Злое марево: Луч Империи

Глава 5

Я — Фёдор

Весь путь почтовую карету трясло. Словно решив, что этого достаточно, моё тело стало спокойней. Голова уперлась в окошко, ударяясь об неё на каждом ухабе. Зато я мог лицезреть окрестности.

Даже будучи здоровым, я обожал изучать разного рода пейзажи. Теперь же это стало хоть каким-то развлечением.

Вдали высились огромные здания с высоченными трубами — древние заводы. Уже двести лет как они обездвижены, и только ученые-историки могли разъяснить, что там производили.

Среди полей нет-нет проскакивали искорёженные металлические силуэты древних самоходных повозок — автомобилей. Казалось бы, со времён апокалипсиса их всех переплавили, но нет, наши предки изготовили их слишком много.

— Езда в карете утомляет, — послышался недовольный голос Лизы.

— А верхом, по-вашему, проще? — усмехнулся в ответ мужчина по имени Алексей Комаров. Молодой, с темно-русой растрёпанной шевелюрой, он присоединился к нам во Владимире. Уверял, что тоже едет до самого Екатеринбурга.

— Конечно! — горячо подтвердила Лиза. — Верхом и удобнее, и быстрее.

— Ну коли лошадей менять на каждой станции, то, пожалуй, быстрее. А насчет удобства позвольте усомниться. Так ведь, простите за беспардонность, всю задницу отобьешь. Нет уж, увольте, сударыня, но для дальних километров предпочту карету и желательно почтовую, чтобы подешевле.

Лиза печально вздохнула. Я не видел её взгляда, но ощутил на себе. Ну да. Из-за меня-то ей и пришлось трястись в этой повозке. Собственно, из-за меня, по просьбе Веры, она и ехала в далекий Екатеринбург.

— Знаете, я бы и вовсе предпочел железную дорогу, — продолжал рассуждать Алексей. — Всё-таки как здорово было раньше. Сел в поезд и через день-другой не то что в Екатеринбурге — в Челябинске!

— То раньше. Тогда и по воздуху перемещаться могли.

— У-у, сударыня. О таком и не мечтайте. Но ведь железные дороги — это ж и вправду неплохая замена каретам. Я слышал, что в Северной Америке их сохранили, поддерживают в надлежащем состоянии и ездят на так называемых дрезинах.

— У нас тоже был один на дрезине, — усмехнулась Лиза.

— Как же! Помню! — рассмеялся Алексей. — Говорят, он здорово разогнался, пройдя аж пять километров, а потом вылетел с дороги. Рельсы там растащили. — Он рассмеялся. — А кости этому чудаку сращивал некто Любимов.

Так и ехали. Алексей болтал почти без умолку. Лиза не возражала, поддерживала беседу. В благодарность тот помогал выгружать меня на остановках и запихивать обратно.

К вечеру пятого дня мы проехали Нижний Новгород и, не доехав до Чебоксар, вынуждены были остановиться у безымянного придорожного трактира.

Алексей с Лизой обхватили меня, приподняли за плечи и заволокли внутрь заведения. Оно оказалось битком набито не только путниками, но и просто страждущими выпить. Стало быть, рядом деревушка имелась.

— Закажу поесть и забронирую номера, — предложил Алексей, как только они усадили меня за ближайший свободный стол.

Лиза улыбнулась, кивнула и осталась ждать. Я ухватил её взгляд, полный упрёка и сожаления, что ей приходится возиться со мной. А когда она покосилась вслед уходящему Алексею, глаза запылали восхищением.

Меж тем ему пришлось зайти в кухню и скрыться с виду. Я не мог понять, чем вызвана такая необходимость. Помаленьку накатывал голод. Если скоро не поем, то опять заработает жевательный рефлекс. Терпеть не мог, когда со мной такое случалось.

— Эй, дамочка, а что это с твоим муженьком? Блаженный, что ли? — К нам подсел здоровенный жирдяй. В одной руке он держал большую кружку браги, а второй потирал абсолютно лысую голову. Он ухмыльнулся, демонстрируя прогалы в ряде подгнивших зубов.

Зная характер Лизы, я ни капли не удивился её реакции. Она вовсе не собиралась ни отвечать на вопрос, ни объяснять, что ему следует свалить подобру-поздорову.

Не вставая, размахнулась и зарядила кулаком в челюсть. Смачный удар опрокинул лысую голову назад, задрав лицо к потолку. Физиономия из ехидной превратилась в обескураженную.

Оба резво вскочили, опрокидывая стулья. Рука Лизы рванула к бедру, ухватилась за рукоять меча. Но толстяк оказался безоружным. Вероятно, потому Лиза одернула руку, но встала в боевую стойку, сжав кулаки.

— Сука, ты охренела? — завопил толстяк.

За его спиной возникли еще двое. Тоже упитанные и безоружные.

— Не местная, а ведешь себя невежливо, — проскрежетал один из них.

— Наказать придется, — кивнул второй.

Трое против одного? Тут уж можно и меч достать. Лиза явно пришла к такому же выводу. Но не успел клинок оголиться хоть вполовину, как сзади её обхватил четвёртый мужлан.

Лиза дернулась и попыталась ударить его сапогом, но тот шагнул назад, опрокидывая девушку. Таверна тем временем загудела. Мужики-выпивохи таращились на потасовку, возбужденно галдели и, очевидно, не собирались вмешиваться.

Но я потерпеть такого не мог. Дернулся, чтобы вскочить с места. Тело обожгло пламенем. Хотелось заорать от жуткой адской боли. Но зато, к собственному изумлению, обнаружил себя на ногах. Жаль, ненадолго.

Я тут же рухнул на грязный дощатый пол. Попробовал хотя бы перевернуться на спину, но и этого не вышло. Тело заелозило, руки задергались, но положение осталось прежним.

Раздался смех. Чей-то сапог подковырнул меня и мощным резким движением помог крутануться и оказаться на спине.

— А ну прочь от него! — выкрикнула Лиза.

Судя по пыхтению, она уже во всю пыталась побороть этих боровов. Но с их-то массой шансов у неё немного.

— Да вы только гляньте! — прыснул один мужлан. — Это же таракан! Вон как лапками дергает!

Трактир погрузился в дружный оглушительный хохот. То один, то другой из выпивох подходили, чтобы поглазеть на меня. Я пыжился изо всех сил, надеясь, что смогу подняться, врезать хоть одному. Уж моего удара мало кто выдержит. Вот только как нанести его?

— А тараканов-то давить надо! — воскликнул второй мужлан.

Над глазами возникла широкая подошва и с силой прижалась к лицу. Затем наступила вторая такая же. Чтобы не свалиться, мужлан забалансировал.

Мне вовсе не было больно. Боль приносят потуги подчинить тело. Но если кто-то бьет — всё побоку. Я подозревал, что хоть шпагой меня проткни, всё равно не почую. Тем не менее такое унижение заставляло страдать душу.

В яростном порыве я вновь попытался овладеть своими конечностями. Напрягся! Рванул! Ощутил жгучую боль!

Тщетно! С диким хохотом мужлан продолжал танцевать на мне. Не удержавшись, он перескочил на грудь и попытался сплясать на ней, благо грудь у меня широкая.

Господь всемогущий! За что мне такие страдания? Лучше бы убила меня та червоточина, чем обратила в такое растение!

Сапоги резко соскочили, а рядом с хриплым оханьем брякнулось массивная туша. Моя рука продолжала дергаться и наткнулась на теплую липкую жижу.

— Кому ещё! — раздался разъярённый возглас Алексея. — Эй вы двое! Свалите от неё!

Очевидно, «те двое» покорились приказу. Я услышал, как резко вскочила Лиза. Меч с характерным свистом вырвался из ножен.

Два удара! Затем ещё два — тела грохнулись на пол. Пожалела их Лиза. Плашмя стукнула. А я бы не пожалел. Четвертый же и вовсе успел сообразить и убежал.

— Эй! Хозяин! — требовательно воскликнул Алексей, одновременно помогая Лизе поднять меня. — Что за дела в твоей забегаловке?

Мужичок за стойкой скорчил невинный вид.

— А я-то что, господин? Тут всякий сброд приходит. Я за них не в ответе.

— Вроде как местными представлялись, — надавила Лиза. — Стало быть, завсегдатаи. Почему не приглядываешь?

— Да как же за ними присмотришь? Вон бугаи какие!

— Да они на всех тут бычатся, — выкрикнул худощавый старичок с соседнего столика. — А на приезжих в первую очередь.

— Ты не боись, господин, — заверил другой выпивоха. — Других таких тут нет.

— А мне-то что бояться? — рявкнул Алексей, косясь на хозяина таверны. — Ему бояться следует.

Он уселся возле Лизы, продолжая ругаться, но теперь уже негромко:

— И кухня у них такая, что живот воротит, — пожаловался он. — Пришлось выбирать куриную тушку, что ещё не завоняла. И отморозки какие-то беспредел учиняют.

— Чем дальше от столицы, тем больше свободы в себе чуют, — успокаивающим тоном пояснила Лиза. Она с благодарностью глянула на нашего попутчика. — А дворян в таких местах немного. Порой и заступиться некому.

— В следующий раз не жалей их, — посоветовал он. — А насчет забегаловки этой… — Он стиснул зубы и скорчил такое гневное лицо, как если бы мог и хотел наказать хозяина. Но, как назло, именно сейчас — недосуг.

Я — Вера

На руках блестели браслеты-наручники. Хорошая сталь. Цепь меж ними сантиметров тридцать. Достаточно, чтобы самостоятельно поесть или сходить в туалет. Но вот дать бой — вряд ли.

Но самое худшее — это выгравированные на них руны. Из-за них я не могла управлять магией. Лишь поднять её от живота вдоль тела, но вот вывести и направить удар — нет. Такую возможность руны напрочь блокировали.

— Где мой адвокат? — потребовала я.

Я ждала ответа от судьи — подполковника средних лет. Кроме него на заседании присутствовали прокурор, шесть присяжных и писарь. Разумеется, за дверью дежурили гвардейцы.

Судья посмотрел на меня со своего возвышения надменным взглядом и постучал молотком.

— Обвиняемая! — голос его оказался сиплым. — Это трибунал военного окружного суда, и вас винят в военном преступлении, а посему адвокат не полагается.

— Трибунал? — вспыхнула я. — Я прибыла в Петербург с дипломатической миссией, а меня схватили, словно беглую каторжницу! А теперь я ещё и военная преступница?

— Уточняю, — подал голос прокурор. — Вас обвиняют в госизмене.

— Это ещё предстоит доказать, — раздался голос со стороны присяжных.

Я вздрогнула, узнав его, и сразу же повернулась. Меня внимательно изучал молодой стройный мужчина с тонкими чертами лица и черными, чуть вьющимися локонами.

— Володя? — Я улыбнулась.

Двоюродный брат в роли присяжного — бесспорный плюс. Да ведь и не просто брат, а близкий друг. В детстве мы проводили много времени. Играли, учились и даже охотились. Но больше всего мне запомнилось, как шалили. Порой наши мамы и папы за голову хватались от тех выходок, что мы умудрялись начудить.

Он не ответил на мои слова и не утратил серьезности. Я тоже поджала губы. «А что, если родственник в роли присяжного — незаконно? Наболтаю лишнего, и вместо него окажется другой».

— Вы полковник Российской армии Вера Игнатьевна Светозарова-Дубравская? — спросил судья.

— Да.

— И вы приписаны к Санкт-Петербургскому гарнизону?

— Да. — Я нахмурилась. — А при чем тут это? Год назад меня командировали в Британию и…

Судья снова ударил молотком по столешнице.

— Хватит демагогии! Начнем заседание. — Он покосился на прокурора. — Обвинение. Приступайте!

Как и судья, прокурор значился в звании подполковника. Он сурово глянул на меня, прежде чем начать:

— О вашей службе в Британии известно, — кивнул он. — Но тут есть одна проблемка. Назначение туда — кто выдал?

— Наш тогдашний государь, император Российской империи, Романов Игорь Андреевич, — отчеканила я.

— Прекрасно. Но как так вышло, что вы здесь, в России?

Вопрос с подвохом — ясно как день. Не ответить нельзя. Равносильно признанию вины. Но я придумала, как выкрутиться:

— Её величество Александрина отпустила меня.

Прокурор усмехнулся.

— Вот так прям взяла и отпустила? Верно дела в войне на поправку пошли, и надобность в подкреплении отпала?

«Вопрос неточный, почти риторический», — решила я и стиснула зубы.

— Так почему отпустила? — настойчиво повторил прокурор.

Что ж. Теперь точно не риторический. Пришлось отвечать:

— Император Святослав попросил её.

— Император Святослав? — Прокурор картинно обернулся к судье. — Ваша честь, обратите внимание на эти слова. Она назвала Святослава императором.

Судья угрюмо кивнул.

Мне оставалось только судорожно сглотнуть. Как все-таки ловко этот подполковник загнал меня в ловушку. Я уже весьма четко представляла, какой линии тот будет придерживаться, чтобы окончательно утопить меня.

Я посмотрела на Володю. Лицо его казалось обеспокоенным. Он явно тоже понял — дело плохо.

— Правильно ли я понимаю, — продолжал прокурор. — Вы считаете Святослава Игоревича своим императором?

— Именно так! — злобно проскрежетала я, решив, что лучше каторга или плаха, чем предательство и бесчестье.

— Но в Санкт-Петербурге, после смерти императора Игоря, Романовы более не властны. За царским столом сидит граф Громов Арсений Александрович.

«Вот уж правда?» — рассердилась я. — «Не за горами возвращение к боярству».

— Что молчите? — рявкнул прокурор.

Захотелось рявкнуть в ответ. Сказать, что его сиятельство Арсений явно ступил на опасную стезю, которая неминуемо приведет его к виселице. И что лучше бы ему одуматься, покаяться и пасть на колени перед Святославом. А вину свою искупить в бою с демонами.

Но что толку от пафосных слов? Пришлось изъясняться проще:

— Я на службе у государя Святослава.

— Но приписаны к Петербургскому гарнизону.

— То было до… — Я чуть не сказала «до мятежа», в то время как рассчитывала на переговоры с Громовым. — То было до смерти Игоря Андреевича.

Мы долго спорили. Позиция обвинителя была ясна. Коли я приписана к Петербургу, то и покинуть место командировки могла по приказу или просьбе того, кто правит им. И явиться следовало в гарнизон, чтобы встать на учет, занять место в строю и получить новое назначение.

Это был один из самых странных и глупых судов в моей жизни. Основное действо заключалось в нашей с прокурором перепалке. Цирк-шапито — иначе не сказать.

Но присяжные заседатели, включая моего кузена, наблюдали за нами с серьезным видом, будто зрелище это не казалось им чем-то сюрреалистичным.

Как только прения закончились, они всем составом удалились в соседнюю комнату. А как вернулись, один за другим высказали свой вердикт.

— Виновна! — выкрикнул старикашка с огромными очками и тросточкой. Он рявкнул так громко, словно сам едва мог слышать что-либо.

— Виновна, — угрюмо согласился другой. Этот напротив был молодым, в звании ефрейтора. Я почти не сомневалась, что он даже не дворянского сословия.

Забери демоны тех, кто решил, что крестьяне и низшие военные чины имеют право становиться присяжными!

Ещё трое сочли, что я повинна в измене государству. Последнее слово оставалось за Володей. Но после пяти «виновен» оно было неважным. Пять против одного меня не спасут.

— Виновна!

Слова брата заставили вздрогнуть. Я уставилась на него неверящими глазами. Встречный взгляд был полон печали и сожаления.

«Это всё равно не сыграло бы роли», — напомнила я себе. — «Так зачем ему подставлять себя? Зачем вступаться за изменницу?».

* * *

Меня вновь отвели в здание тюрьмы. Я шла угрюмая, задумчивая. Хотелось плакать. Не потому что вместо тюрьмы или ссылки меня сразу приговорили к казни. Напротив, в военное время столь суровое наказание — дело привычное.

Но грустно было уходить, когда мир в столь подвешенном состоянии. Когда Россия вот-вот окончательно рассыплется, демоны прорвутся, а Фёдор так и останется в хвори, которой и названия-то ещё не придумано.

За размышлениями я не заметила, что мы прошли мимо камеры, где мне довелось просидеть весь прошлый день и ночь. Как опомнилась, обратилась к конвоирам:

— Кажется мы проскочили.

Те не ответили и толкнули меня дальше вдоль коридора. Когда мы остановились, передо мной стояла длинная решетчатая камера. За почерневшими стальными прутьями на меня глазели ужасные злые лица: перекошенные, беззубые, ехидно ухмыляющиеся.

— Вы серьезно? — выпалила я, ошарашенная видом зеков.

— Это камера смертников, — буркнул один из конвоиров.

Я продолжала глазеть на заключенных. «Они смертники? То есть терять им уже нечего?».

— Вы с ума сошли! Это же мужская камера!

— Эй! А ну брысь от решетки! — гаркнул конвоир сидельцам, открывая замок на калитке. Затем вновь переключился на меня. — Так велено.

Второй конвоир подтолкнул в спину, но я уперлась рукой о прут.

— Кем?

Первый открыл было рот, но второй присек:

— Молчи!

Вдвоем они затолкали меня. Калитка захлопнулась. Замок щелкнул. Топот казенных сапог неспешно удалялся прочь от камеры.