Злое марево: Луч Империи

Глава 17

Михаил Орлов

Орлов поморщился, открывая дверь. Как и ожидал, моментально погрузился в смрад табака и перегара. Спасибо, что без блевотины.

В основном люд этого кабака — мелкопоместные дворяне, невоенные, имеющие весьма скромный заработок, который, очевидно, спешили потратить в этом отвратительном месте на низкосортное вино, стриптиз и шлюх средней цены.

Никто не обратил на него внимания. Посетители занимались выпивкой, разговорами. Одному удавалось сразу три вещи: пить виски из широкого стеклянного стакана, курить папиросу и гладить девицу, развалившуюся на его коленях.

Найдя глазами нужный столик, Орлов прошагал к нему и сел напротив пожилого мужчины с седой бородой. Узнать в нём генерала-прокурора тайной экспедиции было непросто, ведь вместо привычного мундира тот облачился в довольно простой пиджак и брюки. Он едва отличался от прочего сброда в этом заведении.

— Ну и местечко, — посетовал Орлов. — Почему здесь, Дмитрий Александрович?

Тот усмехнулся и подвинул Орлову один из двух полных пива стаканов.

— Нынче такое время, что о важных вещах приходится говорить в местах, где нет важных персон.

— Да уж. В столь презренное заведение едва ли сунется хоть один уважающий себя дворянин, — согласился Орлов. — Но вот мы здесь: граф и князь.

— Верно. Но позвольте перейти к делу, чтобы не задерживаться. — Оболенский отхлебнул из своей кружки и облизнул губы.

— Извольте, — согласился Орлов и тоже поднес пиво к губам.

Дурной тошнотворный смрад ударил в нос с такой силой, что чуть не помутилось в голове. Он поспешил вернуть кружку на стол и на всякий случай отодвинул от себя.

Оболенский, заметив это, усмехнулся.

— Да-да, ваша светлость, помню, однажды и я реагировал подобно вам. Но, знаете, по долгу службы пришлось пересилить себя. Потом всё казалось не таким уж скверным, а вскоре и вовсе втянулся.

В подтверждении своих слов Оболенский сделал большой глоток.

— Вы хотели о деле, — напомнил Орлов.

— Конечно, и в первую очередь это касается моего лучшего следователя, Строганова.

— Да чёрт с ним. Меня больше интересует Дубравский. Дело сделано?

— Нет. Молодой агент, которому было поручено решить это эм-м… дельце, сейчас в плену у княгини Волконской.

Орлов нахмурился.

— И он тоже? И как его угораздило?

— Вот тут-то как раз и всплывает Строганов. Он уже трижды помешал тайной экспедиции ликвидировать этого одержимого барона. Но… — Брови Оболенского приподнялись. — Что значит «и он тоже»?

— В Смоленскую губернию много кого занесло. Например, Веру Светозарову-Дубравскую.

Оболенский, который как раз опрокидывал в себя очередной глоток вонючего пойла, чуть не поперхнулся, разбрызгивая эту гадость на стол. Затем выкатил удивленные глаза.

— Да вам, ваша светлость, впору моё место занять, — пробормотал он. — Откуда такие сведения?

Орлов грустно вздохнул.

— От первоисточника, дорогой друг.

— Княгиня сама изволила доложить?

— Не просто доложить, — Орлов перешел на шепот. — Она предложила государю обмен.

— Обмен? Обмен за Веру? Но кого же она хочет получить? У нас, насколько я знаю, нет пленных из Смоленской или Полоцкой губерний.

Орлов задумался ненадолго, затем огляделся, не подслушивает ли кто, и лишь затем ответил:

— Расскажу вам только потому, что вы — тайная экспедиция, ваше сиятельство, и данный секрет вам попросту полагается знать.

— Знать и держать в тайне, — кивнул Оболенский.

— Как вы знаете, император Святослав не женат, у него нет брата или дяди по линии покойного отца.

— Опасная ситуация, — согласился Оболенский. — Случись что, и род Романовых прервется.

— Вот почему с самой трагедии, когда Игоря убили, я настойчиво советовал ему жениться и как можно скорее родить потомство.

Оболенский ограничился понимающим кивком.

— Недавно он признался, что намерен наконец усадить за соседнее седалище свою избранницу.

— И в чём подвох?

— Он хочет жениться на Вере Игнатьевне. Право, ваше сиятельство, только слепой не видел, как император глазел на эту девицу. По-моему, его чувства к Вере крепятся ещё со времен их отрочества.

Брови Оболенского сконфуженно скривились.

— Что ж… Вот почему его величество решился на… эм-м…

— Казнить Фёдора? Да, это могло повлиять. Но уверен, прежде всего он думал о России и её безопасности.

— Вот только сам приговоренный пока недосягаем.

— Ещё как досягаем, — возразил Орлов. — Помните наш разговор с императором и новым британским послом?

— С Олдриджем? Да, он упоминал о связях в окружении графа Громова.

— Именно. И знаете, всё получилось. Громов теперь сам жаждет смерти Дубравского, а стало быть, убедит княгиню свершить суд и казнь.

— Что ж. Стало быть, Фёдору конец, а Веру Светозарову вернут, дабы император женился на ней, — задумчиво произнёс Оболенский. — Но вот Волконская? Что она получит?

Орлов не решился сказать даже шепотом. Он достал из внутреннего кармана записную книжку, извлёк вложенный в него карандаш и написал на свободном листочке два слова.

Поделиться этой записью он не спешил.

— Вы верно поступили, что отказались от встречи в Кремле, — пробормотал Орлов. — У меня есть подозрения, что там за нами шпионят.

— Именно такие подозрения имеются и у меня, ваша светлость, – кивнул Оболенский.

Глаза прокурора, сосредоточенные на записной книжке, казалось, готовы занырнуть в неё. Но Орлов всё ещё не спешил. Он таращился в написанное не меньше минуты, затем оторвал листочек, но… не протянул его и не положил на стол.

Вместо этого извинился перед графом Оболенским, распрощался и покинул кабак.

Вдохнув пьянящий, неодурманенный дымом и кислятиной воздух, Орлов снова извлёк бумажку и, прежде чем затолкать её в рот, ещё раз прочёл в ней два ошеломляющих сознание слова: «Тверская губерния».

Я — Вера

Казалось, слёзы никогда не перестанут течь из моих раскрасневшихся глаз. Столь силен был их поток. Но всё же напор слабел, а ближе к ночи и вовсе иссяк. Вот только боль в сердце оставалась несокрушимой.

В голове вновь и вновь рисовалась сцена, как обезумевшего от своей болезни Фёдора ведут на плаху. Наверняка Громов лично и исполнил эту расправу. После устроенного в тронном зале, не иначе у него имелась личная неприязнь к Фёдору.

Меня так трясло от горя, что я не сразу заметила тонкие, будто судорожные уколы на кончиках пальцев мертвой руки. Это был явно признак, что она может ожить. Но я не могла порадоваться из-за мучительных мыслей о муже.

Ночью снились сны. Далеко не в каждом из них мужа вешали или обезглавливали. В некоторых, наоборот, он то воскресал, то просто оказывался живым. Коварные сновидения рисовали легенду, якобы приговор о казни и был кошмарным сном. Когда просыпалась, жестокая правда отрезвляла сознание — Фёдор мёртв, и его уже не вернуть.

Утром, не выспавшись толком, я проснулась от настойчивого стука в дверь камеры. Отвечать не хотелось, и я оставалась в койке. Разумеется, пришедших это не остановило. Ключ щёлкнул в замке, и в камеру прошагали две пары сапог.

— Я не буду завтракать, — пробормотала я в подушку.

— Княжна Вера, — раздался голос молодой женщины. — Мы принесли не только завтрак.

— Эхэм… Пожалуй, выйду, пока ты поможешь ей переодеться, — произнес второй — мужской голос.

Обескураженная этими загадочными заявлениями, я посмотрела на них. Оба гвардейцы. Мужчина, следуя собственным заверениям, выбирался в коридор тюрьмы. А девушка стискивала в руках довольно большой дорожный чемодан.

— Позавтракайте, ваша светлость. — Она показала на поднос с привычной едой. Тот уже лежал на столике.

— Не голодна.

— Вам потребуются силы, — настаивала гвардеец.

Я недоуменно уставилась на неё, то и дело перекидывая взгляд на чемодан.

— Миш. Грамота у тебя? — крикнула она через плечо своему напарнику.

— Точно! — Тот прошагал обратно, в руках держал лист бумаги. — Вот. — Он протянул его мне.

Ещё больше удивлённая и преисполненная надежд, что речь идёт о чудесном спасении моего мужа, я развернула грамоту и прочла:

«Грамота

Выдана государыней княжеств Полоцкого и Смоленского

княгиней Ириной Сергеевной Волконской

Настоящей грамотой заверяется, что княжна Светозарова-Дубравская Вера Игнатьевна не признана врагом или шпионом Полоцка и Смоленска. А посему вольна свободно и беспрепятственно перемещаться по сиим землям.

31 мая 2225 года. Княгиня Ирина Волконская.».

Долгое время содержание этого документа не укладывалось в моей голове. Не заметила даже, как гвардеец отстегнула наручники с моих запястий. Я перечитывала его снова и снова, силясь увидеть там хотя бы имя своего мужа. Наконец поняла: о нём нет и слова.

— Хорошо. Не хотите завтракать, то пообедаем в пути.

— А? — Я всё ещё не могла понять, что происходит.

— Нам приказано доставить вас в Тверскую губернию. На её границе вас встретят люди Святослава Романова, — пояснила гвардеец Маша.

— Да, и вот ещё. — Миша, рассеянный гвардеец, вытащил из нагрудного кармана маленькую книжицу и протянул её. — Ваш паспорт, Вера Игнатьевна. На всякий случай.

Паспорт был на моё имя, но со штампом Волконской и относился лишь к этим двум губерниям: Смоленской и Полоцкой.

— А тут одежда. — Маша легонько подкинула чемодан. — Чтобы не путешествовать в тюремной робе.

— Ох да. — Миша вновь поспешил удалиться из камеры.

Секунда за секундой ступор покидал меня. Вместо горя внезапно нахлынула злость и желание поквитаться. Я оказалась неспособной ни исцелить своего ненаглядного, ни защитить. Оставалось только одно — мстить.

Идея о том, как я вернусь к Святославу и попрошу войско, чтобы разбить мятежников и лично казнить их безумных, бездушных главарей, так охватила меня, что пробудила голод.

— Правильно, ваша светлость, — поддержала меня Маша, заметив, как я набросилась на предложенный завтрак. — Поешьте, умойтесь и переоденьтесь. Дорога займет не меньше двух дней, так что лишние силы не помешают.

Я не слушала её. В голове то и дело возникал образ: обезглавленные княгиня Волконская и граф Громов. Их тела лежат рядом, и трупы эти всё ещё свежие. Кровь обильно стекает с обрубков на шее. Что касается голов, то те уже в моих руках. Я небрежно сжимаю их за волосы, держу перед лицом, смотрю с ненавистью. Сердце радуется справедливому исходу.

— Теперь умоетесь, ваша светлость? — услышала я Машу.

От мыслей о сладкой мести я и не заметила, как опустошила тарелки. Молча встала и подошла к рукомойнику. Как умылась, сразу переоделась, но сама, без помощи Маши.

Бордовое бархатное платье и брюки из плотной ткани сидели хорошо и казались удобными. А цвет платья прекрасно сочетался с настроением. Мы наконец вышли из камеры и побрели по коридору вдоль дверей.

— Вера! — послышалось за одной из них. Я резко остановилась, узнав голос.

— Надо идти, ваша светлость, — поторопила Маша.

К зарешеченному окошку двери приблизилось лицо Лизы. Подруга изумленно вглядывалась в меня, будто не верила глазам. Вероятно, также выглядела и я.

— Лиза? — зашептала я, игнорируя беспокойство своих конвоиров. — Ты здесь?

— Мы пытались разыскать Григория Любимова. Это долгая история, и я…

— Постой! — оборвала я подругу. — Большую часть я знаю, но… — Я повернула голову к Маше и Мише.

Те смотрели на меня недовольно. Им явно не терпелось скорее выйти из здания тюрьмы и отправиться в дальний путь до границы.

— Выпустите её, — потребовала я. — Лиза едет со мной. Она мой человек и, — я извлекла из кармана штанов грамоту, — и она тоже не враг и не шпион.

Миша, при всей своей несообразительности, сразу покачал головой и ответил:

— Но в грамоте она не упоминается, ваша светлость. Мы не имеем таких полномочий, чтобы…

— Открой эту дверь!

— А как мы это сделаем? — хитро спросила Маша.

— У него ключи не только от моей камеры. — Я показала на большую связку в руках Миши.

— Не положено так делать, — упрямо бычился Миша. — А ключи эти нам на время выдали. На выходе отдадим караульным.

— Да и не выпустят нас вчетвером, — поддержала Маша. — Мы вошли вдвоем, а выйти должны втроём с вами, ваша светлость. Таков приказ начальнику тюрьмы.

— Не вчетвером, а впятером. — Лиза мотнула головой в противоположную дверь.

Мы повернулись, чтобы обнаружить там заросшее щетиной мужское лицо. Взгляд его казался исключительно проницательным и серьёзным.

— Николай Строганов, — отчеканил он. — Следователь тайной экспедиции.

Окончательно растерявшись, я вновь обратилась к Лизе.

— Он очень помог мне и Фёдору, — пояснила она.

— Ваша светлость. — Голос Маши стал почти стальным. — Вы знаете, это невозможно. Давайте просто выйдем из здания.

— Как доберётесь до своих, попросите отписать письмо княгине, — добавил Миша. — Но если невтерпеж, то что ж… Можно и сейчас наведаться.

Идея наведаться к княгине показалась заманчивой. Но не для того, чтобы просить за Лизу и этого Николая. Я могла бы приступить к главному в своем плане — к мести.

— Э-э, нет, — возразила Маша, нахмурив брови. — Ты забыл? У её светлости сегодня именины, вечером бал и маскарад… — Она вновь обратилась ко мне. — Письмо отпишите, и точка.

«Бал-маскарад». В голове что-то завертелось, закружилось, образуя подобие плана. Я внимательно посмотрела на своих сопровождающих, а затем на Лизу и наконец на Николая. Пазл сложился ещё лучше, и пусть он был не идеален, но…

Я огляделась. Коридор казался пустым.

— Ну хорошо. — Я сделала вид, будто сдалась. — Письмо так письмо.

Оба облегчённо вздохнули. Лицо Лизы за окошком сложилось в разочарованную гримасу.

— Всё будет хорошо, Лиз, — заверила я.

— Пойдёмте скорее, путь предстоит долгий. — Маша зашагала вперёд.

Но её напарник стоял позади и ждал меня. Так что под видом, будто собираюсь двинуться, я протянула свою рабочую руку вперед и тут же врезала ему локтем под дых.

Ошарашенный, он падает, одновременно пытаясь глотнуть воздух, но не может. К моменту, когда Маша развернулась, энергия из моего живота подрывается вверх и струится через распростертую руку. Жаркие флюиды врезаются в девушку-гвардейца. Она падает, не успевая понять, что происходит.

* * *

После недолгой возни мы с облачённой в гвардейскую форму Лизой переглянулись. Она прильнула ко мне, обхватила и прижалась головой к груди. Николай, также одетый в гвардейца, закрывал двери. Миша и Маша, связанные и с тугими кляпами, мычали и пытались дёргаться в разных камерах.

— Прости, командир, — простонала Лиза в моё плечо. — Я подвела. Потеряла и Фёдора, и профессора.

— Успокойся. Ты сделала всё, что могла. — Я похлопала её по плечу.

— Мы всё исправим, — заверила она, выпрямляясь. — Разыщем Фёдора, он где-то здесь, в Смоленске. И профессор тоже. Кто знает, быть может, они в этой тюрьме.

— Профессор в военном госпитале, — припомнила я слова Волконской.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она. — И… — Её взгляд уперся в моё правое плечо. — И что с твоей рукой?

Я глубоко и тяжело вздохнула.

— Расскажу потом. До бала-маскарада время есть.

— А мы идем на бал? — удивился Николай.

Я всмотрелась в него. Он не был высок, как Фёдор, скорее среднего роста. Но в ширине плеч не уступал. Чувствовалась сила и боевая выправка. Но главное — дух. С таким я бы точно пошла в атаку на деморгов. Такой не подведет.

Не дождавшись ответа, он покосился на Лизу. Этот взгляд также говорил о многом. Николай явно питал к моей подруге нежные чувства. Но сама она опасалась смотреть в его глаза. Будто боялась, что влюбится.

Но что же грешного в том, чтобы полюбить?

— Да, — наконец соизволила я ответить Николаю. — Мы идем на бал. И я очень надеюсь, что этих двоих обнаружат не скоро, чтобы не подпортить этот праздник.

— О, насчет этого не переживай. Тюремщики даже не заходят и не заглядывают внутрь. Поднос с едой просовывают под заслонку в двери, потом также забирают посуду.

Николай был настроен скептичнее.

— К вечеру, если к еде не притронутся, а они, понятное дело, не притронутся, то… сами понимаете…

— Тогда будем рассчитывать на бога и на удачу, — сказала я.

Караульные на входе даже не взглянули в наши лица, молча приняли ключи из рук Николая и пробурчали что-то недовольное: мол, долго возились.

Чтобы не спровоцировать беды, мы тоже решили не горланить. Буркнули слова прощания и поспешили выбраться из здания тюрьмы.

Первым делом нашли укрытие в одном из городских парков. Там мы могли поговорить и поведать о наших злоключениях.

Затем рассказала о задуманном — о мести. Николай попытался отговорить меня. Но Лиза, которая совсем потеряла лицо, узнав о судьбе Фёдора, спорить не стала.

— Выходит, я подвела тебя больше, чем думала, — произнесла она удрученно. — Я готова мстить. Но не только Волконской и Громову. Ещё один человек должен умереть.

— Этот экспедитор Волков? — уточнила я.

— Позвольте напомнить, что Алексей всего лишь молодой и неопытный агент тайной экспедиции, — возразил Николай. — Он лишь ревностно исполнял приказы начальства. Вот и всё.

— А почему же ты так не делал? — фыркнула Лиза.

— Потому что уже не молодой и вполне опытный. Я давно научился различать абсурдные приказы.

Мы долго спорили, но для меня главным было одно — сегодня во время маскарада я убью княгиню Волконскую и графа Громова.