальнейших встречах с ублюдочным лимонником. Хватит с него приключений! Вскоре его оживший трупик всплывёт где-нибудь в Аргентине или в Уругвае. Скажите, чем плох Монтевидео? Ничем — хорошее место для начала новой жизни! Питер вновь покосился на палатку, в которой сучка Наоми Сузуки и старый пень Мори — младший брат другого трухлявого пня, укокошенного русским на этом самом месте, обрабатывали русскую девчонку. У входа дежурил Кэтсэру Морита, о, Боже, дал же бог имечки, язык сломаешь, Питер сплюнул. Узкоглазый засранец прислушивался к сдавленным стонам, доносящимся из палатки, но, тварь такая, глаз с Питера не спускал. Чуял, видимо, трубка клистирная, что тот активно «мажет лыжи» и готов к побегу, а без аппаратуры им сейчас никак, вот и держал голландца на прицеле миниатюрного автомата, сволочь!

Послав японцу презрительный воздушный поцелуй, Питер отвернулся к экрану ноутбука, на котором вновь отразилась засветка медведя, недавно кружившего у секрета Накадзимы. Питер усмехнулся, интересно, желтомордый янки отложил кирпичик-другой или нет? Стрелять-то им старый пень запретил, это у обезьяны возле палатки глушитель наверчен — мразота поганая. Над лагерем, стрекоча на все голоса и сбивая настройку аппаратуры, пронеслась большая стая голубых сорок. Птицы расселись на деревьях, потом дружно сорвались, горланя не переставая, на краю поляны мелькнул рыже-бурый бок косолапого. Питер повернулся к палатке и удивлённо моргнул, разглядев на шее Мориты то, чего там не должно быть — яркое оперенье дротика, в следующий миг взревевшее чувство опасности сдёрнуло Питера с места, но сигать куда-либо оказалось поздно. Человек, выросший перед Ван дер Линденом, с ноги зарядил тому по лицу. В руке пришельца мелькнула длинная игла, сестра игл Сузуки, и наступила тьма.

Глянув на обездвиженных киллеров, Владимир, пригнувшись, неслышно подобрался к палатке, у входа в которую выпустил из рукавов несколько змеек. Ядовитые гады, подчинённые стальной воле жреца и волхва, скользнули вовнутрь. Выждав секунд пятнадцать и дождавшись крика, Огнёв ворвался в палатку. Верная лопатка, белорыбицей сорвавшаяся с левой руки, плашмя ударила по голове невысокую японку, сидящую около распластанной на земле Виктории, а набитый монетами мешочек кистеня глухо звякнул о висок седовласого японца, до боли в глазах похожего на старика-камикадзе, некогда взорвавшего лагерь диверсантов. Шагнув вперёд, Владимир кулаком добавил дезориентированной японке по пострадавшей голове. Мешочек с монетами будто живой описал полукруг, хрустнув наполнением ниже выпирающего кадыка на морщинистой шее старого недобитка. Ещё один шаг и нога, облачённая в мягкие сапоги, позволяющие бесшумно передвигаться по лесу, опустилась на кисть правой руки, которой японка неосторожно опёрлась о землю. Противный хруст ломаемых пальцев наполнил палатку. Удар локтём в лицо опрокинул Сузуки навзничь, ещё шаг и вновь под сводами палатки слышится глухой хруст ломаемых костей теперь уже в левой руке японки. Краем глаза Владимир контролировал старика, но тому хватило двойного знакомства с кистенем для отправки в страну розовых пони, чего нельзя было сказать о его подчинённой. Не делая скидки на то, что перед ним женщина — враг пола не имеет, Огнёв саданул её по грудям, от чего у японки слёзы брызнули из глаз, после чего в плечи поверженной «непримиримой» вонзились длинные иглы.

— А-а-а! — задохнулась от боли японка, а её, между тем, перевернули на живот.

Несколько быстрых ударов и обездвиженное тело отброшено в угол палатки, а Владимир вернулся к старику, тщательно обшмонав того с ног до головы и надёжно связав. Старички они такие — вертлявые. Иглы и удары по уязвимым точкам он применять остерёгся. Имелись немалые шансы того, что после оных Сморчок решит свалить к предкам, а вопросов к нему имелось множество.

— Привет, сестрёнка, — присев перед плачущей Викой, Владимир разрезал пластиковые хомуты и провёл рукой над обнажённой грудью сестры, несущей следы пыток в виде опаленных пятен прижиганий и мелких ранок с застывшими кровяными коростами. Нос и щёки девушки тоже не избежали «украшений» из чего можно было сделать вывод, что в живых ни её, ни брата оставлять не собирались. — Давай прикроемся.

Из маленького плоского рюкзачка за спиной Огнёв извлёк мягкую сорочку защитной окраски.

— Накинь, Викуля, а с этим мы разберёмся, не переживай, будешь красивее прежней, — коснулся он одной из ранок. — Ничего не говори. Всё потом.

Выйдя из палатки, Владимир опустился коленями на землю, принявшись читать странный горловой речитатив, в котором каждое последующее слово цеплялось за предыдущее. Голос с каждой минутой становился всё громче и громче, в конце концов начав напоминать хлопки крыльев большой птицы, чья тень, к вящему ужасу очнувшегося Питера, металась по поляне, но самой птицы нигде видно не было. Могильный ужас сковал и без того связанные члены голландца. Свидание с потусторонним не прошло до него бесследно, когда русский замолчал и подошёл к нему, он понял, что скажет ему всё без утайки и даже больше, лишь этот слуга дьявола оставил его в живых.

Между тем жители Казаковки удивлённо наблюдали за громадной стаей воронья, что до того мирно кружила в небе, а теперь в едином порыве спикировала вниз на невысокого мужчину восточной наружности, который вышел из сельского магазина с покупками в руках и мирно шёл к своей машине. Несчастный не сумел защититься от взбесившихся птиц, за минуту лишившись глаз. Сделав чёрное дело, вороны разлетелись в разные стороны будто их и не было, только человек с кровоточащими ранами на лице никуда не делся. Сердобольные казаковцы из близлежащих домов вызвали карету скорой помощи, отправив пострадавшего в госпиталь.

На одной из сопок, с которой вся Казаковка виднелась как на ладони, от обильной кровопотери умирал ещё один человек со страшными ранами на голове, руках и на груди, нанесёнными бритвенной остроты когтями пары филинов и рыси. Наблюдатель «непримиримых», контролировавший посёлок и подъезды к нему, не заметил спланировавших к нему птиц. В мгновение ока первый филин полоснул человека по голове, а второй умудрился чиркнуть когтистой лапой по шее жертвы. Почти синхронно с птицами на человека налетела рысь, располосовав несчастному грудь. Птицы и дикая кошка не стали задерживаться и добивать раненого человека, скрывшись в сумраке тайги. Волхв посчитал, что тот сам сдохнет и не ошибся.

— Вов, что это было? — тихим голосом спросила Вика, остановившись за спиной коленопреклонённого брата.

— Попросил духов Леса и Семаргла о помощи, — отряхивая колени от налипших иголок, хрипло ответил Владимир, призывно махнув рукой в сторону чащи. — Миша, пожалуйста, посторожи этих ухарей.

Тяжело вздыхая от навалившейся работы, из-за кустов показался косолапый охранник. Вздохнув ещё раз для порядка, он мохнатым задом уселся на Питера, возложив передние лапы на Мориту.

— Господи! Господи! — Питер судорожно вспоминал давно позабытые молитвы.

— Погоди чуток, — обернулся к сестре Владимир, доставая из рюкзачка миниатюрную рацию. — Джен! Джен, как меня слышно? Приём!

— Слышно хорошо! — ожила рация в руке Огнёва. — Из динамика послышалась ругань вперемешку со скрипом и свистом, а потом через динамик полился голос Трофимыча:

— Огонёк, ты где, мать твою?!

— Маму попрошу не касаться, хоть ни одного доброго слова о ней сказать не могу. Вас сколько, Трофимыч?

— Два отделения и Синя с Мальком.

— Ясно, как всегда, кавалерия прискакивает под занавес. Все мне тут не нужны, хватит тебя с Маккхалом и Сини с Мальком. Передай рацию Джену.

— Слушаю! — горячо крикнул в рацию Джен.

— Слушай внимательно, Женя, берите с отцом в госпитале носилки и вместе с мужиками несите Джу в лагерь, вы с Синей помните какой. Буду ставить девочку на ноги. Лишних с собой не берите, не надо! Свидетели ни мне, ни вам ни к чему. Всё понял? Отдай рацию Трофимычу.

— Трофимыч, захватите с собой носимый комплекс РЭБ, а то с некоторых господ-товарищей станется подглядеть одним глазком с коптера. И ещё пару-тройку банок сгущёнки захватите, мне с охранником расплатиться нужно.

— Что ты задумал, кочерыжку тебе в печень?! К-какой ещё, мать твою, охранник? ***ть, что ты несёшь?

— Не истери, вспомните с Маккхалом домик на окраине Харбина. Ещё вопросы остались?

— Твою мать! — выдохнул казак в микрофон. — Синя, организуй «Зонтик». Как-как? Быстро, затопчи тебя карась.

Закончив переговоры, Владимир выволок из палатки девицу со стариком и привёл последнего в чувство. Присев перед японцем на корточки, он заглянул в тёмные глаза жителя Страны восходящего солнца.

— Мне не важно кто ты, как и по какой причине вы решили мстить мне. Мне наплевать на должность и звание, — на английском языке проговорил он, — но вы совершили страшную, непоправимую ошибку, захватив мою сестру и навредив ей. Подобного я не прощаю. Старик, твой родственник или брат… Скорее всего брат, так как вы очень похожи, умер, как настоящий воин, а ты сдохнешь, зная, что по твоей вине в иной мир уйдут все твои родные до седьмого колена. Поверь, об этом я позабочусь. Знаешь, старик, вы сами объявили мне войну и дали право кровной мести, и я им воспользуюсь, уничтожив твой род под корень.

Глядя в глаза йокая в человеческом обличье, японец только-только начал понимать, какое зло они пробудили, поддавшись на посулы англичан. Демон-акудзин не шутил. Или не демон? Настоящий Арахабаки — бог разрушения, движением пальца разрушивший все их планы. Какие же все они были слепцы. Нож, будто сам собою возникший в руке демона, полоснул японца по руке. Посланец ада профессиональным жестом подставил пластиковый пузырёк под тонкую струйку крови.

«— Аматерасу, что мы наделали! — пронеслось в голове пленника».

— Не надейся на Ками[82], старик, боги отвернулись от вас, — прочитал его мысли демон. — Не бойся, тебя я оставлю в живых, только, — в руке акудзина мелькнула игла, впившись в дряблую шею, — позабочусь, чтобы ты не откусил себе язык.

— А ты, — погладив медведя, Владимир навис над европейцем, — случайно не думаешь сбежать? Нет? Молодец. Скажу по секрету, Миша бегает по лесу со скоростью шестьдесят километров в час и обожает играться оторванными головами. Ты ведь не хочешь, чтобы он поигрался твоей, так что лежи, отдыхай…

На небе проклюнулись первые звёзды, когда в распадке появилась короткая процессия с носилками на плечах, а далеко за сопками просвистели винтами несколько вертолётов, определённо направлявшихся в Казаковку. Ещё через полчаса пограничники смонтировали установку РЭБ, связав её с системой контроля периметра и подавления радиосигналов японской группы. Паролями любезно поделился Питер Ван дер Линден, за что его высвободили из-под мохнатой задницы медведя. Вылизав три банки сгущённого молока, косолапый навалил кучу и утопал в лес. Впрочем, Питер не обманывался мнимой свободой, прибежать обратно вонючей твари ничего не стоит, вряд ли он ушёл далеко.

— Старика и белобрысую овцу оттащите подальше, нечего им видеть, что тут будет твориться, — принялся раздавать указания Владимир. — Хотя, перед началом ритуала я их вырублю, так надёжней.

— А с этими что делать? — влез с вопросом Синя, указав на японку с переломанными руками и связанного молодого японца.

— Я о них позабочусь, мне Вику и Джу лечить, — равнодушно, с оттенком холода ответил Огнёв, указав взглядом на усыплённых девушек.

— Э-э? — у Сини отвисла нижняя челюсть.

— Жизнь за жизнь, — пояснил Владимир. — Или осуждаешь?

— Нет, ты в своём праве.

— А теперь поклянитесь, что никому не расскажете… не заставляйте и вас вырубать.

— Ты гляди, какие люди! — подтолкнув пленника в спину, во весь стоматологический набор ухмыльнулся Трофимыч. Шлёпнув по присосавшемуся к шее комару, он обернулся к Владимиру:

— Слышь, малой, ты нас давеча «кавалерией» обозвал, так я скажу тебе: никакая мы не кавалерия, так, Санчо Пансы на осликах, а кавалерия вон, пыль ластами загребает.

Голландец, получивший обидный шлепок рукояткой плети пониже спины и просеменивший несколько шагов, невольно выдал знание русского языка, уставившись взглядом в направлении, указанном старым казаком. Невольный жест и мимика не остались без внимания Маккхала и Огнёва, оба интерпретировали заминку правильно, на что Владимир негромко цыкнул, указав на пленника взглядом.

— Ышо раз обманышь, я тэбе язык отрэжу, — устрашающе ощерился Маккхал, сжав в стальной клешне подбородок голландца. — Топай!

Мощный удар по спине лучше всяких доказательств свидетельствовал, что шутки кончились. Невольно втянув голову в плечи, Питер двинулся в сторону встречной процессии. Слава Богу, его не скормили Бледной Невесте, как остальных, значит ещё есть шанс побарахтаться. Как же хочется жить!

— Прут как лоси, — сплюнул Синя, — треск на всю тайгу. Носороги, дери их коза. А вы чего встали? — рыкнул он на пограничников, несущих на плечах три пары носилок. — Команды «привал» не было. Старого хрена не уроните, а то рассыплется раньше времени.

— Я сама могу идти, — вяло проблеяла со своих носилок Вика.

— Не было такого приказа, — грозно отбрил Синя. — Огонёк сказал лежать, ты лежи и не брыкайся, наслаждайся видами природы. Внукам потом будешь рассказывать, как тебя богатыри на паланкине по тайге носили.

— Но…

— Кляп воткну! — здоровенный мужик, возвышавшийся даже над носилками, лежащими на плечах пограничников, скорчил грозную рожу, пришпилив струхнувшую девушку к месту.

Бледная Джу, руку которой всю дорогу держал отец, ступающий рядом с носилками дочери, только улыбалась на грозные сентенции. Как никто другой она прекрасно чувствовала душевные переживания прапорщика. Что-то существенно сдвинулось в её мироощущении после нахождения на границе жизни и смерти, с которой её выдернул Наставник. Виктор совершил обмен, отправив на свидание с духами предков души злобной крашеной японской Ху-яо[83] и гуйцы-демона, всадившего в грудь Джу нож. Даже находясь на границе миров, девушка чувствовала потустороннюю силу древнего воина-убийцы мошух-нанрен[84] и яорен[85], искусно маскирующегося под целителя, либо целителя, прошедшего через воплощения жреца и ассасина. Она окончательно запуталась. Немудрено, Наставник призвал в мир такие силы, о которых даже думать было страшно. В любом случае она решила хранить секрет Владимира даже от самой себя, не то, что от чужих и близких. Сам же прапорщик Синцов мог быть сколь угодно страшным и грозным, но в душе он искренне боялся и переживал за неё и Вику, даже больше, чем отец, воспитанный по лекалам конфуцианской модели и китайского мировоззрения, с детства держащий чувства в узде. Ведь Смерти нет — это лишь одно из множества воплощений и метаморфоз, которые, собственно, составляют сущность жизни. Пусть так, но Джу до гробовой доски останется в долгу перед Наставником за своё нынешнее существование, едва не завершившееся переходом в новое воплощение. Ей и в старом неплохо, тем более Наставник магией исцелил её и Вику от ран, нанесённых японскими демонами, а с душевными ранами они разберутся и справятся сами!

Приподнявшись на локте, Джу глянула в сторону посёлка, интересно же, что там углядели Синцов и Трофимыч. Со стороны Казаковки к пограничникам двигался десяток спецназовцев, с головы до пят, упакованный в футуристические бронекомплекты «Витязь», которые она однажды видела по телевизору и никогда вживую.

— Ты смотри, Трофимыч, каких упакованным ребят нам вертушками на погляд завезли, — хохотнул Синцов, — враг бежит и дрищет. Как пить дать, птицы высокого полёта пожаловали, ради простых смертных «киборгов» подвязывать не станут.

— Угу, — поиграл усами Трофимыч, — хрен его знает, что это за клоуны в костюмах, но почерк, Синя, ты точно потренируешь и мозги тебе и всем нам до крестцового отдела нонеча модным церебральным сексом высушат.

— Старый, не сыпь мне соль на сахар, — сплюнул прапорщик, махнув рукой связисту. — Паша, свяжись с нашими, пусть высылают взвод, не нравятся мне эти баре в цивильных костюмчиках. Бережёного, как известно…, а то ещё отожмут япошек, доказывай потом, что не верблюд.

Видимо посчитав выше собственного достоинства карабкаться вверх по не самому пологому склону, «упакованные» перехватили колонну внизу распадка. Делать какие-либо выводы Владимир не спешил, ведь о поставленных перед десятком задачах ему не докладывали. Правда сектора обстрела и наблюдения спецназовцы выбрали грамотно, взяв под прицел все возможные опасные направления. Стоило пограничникам с пленниками спуститься на натоптанную тропу, вперёд выступил командир встречающей стороны. «Витязи», не поднимая забрал тонированных бронешлемов, внешне беззвучно заняли места в авангарде и арьергарде. Трое бойцов попытались взять под охрану пленников, но отступили назад, натолкнувшись на черные зрачки трофейных пистолетов-пулемётов в руках пограничников. Мол, свою добычу в лице двух «языков» мы сами из когтей не выпустим, а всякие примазывающиеся могут идти лесом, которого вокруг дофига.

— Привал пятнадцать минут! — скомандовал Владимир.

— Капитан Беззубко, — подняв забрало, снизошёл, наконец, до общения командир «Витязей», безошибочно определив в главных Огнёва, — мне приказано сопроводить вас до Казаковки.

— Приказано, сопровождай, — пожал тот плечами. — Нам, как видите, требуется передохнуть. Впрочем, мы можем проследовать далее, если ваши люди сменят стрелков на носилках.

— Не положено!

— Тогда ждите, — равнодушно ответил Владимир, направляясь к сестре. — Ты как?

— Лучше, — отвернулась в сторону Вика. — Ничего не болит, только кожа на лице шелушится и грудь чешется, это нормально?

— Нормально, зато шрамов не будет. Потерпи пару часиков, сейчас лишнее осыплется, лучше прежнего станет. Ты сама как? — почти шёпотом спросил он.

— Дома, — столь же тихо сказала сестрёнка, — реветь я буду дома.

— Держись, ты же у меня сильная девочка.

— Ага, братишкина сестричка.

— Вся в меня, — через силу улыбнулся Владимир.

Ненависть.

Питер чувствовал её всей поверхностью кожи. Не сформируй взвод русских пограничников вокруг него и пердуна Мори живой барьер, их бы порвали живьём. Разодрали бы на мелкие кусочки, не помогли бы и хвалёные «Витязи»: их бы просто-напросто опрокинули и затоптали, чтобы не мешали вершить правосудие или суд Линча, если рассматривать с другой стороны. Благо где-то за километр до посёлка к ним присоединился дополнительный взвод пограничников, ставший и конвоиром, и охраной от высыпавших на улицу жителей и сотен больных из госпиталя. Японец сохранял невозмутимую мину, но судя по глазам, проняло и его. Как бы старик не хорохорился, пытаясь сохранить лицо, получалось у него из рук вон плохо. Они и те, кто их отправил в Россию, проиграли с разгромным счётом. Слухи уже пошли и покатятся дальше, обрастая подробностями о нападении японских и европейских варваров на русского целителя и его семью. Цель и причина отныне не важны — они напали во время эпидемии на того, кто исцеляет от болезни. Кто они после этого? И не просто один конкретный японец, а вся страна? Мори с группой боевиков обезличат, расчеловечат и демонизируют, за ними нарисуют контуры виновных стран целиком… Питер хмыкнул про себя: русские спецслужбы при любом раскладе остались бы в выигрыше, даже убей они этого монстра. Что-что, а правильно подавать информацию русские умеют. Научились. Учителя у них были хорошие, ничем и ничего не чурающиеся. Остаётся гадать, как скоро со страниц газет, порталов социальных сетей и экранов западных масс-медиа, купленных русскими агентами, польётся грязь.

Питер невольно отступил на шаг назад. Он не строил иллюзий, стоит им со стариком Мори угодить в лапы Ведьмы, языки им развяжут без труда. Русские давно и далеко опередили просвещённые страны в данном направлении, он и сопротивляться не будет, лишь бы его не отдали этому русскому мальчишке с мёртвыми глазами. Ван дер Линден отступил ещё на один шаг — проверку на прочность, в отличие от того же русского колдуна, он не прошёл. И японец тоже чтобы он там о себе не думал.

Конфликт с «Витязями» произошёл у поворота на госпиталь после того, как пограничники увели пленников, а Пётр с Дженом и Джу скрылись за высоким забором дома Ли.

— Господин Огнёв, следуйте за мною, — заступил перед Владимиром командир «Витязей».

— Капитан, вы следуйте куда вам надо, а мне необходимо в госпиталь, — не оглядываясь на Трофимыча с Маккхалом, которые остались с ним, сразу пошёл на обострение Владимир. — Во-первых, мне необходимо позаботиться о сестре. Во-вторых, у меня осталась пациентка, которой необходимо закончить сеанс лечения, иначе предыдущая работа полностью пойдёт насмарку и всё придётся начинать сначала. В-третьих, кто вы такой, чтобы что-то требовать от меня?

— Мальчик, ты, наверное, не понял, — капитану не понравился задаваемый тон, — не хочешь по-хорошему, пойдёшь по-плохому…

Но приступить к силовому варианту капитану не дали несколько бронированных джипов в армейском камуфляже, обдавших людей дорожной пылью и остановившихся возле отряда.

— По-плохому — это как? — задал уточняющий вопрос Владимир. — Потащите силой? Дяденька, есть три варианта развития событий: первый — я иду в госпиталь, а ты сопровождаешь меня пока я не завершу дела. Потом мы сходим туда, куда тебе надо. Второй вариант разделяет походы: я иду к себе, ты к себе, я завершаю дела, после которых мы встречаемся. Третий вариант вовсе прост: кое-кто (и это не я), сразу идёт окучивать хрен на ближайшем огороде. Дяденька, мне срать, кто там и чего хочет из твоего командования. Вы бездарно просрали всё, что можно, и не в вашей ситуации и условиях что-то требовать от меня. Требовалка не выросла. Или попробуешь уволочь меня на глазах у всего госпиталя?

— Капитан Беззубко и его «орлы», стоило догадаться, — из первого джипа вышла княжна Вяземская, облачённая в женский вариант полевой формы. — А где же генерал-майор Усольцев? Где-то рядышком, я полагаю.

— Товарищ генерал-лейтенант! — вытянулись в струнку «витязи» и Трофимыч с Маккхалом.

— Вольно. Не тянитесь, не на плацу, — холод в голосе княжны можно было черпать ложкой. — Вы не ответили на мой вопрос, капитан. Впрочем, можете не отвечать.

Ошпарив бойцов спецподразделения высокомерно-снисходительным взглядом, княжна удостоила вниманием группу машин, подъезжающих к госпиталю со стороны станции, где несколькими часами ранее приземлились вертолёты.

— А вот и господин Усольцев собственной персоной пожаловали, как мило, — княжна встретила полноватого широколицего генерал-майора улыбкой крокодила, завидевшего вожделенную добычу, только что зубами не клацнула. — Поди ж ты, и вертолётики у вас сыскались, и люди нашлись… Откуда, мил человек? Не было же ничего! Капитан, я вас не задерживаю. Владимир Сергеевич, не уделите мне тридцать минут вашего драгоценного времени после того, как я побеседую с господином Усольцевым о том, как так вышло, что вражеские агенты средь бела дня разгуливают по Харбину, а группы прикрытия киллеров разъезжают по губернии на машинах? Сотник Горелый, вам, до особого приказа, поручается организация охраны господина Огнёва, его семьи и учеников. Разрешаю привлекать любые ресурсы. Вам в подчинение передаётся группа поручика Коваля.

— Есть организовать охрану!