Змеиная вода

Глава 39 Змеиное племя

Глава 39 Змеиное племя

Змея змею не кусает.

Народна поговорка

Машину вёл Каблуков. Сам сел за руль, сказав:

- Мама… с ней будет сложнее.

И я поверила.

Оно и вправду будет сложнее, поскольку госпожа Каблукова на свете живёт давно и врёт, как дышит. И наверняка придумала свою историю.

Скажем, про ошибочно купленные травы.

Или…

Не важно.

- Единственное, я так и не понял, убила ли Ниночка Надежду или… просто… получилось так? - Каблуков заговорил, выбравшись за город. Вчерашнее тепло сгинуло, будто его и не было. Небо затянулось свинцовой серостью. Да и ветер, пробиравшийся в приоткрытое окно, продувал насквозь.

С ответом Бекшеев не спешил, впрочем, как и я.

Да и что отвечать?

Что лекарства Ниночка заменяла? Что, возможно, изначально и вправду говорила себе, что это на время, что лишь затем, чтобы помолвку расторгнуть, что… но потом?

Кто в конечном счете виноват?

Мария Федоровна ли с её цинизмом?

Анатолий, который никак не решался поговорить?

Надежда, тоже медлившая? Она-то чего ждала? Не того ли, чтобы срок её беременности стал таков, чтобы и речи не могло идти о прерывании её? Кого она боялась? Анатолия? Марию Федоровну? Одинцова? А Ниночка, уверившись, что эта вот беременность окончательно привяжет любимого к Надежде, не выдержала?

Я почти уверена, что знаю, как это было.

Ссора.

И уход Надежды. Она и вправду отправилась рисовать. И паренек тот из селян видел, что она рисует. Это успокаивало. Возможно, позволяло разобраться с мыслями и сомнениями.

Потом…

Потом появилась Ниночка. Принесла чай в знак примирения. И они обе пили… почему нет? У самой Ниночки сердце здоровое. Ей бы не повредили те травы.

Не сильно.

Можно же и не пить так-то. Чуть пригубить за разговором.

Гадюка… откуда появилась? И не принесла ли её Ниночка?

Скажем, позаимствовала идею…

Перышко ведь было.

И артефакт исчез. Тот, который мог бы спасти. Надежда его забыла? Или кто-то просто вынул его из корзинки… кто-то, кто стоял и смотрел, как Надежда умирает?

А потом задержался, чтобы вплести в волосы пёрышко.

То белое пёрышко, которое я увидела на снимке.

И оно ведь не случайность. Оно говорит, что Ниночка шла убивать. И убила. И сделала так, что никто-то не догадался о её присутствии…

Но скажет ли Бекшеев?

- Боюсь, - князь вздохнул и посмотрел на меня виновато. – Это… сложно выяснить. Разве что найти хорошего менталиста, который проведёт глубокое сканирование. Но…

Таких мало.

Да и сам процесс болезненный, травматичный. И Одинцов не согласится. Да и… на каких основаниях*

- Знаете… я вот никого не убивал, но почему-то чувствую себя виноватым, - признался Каблуков. – Будто то, что я делал…

Или не делал?

- …и как я скажу маме, что…

Никак.

Мария Федоровна Каблукова ждала нас в гостиной.

Пустой дом.

И гулкая тишина.

Запах увядающих роз, блеклые лепестки которых засыпали и столик, и пол. Диванчик. И женщина в чёрном вдовьем наряде. Она полулежала и на первый взгляд казалась спящей.

- Мама? – Каблуков остановился. – Мама…

- Назад, - Бекшеев выставил трость. – Боюсь, мы несколько опоздали… позвоните в госпиталь, пусть пришлют машину.

Не за кем.

Женщина была мертва и довольно давно. Я чувствовала запах, слабый, едва уловимый, но всё же вполне себе ясный запах разлагающейся плоти.

- Змея, - Тихоня сидел в соседнем кресле, закинув ногу за ногу. – Большая…

Он поднял черное жирное тело, позволяя оценить и размер, и толщину. Змея шевелилась, и чешуя её тускло поблёскивала. Тихоня держал гадюку под головой, не позволяя её укусить.

- Если не нужна, то я её выпущу.

- Мама… она… откуда… - Анатолий побледнел и отшатнулся. Показалось даже, что он сбежит. И вправду змей боится. Но нет, заставил себя смотреть. Неотрывно. И на белой, покрытой каплями пота шее, вздулись синие вены.

Как бы удар не приключился.

Хватит с нас покойников.

- В корзинку сунула, с яблоками… вон, - Тихоня кивнул, указывая на плетеную корзинку, что стояла у диванчика. Та опрокинулась, и глянцевые нарядные яблоки покатились по полу. – Честно говоря, я сперва и не понял…

- Рассказывай.

Тихоня перехватил змею под брюхо и щелкнул её по голове.

- Тихо сиди… чего рассказывать. Вчера вон с вокзала сорвался, как сказали… сюда, значит. Фрол Яковлевич еще на подъезде высадил. Я и пешком пошёл, чтоб внимания не привлекать. Подхожу, а дом тёмный… такой вот, прям жуть пробрала. Веришь?

- Мама… - Каблуков обошёл Бекшеева. Каждый шаг давался с трудом, и взгляда от змеи он не отрывал, но шёл. – Мама, зачем… мама…

- Ни одного светлого пятнышка. И Девочка беспокоится вся…

- Где она?

- В сад выпустил. Чего ей тут маяться… ну мы и сунулись. Дверь открыл, а тут… свечи вон горят…

Свечи тоже были, чуть дальше, в старых канделябрах возвышались восковыми палками.

- И эта лежит… я к ней, а смотрю, что-то черное шевелится… ну и гадюку споймал. Глянул, что дамочка уже мертвая… хотел позвонить, а линия обрезана. Вот и решил, что подожду. Чего метаться. Всё одно явитесь.

- Где… слуги?

- Нет.

- А…

- Письмецо, - Тихоня ткнул пальцем в сторону стола. – Там… душевное.

- Вы…

- Читал. Надо ж было понять, чего твориться-то… а то вдруг она дом заминировала?

Звучало вполне искренне, хотя вряд ли на самом деле Тихоня подозревал покойную Каблукову в этаком.

Анатолий взял лист в руки.

- Я… раз уж вы тут… пойду змеюку выпущу. Чего ей маяться? – и гадюку погладил. – Всё одно из неё свидетель хреновый… да и там всё ясно изложено. А гадюка как раз и не виновата… тварь Господня…

Письмо Каблуков прочёл.

И молча опустился на пол.

Протянул лист Бекшееву и тихо спросил:

- Как я теперь?

- Справитесь… вам ещё вон о детях позаботиться надо…

Анатолий посмотрел на маменьку.

- Почему она…

Потому что у людей в головах столько всякой херни. И надумают себе сперва, насочиняют, а потом и сами мучаются, и других мучают.

Но письмо я взяла.

Ровные строки.

Почерк аккуратный, изысканный даже, с завитушками, но их не так много, чтобы читать стало неудобно. Слова…

Слова выверенные.

Интересно, сколько черновиков она извела? А ведь извела…

«Любезный мой сын и те, кто будут читать письмо, поскольку я уверена, что…»

Такие, как она, предсмертное письмецо на коленке не чёркают. Вон, собственной смертью озаботилась, чтоб красиво… змею несчастную и ту использовала, хотя готова поклясться, что не от её яда померла.

Это так, для антуражу и особо образованных, которые историю знают и про Клеопатру слышали. Хотя вот, честно, подражание какое-то очень уж местечковое.

«…всё, что я делала, я делала во благо рода и из желания защитить его. Однако ныне, когда усилия мои оказались…»

Корзина.

Яблоки.

Свечи эти. Поза картинная, и подушечка вышитая под головой, чтобы засыпать было удобно. Тем самым смертным сном, о котором Шекспир писал.

«…я слишком поздно осознала, сколь лжива натура Нины, сколь двулична она сама…»

Вот кто бы говорил.

«Когда Ангелина вернулась и потребовала разорвать помолвку, я увидела в том несомненный признак её душевной болезни. Пусть даже тот нелепый человек, назвавший себя женихом Ангелины, упрямо отрицал её наличие. А ещё ревность и желание сделать так, чтобы всё-то имущество досталось её детям».

Самое смешное, что так и выйдет, если я правильно поняла.

Детей у Анатолия не будет.

Да и сомневаюсь, что после всего он рискнёт связать себя узами брака. А вот от Ангелины остались и сын, и дочь… и хотелось бы верить, что на этот раз всё будет правильно.

«…она постоянно пребывала в нервозном состоянии, то ударяясь в слезы, то замыкаясь в себе, и производила впечатление крайне неуравновешенного человека. Её речь была сбивчивой и порою вовсе несвязной…»

Ну да, с чего бы это…

Нет, я знаю.

Лекарства, разрушающие разум. Их отмена, которая наносит едва ли не больший вред. Работа с менталистом… и как склеить вазу из осколков? Они старались. Просто… немного не хватило.

Терпения.

Удачи.

Времени.

Чего-то свыше?

«И смерть её показалась мне вполне закономерным итогом. Я подумала, что имел место мозговой удар…»

И выдохнула с облегчением, поскольку такая неприятная проблема решилась сама собой.

«Однако вопросы и беседы с господами из Особой службы не шли у меня из головы. Я снова и снова возвращалась мыслями к происходящему, всё яснее понимая, сколь ошибалась».

Анатолий тихо плакал.

Сидел, прислонившись спиной к дивану, обняв голову и покачивался. По щекам его ползли слёзы.

«Тем паче, что в последнее время я и сама начала ощущать себя нездоровой. Сердце моё то срывалось в бег, то замирало опасно. Появилась слабость и грудные боли. И я списывала всё на возраст, но всё же…»

Коробочка из-под конфет почти скрылась под диваном, и Бекшееву пришлось вытащить её.

«…я поняла, что в дни, когда Ниночки нет, я чувствую себя много лучше. Если ты помнишь, то именно Ниночка подавала мне вечерний чай. Всегда заваривала его сама, еще с тех пор…»

Конфеты?

Сомнительно.

Шоколад хороший. И добавки в него, даже порошковые, будут заметны. А вот чай – это больше похоже на правду.

«…кухарка, когда я спросила её, показала мне шкафчик, в котором Ниночка хранила травы. Там мята, душица и ромашка…»

Вряд ли Ниночка стала бы хранить отраву на кухне. Всё же девочка достаточно умна. Если не сама Каблукова, то любопытная прислуга могла бы наткнуться на запасы.

Нет.

Я бы на её месте приносила с собой. Понемногу. Чтобы чаю заварить.

«Тогда я заглянула в мой ревигатор и обнаружила белый осадок на дне. И уверилась, что эта лицемерная девчонка желает теперь и моей смерти. Я поняла, что обязана действовать»

Белый осадок?

А воду откуда брали? Сыпать что-то… из ревигатора мог пить и любимый Толенька, а вряд ли у Ниночки было желание стать вдовой до свадьбы.

«Я тоже сделала чай, использовав одно зелье, рецепт которого достался мне от матушки, благо, я следовала мудрым её советам и разбила чудесный сад»

Я повернулась к окну.

Цветы…

Цветы красивы.

А некоторые ещё и ядовиты. Цветы издревле помогали женщинам в решении неудобных вопросов.

«Теперь, когда её нет, я могу быть уверена, что жизни твоей и твоему благополучию ничего не угрожает»

Я посмотрела на Бекшеева.

Он – на Анатолия… и тот поднял голову:

- Вы… просили ей передать, что Нина умирает, чтобы… чтобы…

- Чтобы она не попыталась её добить, - мягко произнёс Бекшеев. – Ваша матушка показалась мне весьма целеустремленной… и кто знает, на что она решилась бы? И поверьте, меньше всего я ожидал вот этого вот…

Мертвая Каблукова загадочно улыбалась. А руки жгло письмо.

«Я уже знала, что смерть Нины будут расследовать с особым тщанием. И что скрыться у меня не выйдет. А потому приготовила порцию и для себя. Прости за гадюку, мне отчего-то захотелось, чтобы всё было именно так»

Говорю же, блажь аристократическая…

«Я отправила прочь прислугу, отослала и моего дорогого внука. Уверена, что ты позаботишься о его благополучии, ибо он – единственная надежда несчастного рода Каблуковых. И хочется верить, что все мои страдания, все мои усилия были не зря.

Знай, я ушла без боли и страданий. И ни о чём не жалею. Смерть моя снимет вину с тебя и рода, а также скроет все тайны…»

Это она, конечно, зря.

«Ибо я уповаю на порядочность Одинцова, а так же на то, что не пожелает он публичного скандала…»

Здесь, конечно, ближе к делу, но…

- Пойдём, что ли? – сказала я Бекшееву. – Как-то тут совсем тягостно… такой огромный дом, а пустой.

- Пустой, - согласился Анатолий, неловко поднимаясь. – Он всегда казался таким… пугающим. А теперь я и вовсе вряд ли смогу здесь остаться. Может, школу открыть… или далеко будет? От деревни? Госпиталь…

- Не спешите, - Бекшеев осторожно прикрыл дверь, словно боялся хлопком потревожить покой усопшей. И сделал глубокий вдох. – Такие решения не принимаются впопыхах…

- Ну да… мне нужен адвокат? Я… вроде бы ничего и не делал… точнее в том и проблема, что я ничего не делал… и не понять, как теперь это всё… оценят…

- Насколько я могу судить, со стороны закона лично к вам претензий не будет.

А с совестью пусть сам договаривается.

Откупается хоть школой, хоть госпиталем… чем там ещё.

- Наверное… наверное, лучше и вправду переехать… племянник в школу отправится, как планировалось. Зоя… с ней поговорим. И с Людмилой… хотя она меня не любит…

- Знаете, - перебила я поток мыслей. – Целители… они в принципе мало кого любят.

- Это странно, да…

- Не более, чем всё остальное…

Тихоня сидел на ступеньках и чесал Девочку за ухом, та скалилась и время от времени дергалась, пытаясь поймать стрекозу.

К нам Тихоня повернулся.

Кивнул.

И отвернулся, возвращаясь к Девочке, которая вытянулась на брюхе и теперь повизгивала, требуя, чтобы почесали по боку.

В саду… прохладно.

Уже.

И дождь того и гляди начнётся. Небо серое, обвислое. Воздух сырой, промозглый. Осень всё-таки решила показать себя. Но желтизны в листве нет. И сад выглядит нарядным. Стрекозы вон опять же. Суетятся… а мы идём. Просто гуляем… только осторожно надо.

Змеи в траве.

В высокой траве всегда стоит опасаться змей.

Но сейчас здесь пусто. И Тихоня, и Анатолий остались где-то там дожидаться местной полиции… и дело, конечно, ещё не окончено.

Предстоит вскрытие, но мы оба знаем, что ничего-то нового оно не обнаружит.

Допросы Зинаиды.

Людмилы.

Зои…

Анатолия… Ниночки…

Надо выяснить, что за отрава. И кто готовил змеиную воду… кто рассказал Ангелине о том, что Анатолий не родной сын Каблуковых… Людмила? Или Антонина? Это на самом деле не так и важно, но любое дело состоит из мелочей и эти мелочи придётся собирать.

Чтобы не осталось ничего-то лишнего.

Опасного.

- Одинцов не обрадуется, - сказала я, потому что тишина стала напрягать. – Свадьбы, конечно, не будет, но… по-моему, он предпочёл бы, чтобы была.

- Я сам ему позвоню, - Бекшеев хмур.

И я киваю.

Пускай.

Всё равно ведь припрётся. Одинцов. Я его знаю. На месте точно не усидит. И придётся… встретиться?

Разговаривать?

Утешать… не умею утешать. И успокаивать тоже. И что ему скажешь? Одна подопечная скорее всего убила другую? И собиралась избавиться от будущей свекрови? Тут я Марии Федоровне верю…

Или нет?

- Думаешь, Ниночка… травила Каблукову? Они как две змеи, которые сплелись вместе и, не сумев развязаться, убили друг друга. Попытались…

- Сложно сказать, - ответил Бекшеев и вытянул руку, а на ладонь опустилась стрекоза. - Она наверняка откажется… и от всего, что говорила раньше, тоже. Она умная девочка. И слабость пройдёт… и не удивлюсь, если любовь тоже.

Бекшеев шагает неспешно. И я рядом.

- А вот что касается Марии Федоровны… я тоже слышал про радиоактивную воду. Матушке предлагали… подобный способ лечения. И для неё, и для меня тоже… весьма, к слову, настаивали. Говорили, что очень оздоровит. Но она полагает, что это скорее во вред. Что не всякая мода полезна.

Стрекоза вяло перебирала крыльями, но не улетала. Она казалась поблёкшей, полустёртой, будто сбежавшей из чьей-то акварели.

Осень.

Очередной излом мира.

- Так что слабость Каблуковой вероятно происходила от отравления организма радиацией. И возраст опять же… и волнения немалые. Это не могло не сказываться на сердце. Хотя… думаю, что со временем Ниночка попыталась бы извести свекровь. Она долго терпела Каблукову… вообще долго терпела. А потом убила в первый раз и поняла, что можно убить и остаться безнаказанным. И снова убить…

И снова остаться.

- Так что, думаю, Ниночка постаралась бы ускорить кончину Марии Фёдоровны, но не теперь. Зачем ей? Наоборот. Сейчас смерть Каблуковой ей была не выгодна до крайности. Снова траур… Анатолий матушку любит, а потому свадьбу пришлось бы отложить.

А Ниночка с её маниакальной влюбленностью не могла допустить и мысли о том.

Пожалуй, прав Бекшеев…

- И вот с Зинаидой – понятно. Или тюрьма, или… лечебница для душевнобольных. С Марией Федоровной тоже… а с Ниночкой что будет?

И Бекшеев, вздохнув, ответил:

- Понятия не имею.