Змеиная вода

Глава 33 Змеиный след

Глава 33 Змеиный след

«Траве – цветы, к земле – вода, к норе – змея. Ты, полевая, луговая змея, ползи поскорее отсюда, не трогай взрослых и детей. А если не послушаешься моих слов, земля тебя не отпустит, а солнце не нагреет»

Заговоры от сибирской ведьмы Аниции

Крик я услышала.

Далекий.

Такой протяжный, словно птичий. И кто другой, возможно, спутал бы. Или вовсе бы не услышал, как не услышала Мария Федоровна. Но я повернулась.

- Извините, - сказала женщине. – Там кричали…

А потом, не дожидаясь ответа, бросилась туда, на голос.

Страх подгонял.

Кричали в той стороне, куда ушли Бекшеев и Зоя. При Бекшееве револьвер, но он же ж непривычный… пока вспомнит про него.

Пока…

Тропа скользнула под ноги. И тело изменилось само, легко, почти без боли. В нос ударили запахи, выстраивая дорогу. След я взяла с легкостью.

Бекшеев…

Его туалетная вода повисла полупрозрачной нитью. А вот от Зои пахло потом и еще чем-то… неприятным… будто болезнью какой-то? Неуловимо. И я-человек этот запах пропустила.

Надо будет…

Спешить.

А с остальным можно и позже разобраться. И я спешила. Уже понимала, что не успеваю… река. Вода размывает запахи, наполняя их иными, волглыми, тяжелыми, что туман.

Они переползали, мешались друг с другом…

И все же дорога выходила к мостику. И вела на ту сторону… там я тоже уловила оба запаха – Бекшеева и Зои. Они плотно переплелись – не собьешься, не потеряешь. Правда, в какой-то момент запах Зои стал ярче. И я остановилась.

Свежее.

Гуще.

Значит… значит, она возвращалась.

Одна?

Почему? Бекшеев отпустил? Или что-то произошло… выстрелов не было. Но так бы он одного ребенка – а Бекшеев считает Зою ребенком – в жизни не отпустил бы… но… и если она возвращалась, то почему я её не встретила?

Я прошла выше, убеждаясь, что догадка верна. А потом заставила себя вернуться по следу. Медленно, чтобы не пропустить чего-то… момента, когда свежий запах исчезает. Ага. Она здесь… свернула? Именно. Чуть ближе к реке зеленой стеной вытянулись заросли крапивы и дудника, а чуть дальше начинается та же стена, но малинника. Продираться через такую – сомнительное удовольствие. А вот левее… здесь стена не такая плотная… даже совсем неплотная, зато вовсю разрослась мята. И характерный аромат её перебил запах Зои.

Но она свернула.

Вот обломанные стебли. Теперь, когда я присмотрелась, след становился очевиден. И мне… туда? Зоя шла одна… Бекшеев? Остался? Нет, следов волочения не вижу, да и не проходил он. Значит… значит, разберусь позже. Я ступила даже не на тропу – на тень её, проложенную человеком. А ведь ходили здесь не раз и не два, вон, мхи вытерты, и травы здесь растут пониже. Впрочем, тропа могла быть и звериною, хотя… не важно. Главное, что Зоя здесь шла. И в сторону. А потом вверх? К усадьбе Пестряковых? Зачем так, стороной? Хотя… она прошла недолго.

Стон.

И скрип.

И все-таки стон заставляет меня свернуть со следа. К реке… и с каждым шагом она ближе. Снова потянуло влажностью, сыростью. А потом я увидела её: женщина сидела, прислонившись к стволу березы, схватившись за голову, и подвывала.

Жалко так.

Меж пальцев её текла кровь. И красные струйки растекались по лицу, превращая его в уродливую дикарскую маску.

- Зиночка? – я и узнала её не сразу. – Зина? Что…

- П-помогите… - и Зиночка узнала меня не сразу. Подняла взгляд. ойкнула и поползла прочь, к воде, правда, утратив опору, завалилась на спину, перевернулась, нелепо взмахнув руками.

- Это я, - я заставила себя стать человеком. Ненадолго. – Зина, видишь? Это я. Зима.

В её глазах был ужас.

И все-таки.

- Что случилось?

- Н-не знаю… я… шла… а тут… Зоя… в слезах… я к ней… успокоить. Спрашиваю, что… а потом она вдруг закричала. И так больно! Больно!

Зиночка посмотрела на свои руки и закатила глаза.

- Стоять, - я легонько ударила её по щеке. – Где Зоя?

- К-кровь…

Зиночка заворожённо уставилась на свои руки.

- Кровь… это кровь… я умру.

- Не умрешь, - я заставила её наклониться. – Просто рассечение небольшое.

- Голова…

- Болит? Пройдет. Может, сотрясение…

Рваная рана была небольшой, но крови натекло изрядно.

- Зоя где?

- Не знаю! У меня кровь! Кровь у меня!

- Сиди, - рявкнула я и осмотрелась.

Зоя… она ударила Зиночку? Если так, то зачем… почему? Вряд ли… надо след.

След был.

И вёл он к реке.

- К-куда, - Зиночка попыталась вцепиться мне в руку. – Там… нельзя… там омут… Чёртов омут!

Речушка текла.

Тихо так.

Твою же ж…

- Потонешь! Нельзя…

Надо. Я высвободилась из цепких Зиночкиных рук и тряхнула её, пытаясь достучаться до разума.

- Иди… в усадьбу. За помощью. Слышишь? Давай! Бегом!

И в спину подтолкнула.

Зиночка же, отступив, развернулась и, держась обеими руками за голову, побежала к дороге.

- Помогите… - голос её потонул в шуме леса. – Кто-нибудь, помогите…

Я молча скинула ботинки. Раздеваться? Да… время только терять. И след меж зарослей виден, отчетливый такой… свежий.

Зоя…

Твою мать же ж…

Ноги ушли в воду и я едва не подскользнулась. И тело снова изменилось. Нелюдью в определенные моменты быть проще. Мы… более живучие.

Зоей здесь… да, пахло, пожалуй, хотя вода не любит запахи и этот настолько слабый, что, если не искать, то и не найдешь.

Дальше.

Стена рогоза оборвалась внезапно, и ноги мои ушли в зыбкое мягкое дно. И снова равновесие удалось удержать едва ли не чудом.

Правда, не надолго. Следующий шаг и нога моя провалилась в темную ямину, а следом и я сама, как была, нырнула под воду с головой. Та вдруг показавшаяся ледяною, хлынула в рот и в нос, и в уши тоже, заставляя давиться. Тело дернулось, спеша выбраться из ловушки. И я, пробив водяную пленку, вынырнула, чтобы вдохнуть воздуха.

Стало быть, Зоя там?

Чёртов омут. Ямина у берега? Случается. Реки коварны, даже такие, с виду невзрачные.

Я держалась на воде легко. Огляделась… слева и справа река раскинулась широким плесом, но там проглядывало дно, и ничего-то, хоть как-то похожего на тело, не было.

Течение здесь тоже не то, чтобы тело отнести.

И надо…

Нырять.

Ненавижу нырять.

И такие вот мутные зеленые речушки… вода стирает запахи, и даже измененная, я чувствую себя слабой, беззащитной.

Но девчонка…

Если она ещё жива.

Я нырнула еще раз, глотнув воздуха столько, сколько получилось. Разодрала тяжелую воду руками, толкая себя ниже, глубже. Муть летела в лицо. И ни хрена ж не видать… совсем ни хрена… но надо. Черная ямина разверзлась пастью, и выглядела она бездонной. Но я толкала себя ниже.

Глубже.

Руки шарили, пытаясь нащупать хоть что-то. И если Зоя здесь… яма не такая и большая. Не должна быть большой…

Кто на них напал?

И не сама ли Зоя… но ей зачем? Нападать на Зиночку, а потом топиться? Смысл.

Воздух заканчивался.

А вот яма… она и вправду бездонная? Больше, чем мне думалось.

Или…

Пальцы коснулись чего-то склизкого, что метнулось в сторону, спеша убраться. Рыба… чтоб её… надо наверх. Или нет… времени прошло. Пока я шла, бежала… пока… надо ниже.

Глубже.

Еще немного.

Потерпеть. И то, что в груди жжет, это тоже перетерпится. Раньше я ведь могла. И теперь сумею… Ангелина мертва, но эта девочка… долг мой никуда не делся. Поэтому еще взмах. Руки немеют. В голове шумит. И хочется раскрыть рот, расклеить губы, чтобы вдохнуть, пусть бы и воды.

Нельзя.

Твари живучи.

И это должно пойти на… пальцы ухватились за что-то… мокрое и жесткое. Не водоросли. Не рыба… они вцепились в это – ткань? – и дернули, вытягивая из мути черный ком. Больше всего это походило именно на черный ком…

Зоя?

Он развернулся… плохо видно. Но пальцы касаются уже кожи, путаются в волосах. Неподвижна, но…

Вверх. И уже я пытаюсь оттолкнуться от воды, потому как треклятая ямина так и не показала дна, вытаскивая одновременно и себя, и Зою. И перехватываю её, боясь лишь, что не хватит сил.

Что…

Я стала старше.

Старее.

Слабее.

Трусливей, если уж на то пошло. Я… слишком долго жила мирно. И поэтому сил не рассчитала. Ногу свела судорога. Но тут недалеко. Это только кажется, что мы глубоко под водой. Надо… подниматься. Стараться. Боль… перетерпеть. И жжение. И страх.

Я смогу.

Смогу!

Я не погибну так нелепо, потому что… Бекшеев расстроится. И Тихоня… и девочку эту надо спасти. Надо… я выплывала. Мне казалось, что я плыву быстро, стремительно даже. Но это еще одно заблуждение. В воде все иначе. И потому когда вода вдруг расступилась, пропуская тяжелое тело, я поняла, что просто не смогу. Есть предел.

Даже у меня.

Но чья-то рука схватила меня за шиворот и дернула. И Зою тоже. И нас потащило. И тащило, кажется, вечность, пока сизая пленка воды не посветлела вдруг. А потом и лопнула, выпуская нас на воздух. И я вдохнула его, горький и жаркий, раздирающий изнутри. Он обжег. И я зашлась в приступе кашля. Перед глазами стояла пелена, изо рта и носа текло.

И…

Зоя.

Я выдернула её.

Все-таки её.

- К берегу давай! – голос донесся словно издалека, но я кивнула. Пройдет.

К берегу.

Он попытался мне помочь, человек, от которого я меньше всего ждала помощи, и Зою подхватил, и сам потянул к этому самому берегу, казавшемуся теперь неимоверно далеким. Вот рогоз. Протоптанная полоса. Следы… мои следы.

Каблуков вышел первым и Зою выдернул, потащил куда-то дальше, за стену. А я выползала уже сама. Пару раз споткнулась. Упала. Изгваздалась в темной жиже.

Ничего.

Это ведь ерунда. Главное, живая…

Каблуков положил Зою на бок и пытался трясти.

- Надо… сначала воду убрать, - я опустилась на четвереньки. – Где… Зиночка…

- Зиночка?

Он поднял голову.

- Она была тут?

- Была. Я… отправила на помощь… звать.

- Значит, она кричала. Зиночка… - Каблуков отполз. – Вот…

- Погоди, - я села рядом с Зоей и перевернула тело на живот, попыталась затянуть на ноги. – Ей надо что-то твердое подложить… помоги.

Каблуков молча встал на одно колено.

- Давай… только придерживай. Осторожно… дави.

Я пальцами раскрыла рот Зои. Из него хлынула мутная тяжелая вода. Вот так. И еще раз.

- Все… кидай.

Она еще не дышала. И сердце… и сколько прошло времени.

- Что… - вид у Каблукова был растерянным. – Она… умерла?

И испуганным.

Умерла.

Но есть шанс вернуть. Есть, я знаю. Не знаю, получится ли. И сколько времени прошло? Я ни хрена не целитель. Но попытаюсь. И прижимаюсь губами к губам, проталкивая внутрь этого тощего тела воздух. И давлю руками на грудную клетку. Считаю про себя. Раз-два-три… получится… у меня должно получится… если та, что стоит за гранью, позволит. Она должна бы… она ведь не просто так…

Со мной…

Ну же, Зоя.

Открывай глаза!

И не знаю, что помогло, мои ли вялые трепыхания, эта молитва, которую и молитвой можно назвать лишь с натяжкой. Просьба… дар тот, за прошедший год ни разу себя не проявивший… Зоя под моими руками вдруг дернулась, а потом зашлась в приступе кашля.

- На бок! – я успела перевернуть её до того, как кашель превратился в рвоту. И Каблуков поспешно приподнял тело, сгреб растрепавшиеся волосы.

Девочку выворачивало.

Долго и муторно. Водой и съеденным, и желтой желчью, и потом просто насухо, сводило судорогой, раз за разом. И уже тогда Каблуков поднялся, и заодно поднял её.

- За шею обнимай. Тише, всё уже… сейчас поедем в больничку… к Людочке твоей. Поедем, да? – голос его дрожал. – Я донесу.

- Я могу, - я тоже поднялась. – Отнести.

Кабулков мотнул головой.

- Я… сам. Она лёгкая… тихо, уже закончилось… не позволю тебя обидеть. Никому не позволю.

Он огляделся и вынужден был признать.

- Идти… куда?

- Туда, - я пошла впереди, правда, прислушиваясь к тому, что происходит за спиной. Дышал Каблуков ровно, спокойно, да и мужик он вполне себе крепкий. Донесет.

Хотя…

Странно, конечно.

- Как ты там оказался?

Я решила, что совместное купание – вполне себе повод перейти на «ты».

- Услышал крик. Побежал… я там был, ниже по течению. Вдоль речки тропа идёт. Как раз увидел, как ты ныряешь. Подумал, что утопиться решила в Чертовом омуте… надоел твой хромоногий. Или бросил?

- Я ведь и в морду дать могу, - заметила я.

- Женщине следует быть кроткой и милой… не слышала?

- Слышала. Но жизнь такова, что кротких и милых хоронят первыми.

Каблуков хмыкнул.

Нет, он не стал меня меньше раздражать. И героический ореол нисколько не убавил обычной его спеси. Просто… как-то не сочеталось одно с другим в моей голове.

- Так чего полез-то?

Я обернулась.

Зоя сидела тихо, прижимаясь к Каблукову всем телом. И руки её тонкие обвивали его шею.

- Как-то подумалось… ты утопишься. Бекшеев расстроится. И Одинцов тоже расстроится… и будут, расстроенные, мне жизнь портить, причем с использованием, как понимаю, всех своих возможностей.

Врет.

- Слушай, а почему ты все время стараешься казаться сволочью? – поинтересовалась я.

Мы выбрались на дорогу.

- Может, потому что я и есть сволочь.

- Так себе аргумент… те сволочи, которые мне до этого встречались, как раз норовили прикинуться приличными людьми. Никто своим сволочизмом не гордился… а ты вот прям герой.

Штаны с дырой.

Он фыркнул.

- Что за Чёртов омут? – я решила сменить тему. Правды Каблуков все одно не расскажет. Но… как-то оно не стыковалось.

Вот не стыковалось и все.

И даже не нырок его, а вполне искреннее беспокойство за Зою. Вон сейчас держит её бережно, обнимает…

- Омут и есть. Река… Ильса… местные её Змеёвкой кличут. Так вот она лишь кажется такой… неглубокой. Меня в детстве к ней и близко не подпускали. Правда, тогда она была куда пошире. И имела обыкновение русло менять время от времени. А еще дно… такое… неровное. Вроде вот гладкое, видно, кажется, что можно пройти, что воды там по колено. Ну… по пояс самое большое. А чуть сойдешь в сторону и там ямина. И водовороты есть. И течения. Местные знают. А Чертов омут – он тут всегда был. Говорят, что он вообще дна не имеет. Что там водяной живет. Или сом… туда и сети ставили, и прочее, только ни хренища не вытащили. Просто вот… дыра. Там еще ниже если, то она словно под берег уходит, так вот вбок. И ширится. Берег тоже ненадежный. Пару лет назад, не здесь, дальше, обвалился, причем с рыбаками. Двое утонуло…

Он говорил и явно разговор этот казался ему безопасным, отсюда и желание продлить его, и многословие.

Но не мешаю.

Омут, значит.

Чёртов.

- На самом деле он как бы вдоль берега и тянется. Вот чуть от стороны если и дальше, дальше… где шире, где уже. Такой вот карман. Тихо, Зоюшка, почти пришли. Сейчас поедем… тебе придется, наверное, в госпитале побыть пару дней. Ты ж не против?

- Толенька? – Мария Федоровна выбежала навстречу. – Боже, Толенька… что вы с ним сделали?!

Её голос сорвался на визг.

- Ничего, мама. Успокойся, пожалуйста… Зоя упала в воду.

Анатолий посмотрел на меня. И я кивнула. Пожалуй… пока вполне себе годная версия. А там разберемся, как именно она упала.

- Боже… - Мария Федоровна заломила руки. – Опять эта девчонка… одни проблемы от нее… куда только…

- Хватит, - Анатолий произнес это жёстко. – Прикажи подать машину. Мы пока переоденемся. Зима, поможете? Кстати, вам бы тоже… мама?

- Я не думаю… - Мария Федоровна поджала губы. – Что стоит куда-то ехать… она вполне себе здоровой выглядит. Зоя…

Зоя вздрогнула.

- Я думаю, - Анатолий выдержал матушкин взгляд. – Зоя наглоталась воды. Чуть не утонула.

- Не утонула же…

- Вот пусть целители и скажут, что с ней все хорошо. Зима, идемте… не уверен, что одежда Ангелины вам подойдет…

- Её не осталось.

- Почему? – Анатолий обернулся.

- А зачем? – Мария Федоровна изобразила недоумение. – Ангелина всё равно мертва. И к чему хранить её одежду. Я отдала её слугам. Спрошу, может, у горничных найдется что-то подходящее.

- Спроси. Будь добра. Идемте. Поможете Зое переодеться?

Помогу.

Хотя не для этого он меня в дом зовет. Все же прислуга здесь имеется. От нас на белом мраморе пола остается цепочка мокрых и грязных следов. И на лестнице тоже.

- Сможешь стоять на ногах? – на втором этаже, у дверей комнаты, Анатолий ставит Зою на ноги. – Хотя… нет, лучше так.

Дверь он открывает.

И входит.

Осматривается и вздыхает:

- Мама… с ней порой сложно, но… ты вроде хотела поехать учиться?

Кивок.

И взгляд растерянный.

- Скажешь потом, куда. Я оплачу.

Он осторожно опускает Зою на кровать.

- Минут десяти хватит?

- Хватит, - отвечаю я.

- Вам… поищу что-нибудь… могу предложить свое, если не побрезгуете… хотя…

- Несите.

Странный у нас разговор. И ощущения от него тоже странные. И странность эту мы чувствуем вдвоем, потому Зоя и провожает Анатолия удивленным взглядом.

А потом сгибается и её снова выворачивает, уже желчью и остатками желудочного сока.

- Так, - я осматриваюсь.

Комната невелика.

Узкое окошко. Стол. Стул. Кровать. Шкаф. Он почти пуст, а те платья, которые висят, одинаково скучны и невыразительны. Но… плевать на выразительность.

Белье тоже простое.

Я переодеваю Зою быстро.

- Ты можешь сказать, что произошло? – я пытаюсь поймать её взгляд, но он плывет. И кажется, девочке того и гляди станет хуже.

И потому…

Белье. Платье… не буду я его натягивать и возиться с пуговицами. Просто заворачиваю Зою в покрывало и выхожу, чтобы столкнуться с Анатолием.

- Я вам одежду… что?

- Ей становится хуже.

Возможно, не вся вода вышла из легких. Или начинается их отек. Или ещё что-то.

- Времени нет. Ехать надо.

- Вы… в мокром.

- Переживу.

Мокрая? Плевать. Сейчас тепло, да и вообще… Анатолий кивает.

- Я за рулем.

- Господи… - Мария Федоровна внизу и смотрит с упреком. – Ну надо ли устраивать представление из девичьей глупости… Зоя, прекрати притворяться…

- А ты прекрати нести чушь! – голос Анатолия срывается. – Хватит, мама! С меня точно хватит!

- Толенька…

- Вернусь. И поговорим.

Это обещание звучит почти угрозой. Но… плевать. Пусть хоть поубивают друг друга. Главное, девочку довезти. И машина у Каблукова неплохая. И с места он не трогает – рвет да так, что меня почти опрокидывает на заднее сиденье. Но Зою я удерживаю.

И мы летим.

Главное – успеть…