- Сейчас же, вы воссоединитесь со своими друзьями, - сказал шаман, - мой ученик уже бежит за ними, а я пока что отведу вас к месту всеобщей встречи.
И место это отнюдь не пустовало. За очередным выступом нашему взору открылся большой многогранный кристалл. В принципе, сам по себе он бы мог удивить кого угодно, но кристаллу пришлось отодвинуться на второй план. Потому что мы с соседкой в один и тот же миг узнали небольшую фигурку, присевшую на корточках и полирующую ладошкой нижнюю грань кристалла.
- Элизи-и-и-и!!! – завизжала Экуппа и, отпихнув меня в самый дальний угол белой комнаты, бросилась к девчонке!
Как и следовало ожидать, дальше довольно продолжительно время были ахи, охи и лишенные глубокого смысла фразы с обеих ликующих сторон.
Я тоже был очень рад долгожданной встрече, но не терял голову и, как мог, осматривался по сторонам, пытаясь выяснить, нет ли поблизости похитительницы Элизи.
Все-таки, она полноценный маг с кучей артефактов, и еще до конца неизвестно: как, в случае нашего возможного конфликта, себя поведет шаман. Ее, скорее всего, не поддержит, особенно, после всего нами сделанного и им сказанного, а вот в стороне вполне себе может отсидеться. Так что, пока сюда не подоспеют наши товарищи, ухо стоит держать востро.
Шаман, словно почувствовав мои опасения, стал неподалеку от двух обнимающихся девчонок и тихо, будто сам с собой, начал рассказывать историю появления здесь Элизи. И начал он с того, что полностью меня успокоил, хотя и немного покоробил.
- Приход сюда этой славной девочки тоже был предсказан, - начал свой рассказ местный колдун, как и ее сошедшей с ума сопровождающей.
«Вот уж, действительно, - подумал я, - удачнее эту авантюристку и не охарактеризовать!».
- … однако, когда наши разведчики обнаружили их в соседней локации, женщина еще была в своем уме, - продолжал тем временем повествование шаман, - пришлось ждать ее помешательства, не вмешиваясь в происходящее. И мы были вознаграждены, увидев настоящее чудо, о котором даже речи не было в предсказании. Впервые за все время существования джунглей, мы столкнулись с тем, что человек смог воспротивиться воли подлого стервятника. Вы уже сталкивались с тварью, и знаете, что противиться ее чарам, заранее к этому не подготовившись, невозможно. Но женщина смогла победить в этой схватке. Осознав опасность, но уже не успевая от нее защититься, она, чтобы не убить девочку, повинуясь приказу стервятника, добровольно погубила свой разум. Дав тем самым маленькой спутнице призрачный шанс на спасение. И только тогда мы вмешались. Отвлекли тварь при помощи туши горной козы, какую всегда таскаем с собой на случай подобной встречи, и увели странниц к себе. Тварь хотела, было, помешать, но мы знаем, как вести себя с ней и на каком расстоянии держаться друг от друга, чтобы всем не попасть под ее влияние. Да и туша козы, признаться, так смердела, что падальщик просто не мог долго возмущаться, соблазнившись уже готовым блюдом.
- И где же сейчас эта женщина? – мысленно спросил я, забыв, что в таком режиме слышать меня может только Экуппа.
Однако, немного помолчав, старик все так же тихо и монотонно продолжил.
- В пророчестве говорится, что живущему на момент прихода посланника магу, нужно будет развлекать двуединого рассказом, пока весь отряд не соберется здесь, у кристалла предков. Из поколения в поколение шаманы размышляли над тем, что же каждый из них, если событие выпадет на его срок жизни, будет говорить в этот момент. И лишь я, на днях ставший шаманом, не думал еще об этом. Сдается мне, что кому-то из вас двоих может быть интересна дальнейшая судьба безумной женщины. Так вот, ей предрешено остаться у нас, рожать и воспитывать детей. Лишая себя разума, она зациклила свои действия на оберегании ребенка от любой опасности. Любого ребенка. Из нее выйдет хорошая мать.
Я вздрогнул. К этой женщине у меня, да и у Эдвардса, конечно же, были серьезные вопросы. И, в ходе нашей беседы, она очень даже легко могла бы и не выжить. Но вот теперь ее судьба – прожить всю жизнь, повинуясь одним лишь инстинктам. По-моему, это страшно – заранее быть обреченным на что либо, не имея никакой возможности повлиять на ситуацию. А еще, наверняка, очень страшно обрекать себя на верную смерть, в обмен на ничтожный шанс выжить для другого человека. Что это, какой-то обратный Стокгольмский синдром? Похититель настолько привязался к жертве, что сам пожертвовал собой? А, может, здесь замешано чувство долга: Элизи так важна кому-то в большом мире, что доставить ее туда нужно любой ценой? В таком случае, за горами ее должны ждать…
- Мы всегда очень подробно расспрашивали всех путников о том, что происходит за горами и морями, - продолжал тем временем шаман, - мы здесь тоже строго контролируем рождаемость, и у нас тоже уже давным-давно нет детской смертности. Наша медицина даже лучше той, что известна людям за океаном. Мы помним и используем кое-какие утраченные остальными людьми древние знания. Вашей знакомой у нас будет хорошо. Не сомневайтесь. А девочка, она уже практически идеально отполировала свою грань кристалла. Если, честно, я не ожидал, что она так сильна. Даже этот лысый охальник, насколько силен, а провозился с голубой гранью в разы дольше.
Кстати, о лысых! Я уже слышу третий источник шума – компания товарищей явно где-то неподалеку. Отчетливо доносится смех двух мужчин и женщины в ответ на возмущенные детские претензии.
Практически сразу в поле зрения появляется Эдвардс. Он двигается, пятясь, и поэтому нас ему еще не видно. На него то и дело наскакивает мальчишка-провожатый и пытается огреть Пройдоху длинным деревянным шестом. Эдвардс, подшучивая над стараниями мальца, каждый раз уходит из-под удара, или отводит его в сторону то одной рукой, то сразу двумя.
Как только позволяет ширина тропы, в дело вступает Бродяга. У него и вовсе завязаны глаза. Он то и дело обозначает нападение на мальчишку. Тот отбивается, контратакуя. Ушлый лысый противник умудряется защищаться одной рукой. При этом, куда бы не был нацелен удар шеста или руки парнишки, рука Таллана уже оказывается там, неизменно организовывая на месте теплую встречу.
По известным мне причинам Бродяга проворачивает повязку для глаз на гладкой голове. Мальчишка возмущенно вопит, что «лысая башка» подсматривает и снова рассыпается в граде ударов.
По лицам всех четверых я вижу, что это не какое-то недоразумение, а способ весело скоротать путь.
Увлекаюсь наблюдением за их дурачеством и непроизвольно ставлю себя на место Пройдохи. Какое-то время и я бы смог уворачиваться от шеста. Но видно, что мальчишка владеет им вполне искусно, особенно для своего возраста. Думаю, что в реальном бою я бы попытался контратаковать такого противника как можно скорее. А вот работать в манере Таллана у меня бы не вышло даже с открытыми глазами. Очевидно, что он действительно подсматривает и явно знаком с техникой боя с шестом, но это не объясняет, как можно избегать ударов, используя в защите только одну руку и не уходя с линии атаки.
Меж тем, Эдвардс, мимолетно оглядывается, видимо, чтобы разведать дальнейший путь, и цепляет взглядом нашу компанию.
Секундный ступор – он явно не верит своим глазам – потом и без того веселое лицо начинает сиять непередаваемым восторгом. И в этот момент на голову Эдвардсу с довольно звонким стуком опускается конец деревянного шеста! По лицу Пройдохи прокатывается волна удивления, глаза его закатываются, и тело медленно оседает на землю. В победном крике мальчишки почти сразу же появляются испуганные нотки. Но Таллан успевает подхватить друга на руки, поставить его на ноги и, видимо не без магии, вернуть в его глаза проблески сознания.
В ту же секунду Бродяга отлетел в сторону, будто его снесло локомотивом. А не надо было стоять на пути Эдвардса, когда тот стремиться обнять Элизи!
Я, кстати, тоже воззвал к разуму Экуппы и мы успели отстраниться о девочки.
То, чего я боялся больше всего, не произошло – кости Элизи не затрещали, когда Эдвардс, наконец, смог до нее дотянуться.
Потом какое-то время все плакали. Ну, кроме меня, конечно, и Бродяги. Да, еще мальчишка не прослезился. Осознав, что наказания за стремительную атаку удалось миновать, он тихо торжествовал в сторонке, повторяя по воздуху тот удар, которым удалось оглушить Пройдоху.
Шаман тоже смахнул скупую мужскую слезу и сделал несколько шагов в сторону, как бы, давая нам возможность спокойно воссоединиться.
По лицу Элизи слезы текли в три ручья. Она, то и дело всхлипывая, что-то говорила на ухо Эдвардсу. Тот, уже промокший от ее и своих слез, гладил девочку по голове и уверял ее в том, что все уже позади, и они больше никогда не расстанутся.
Экуппа быстро взяла себя в руки и, ожидая своей очереди, чтобы снова потискать девчонку, обошла кристалл. С обратной стороны он выглядел совсем иначе – одна большая тусклая грань.
- Холодный! – задумчиво произнесла девушка, приложив к нему ладонь.
- Было бы странным, окажись он теплым, - отреагировал я, просто, чтобы не молчать.
Нам обоим было немного неловко присутствовать при настолько эмоциональной встрече Эдвардса с Элизи.
- Выходит, что мы с тобой можем теперь идти куда хотим? – аккуратно спросил я свою соседку.
- Ну, это же ты в начале пути принял за нас решение, - фыркнула она.
- Я осознал, посыпал голову пеплом и теперь исправляюсь, - объяснил я, - в джунглях не было особого смысла загадывать, что нам делать дальше, потому что горизонт планирования был предельно низким.
- Переходи сразу к делу, - попросила девушка, а то будет, как в том анекдоте с локтем.
Я задумался, пытаясь вспомнить анекдот.
- Там, где один мужик звонит второму и начинает задавать кучу ненужных вопросов, и лишь под конец переходит к просьбе занять денег, а его собеседник просит поцеловать себя в локоть, аргументируя выбранное им место тем, что первый тоже начал издалека, - напомнила Экуппа.
Странно, вообще, что она помнит бородатые анекдоты из моей памяти, а хозяин этой самой памяти – нет.
- Хорошо, - сдаюсь я, - нам нужно с тобой определяться, что нам делать дальше. Что вообще в этом мире делаюсь со сбежавшими каторжанами?
- Не знаю, - озадачено призналась Экуппа, - я ничего подобного никогда не слышала.
- Хорошо! – обрадовался я, чем немного удивил соседку, - тогда спросим у Бродяги. Он явно знает об окружающей нас действительности гораздо больше тебя.
Выслушав нас, Таллан заявил, что вопросы Экуппа задает своевременные и правильные, что нужно дождаться, когда все члены нашей расширившейся группы окажутся во вменяемом состоянии, и уже тогда коллегиально решить, как нам всем быть дальше.
Но, как только эмоции у маленькой воссоединившейся семьи пошли на убыль, слово взял шаман, сообщив, что у них в горах темнеет рано и быстро, а произойдет все это в течение получаса.
Естественно, он знал заранее, что вся группа останется на ночевку, поэтому спальные места нам уже были организованы. Лежанок в просторной хижине оказалось на одну больше, чем нас. Шаман знал и особенности сна Бродяги, что вселяло невольное уважение не то к его аналитическим, не то к пророческим способностям.
Тем не менее, оказалось, что Таллан и вовсе не собирался ночевать вместе с нами.
- Клянусь былой шевелюрой! – не без патетики воскликнул он. – Этой ночью в этом селении меня снова ждут великие дела!
Если он ожидал от нас горячей поддержки, то ошибся. Эдвардсу с Элизи было не до него, я с Экуппой так радовался возможности нормально поспать, что вообще практически уже перестал реагировать на внешние раздражители, а Язва так и вовсе демонстративно проигнорировала слова Бродяги.
- Не думаю, что твоим планам суждено сбыться, - грустно улыбаясь, проговорил шаман, - но я готов проводить тебя в любое место селения и гарантировать, что вне жилых строений тебе никто не причинит вреда.
- Вот тут, дружище, твое пророчество точно ошибается! – рассмеялся Бродяга. – Нет в мире такой женщины, что единожды разделив со мной постель, откажется от второго свидания! А дорогу я и сам прекрасно помню; чтобы заблудиться в ваших трех соснах нужно знатно постараться!
- Как знаешь, - разводя в стороны руки и уголки губ, ответил шаман, - мешать я тебе не стану.
Хохотнув каким-то своим мыслям, Бродяга практически выскочил на улицу.
- Хотите посмотреть, что будет дальше? – спросил у меня с Экуппой шаман, указывая на окно и уже не пряча веселую улыбку.
Девушка сначала хотела возмутиться фривольности предложения, но я пояснил, что вряд ли из нашего окна будет видно происходящее в другой хижине, значит, зрелище будет уличным и, следовательно, не пикантным.
А на улице действительно было на что посмотреть: Бродяга стоял в центре плотного круга детворы, явно галдящей и требующей у него уроков обращения с шестом. Инвентарь каждый принес с собой. У некоторых было даже по два шеста, а неподалеку и вовсе виднелся целый частокол из палок, прислоненных к хижине. Наверное, эти тоже принадлежали запасливым детям, но за неимением у них третьей руки пока остались не у дел.
Таллан попробовал развести толпу руками, но с тем же успехом он мог бы попытаться разделить на две половины горную реку. Разновозрастные дети бурлили вокруг него, не мгновения не оставаясь на месте.
Конечно же, Бродяга сдался, не в силах противиться этой неумолимой стихии.
Я бы посмотрел, как проходит урок, потому что был абсолютно некомпетентен в данном вопросе, но веки Экуппы неумолимо смыкались. На мое предложение поспать в белой комнате, она четко дала понять, что даже ее сильному, молодому, постоянно подкрепляемому Даром телу порой жизненно необходим отдых.
***
Видимо, единожды запущенная Экуппой программа, действует теперь без контроля с ее стороны. Мой сон – это снова воспоминания. Им точно меньше десяти лет. Но я в ту пору все еще юн, восторжен и достаточно недалек в вопросах жизненного опыта.
Раздевалка спортивного зала. Тренировка была тяжелая, но оставила после себя самые позитивные впечатления. Михаил – дядька старше меня лет, наверное, на двенадцать проиграл мне сегодня все схватки, а не одну из трех или четырех, как обычно. Я был горд собой до момента, пока не подошел тренер и не осведомился у Михаила, как тот себя чувствует.
- Все живы и это – главное! – грустно улыбнулся тот в ответ.
Тренер кивнул, хлопнул моего старшего товарища ладонью по плечу, а меня – кулаком в область солнечного сплетения (чтобы не распускал уши, не расслаблялся и, вообще, для профилактики) и пошел по своим делам.
- Что-то случилось? – осторожно спросил я, когда тренер уже не мог нас слышать.
- Ерунда, - отмахнулся Михаил, - с работы поперли. Начальник вызвал на ковер и пытался отодрать, как говорится. Ну, а я спокойно, внятно и доходчиво объяснил ему, что к чему. Слово за слово, он сказал, что на мое место за забором очередь стоит и ждет только моего заявления «по собственному». Вот я и решил не заставлять людей ждать.
- Прям вот так и сказал? – удивился я. – Это же избитая фраза из прошлого века. Неужели есть начальники, которые так еще говорят?
- Как видишь! – улыбка Михаила стала чуть более веселой. – Старую собаку новым фокусам не выучишь. Что успел мой бывший руководитель выучить в прошлом веке, тем и козыряет.
- И что, - не унимался я, - любой с улицы придет на твое место и полноценно тебя заменит?
- Нет, конечно! – уже открыто потешался над моей наивностью. – Часть обязанностей ляжет на коллег, пока новый работник хоть чему-нибудь научится. Часть работ просто не будет сделана.
- Это ведь плохо? – уточнил я. – Если работа не делается, значит не производится то, что должно было.
- Ну-у-у, - протянул Михаил, - плохо для работы, но не для начальника: в отчет наверх он все равно включит нужные цифры. Проверять вряд ли кто станет. А на следующий год он уже спросит по всей строгости с нового сотрудника. И либо продолжится текучка кадров, либо старый новый сотрудник начнет работать дольше и больше за те же деньги, чтобы выполнять те нормы, на которые все еще не способен.
- Зачем вообще начальник так делает? – продолжаю недоумевать я.
Мы уже оделись, вышли на улицу. Михаил прогревает машину – он обычно «подбрасывает» меня до дома.
- Не «начальник» он в моем понимании, а «руководитель». Не принимает решения и не берет на себя ответственность, а руками водит по воздуху, надеясь, что все случится без его участия… Он переживает не за свою работу, а за свое место. И этим, думаю, все сказано.
Внезапно, вопреки всякой логике, я уже, прощаясь с товарищем, выхожу из машины и оказываюсь в горах у большого кристалла.
Место, где Экуппа касалась его плоской мутной грани, вдруг, начинает тихо светиться. Более или менее четко отображаются контуры небольшой ладони.
Вдруг, я понимаю, что рядом стоит шаман.
- Видишь, - говорит он мне, - большой палец уже понемногу виден лучше других?
Я, присмотревшись, согласно киваю.
- Это начало отсчета, - поясняет он, - перед тем, как засияет последний, самый маленький, я должен буду умереть.
При этом на его спокойном безмятежном лице неподдельной радостью сверкает широкая улыбка.