Я — Вера
В Смоленской тюрьме казалось гораздо спокойней, чем в Петербургской. Меня поместили в одиночную, но вполне просторную камеру, в какую подобает сажать высокородных дворян. Даже туалет здесь был чист и ухожен, почти не пах мерзостями. Воду в рукомойнике проверяли трижды в день, если не хватало — доливали свежую.
Также не могла пожаловаться на еду. Кормили не просто хорошо, но и прилично. В рацион входили фрукты, мясо, рыба и даже икра. Мне как солдату было привычно и поголодать, но хорошая пища поднимала настроение.
Прошла уже целая неделя, и я гадала, что с Володей: держат ли его, как и меня, в заточении или выпустили? Всё-таки, как ни крути союзничек.
Вскоре после обеда в дверь камеры постучали.
— Прошу вас, входите! — крикнула я, неуклюже складывая одной рукой опустошенные тарелки на поднос. Длинная цепь наручников опасно колыхалась над тарелками, рискуя побить их.
Ключ прокрутился в замке, прежде чем дверь отворилась. На пороге стояли четверо гвардейцев. Никто из них посуду забрать не спешил.
— Не многовато вас для послеобеденного выгула? — удивилась я. — Обычно по двое приходили.
— Ваша светлость, — чуть поклонился тот, кто стоял ближе. — Сегодня привычной прогулки не будет.
— Вот как? Но зачем тогда явились?
— Вас ждет её светлость, княгиня Волконская.
— Ну наконец-то! — обрадовалась я. — Уж начала бояться, что придется прозябать здесь вечность.
До губернаторского дворца дошли минут за двадцать. Меня провели в обширный зал, где по обе стороны шеренгами выстроились гвардейцы. У дальней стены в удобном мягком кресле, будто на троне, сидела княгиня. Рядом стояли другие, но я не спешила вглядываться в их лица.
Пронзительные зеленые глаза Волконской внимательно изучали меня. Рука с золотой расческой водила по длинным темным локонам. Вместо платья на теле сидел красивый, увешанный медалями армейский мундир.
— На колени её! — приказала она моим конвоирам, затем перевела на меня извиняющийся взгляд. — Прости, любезная княжна, но таков порядок.
Гвардейцы потянули меня к полу, но того не требовалось. Я опустилась на колени, но при этом сохранила осанку и постаралась смотреть на Волконскую непокоренным взглядом.
Очевидно, мне это удалось. Та усмехнулась и махнула рукой, призывая подняться.
— Ладно, вставай уже.
Я не шелохнулась.
— О-о! — многозначительно протянула она. — Какой удивительный абсурд! Именно гордость заставляет стоять на коленях. Что ж, дело твоё.
— Вы сами сказали, таков порядок, — прозвучал знакомый голос стоявшего неподалеку от трона.
Я вздрогнула, увидев высокого широкоплечего мужчину. Хотя на вид ему было не больше пятидесяти, зачесанные назад волосы почти полностью покрылись сединой. Холодные серые глаза буравили меня в ответ.
— Арсений Александрович, ваше сиятельство, — произнесла я, слегка кивнув.
Громов ответил встречным кивком.
— Рад вас видеть в здравии, ваша светлость… — Он чуть замялся, вглядываясь в моё правое плечо.
Стало быть, знает уже.
Мятежный граф не казался сумасшедшим, о чём заявлял Володя. Напротив, лицо его, как и прежде, излучало ум и ясность.
— Слышала о вашем горе, — сказала я. — Соболезную вам.
Глаза его тронула печаль.
В зал вошли другие конвоиры, привели Володю. «Ага, будет очная ставка», — поняла я. Как и меня, ему велели встать на колени.
— Ну что ж, позвольте начнем, — нетерпеливо предложила Волконская. — Подполковник Березин уже вернулся на вверенный ему участок фронта, но суть дела изложил достаточно подробно.
— Ваша светлость, — подал голос Громов. — Хотелось бы понять, почему у вас в заточении княжич Светозаров?
— Вот уж и правда, хороший вопрос, — усмехнулась княгиня. — Так давайте адресуем его самому княжичу.
Внимание каждого устремилось на Володю. Тот, в отличие от меня, стоял на коленях неровно и постоянно ёрзал.
— Я преследовал свою сестру, которая накануне прибыла в Санкт-Петербург со злыми намерениями.
— Ложь! — вспыхнула я.
— Тс-с! — Палец Волконской вознесся к потолку. — Пусть скажет.
— Она бежала на ваши земли, ваша светлость, — продолжил Володя.
— Забавно, что находилась она при этом у моих людей, да ещё и в компании человека, которого я спасла от лап Московской тайной экспедиции — профессора Любимова.
Я молча слушала их. Пока что всё, что успел поведать профессор, сходилось.
— Но перед этим я успел, эм-м, пленить Веру. Ваши люди взяли её в Новгородской губернии.
— Это отнюдь не ваши земли, княгиня, — добавил к его словам Громов.
— Но разве мы не договаривались о свободе передвижения?
— То же касается и моего подопечного. — Рука графа показала на Володю.
Впервые за всё время лицо Волконской исказилось злобой.
— Так никто и не против его нахождения, передвижения и других дел, граф. Но вот зачем нападать на моих людей? Зачем похищать Григория Любимова? К тому же, — она выдала многозначительную паузу, — не вы ли ранее заявляли, что он бесполезен?
— И я не отказываюсь от этого, ваша светлость.
— Но главное! — Графиня всё больше входила в раж и вскочила с кресла. — Зачем убивать Любимова?!
Возникло молчание. Вновь все обратили взор на Володю. А тот выглядел крайне уныло.
— Это неправда, — пробормотал он, заметно нервничая.
— Это абсолютная правда! — выкрикнула я.
— Слово княжича против слова княжны, — с важностью отметил Громов. — Но прошу заметить, ваша светлость, что Вера Игнатьевна служит нашему общему врагу, Святославу Романову.
— Но ведь есть ещё один свидетель. — Волконская усмехнулась и снова уселась. Лицо её стало заметно спокойней. — Сам Григорий. Он ведь, знаете ли, выжил и сейчас находится в военном госпитале.
— Что? — ахнул Володя. Потом замялся. — То есть… Я хотел сказать, вот видите? Значит, в этом споре правда за мной. Я не убивал Любимова.
— Он сказал иначе. И у него неприятная ножевая рана вот здесь. — Палец княгини уперся в свою левую грудь. — Будь у него сердце где положено, то непременно помер бы. Но, на счастье, у старика оно справа. Эта аномалия и спасла его.
Новое молчание продлилось чуть дольше. Волконская сама же и прервала его:
— Я полагаю, это минимум виселица, любезный граф. — Волконская уперлась взглядом в Громова.
Но тот продолжал молчать. Задумчивое лицо застыло на Володе. В нем не ощущалось ни ненависти, ни неприязни. Стало быть, не корил моего кузена за совершенное.
— Давайте поступим так, дорогая Ирина Сергеевна. Отпустите мальчишку. Ваш ненаглядный профессор жив, так что…
— Он пытался убить его и почти добился этого. — Волконская настырно покачала головой. — Я фактически ХОЧУ этой казни.
— А взамен я дам вам нечто большее. — Громов будто и не заметил её замечаний. — Ваши земли. Отобью одно марево меж Полоцкой и Смоленской губерниями.
— Отобьёте марево? Какое из них?
— Выберите сами, любезная княгиня.
Та уставилась на него с сомнением. Я её понимала. Уж слишком уверенно заверял Громов. Почему тогда не потеснит врага у границ Псковской губернии? Почему не поможет эстонцам близ Петербурга? И раз армия столь сильна, почему не направит её против обнаглевших финнов, внаглую прибравших Карелию и Мурманск?
— Как вы себе это представляете, милейший граф? — нахмурилась Волконская. — Явитесь с войском на наши земли?
— Именно так, ваша светлость, — кивнул тот. — Но не извольте беспокоиться. Оно будет малым и угрозы вам никакой. Как вы знаете, я уважаю ваше право и являюсь сторонником создания конфедерации, а не новой империи.
Но Волконская колебалась.
— И как же вы небольшим числом земли отбить собираетесь? Мы годами сражались, чтобы блокировать одну червоточину. Сейчас их три.
— Я же говорил, милейшая. Ваш чудом оживший профессор едва ли поспособствует победе. — Он скрестил руки на груди. — Но я знаю, как разбить врага.
— И как же?
На губах графа заиграла хитрая улыбка.
— Узнаете, как только я возглавлю конфедерацию.
Волконская думала дольше, чем Громов решался на столь невероятное предложение. Наконец она кивнула.
— Пусть так. Владимир Светозаров побудет в темнице, пока вы повернете этот, эм-м… фокус, что ли.
Громов подбодрил Володю кивком: мол, не переживай, парень.
— Но вот что же делать с её кузиной? — будто вспомнив о чем-то, произнесла Волконская. — Березин расхваливал, будто она здорово помогла в недавней битве. Но вы, граф, верно заметили — она служит нашим врагам. По мне, так и ей виселица к лицу.
— Дело ваше, княгиня, — равнодушно отозвался Громов. — Меня больше беспокоит её муж Фёдор. Вот кого точно следует вздернуть.
— Что? Фёдор у вас? — Я дёрнулась в попытке встать. Гвардейцу возле меня пришлось чуть ли не всем телом навалиться, чтобы усадить обратно.
— Фёдор у нас? — вторила княгиня. Но голос её отнюдь не был удивлён. Напротив, не скрывал лукавства.
— У вас. И я почти уверен, что в той же темнице, где и прочие. — Граф махнул рукой в нашу с Володей сторону.
— И чем же он так не угодил вам, ваше сиятельство? — спросила Волконская.
— Не мне, а всему людскому роду. Он одержим демонами.
— НЕПРАВДА! — выкрикнула я, вновь пытаясь вскочить.
— Увольте, любезный, по мне, он попросту ума лишился, — поддержала меня Волконская. — Немощный? Да. Смешной? Пожалуй. Но зла в нем не видно.
— И Святослав Игоревич его смерти жаждет, — настаивал Громов. — Даже тайную экспедицию с этой миссией снарядил.
— Лжёшь, сука! — вырвалось из меня. Но эти двое даже не покосились в мою сторону.
— Хм-м… Так ведь проверить его состояние не сложно. — Волконская задрала голову и щёлкнула пальцами. — Заводите!
Я — Фёдор
Моё сердце, наполненное счастьем и радостью, заколотилось со скоростью стрекочущего кузнечика. Я видел её — мою ненаглядную Веру. Я всерьёз опасался, что девушка, которой мальчуган предрекал скорую смерть, и есть она. Но, к счастью, на Вере — одетой хоть и не по княжескому рангу — не было тех лохмотьев, что описывал парень.
Омрачало, что она стояла на коленях и в наручниках перед троном княгини Волконской. Неужели её смеют винить в чем-либо?
— Фёдор! — Завидев меня, Вера тут же попыталась вскочить. Гвардейцы возле неё ухватились за плечи и прижали обратно к полу. Но, к счастью, Волконская тут же махнула им, чтобы прекратили.
Через секунду Вера подскочила ко мне. Водянистые потоки ручьём стекали с глаз ненаглядной. Она прижалась ко мне и обняла левой рукой. Правая при этом, влекомая цепью наручников, безвольно свисала на уровне живота.
— Гржхаражда! — прорычал я злобно, но лишь хотел спросить нежно: «Милая, что с рукой?».
— Вот видите? — послышался мужской голос.
Моя голова удачно качнулась, чтобы разглядеть говорившего. Пожилой мужчина с седой прической не был знаком мне.
— Он рычит, как демон, — добавил мужчина.
— А вы, граф, знаете, как демоны рычат? — усмехнулась Волконская. — Я вот слышала, что они способны говорить обычной речью, любыми языками: английским, французским и даже русским.
— Но люди так не говорят, — настаивал граф.
— Мы наблюдали за ним в темнице. Ничего демонического не заметили. Он и своей-то магией не владеет более, а уж демонической и подавно. А как вы понимаете, они в этом деле куда изысканней нас, людей.
Пока они спорили, лицо Веры прижалось к моему. Я мог только порадоваться, что, в отличие от боли, эти нежные касания ощущал в полной мере.
Господь всемогущий! Какое же это блаженство!
Мокрота с лица жены орошала моё. Частое, возбужденное дыхание обдувало ухо, а теплота и нежность кожи сводила с ума и грела лучше, чем водка или шуба.
Она шептала какие-то приятные слова о любви, об ошибке, что разлучилась со мной, и что она обязательно всё исправит. Она чуть отстранилась, чтобы пальцы левой руки прошлись по моему лицу. Коснулась всего: лба, бровей, носа и губ. Затем прижалась к последним своими.
— Гржгш! — захрипел я, вместо того чтобы ответить на поцелуй. Но она не отступила, и уста любимой продолжали жаться, обхватывая то мою верхнюю губу, то нижнюю, то сразу обе.
— Я докажу, — прервал её голос подошедшего графа. — Извольте, Вера Игнатьевна, на время отстраниться.
Он ухватился за правое запястье Веры и оттянул её. Затем отпустил, позволив руке, будто мёртвой, безвольно рухнуть, чуть гремя цепью. Сомнения, что жена ранена, напрочь исчезли.
Встав напротив, он размахнулся и нанес мне довольно мощный удар в живот. Меня отшатнуло назад, но на ногах удержался.
— Что вы делаете! — взвизгнула Вера. — Прекратите!
Она попыталась броситься на выручку, но гвардейцы снова скрутили её и оттащили на прежнее место.
— Заметьте, ваша светлость, — продолжал граф как ни в чём не бывало. — Он совсем не чувствует боли.
Последовал новый удар. Теперь в лицо. Не удержавшись в этот раз, я рухнул на пол. Но, разумеется, не подал никаких признаков, что страдаю.
— Я могу лупить его хоть весь день, но он даже не охнет, — заявил граф, пока два гвардейца поднимали меня.
В качестве доказательства он вновь приложился ко мне. Теперь метил по почкам. Разумеется, моё лицо и не думало корчиться.
— Пожалуй, это действительно странно. — Волконская стала очень серьезной.
Граф, казалось, вошел в раж. Кулак его вновь сдвинулся назад, готовый ударить, а глаза подбирали цель.
«Ну что ж. Кто бы ты ни был, я понял, чего хочешь добиться. И понял правила игры. Давай сыграем», — решил я.
Под истошный вопль Веры кулак разрядился аккуратно в нос. Обжигаемый от старания завладеть своим телом, я попытался издать болезненный крик.
— А-ха-ха-ха! — разразился я истеричным хохотом. — А-ха-ха-ха!
«И вправду как демон!» — с ужасом понял я, не переставая ухохатываться.
— Перестаньте! — кричала Вера. — Он же просто болен! Просто болен! Любимов может исцелить его!
Глаза Волконской вглядывались в меня с опаской.
— Довольно, Арсений Александрович!
Граф, который в очередной раз замахнулся, опустил руку.
«Арсений Александрович?» — я чуть напряг память и понял, кто этот седовласый граф. Не иначе как Громов собственной персоной. Один из мятежных полководцев.
— Вы верите мне? — спросил он.
— Пожалуй, это может быть правдой, — хмуро согласилась Волконская.
— Его нужно казнить, пока демоническая сущность не вырвалась.
— Нет! — Вера предприняла новую попытку вырваться из рук гвардейцев.
Волконская глянула на неё. Вздохнула невесело.
— Пора заканчивать этот спектакль. Уведите наших гостей обратно в темницу.
Гвардейцы подхватили Веру и поволокли прочь. А следом и её кузена Володю, которого я поначалу и вовсе не замечал. Неужто и он оказался в немилости у мятежников?
— Отпустите его! Он не демон! — не унималась Вера, отчаянно противясь гвардейцам.
— Княгиня! — потребовал Громов.
— Вы правы. Надежнее было бы умертвить несчастного.
— НЕ-Е-ЕТ! — Уже четверо солдат пытались скрутить мою жену. Вдвоем не справлялись, ей удалось откинуть их лишь одной рабочей рукой.
— Это надо сделать немедленно! — Рука Громова метнулась к бедру, где виднелась рукоять меча. — Если позволите, я сделаю это сам.
— Казним, как вы и настаиваете, немедля. Но это будет казнь, граф. Казнь, а не заклание ягнёнка.
Вера, очевидно, услышала эти слова. Мучительный вопль вырвался из её горла. Но вшестером гвардейцы таки обездвижили её и уволокли прочь.
Через час мы стояли на площади. В руках Волконской возник листочек, и она передала его одному из гвардейцев, чтобы тот зачитал.
Гвардеец сделал это ровным безучастным тоном, обращаясь к собравшимся смоленским зевакам. Те слушали княжеский приговор таращились на меня как на нежить. Что ж, быть может, они правы. Что, если демон действительно овладел мной?
Как только гвардеец закончил бубнеж, мою голову прижимают к плахе. Голова послушно ныряет в проем. Я слышу, как палач берет в руки секиру.
Вспоминаются слова профессора: «Чтобы выйти из плена червоточины, должно случиться сильное потрясение. Например, угроза неминуемой гибели».
Тело обжигает, когда я вновь всеми силами стараюсь подчинить его разуму. Но лишь пятки задергались, как если бы им досаждали мухи.
Раздаётся свист возносимого надо мной правосудного орудия.
— Вы не пожалеете, ваша светлость, — слышатся заверения Громова.
Я тужусь изо всех сил. Пламя обжигает крепче, но тело всё ещё не моё и уже не будет, ибо…
— Стоп! Отменим казнь! — воскликнула Волконская.
Топор резко упал, но голова моя продолжала торчать на шее.
— Что? Почему? — раздраженно спросил Громов.
— Успокойтесь, ваше сиятельство. Сделаю это, когда наконец станет ясно, кто президент конфедерации.
«Чертовы политики», — закипело в моей голове. — «Вам лишь бы играть судьбами и устраивать глупые показушные демонстрации».
Я попытался представить, что сейчас чувствует Вера, уверенная в моей смерти…