Глава 20 Чешуя
«…в полночь ночи, которая дню равна, отыщи посеред глухого леса поляну, отмеченную тремя рядами дурных грибов. Средь людей несведущих именуется оная ведьминым кругом. Положи посеред поляны яиц куриных найсвежайших дюжину, еще столько же – кусков мяса с кровью. Поставь миску с молоком и другую – со сливками. Придет пора, и треснет земля, выпуская змею огромную цвета черного да с прозолотью. Увидит она подношение и примется есть и пить, а наевшись и напившись досыта, станет столь велика телом, что шкура её треснет. Тогда-то змея и примется кататься, из старой шкуры выползая. А уж потом, после, внове в трещину нырнет. Шкура же брошенная останется. И как трещина затянется, то войди в круг и шкуру возьми. Золотая чешуя суть золото. А вот черная – есть сила великая, земная. Из неё можно изготовить следующие зелья, которые будут иметь…»
«Большая книга ведьмовства и тайного знания»
Случались в жизни Бекшеева моменты, когда он остро ощущал свою слабость. И ведь давно уже осознал, смирился, свыкся с нею, а все одно вот…
И сейчас… бежать бы.
Госпиталь горит?
Какое замечательное совпадение…
- Вы куда? – хозяйка гостиницы была в том же строгом платье, что и утром. – Тоже пожар тушить?
В голосе её не было и тени насмешки. Как и иных эмоций.
Хотя… смешно, пожалуй. Куда Бекшееву пожар тушить.
- Мне надо посмотреть, что там. На месте.
- Я вас подвезу, - она вышла из закутка. – Если, конечно, это вам нужно.
- Очень. Спасибо.
Пусть нога почти и не болела, а до госпиталя не так и далеко, но на машине все равно быстрее.
- Не за что.
Машина – старый грузовик с зеленым тентом, угловатый, местами перекрашенный.
- Трофейный, - пояснила хозяйка, хотя Бекшеев ни о чем не спрашивал. – Купила дешево. Удобно, когда что-то перевезти надо. Мясо вот. Или молоко. Мебель опять же.
- Служили?
- Кто не служил.
Она не стала предлагать помощь, и Бекшеев сам забрался внутрь. Причем получилось почти легко.
- Связью занималась. Была ранена. Есть награды, - она говорила сухо и четко, словно доклад делая. – Муж погиб.
- Сочувствую.
- Вежливый.
- Завтра… приедет один человек… есть еще свободные номера?
- Хватает. Здесь не так много людей. Да и те, что есть, предпочитают подешевле, попроще. Не знаю, зачем я вообще с этой гостиницей вожусь.
Грузовик дернулся и задребезжал, но потом все же выбрался, покатился по дороге. Петровна – а имени её Бекшеев не спросил – включила фары, и полосы света выхватили тени людей, которые бежали куда-то туда.
- Расскажите, - попросил Бекшеев.
- О себе? Воздержусь.
- О змеиной воде. Вы местная?
- Местная… и сказки эти слышала. У нас тут всегда змей хватало. Ужи большей частью, но и гадюки встречались. Места такие, что кругом ручьи и болота. На них – жабы. А там уже и змеи. Плодятся. Иногда и в город заползают, особенно по весне.
- Как-то… звучит…
- Обыкновенно.
Людей становилось больше. И женщина сбросила скорость, а после и вовсе остановилась.
- Змеи… змеи от людей страдают больше, чем люди от них. Их ловят. Бьют. Кто на жир, кто просто так. На гадючьих зубах настойки делают. Гадючий жир плавят, говорят, хорошо от болей в спине помогает. И змеиную воду опять же делают.
- Что это вообще? Хотя…
- Идемте, - женщина выбралась из грузовика. – А то затопчут… ишь, слетелись… развлечение.
- Развлечение?
- Отчасти. Хотя и тушат…
Цепочки людей выстроились от колодца, передавая друг другу ведра. Там, ближе к госпиталю, людей было меньше. Но и действовали они как-то больно уж слаженно. Бекшеев ничуть не удивился, увидев Тихоню, который и командовал процессом.
Ну да, кто еще.
- А, шеф… вы там постойте, - велел Тихоня. – Мы тут скоренько… тут и не горит-то толком.
Не госпиталь.
Дым валил откуда-то сбоку, едкий, черный. В него лили воду. Кто-то даже полез смотреть.
Морг.
Надо же. Какая неожиданность.
- Так что такое змеиная вода на самом деле? Приворотное зелье? Отворотное? Чудо-жидкость, которая способна…
- Избавить от нежеланного ребенка, - спокойно оборвала женщина. – В мое время змеиной водой называли именно это средство.
- В ваше время?
- Бросьте. В то, в котором я была молода и меня волновали подобные глупости.
- Дыма много, - появился Тихоня, размазывая по лицу сажу. – Снизу идет…
- Люди?
- Пациентов вывели всех, благо там три хромых и два кривых. Горит внизу. В морге. Но хорошо так горит… благо, стены укрепленные. Но зуб даю, подожгли…
- Надо же, как интересно, - столь же сухо и невыразительно произнесла Петровна. – Зачем кому-то поджигать морг?
Затем, что в нем оставалось тело Инги Северцевой.
Ждало некроманта.
А теперь…
- Зима где?
- Да… тут где-то была. Да не полезет она в огонь, шеф. Не дура же. Там… и близко из-за дыма не подойдешь. Гадость какая-то…
Раздался звон, и через расступившуюся толпу пробралась пожарная машина.
- А они не особо торопились, - Тихоня сплюнул под ноги. – Ладно… Зиме скажу, что вы тут… вы, главное, сами не лезьте… все не сгорит.
- Не сгорит, - согласилась Петровна. – Наверху противопожарные амулеты обновлялись согласно регламенту.
- А внизу?
Пожарные тянули рукава, но вновь же без особой суеты, скорее даже лениво. И люди, успокаиваясь, уверяясь, что пожар этот не так уж страшен, превращались в зевак.
- А внизу, полагаю, имел место пример экономии. В конце концов, это морг. Чему там гореть?
Вот именно.
И Бекшеев постарается выяснить.
- А вы тут, да? – смутно знакомая девушка выбралась из толпы. – Ужас какой! Просто страх! Я как услыхала сигнал… а вы жених, да? Зимы? А я Зина, но можно Зиночка. Меня все Зиночкой зовут…
- Где вы услышали сигнал?
На Зиночке был белый халат, пусть и мятый. И сама она гляделась мятою, всклоченной.
- Так… тамочки, - она махнула рукой. – Я ж сегодня дежурю. Мой черед. У нас обычно тихо… ну только из наших если кто начнет жаловаться, на боль там… еще как-то на храп. Тогда Питяков лежал. А он храпел так, что прям жуть! И что я сделаю? Мне вон через коридору всю слышно было. А им через стенку… ничего не сделаю. Нету от храпу лекарства! Вот… а сегодня тихо. Питякова еще когда выписали. А нынешние так сами поснули… а тут это вот! Ох, Милочка заругается теперь! Там же ж все, небось, повыгорит… ущербу будет!
- Погодите, - Бекшеев попытался вернуть к разговору. – То есть, вы дежурили…
- Ну да. Положено. Пациенты есть? Есть. Стало быть, и персонал наличествовать должен. Я и сидела… следила, значит, чтоб все в порядке.
- Спала, - сказала Петровна и уставилась на Зиночку мертвыми своими глазами, отчего у Зиночки рот приоткрылся. И она кивнула.
- Так… у нас же ж спокойно… - прозвучало это донельзя жалобно. – Тихо у нас тут. И спят все. Я сама проверила. Микитова спала. Нехайло спал. И еще…
Она перечисляла пациентов, загибая пухлые пальчики.
- Все спали. И я легла. Чего я там торчать буду? Если кому надобно, то разбудят. А то ж, если не спать-то, утром страх будет. Вот и прилегла на топчанчике. Один глазок прикрыла только! На минуточку. А тут оно как завоет! Как… жуть! Я и прыгнула.
- И дальше что?
- А чего? Народ тоже всполошился. Только Нехайло лежьмя лежал. Но оно и понятно. Он же ж пострелянный, мается, родимый… больно. Ему Захарка велел выдать снотворного. Я и выдала. Он и спал. Крепко… я велела всем выходить. По правилам так!
- Правильно, - похвалил Бекшеев.
- А там внизах уже дым шел! Я сразу докумекала, что из подвалу… Нехайло тащить пришлось! Я уж его и так будила, и этак. А он ни в какую! Еле на кресло взоперла, с колесиками. И то только до лестницы! А там уже тащить…
- Вы настоящая героиня.
- Так… - Зиночка засмущалась. – Я же ж по правилам…
- А из целителей кто-то был в госпитале?
- Не-а… тяжелых же ж никого. Они и ушли.
- Когда?
- Так… - Зиночка задумалась и даже лобик наморщила, вспоминая. – Сперва вы были… после они еще ругалися… Захарка с Милочкой…
- Почему?
- Не знаю. Баба Тоня за мной прилипла прямо. Все ходит, ходит… но я видела, что ругалися. Милочка аж прям вся красная из кабинета выскочила. И крикнула, что ноги Захаркиной в госпитале не будет. Зазря это она. Нашим-то с Захаркой проще. Мужик. А мужику всяко веры больше.
- Дура, - сказала Петровна чуть в сторону.
- И вовсе я не дура! А он дверью хлопнул так, что ажно госпиталь чуть не развалился! И сказал, что еще поглядит, чем дело закончится… что если некромант, то он все прозрит! Вот все… а правда, что некромант приедет? Всамделишний?!
- Возможно, - Бекшеев не любил врать без нужды.
Только…
Огонь – стихия жадная. Останется ли после него хоть что-то для Ярополка - большой вопрос.
- Жуть какая! – воскликнула Зиночка с восторгом. – Ну… Захарка и пошел. А после уж Милочка засобиралась… да… уже когда ужин привезли, то её не было.
- Точно?
- А то. Я ж на неё заказываю тоже. Она ж безрукая совсем! Вот как бывает, чтоб баба и безрукая?! – и снова вполне искреннее, но удивление. Потому что в Зиночкином мире женщина всенепременно обязана уметь готовить, иначе не видать ей счастья в жизни.
- И что ужин?
- Так… ничего-то. Опять опоздали! Я уж сколько раз сказывала, что они нарочно так! Что холодное все привозят. Даже чай. Я к Милочке сунулась, а кабинета закрытая.
И что это значит?
Ровным счетом ничего.
Дым из подвала изменил цвет. Теперь выползали, вырывались белесые клубы, которые растекались вокруг, словно туман. В клубах этих виднелись фигуры пожарных, что двигались по-прежнему неторопливо, без особой суеты.
Все-таки, куда Зима запропастилась?
- И больше она не возвращалась?
- Не-а, - замотала головой Зиночка. – С чего бы ей? И машины нету. Может, поехала куда… это у бабы Тони спросить надобно. Она точно скажет. Бывает, что вызовы есть. Там в Змеевку или в Сухомилино. Или на хутор какой. Туточки хуторов много.
Зима появилась из белых клубов, призраком почти, заставив пожарных шарахнуться в сторону. И рядом еще одной тенью крутанулась Девочка. Бекшеев коротко свистнул, и Девочка повернулась в его сторону, тявкнула.
- Идем, - сказал он Петровне, которая с места не сдвинулась.
- Я уже свое отвоевала, - Петровна сцепила руки на груди. – И пожалуй, лучше тут постою…
- Дура какая! – а вот Зиночка восприняла приглашение как личное. – Я её боюся… порой в городе встретишь, так зыркнет, что прям душенька в пятки все падает! А еще она ведьма!
- С чего вы взяли?
- Так глаз-то! Глаз мертвый! Такие только у ведьм бывают.
Девочка добежала первой, крутанулось, клацнув зубами так, что Зиночка отскочила и замахала руками:
- Кыш, кыш, кыш…
- Назад, - Зима придержала Девочку за ошейник. – Идем. У нас труп.
Пожал погасили.
Правда пахло дымом, едким и черным, и еще чем-то, тоже донельзя мерзким. И это едкое «нечто» втекало в легкие, заставляя хрипеть. Внутри клокотала жижа, и выданная пожарными защита почти не спасала. Наверное, стоило бы обождать.
Час или два.
Или три.
Жандармерия все одно оцепит место преступления. Да люди и сами не сунутся туда, где еще недавно горело. Хотя стоят. Им интересно, и слух о трупе наверняка разнесся. И завтра на столь любимом Тихоней рынке только и будут, что говорить о ночном поджоге и мертвеце.
Бекшеев остановился.
Окна открывали, те, что могли. Тихоня и открывал, двигаясь по этому бесконечному коридору. Впрочем, здесь-то дыма почти и не было. Он собрался внизу, на лестнице, ведущей в морг. Дым был густым и тяжелым, и даже Зима не рисковала соваться.
Она там была, в этом сомнений нет.
И хотелось кричать.
Нецензурно.
Потому что это опасно, лезть в пожар. Потому что огонь и дым. И еще тысяча одно обстоятельство. И Девочка… что может тварь, пусть и сильная, на пожаре?
- Не злись, - примиряюще сказала Зима. – Там и пожара-то толком не было.
- Но ты полезла. Зачем?
- Думала, тело вытащить…
- И как? – говорить получалось, хоть и с трудом, но выходило сухо, отстраненно.
- И близко не подошла. Увидела ноги… в общем, решила дождаться, пока потушат. Извини… пожалуйста.
Извинит.
Хотя все одно будет злиться. Иррационально. И на себя тоже, потому что остался там, снаружи. Плевать, что здесь от Бекшеева толку не было бы, одни лишь проблемы, что он скорее в тягость стал бы, чем пользу принес. Но…
- Следы только, боюсь, затоптали. И тело перенесли. Думали, что от дыма задохнулась, - Зима шла рядом. – А она вот…
Женщину эту Бекшеев не сразу и узнал. Наверное, потому что сегодня на ней не было темно-синего халата, а желтое платьице в крупный горох как-то не вязалось с её внешностью. В этом платьице, без косынки, прикрывающей выбеленные до синевы волосы, Антонина Павловна гляделась много моложе своих лет. Кто-то заботливый даже укрыл тело простыней, но наспех, и получилось, что укрылись лишь ноги. Будто женщина просто решила прилечь.
В коридоре.
Бекшеев сделал вдох.
И выдох, отмечая мелкие детали. Пухлые пальцы. И троица золотых колец, причем одно – весьма крупное, с драгоценным красным камнем. На шее – две цепочки, одна длинная, подвязанная узелком. И на ней золотая иконка с обрамлением из камушков, на второй – тоже кулон, в виде сердца.
С синим камнем.
Это…
Сделать закладку. В памяти.
Серьги. Крупные тяжелые.
Бекшеев отмечает все. Пудру на лице. И след от копоти. Размазавшуюся помаду, как и собственное удивлением, потому что кажется, что подобные женщины не пользуются помадой. Широкую полосу браслета-цепочки.
И ткань платья, весьма недешевую. И это все не вяжется. Категорически не вяжется… он отодвигает чувства, заставляя изучать дальше.
Задохнулась от дыма?
Вскрытие покажет, но рана на затылке видна. Она темная и потому проглядывает, просвечивает сквозь редкие волосы, привлекая взгляд.
Бекшеев наклоняется, теперь он слышит и запах – тягучий цветочный духов и еще тот, другой, осевший в легких. Вонь дыма почти перекрывает духи, но Антонина Павловна облилась ими весьма щедро, и потому даже дым не способен перебить их полностью.
Она куда-то собиралась?
Складки на шее.
Выражение лица… такое вот… злое и в то же время словно торжествующее… и рана. Эта рана…
Он вынырнул разом и отряхнулся.
- Где её нашли?
- Внизу, - отозвалась Зима. – Она упала с лестницы. Возможно.
- Тоже не веришь?
- Не знаю. Может, конечно, начался пожар, сработала сигнализация и она пошла посмотреть, в чем дело. В дыму споткнулась, ударилась затылком… упала и задохнулась.
- Нет, - это Бекшеев мог сказать точно. – Не ударилась – ударили.
- Почему?
- Смотри, - он поморщился, поскольку прикасаться к мертвому тел было неприятно, но волосы пришлось раздвинуть. – Видишь? Рана на затылке, но при этом она… короткая? Узкая? Как бы это выразиться… узкая и глубокая. Ступенька же длинная. Если падать и удариться о нее, рана была бы куда шире. Добавь, что края здесь рваные. Так что, я, конечно, не некромант, но это скорее похоже на то, что её ударили. Сзади. Чем-то тяжелым… таким, что разорвало кожу, а еще оглушило. Но вот убило ли? Не скажу…
Бекшеев распрямился.
- А еще интересно, откуда у нее столько золота?