Глава 14 Гады и гадины
«А верят они, что буде человек при жизни своей был мерзок и бесчестен, то после смерти душа его не на суд божий попадает, но вселяется в тело лягухи аль змеи, аль иного гада, в коем и влачит существование жалкое. И оттого избегают оне гадов оных бить, ибо тем самым прервут наказание, свыше данное»
«Размышления о землях иных, за морем лежащих, и людях, коии сии земли населяют, а тако же престранных и богопротивных верованиях их, писанное купцом Микиткою по мере слабого своего разумения для потехи людской и прославления Слова Божия, каковым любой язычник да спасен будет».
Осеннее солнце обманчиво. То оно жарит, словно обещая растянуть лето еще на пару недель, то вдруг скрывается в тени. И тогда из этой самой тени тянет ощутимой прохладой.
Бекшеев поежился.
- Вырвались? – Захар появился откуда-то сбоку, Бекшеев не успел заметить. – Курите?
- Нет.
- А я вот да, - из кармана халата Захар вытащил портсигар.
- Всегда удивляло то, сколько целителей имеют эту вредную привычку, - заметил Бекшеев. – Хотя казалось бы, кому как не им знать…
- Знать – одно. Отказаться – другое. Я на фронте начал. Кровь. Грязь. Запах… раненые пахнут далеко не розами. А в госпиталях подчас просто-напросто воняет. И появляется знаете ли такое человеческое желание эту вонь заглушить. Хоть чем-нибудь. Вот и… потом привык. Вам не помешает?
- Нисколько. И что вы хотите сказать?
- Я?
- Вы. Вы ведь не светскую беседу поддержать пришли.
- Мало ли… - Захар размял сигарету. – Но да… чего вам Людочка наплела?
- Всего понемногу…
- Не особо верьте.
- Вам она не нравится?
- Себе на уме. Очень себе… это сперва кажется, что она вся такая воздушная и светлая, кругом заботливая…
- А потом?
Захар закурил. И затянулся от души. Ответил не сразу. Несколько мгновений стоял, вдыхая и выдыхая горький дым. Запах у табака был резким и неприятным, в нем все одно чудилось что-то донельзя больничное.
- Потом… потом приходит понимание, что все не так просто.
- И на самом деле она – чудовище?
- Да нет… какое чудовище. Скорее человек обыкновенный. А они порой опаснее любых чудовищ… вы ведь не воевали?
- Нет. Штабной.
- Да. Читал… собирался написать вам, да все как-то… трусил.
- На труса вы не похожи.
- Трусость разною бывает, - пепел Захар стряхивал прямо в куст сирени. – Одно дело работать под обстрелом… или там когда бомбят. Тут страха нет. Помру – стало быть судьба такая. А вот любимой женщине открыться… это другое.
- Ангелина?
- Она самая… с первого взгляда, как говорится. Только… - Захар повернулся боком и сгорбился. – Как-то сразу и понял, что не для меня она.
- Почему?
- А вы меня видите?
- А вы меня?
- Ну да… что-то такое… только вы, даже кривой и косой, а все одно князь. Древний род. Фамилия. Богатство. Сила… а я кто? Выкрест, от которого своя семья отказалась за то, что веру продал? Имя и то сменить пришлось… хотя какая разница, казалось бы… бог един… в отличие от условий поступления в медицинский университет. Для иноверцев квоты жесткие. Я бы не прошел. Ни по знаниям, ни по уровню дара. Вот и пришлось. Думал, поймут, простят… а нет. Вера важнее. И на фронт я попал вовсе не потому, что так уж жаждал воевать. Воевать я вовсе не жаждал. Но возможность увидел. В мирное-то время все приличные места заняты. У врачей свои дети. И у их родственников тоже. И в целом-то пробиться сложно. А вот там… я был готов рисковать. Но не в этом случае. Еще и красивая к тому же… самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. И это вот… - Захар развел руками. – Недоразумение… я знал, что если вдруг откроюсь, то она не станет смеяться… она не Людочка.
- А Людочка стала бы?
- К ней как-то попытался подойти один… человек… не самого милого обличья. Хотя человек очень достойный. Людочка ему отказала. А потом всему госпиталю пересказала в лицах, как оно было и что она по поводу таких уродов думает…
Надо же. А по ней и не скажешь.
Впрочем, люди умеют удивлять. И не всегда приятно. Чаще неприятно.
- Это не от злости было. Это скорее от глупости. Ей тогда только-только семнадцать исполнилось, да и привыкла она, что все вокруг бегают. Не подумайте… специалист она неплохой. Даже хороший.
И видно было, что похвала эта далась Захару непросто.
- Вы побоялись, что вас высмеют?
- Да нет… надо мной столько раз смеялись, что… - Захар махнул рукой. – И не стала бы Ангелина смеяться. Может, ответила бы вежливо и холодно, что, мол, подумает. А потом бы перевелась куда. Это было бы куда хуже смеха… я бы потерял даже то малое, что имел – возможность видеть её. Разговаривать… быть рядом. Я… воспользовался шансом. У нее не было дара, но талант имелся. Чутье. Такое особое, которое не купить ни за какие деньги. Я стал говорить, что талант надо развивать… она… тоже, кажется, боялась. Почему-то Ангелина была уверена, что ничего-то из себя не представляет… да, теперь я знаю, кто виноват, но… тогда.
Он вытащил вторую сигарету.
- Когда нервничаю, всегда курю больше обычного.
- Нервничаете?
- Ну да… а вдруг скажете, что это и вправду несчастный случай. Судьба или что-то вроде… в общем, я начал заниматься с Ангелиной. Учить её. Она вполне охотно вставала со мной за стол. Сперва ассистировала. Потом… там ведь нехватка не только медикаментов или бинтов, там всего… и врачей в том числе. Так что…
- Диплома Ангелина не получила?
- Диплома – нет… кому он там нужен на самом-то деле? Я уговаривал её поступить. В конце концов, врачи нужны всякие, а она действительно умела многое. Поверьте, будь у нее хоть половина Людочкиного дара…
Но дара не было.
Ни половины, ни четверти, не говоря уже о целом.
Да и самой Ангелины тоже уже не было.
- Почему она все-таки не поступила?
- Почему, почему… потому что Людочка познакомила её с этим проходимцем. И долго знакомила. То с одним, то с другим. Все сводила, устраивала встречи… это я уже потом узнал. А этот вот оказался собой хорош. Весь такой… боевой офицер, с наградами, - Захар сплюнул, не скрывая раздражения, которое и за годы не уменьшилось. – Как же хотелось устроить ему сердечный приступ… это ведь несложно, если так-то. Или вот инсульт.
- Тянет отступить на шаг, - признался Бекшеев.
- Да не стоит. Я его не тронул, а вас и подавно не за что. Вас я буду беречь. Вы моя последняя надежда доказать, что Ангелину убили.
Захар сказал это и подавился дымом, и подавившись, зашелся в приступе кашля, от которого сотрясалось, выворачивалось наизнанку, все его тело. И приступ этот длился долго. Мелькнула даже мысль, не позвать ли на помощь.
- И-извините… - Захар вытер рот рукой.
И взгляд, который он бросил на ладонь, говорит о многом.
- Давно?
- Не так, чтобы очень. Послевоенный подарок… наши пути разошлись. Ангелина влюбилась. Я… не решился вставать у нее на пути. Она была счастлива, буквально светилась вся. А я…
Оказался слишком глуп и благороден, чтобы помешать.
- Тогда я хотел одного – оказаться как можно дальше… и оказался. Отправился на Север… предложили место одно… в общем, там пришлось работать с особым контингентом. А средь них туберкулез – это явление обычное.
Захар вытер руку о штаны.
- Не смотрите так. Я не заразный… испытывали разного рода лекарства. И на себе в том числе. Успешно. Но легкие, как выяснилось, все одно пострадали…
- Но курить вы не бросили.
- Вы же тоже не бросаете свою работу, хотя с вашим диагнозом вам рекомендован покой и отдых, - огрызнулся Захар. – Так-то я немного… редко… да почти и бросил даже. В конце концов, и у меня чувство самосохранения имеется. Это так… нервы… в общем, на Северах мне оставаться было нельзя. И начальство помогло с переводом.
- На юг.
- Точно… там море, климат. И легким полезно. Работал в санатории. Реабилитацией занимался. Хорошее место, спокойное. И сам, стало быть… отдыхал. Честно говоря, даже подумывал уже корни пустить. Найти женщину такую, чтоб не сильно раздражала. Жениться. Детишек там… обычные мыслишки обычного человечка.
И сейчас ему за них мучительно стыдно. Сейчас эти мыслишки кажутся Захару едва ли не предательством.
- Но вы встретили Ангелину? Случайно?
- Именно, что случайно. Они с матушкой сняли домик. Санаторий отменный у нас. Лучший, можно сказать. Грязелечебница есть. Минеральные воды. Целители… ну, такие, которые умеют с дамами общаться.
Захар к их числу явно не относился.
- Ангелина… я узнал бы её… но она изменилась. Как будто огонь внутри погас. Но и она меня узнала. Только… такое чувство, что сквозь сон. Она и сама будто во сне этом пребывала. Мне это сразу показалось странным. И что матушка её не отпускает Ангелину ни на шаг. Я поинтересовался у своих. Осторожно… выяснил, что госпожа Каблукова многим жаловалась на здоровье дочери. Что, мол, та в печали постоянной пребывает. И говорит о самоубийстве. Но при этом от консультации менталиста Каблукова отказывалась. Мол, это дурно повлияет, вообще нельзя в мозги людям лезть и все такое… бред, как понимаете.
- Бред, - согласился Бекшеев.
Очень интересный.
Занимательный даже бред.
- Ваши знакомые, если понадобятся, показания дадут?
- Дадут, - Захар склонил голову. – А смысл? Та история уже мало кому интересна.
- Почему же. Мне вот весьма интересна…
А кроме того истории, изложенные на гербовой бумаге и заверенные печатями нотариуса, имеют на людей, о которых писаны, некоторое престранное влияние.
Да и вопросы задавать будет проще.
- Она не отпускала Ангелину ни на шаг. Якобы из опасений за её жизнь и все такое… не поверите, сколько сил пришлось приложить, чтобы убрать эту даму. Я, можно сказать, похитил Ангелину. Увез… из санатория.
- Куда?
- В госпиталь. В санатории было довольно тоскливо… да, платили там отлично. И место я получил по протекции. На это место много желающих было. Но душа требовала иного. Я в госпиталь и устроился. Помогать. Я хороший целитель.
- Уверен в этом.
- Вот… я отыскал знакомого менталиста…
Бекшеева передернуло, и реакция эта не осталась незамеченной.
- Не любите менталистов? – уточнил Захар.
- К сожалению… имелся печальный опыт близкого общения.
- Их никто не любит. Все боятся… на самом деле Авдеенко – отличный спец. Он и помог вытащить, чтоб с минимумом последствий. Ангелину держали на одном весьма интересном препарате, которого нет в свободной продаже.
- Не успокоительные капли?
- И близко. Хотя да, успокаивали отлично… препарат разрабатывался для психиатрических клиник. Предназначен для купирования состояний острого психоза, особенно когда он выплескивается агрессией… так уж вышло, что я… как бы…
- Испытывали и его?
- Не сам. Но под моим контролем испытания проходили, - Захар вытащил еще одну сигарету. – Боюсь, многого я сказать… не имею права…
- Понимаю, - Бекшеев огляделся. – Лавочки тут есть?
- Тяжело стоять?
- Да.
- Вам надо больше ходить. Медленно, но двигаться. Это немного выровняет кровоснабжение. А когда вы стоите или сидите, то мышцы не работают, это затрудняет движение крови, особенно по венам… впрочем, вы наверняка в курсе.
- В курсе.
- Лавочка вон там… и если что, угрызений совести за те дела я не испытываю.
- Врете.
С человеком, который привык к прямолинейности, говорить просто. И сейчас Захар смахнул с лысины невидимую пылинку и признался:
- Вру… хотя большая часть препаратов были нужны и полезны. Те же антибиотики… в перспективе они спасут много жизней, но все не так просто. Американцы не спешат делиться своими открытиями[1]. Вот и приходится самим… на ощупь… и смотреть, изучать, как оно влияет. Взять хотя бы пенициллин… он при туберкулезе бесполезен[2]. А вот стрептомицин уже очень даже помогает, особенно, если усилить его… и вот, чтобы понять, чем и в какой мере усиливать, и нужны испытания… но да, не всегда они безобидны и безопасны.
И не всегда проводились на добровольцах.
Но это к делу отношения не имеет.
- Главное… тот препарат при постоянном применении… он лишал человека воли. Не только воли… - Захар выдвинул челюсть вперед, даже сейчас он испытывал ярость. И сигарету, которую так и не закурил, смял, чтобы бросить в кусты.
А вот лавочка нашлась в этих самых кустах.
Хорошая такая. Крепкая. И Бекшеев с немалым облегчением опустился, вытянул ногу.
- Помочь?
- Не стоит.
- Давайте… сила бродит. Скинешь, и легче становится… Ангелину пичкали этой дрянью. Не скажу, что давно. Там хватает пары недель, чтобы человек превратился в мычащее животное. Так что начали или перед поездкой, или незадолго до неё. Я вывел эту дрянь из крови. Почистил… в госпитале были хорошие системы. Менталист помог стабилизировать состояние разума… отмена порой дается весьма непросто.
Захар присел у лавки.
- Штаны снимать? – осведомился Бекшеев. И прозвучало раздраженно.
- Если только хотите наших пациентов впечатлить.
- А…
- Вон, смотрят… второй этаж. Там те, кто задерживается в этой богадельне…
Стекла поблескивали на солнце и разглядеть, кто скрывался за ними и скрывался ли вовсе, было невозможно.
- Только сидите смирно… и если орать вздумаете, то постарайтесь потише, а то народец у нас впечатлительный. Потом будут шептаться, что я вас пытал, - предупредил Захар. Руки его даже через ткань показались раскаленными. И Бекшеев поморщился.
Он постарается не орать.
- Что сказала Ангелина?
Очень постарается, потому что огонь пробирался, разгоняя кровь. Может, так оно и надо, но Бекшеев буквально ощущал, как плавятся мышцы. Так себе, честно говоря, ощущения.
- Надо же… вы крепче, чем кажетесь. Ангелина… сперва она не слишком понимала. Такая растерянность… она что-то помнила, что-то нет… впервые, пожалуй, я видел её слабой.
Боль заползала внутрь.
И чувство такое, что кости крутит. Того и гляди перекрутит…
- Она не знала, как оказалась здесь, в смысле, в санатории… к счастью, я успел вовремя. Не случилось… необратимых последствий. Я дал ей почитать заключение. И да, показания тоже есть, с заключением менталиста, как и результаты анализов. Я их еще тогда оформил.
- Отлично. Здесь?
- Взял с собой…
- Что Ангелина?
- Когда окончательно осознала, что произошло, пришла в ярость…
- Но заявления в полицию писать не стала?
- Я уговаривал. Я выступил бы в суде… в любом суде, хоть и самом высоком. Да и не только я. Еще пяток специалистов имелся. Но она отказалась. Наотрез. А настаивать… почему-то, когда дело касалось Ангелины, я никогда не умел настоять на своем. Вставайте.
- У меня ощущение, что вы ногу мне расплавили.
- Вставайте, вставайте… давайте… ну что вы как маленький, в самом-то деле… здоровый мужик…
- Если пытаетесь сделать мне стыдно, то не стоит, - Бекшеев с некоторою опаской все же поднялся. Нога и вправду ощущалась плохо, и дело не в боли, хотя и та была. – Подобные манипуляции на меня давно не действуют.
Захар лишь хмыкнул.
- Но встали же, - сказал он. – А теперь вперед…
- Еще скажите, что трость отбросить надо.
- А вот это уже лишнее… а про манипуляции вы зря. Это вы у нас опытный. А большинство моих пациентов поддались бы. Это Людочка у нас любит щебетать и вздыхать. От этих вздохов и здоровый себя больным ощущать начинает.
Бекшеев сделал шаг.
Нога держала. Боль усилилась, правда, несколько изменившись. Теперь ощущение было таким, словно в мышцу загоняли иглы. Много-много мелких игл. Он стиснул зубы, давя стон, и сделал еще шаг.
И третий.
Легче не становилось. Но насмешливый взгляд Захара мешал признать поражение. Стало быть, манипуляциям Бекшеев все же был подвержен.
- Почему она вернулась? Ангелина? – спросил Бекшеев.
- Не знаю. Я сам думал…
- Хотела выяснить отношения?
- Нет. Там нечего было выяснять.
- Вещи? Что-то ценное… память о муже? Дети?
- Нет. Ничего настолько ценного у нее не было. Дети… с детьми сложнее. Зоя пошла в матушку, а вот с сыном все непросто…
- Он не хотел уезжать?
- Не хотел. Мария Федоровна… своеобразный человек. И умеет быть любезной, даже любящей, когда считает, что в этом есть выгода. Она вложила мальчику в голову, что место его – здесь, что ему нужно продолжить славный род Каблуковых. Что… в общем, он заявил, что никуда уезжать не собирается.
- Ангелина…
- Я ведь не зря протоколировал все. Без бумаг со мной говорить не стали бы. И с Ангелиной… в общем… крику было много. Но я сумел донести до этой идиотки, что бумаги вкупе со свидетельством моим могут доставить ей и её сыночку большие проблемы. И одной потерей репутации здесь не отделаешься. За такие шутки и на Север отправиться можно лет на десять. Ангелина… поняла и молчала.
Боль то откатывалась, то возвращалась, но как ни странно, нога стала слушаться. Да и в целом эта боль была уже не раздирающей, мучительной. Напротив, теперь она сама подталкивала двигаться.
- Не уверен, что она согласилась бы довести дело до суда, но… Мария Федоровна этого не знала.
- И согласилась отпустить детей?
- Скорее удалось достичь определенных договоренностей. Петру все равно надо было ехать учиться. Ему подыскали достойную школу.
- А девочке?
- О, ей тоже, но тут уж Ангелина выступила против. Школа из тех, которые для очень высоких особ… в общем, тут их мнения разошлись… но это не важно. Так вот… я не хотел, чтобы Ангелина возвращалась сюда. Пытался понять, для чего ей это надо… кстати, не знаю, важно или нет, но поехать она решила не сразу… это за вами, кажется?
[1] В нашей истории производство антибиотиков было начато в Америке, где частная компания «Пфайзер», занимавшаяся производством лимонной кислоты, согласилась попробовать делать новое лекарство, но с условием, что правительство за свои деньги построит заводы. Был куплен и переоборудован завод по изготовлению льда. В огромных чанах выращивали гриб Пенициллум. За год удалось произвести такое количество его, что американцы даже начали делиться с союзниками. Но не технологией. В СССР производство антибиотиков осваивали самостоятельно под руководством профессора-микробиолога Зинаиды Ермольевой. Пенициллин выделили из колонии другой разновидности пеницилла. Препарат назвали «крустозин». И да, в армию он начал поступать очень быстро, хотя затем выяснилось, что технология производства не оптимальна. Тогда-то союзники и поделились, что правильными штаммами пеницилла, что технологией глубинного выращивания. А вот в послевоенное время хватало других проблем. И внедрение антибиотиков в протоколы лечения происходило очень и очень неспешно. Хотя количество их год от года увеличивалось и важность развития этого направления понимали все.
[2] И снова правда. Именно стрептомицин, открытый после пенициллина, оказался первым веществом, активным против палочки Коха. Создатель его Зельман Ваксман даже Нобелевскую премию получил.