Злое марево: Луч Империи

Глава 19

Михаил Орлов

Палату, к которой они приближались, караулили двое гвардейцев. Они отдали честь Оболенскому, перед тем как открыть дверь. Лекарь с жидкой бородкой, что стоял возле койки с больным, уставился на них и невесело вздохнул:

— Надеюсь, вы не будете расспрашивать его слишком долго.

— Ну… Признаться, вопросов уйма, — ответил Оболенский. В его руке появился блокнот с ручкой.

— Десять минут, не больше, — покачал доктор головой. — И удержитесь от ваших методов. Он слишком слаб для такого.

— Методы не понадобятся, милейший, — слегка сердито ответил Оболенский.

— Помните, пациент может не выдержать сильной эмоциональной нагрузки.

«Может не выдержать эмоциональной нагрузки?», — мысленно передразнил его Орлов. — «А плаху, которая, безусловно, ему предстоит, он выдержит?».

Он наконец посмотрел на больного. Тот представлял жалкое зрелище. Вьющихся волос на затылке стало ещё меньше. Кожа отдавала желтизной, былая припухлость обратилась в худобу. Из-под глубоких впадин их с Оболенским изучали испуганные глаза.

— Доброе утро, Томас, — без тени доброжелательности произнес Оболенский.

Пациенту потребовалось с полминуты, чтобы размять рот и смочить губы. Лишь затем он смог ответить слабо и сипло:

— Доброе. — Тон его отчётливо давал понять, что он понимает — для него оно вовсе не доброе.

Оболенский уселся на стул возле кровати. Поскольку других стульев не оказалось, то Орлову пришлось расположиться стоя с противоположной стороны.

— Начнем? — сухо осведомился Оболенский.

— Меня казнят? — Очевидно, этот вопрос терзал британца с момента, как он пришел в себя.

Оболенский лишь поморщился, но отвечать не стал.

— По законам Российской империи вас ждет казнь, но… — начал было Орлов.

— Но ведь нет уже империи? — наскоро выпалил Хьюз.

Это явно была заготовка. Глупец! Неужели он не понимал, что такими словами лишь глубже закапывается?

— Но император Святослав вправе помиловать вас, — закончил Орлов начатое. — И тут уж, любезный экс-посол, всё зависит от того, как вы будете сотрудничать.

— Он никогда не сделает этого. Не помилует меня, — заскулил Хьюз. — После всего, что я натворил, после того как убил его отца… — Он резко смолк, осознав, что сказал.

— Итак, вы признаетесь? — ухватился Оболенский.

— Не отпирайтесь, это повысит ваши шансы, — добавил Орлов.

Но Хьюз не спешил. Глаза его испуганно бегали от Оболенского к Орлову и обратно. Наконец он с силой прижал веки и прошептал:

— Да.

— Подробнее, Томас, — потребовал Оболенский. — В чём именно признаетесь?

— В убийстве императора Российской империи Романова Игоря Андреевича.

— Как осуществил его и по чьему велению?

— Мне прислали особый яд из Эдинбурга. Я не знаю точно, как он называется и из чего состоит.

— А кто прислал?

— Могу только догадываться. Бандероль эта пришла с капитаном Холбруком, но, уверен, он и сам не знал, что именно передает мне.

Орлов поймал взглядом Оболенского. На лице генерала всё читалось без слов — он в курсе, что именно этот капитан привез этой весной в Россию обезумевшего Дубравского.

— А что касается заказчика, — пробормотал Хьюз и снова замолчал.

— Ну! — нахмурился Оболенский.

Глаза британца наполнились пожирающим душу страхом. Казалось, он предпочитает ответу смерть. Но всё же, трижды сглотнув, он пролепетал:

— Глашатай.

Возникла пауза. Вспомнились слова Олдриджа. Тот тоже уверял, что заказчиком всех этих неприятностей был демон с таким именем.

— Не Олдридж ли посоветовал тебе нести эту чушь про Глашатая? — разозлился Оболенский.

— Олдридж? Я его не видел с момента как… — Он осекся.

— С момента как ты хотел заколоть Святослава, — закончил за него Орлов.

— И я не желаю его видеть. Никогда!

— Стало быть, ты подчинился приказу демона? — продолжил расспросы Оболенский. — Как он выглядит?

— Как человек. Очень худой, и у него жуткие черные глаза.

— И каким образом контактировали с ним?

— Сначала лично, когда прибывал в отпуск на родину. Он приходил в мой дом. Затем голубиной почтой.

— И чем же он соблазнил тебя?

Хьюз издал вздох, полный печали.

— Моя жена болела. Страшная неизлечимая болезнь, лейкемия.

— Чушь! — возмутился Орлов. — Впервые слышу, чтобы демоны целительством занимались. Они лишь творят деморгов. А те убивают, уничтожают, захватывают.

— И всё же именно это и случилось. Он исцелил её, — настаивал Хьюз. — Более того, Глашатай уверял, что они могут не только это.

— Нечто ещё более непостижимое? — не скрывая своего скепсиса, спросил Орлов.

— Именно так. Воскрешение.

— Абсурд! — Тут уж и Оболенский не выдержал. — Человека с того света вернуть невозможно.

Дверь в палату снова открылась.

— Довольно, господа! — потребовал лекарь. — Время истекло, причем с лихвой.

Орлов предпочел бы выставить наглого доктора обратно за дверь, но воздержался, поскольку Оболенский, хоть и хмурясь, поднялся со стула.

Они прошли по коридору в полном молчании, каждый погруженный в свои мысли. Но едва выбрались из госпиталя и свернули за угол, как Оболенский ухватился за воротник его камзола и прижал к себе.

— Что вы себе позволяете, граф! — тут же вспыхнул Орлов, дёрнувшись в попытке вырваться.

Но тот держал крепко. Глаза прокурора устремились навстречу его собственным, сердито щурились, сверлили насквозь.

— Ваша светлость, — угрожающе начал Оболенский. — Полагаю, пора кончать с недомолвками. Что обещал государь за Светозарову-Дубравскую?

— Руки! — Орлов прекратил попытки вырваться, но говорить с генералом в столь унизительной позе не собирался.

Чуть помедлив, тот разжал пальцы. Орлов отодвинулся и принялся поправлять одежду.

— Вы забываетесь, ваше сиятельство! — процедил он.

— А вы! Вы же видите, как много всего сходится? Насчет Дубравского.

— И при чем тут обмен?

— А при том, что это игра, любезный князь. Игра демонов руками наших врагов и друзей. Разве не видите вы, что нам хотят отдать жену одержимого, а взамен получат… — Он замолк на секунду. — Так что же они получат взамен?

— Тверскую губернию, — прошептал Орлов так тихо, что едва ли Оболенский мог расслышать.

Но тот услышал и уставился, остолбенев. Глаза генерала-прокурора не верили в сказанное.

— Немыслимо! — проговорил он.

— Это уже необратимо, — шепнул Орлов. — Государь со вчерашнего дня на границе со Смоленской губернией, встречает её.

— Немыслимо! — тупо повторил Оболенский.

— Я только об одном прошу, — выпалил Орлов. — Этого никто не должен… — Он смолк, так как неподалеку послышались громкие голоса.

Он оглянулся и увидел, как офицер верхом на белом жеребце что-то спрашивал у дежуривших на входе в госпиталь гвардейцев.

— Вон там! — отвечали те, показывая в их сторону. Офицер посмотрел, увидел, затем, отблагодарив гвардейцев кивком, направил коня к ним.

— Ваша светлость, — добравшись, он спешился и склонил голову. — Депеша от верховного главнокомандующего, милостивого государя Святослава Игоревича Романова.

Фельдъегерь достал из сумки конверт и протянул Орлову. Затем, отдав честь, вскочил на лошадь и ускакал прочь.

— Что-то важное? — обеспокоился Оболенский.

— Весьма, — мрачно подтвердил Орлов, сжимая послание. — И пока не могу сказать, хорошие ли то новости или скверные.

— Не томите!

— Волконская не отдаст Веру, а посему Святослав начинает военный поход на изменников родины, раскольников государства, предателей. И первым в списке числится княгиня Ирина Волконская. Мне поручено начать подготовку к кампании.

Я — Фёдор

В скромном жилище Дарьюшки было хорошо, но мысленно я жаждал вырваться отсюда, оказаться возле жены, чтобы та узнала: я жив. Но как это сделать, не представлял.

Вспомнился тот поздний вечер в Эдинбурге, когда Вера вернулась в дом, а я набросился на неё. В тот раз я почти смог выбраться наружу.

Но что дальше? Опять упасть возле пивнушки, позволяя бездельникам плевать в меня, упражняясь в меткости на спор?

Послышались шаги. Дверь открылась, но входить не спешили.

— Ну всё, я дома. Благодарю, что проводили, ваше сиятельство.

Раздался мужской смех.

— Ну сколько раз говорить, правильно сказать — ваша светлость. Я же князь, а не граф. — В последнем слове чувствовалось пренебрежение.

Голос я также узнал. Он принадлежал Володе Светозарову, кузену Веры. Накануне он был в плену Волконской, как и сама Вера.

«Значит ли это, что и Веру отпустили?» — обрадовался я. — «Ну же, Володя, зайди, увидь меня, расскажи всё, что знаешь».

— Простите, ваша светлость! — хихикнула Дарьюшка. — Постараюсь запомнить.

— Ну и…

— И снова спасибо, что проводили.

— Ну ты же знаешь, зачем проводил?

— Чтобы защитить девушку от разбойников и проходимцев. — Она снова захихикала. — А для чего же ещё?

— Да нет же, глупая. — В голосе Володи ощущалось нетерпение. — Хочу ещё твоей ласки.

— Дом терпимости работает всю ночь, ваше сиятельство.

— Но я хочу ТВОЮ ласку, проказница. — В этот раз Володя пропустил неверное обращение мимо ушей. — Ну же. Проведем ночь, а утром отсыплю тебе купюр, сколько выйдет по тарифу.

— Но нынче ко мне нельзя, — не скрывая сожаления, возразила Дарьюшка. — У меня там…

— А коли будешь старательной, то и сверху добавлю, не пожалею.

— У меня братец гостит, больной, неходячий.

— Ну вот и хорошо, что не ходячий. Значит, не помешает.

— Но кровать-то одна!

— И ты, стало быть, с братцем в одной койке спишь? — усмехнулся Володя. — Ах ты грешница! Как не стыдно с братом прелюбодействовать?

— Но мы же не… Мы просто спим.

Мне стало неприятно от мысли, что кузен Веры шляется по борделям. Но хуже, что он выбрал там именно Дарьюшку. С другой стороны, если он все же войдет и узнает меня, то быть добру.

— Давай на месте разберёмся! — сказал Володя.

— Нет! — отчаянно пискнула Дарьюшка.

Послышалась недолгая возня, и первой в комнату влетела именно она. Влетела так, что упала. Следом, стуча сапогами, вошел Володя.

— Всё будет хорошо, миленькая. Если что, братец твой и на улице может ночку… — Он замолчал и замер, упершись в меня взглядом. — Фёдор?

«Господь всемогущий! Благодарю тебя!» — возликовал я. Теперь хотя бы узнаю, что с женой. И, быть может, свояк отведет меня к Вере, коли она на свободе.

— Фёдор, — повторил тот, с трудом приходя в себя. — Тебя ищет вся гвардия княгини Волконской. А ты тут, в гостях у шлюхи.

— Не трогай его! — пробормотала Дарьюшка.

Она бросилась ко мне на кровать, развернулась и растопырила руки в стороны, будто защищала малое дитя от разбушевавшегося пьянчуги-отца.

— С дороги, шалава! — надменно прыснул Володя.

Рука его ухватилась за платье моей спасительницы и отшвырнула в сторону. Дарья тотчас оказалась на полу, заохала от полученных ушибов.

«Какой же ты подонок!» — закипел я мысленно.

Возмущенный от столь мерзкого отношения к девушке, я попытался размахнуться, дабы врезать своим кулаком в обнаглевшую харю свояка. Как всегда в таких случаях, тело обдало огнем.

Зато оно чудесным образом повиновалось: рука отодвинулась назад, пальцы сжались. Володя, увидев это, даже напрягся, готовясь отражать выпад.

— Не дури, — предостерег он.

Удар тоже получился, но неточным и слабым. Володя с легкостью перехватил его одной рукой, зажав мой кулак в ладони. И тут же отшвырнул второй рукой подоспевшую Дарьюшку.

— Не дури, тебя ждут, — пробормотал он, не скрывая ехидства.

Я — Вера

Смоленский военный госпиталь располагался в небольшом городском лесопарке. Мы втроём наблюдали за зданием из-за укрытия — удобного холмика. Но пока не решались пробраться внутрь.

— Они точно усилили охрану, — предупредил Николай. — Если идти, то ночью.

— Ночью ещё пуще усилят, — возражала Лиза.

— Согласна, — кивнула я.

— Тогда сейчас, — смирился Николай. — Вот только какой смысл? Фёдора там уже нет. А Любимов, скорее всего, слишком слаб. Не заберём.

— Хоть поговорю, — сказала я, продолжая глазеть на здание госпиталя.

Тем временем из него показался персонал. Увиденное вдохновило меня на новый план.

Разжиться халатами оказалось не сложно, так как прачечная госпиталя находилась в отдалении, и она вовсе не кишела гвардейцами. На ней даже не было наших ориентировок. Через пять минут мы переодевались в белые халаты, шапочки и напяливали на лица противовирусные маски.

Забери их демоны! В таком облачении меня и Фёдор не сразу узнает.

Из плохого — оружие пришлось оставить. Где видано, чтобы лекари с оружием расхаживали?

Зато мы беспрепятственно пробрались в госпиталь, прошли по коридору и остановились в пяти метрах от палаты, где дежурили двое гвардейцев.

— Любимов там, — прошептала я.

Вера с Николаем закивали.

— Нам лучше войти прямо сейчас, — пробормотал Николай. Маска над его ртом слегка раздувалась, пока он говорил. — Если будем стоять тут, возникнут подозрения.

— За мной, — согласилась я и уверенным шагом двинулась к караулившим гвардейцам.

Те даже ухом не повели. Двери пред нами не открыли, но и не препятствовали. Даже не спросили, кто такие и зачем заходим.

Я первой оказалась внутри. Не успели остальные прошмыгнуть следом, как дверь позади захлопнулась. За ней послышалась какая-то возня, а я увидела перед собой с десяток гвардейцев.

«Ловушка», — поразила горькая мысль. — «Всё прошло слишком гладко». Не разворачиваясь, я толкнула дверь сапогом, но та не поддалась.

— Заперта, — донесся за гвардейцами спокойный голос. — А за друзей не беспокойтесь. Их попросту вернут в их же камеры.

Гвардейцы расступились, освобождая обзор. В удобном стуле, закинув ногу на ногу, сидел Громов. Любимова тут, разумеется, не оказалось.

— Ваша светлость любит маскарады, да? — заметил он с ехидством.

— Не понимаю вас, ваше сиятельство. — Моя рука попыталась нащупать на бедре несуществующий меч.

Зато мечи гвардейцев ощетинились вокруг меня, словно огромный вывернутый наизнанку ёж.

— Не отпирайтесь, сударыня, — настаивал Громов. — Я узнал вас на балу, пусть и не сразу, а когда вы изволили убежать. Всё не мог понять, что с рукой у этой неловко танцующей особы в шляпке с вуалью. А потом вспомнил. Мне ведь доложили о вашем ранении.

Он поднялся, сделал шаг навстречу.

— Я намерен забрать вас к себе, милая.

В этот момент дверь позади меня открылась. Я тотчас развернулась в надежде на чудесное спасение, но вместо этого обнаружила княгиню Волконскую с мечом в руке и в сопровождении пяти солдат.

— Итак, ты оказался прав, и она клюнула на эту наживку, — рявкнула она. Меч она не поднимала, но и убирать не спешила.

— Разумеется, ваша светлость, — усмехнулся Громов. — Кроме того, как я только что сообщил нашей дорогой эм-м гостье, я намерен забрать её в Петербург, куда она, собственно, и стремилась изначально.

— Только если выполните своё обещание, любезный граф.

— О. В этом не сомневайтесь.

— И ещё. — Она покосилась на стоящего рядом гвардейца. — Дай-ка ей свой клинок. Хочу урок преподать!

— Прошу прощения, ваша… — начал было Громов.

— Не бойтесь, граф. Самое большее — чуть подпорчу шкурку, — отрезала она успокаивающим тоном. — Этим подлым побегом она унизила не только Ростовых, но и меня. Я ведь и так отпускала её домой. А теперь всё — сделке конец. Святослав собирает войско.

Я получила меч и, поскольку медицинская маска стала бессмысленной, сорвала её с лица. Волконская без лишней суеты ринулась на меня.

Поначалу оставалось лишь отражать её яростные атаки. Я отступала, но палата хоть и была весьма просторной, но отнюдь не для такой толпы. Все, включая Громова, расступились насколько это возможно, но даже так места для поединка осталось мало.

Я почти уперлась спиной к гвардейцам, которые, в свою очередь, прижались к стене. Острие клинка Волконской полоснуло по моей плохой руке, и я ощутила в ней боль. Кровь заскользила, и не кое-как, а резво, как при хорошо работающих артериях и венах.

Вдохновленная этим, я резко перешла в наступление. Орудуя клинком, одновременно подняла в себе магию. Пропустила через грудь, руку и металл меча.

— Ах! — От удара Волконская опрокинулась на противоположных гвардейцев.

— Магию нельзя, — рявкнула она недовольно, пытаясь встать.

Я усмехнулась.

— Так следовало преду… — Но тут уж охнула я.

Что-то жесткое, но тупое врезалось в мою спину. От боли я выгнулась. Тут же последовал похожий удар, но уже в живот. Тело согнулось, ловя ртом воздух и не в силах протолкнуть его в легкие.

— Вы в порядке, ваша светлость? Позвольте помогу встать, — донесся услужливый голос возле Волконской.

— Болван! Зачем встрял? — Две смачные пощечины огорошили гвардейца, который столь коварно и беспардонно напал на меня сзади.