Записки прохожего

Глава 4

— Дедушка, когда ты был пионером, ты был примером для других? — Конечно, только не очень хорошим.

Проснулся уже затемно, практически ночь, девять тридцать вечера. Поезд стучит колесами совсем рядом. Прохожу метров двадцать на звук и вот она, железная дорога. Совсем рядом спал. Влево, дорога рассекает лес, вправо поле и виден вдали переезд через трассу. Огоньки в ночи. Темнеет медленно и тягуче, это вам не юг, где Солнце скрылось за горизонтом и наступила тьма. Сажусь на опушке, перекус, допиваю чай с остатками халы. Курю, смотрю на карманные часы, о, да они еще и светятся, хвосфор, да.

Десять часов. Звездочки загораются, одна звездочка, две звездочки, да что меня прет на пошлятину всякую. Пора в путь дорогу, дорогу дальнюю… Опять.

— Мне обязательно ложиться на пузо для старта?

— Не обязательно, раскинь крылья в стороны, дальше я все сам сделаю.

— По карте курс строго юго-запад.

Раскидываю руки в стороны и ухожу в небо по дуге, резко, как будто мною из рогатки выстрелили. Перегрузок никаких не ощущаю, свиста ветра тоже нет. И радары нас не берут. Металла нет, вот такая вот большая птица тихо парит над брянскими лесами.

— Что у нас со скоростью, как нам её измерять? Судя по мельканию деревьев внизу, скорость приличная. Только давай не будем переходить на сверхзвук.

— А ты знаешь, до сверхзвука мы не сможем. На этом принципе, встречного поглощения воздуха. Это можно сравнить с поршневым винтовым самолетом и то не всяким. По мелочи, километров четыреста в час можно выжать. Для более высоких скоростей нужно продумывать конструкцию навроде реактивного двигателя, в нашем случае — прямоточного.

— Не надо пока ничего продумывать. Десять минут в пути, а у меня уже ручонки затекать начали, причем и нагрузки никакой нет, просто в зафиксированном положении держать не привычно.

— А ты понапрягай мышцы, напряги — отпусти, так и отвлечешься.

— Макс. Надо будет озаботиться подобием плаща с капюшоном накидкой между руками и ногами. Серого цвета, для маскировки, чтобы на фоне серого неба не так заметен наш полет был.

— И будешь ты «Серый Плащ». И швабру в рукава вставить, для жесткости.

— Не, помпезно слишком. Летучая мышь — длинно, назовем это вариант Летяга. А насчет швабры, мысль неплохая. Сушай, а не надо плаща. Затемни поле. Будет тёмный ромб на темном небе. А вот мне обязательно руки в стороны раскидывать?

— Эк тебя растащило. Обязательно. Или вариант Призма, но там скорости не наберешь. Или руки в стороны. Поле ведь привязано к живому телу. От тела защитное поле у нас может выступать в стороны на метр. Заряд накопили почти семь процентов, на скорости воздух разлагать, это не то, что на земле самотеком притягивать. Почти как почва, по энергии. Так что руки в стороны держать в полете обязательно.

— Поднимись повыше, километра на два-три.

— Есть три километра.

— Мы уже летим минут двадцать, мелкие огоньки внизу не считаем, воон, на горизонте, огни большого города. Это Гомель. Правь туда. Ещё минут пять и начинай снижение, но не сильно, километра полтора до земли. Полетим над городом, в центре найдем парк там сядем. Надеюсь, пешеходы в небо не смотрят. А так, одной городской легендой больше, одной меньше.

Снижение, внизу промелькнула река и начали проплывать улицы города, освещение было неплохим весьма, особенно центр города.

— Слишком быстро летим, заходи на глиссаду!

— Знать бы ещё что такое эта глиссада!

— Так-то глиссада — это дуга, по которой аппарат заходит на посадку. Вооон там парк, закладывай плавный вираж со снижением, это и будет у нас глиссада.

Приземлились на газоне среди деревьев в парке имени Луначарского. Если кто и видел, как я стал на четыре точки посреди газона — подумает, что спрыгнул с дерева. Быстренько уходим в даль по улице Советская, вниз, к реке. Впереди площадь Ленина, заросли, река. Ночью мне в городе делать особо нечего, магазины закрыты. Время половина двенадцатого. Грабежами тут заниматься не будем. За кордоном легко, а тут не будем. Что делать до утра, непонятно. Иду по газону, избегая света редких фонарей. Но луна хоть и ущербная, но светит ярко, ночь безоблачная. И тут. Из ближайших зарослей, доносится мелодичный звон разбитого стекла и дикий вопль: бля, Сан Саныч, да что ты совсем колчерукий стал, ничего сука руками не держит, последняя чекушкааа! Да чтоб тебе повылазило! Другой голос хриплый и рассудительный:

— Васёк, не надо, ну чо ты, ну устал человек…

— Да сука если устал, херли пузырь лапать, последняя чекууушка…! Черта тебе в печенку!

Вешаю на бок сумку. Засовываюсь в заросли, знаете, в каждом парке бывает такое место, рядом аллея, оживленное движение, а пройди сквозь кусты и вот он: милый закуток, лавочка, упертая из другого места, кругом окурки, пустые фунфырики и хорошо если не наткнешься на местных завсегдатаев этого места. Лавочка тут была, навроде кладбищенской, два столбика врытые в землю и доска на них. Перед лавой стоял «стол», каменный цилиндр, наверное, старый жернов, с мельницы. От случайной встречи с этим столом и закончила свою короткую жизнь чекушка водки «Столичная». В воздухе плыл запах водки, три сосредоточенных лица уперлись взглядами прямо в мою физиономию.

Васёк и неопознанный чефан, сидели на лавочке, а Сан Саныч напротив них на пустом тарном ящике.

Из сумки извлекаю чекушку демонстративно чешу переносицу донышком бутылки и спрашиваю:

— Визивали?

— Нет!

— Визивали-визивали! Васек, ты чего орешь, как потерпевший, щас мусора налетят, вмиг спеленают.

Выхожу на «оперативный простор» и вручаю чекушку Ваську в руки. Затем чекушку неопознанному и Сан Санычу. Достаю себе и ногтем отстреливаю в кусты бескозырку. Мужики смотрят на меня круглыми глазами.

— Да тут мусоров ночью сроду не бывает, бормочет Васек.

— Ну, за наше случайное знакомство, провозглашаю я с интонациями Светличной.

И выпиваю чекушку. Неопознанный тоже поспешно высасывает пузырек и блаженно скрестив глаза на лике Луны, падает спиной назад в кусты, на лавочке остаются лежать его ноги.

Васек отпивает половину и с подозрением глядя на меня закусывает кусочком хлеба со стола.

Сан Саныч, делает большой глоток, морщится и спрашивает:

— Как звать тебя, спаситель?

— Да че меня звать, я сам прихожу. А имя моё Миха.

— И какое у тебя дело к нам, Миха?

Достаю пачку Мальборо, закуриваю, кладу пачку и коробок спичек на стол.

Задумчиво смотрю на Сан Саныча.

— Правильный ты старик, Сан Саныч, сразу в корень зришь. Нужно мне трубы на полдюйма или три четверти метров десять, да болтиков на шесть, полсотни, с гайками. Дам три червонца и по пол литре на каждого присутствующего, с закуской.

— Есть труба трехчетвертная, оцинковка. Только кусками по девяносто пять сантиметров. Двенадцать штук. Отдам все за сорок. Выпивку за болты, много есть.

— Договорились.

Сан Саныч встает: — Васек, тащи Бурчу, пошли ко мне в лодочный. Васек, пытается выковырять Бурчу из кустов, тот оживает, вдвоем они выбираются на тропу, держась друг за друга шлепают за нами. Идем по тропинке с километр, заросли сменяются заборами, дачные участки. Подходим к реке, идем вдоль берега, вот оно, перекошенное строение непонятного вида, Сан Саныч отпирает навесной замок. Да тут даже свет есть! Заползаем внутрь, длинный сарай, треть занимает приличная килевая лодка, где-то даже баркас, по стенам полки, есть верстак, старый диван, кресло. Васек с Бурчей подтягиваются к дивану, рушатся на него и отрубаются оба.

— Устали ребята, переволновались. Иди, Миха, сюда, смотри: вот трубы, их на токарном порезали точно одинаково. Потом выяснилось, что труба должна быть медная, а эту списали в утиль.

— Мне сойдет, это то, что надо. Есть болтики?

— Все есть, вот тут выбирай. Сан Саныч высыпает на верстак полведра болтиков-гаечек-шайбочек. Роюсь в кучке, выбираю полсотни болтов шесть на двадцать, гайки поновее.

— Беру все. Вот смотри, Сан Саныч, три пузыря Московской, три банки шпротов. Четыре червонца. Давай увяжем трубы в сноп и я пошёл.

Сан Саныч извлекает из пиджака недопитую чекушку и прикладывается до дна. Помогает мне увязать трубы куском проволоки.

Сумка на боку, связка труб в руке, как чемодан, покидаю обитель трех алкашей.

Полвторого ночи, до утра еще есть время. Иду вдоль реки, потом сворачиваю в лес, нахожу заросли кустов и устраиваюсь на поспать.

Просыпаюсь в восемь утра, подлая сорока, устроилась на ветке и подняла ор на весь лесопарк. Гнездо у неё там, наверное. Спускаюсь к реке, туманчик есть, но уже истончившийся.

— Макс, ты можешь забрать одежду прямо с меня?

Стою в чем мать родила. Надо озаботиться плавками.

— Забрать одежду в карман легко, а вот одевать обратно сам будешь, тут увы.

— Ага, поплыли, сделай поле под кожу.

Плыву, прохладненько, но приятно. Очень приятно быть живым и молодым-здоровым. Давно забытое чувство. Поплавал, понырял, вылез-оделся. Упал — отжался. Позавтракал сыром с лимонадом. Все, выдвигаемся в город. Защиту на два миллиметра над кожей, песня в путь. Выхожу на площадь Ленина, далее по Ленинскому проспекту. Красивый проспект, это да. Патруль видел один раз, я шёл по правой стороне проспекта, а трое из ларца навстречу по левой. Магазинов много. В одежном купил носков, плавок, платков носовых пяток, на всякий случай. Приличный малчык обязан иметь при себе носовой платок. И два костюма, по десять рублей. В прошлой жизни, такой костюмчик тройка, в семидесятых, стоил двадцать пять рублей. Один костюм цвета кофе с молоком и другой темно зеленый с искрой. Полушерсть полусинтетика. Сойдет, расту еще. Куртку серую с капюшоном, осеннюю нашел на размер больше. В обувном взял две пары приличных полуботинок, коричневые кожаные. Продавцы косились, но товар отпускали. Хлебный магазин, оказалось в одни руки можно взять только две буханки хлеба и батон. Ладно, зайду в несколько хлебных. Неожиданно в мебельном обнаружил набор складной мебели для дачи, стол и четыре стула, ножки из стальных трубок, складываются крестиком. Там же купил матрас ватный и подушку, армейский вариант, явно. Пришлось таскать за угол по очереди стол, стулья и матрас, типа там батя в машине сидит, прокатило. Столик вошел в карман как родной, да и остальное тоже. Далее вижу столовую, пора пообедать, полпервого уже. В столовой беру борщ, шницель с картофельным пюре, чай. Народу полно, почти все столики заняты. После столовой сворачиваю с проспекта в арку, проходной двор, обширный, с деревьями, закуриваю, иду вглубь. Выхожу из другой арки, вижу магазин Хозяйственный. В нем покупаю рулетку на три метра и три кастрюли из нержавейки, на пять, четыре и три литра. Выхожу на улицу и вот они, трое из ларца и тетка жирная: тыкает в мою сторону пальцами:

— Он, это он хулиган точно! Курил во дворе, у него сигареты есть с собой, я сама пачку видела!

До ментов метра два, литеха, с хитрой умильной рожей спрашивает, — мальчик, а почему ты не в пионерлагере?

Вот оно! Вот почему на улицах нигде нет детей. Все в пионерлагерях. Смешно? Не очень. В местную социальную ситуацию мне вникать было негде и спросить не у кого. Надо рвать когти.

— Макс, Призма, чтобы мне бежать быстрее было, уходим по бырому.

С места стартую по тротуару, менты топочут сзади, свистят в свистки, но отстают, заметно. Бежать легко, сворачиваю за угол, вокруг четырех этажки и свернуть некуда, мчу вперед. Впереди показался ещё патруль, побежали навстречу. Останавливаюсь. Уходить под землю или взлетать — слишком наглядно. Рядом водосточная труба, по ней быстро лезу вверх. Вернее, делаю вид, что лезу, тело ничего не весит, переваливаюсь на крышу, а оголовник у трубы занятный какой, с бахромой и металл толстый. Крыша плоская, гудрон. Выглядываю вниз, обе группы захвата стоят внизу и смотрят вверх. Показываю им язык и корчу рожи, надо отыгрывать хулигана. Сержант пытается лезть по трубе, демонстративно отрываю верхнее колено трубы с оголовником, вниз сыплется мусор и пыль. Сержант отпрыгивает в сторону. Литеха высказался витиевато, в том смысле, что если вот сейчас они меня не поймают, то не видать им не только премии, но и зарплату перечислить придется в пионерлагерь имени Клары Цеткин. Сажусь на край крыши, свешиваю ноги, демонстративно закуриваю и сплевываю вниз. Менты отбегают, совещаются, видимо решив, что деваться мне некуда, пытаются найти способ подняться на крышу, двое скрываются в подъезде дома, двое пошли вдоль фасада искать пожарную лестницу. Нету её здесь, мне сверху видно все. Два литехи остались на месте и с ненавистью смотрят на меня. Бросаю в них дымящийся бычок, встаю, взваливаю на плечо колено водосточной трубы и удаляюсь на другую сторону крыши. Там двор, деревья, детская площадка, кусты и никого. Бросаю трубу на крышу, плавно прыгаю в заросли кустов и сразу ухожу под землю. Норку засыпаю песком из кармана. Чао буратины.

— Что у нас с глубиной погружения и запасами песка?

— Глубина десять метров, песка наберу по дороге. Повернись на четыре часа и иди вперед пять километров, выйдем в лесу.

Вышли в лесу. Но лес сосновый, как причесанный, видно далеко, тропинки везде, валежника нет. Подхожу к высокой сосне, на призме взлетаю к вершине. Осматриваюсь, да, массив не большой, явно не дебри. Со всех сторон дороги, селухи, река, рядом Гомель. Уходить пешком бессмысленно, под землей неохота. Ночью улечу. Спускаюсь, нахожу полянку с кустами, устраиваюсь. Надо покидать страну, за кордон надо. Неуютно тут, загонщики на каждом углу.

Сделаю пока щепотницу и мангалы доработаю. Достаю оставшийся от листа кусок нержавейки, метр на сорок. Если взять сторону в двадцать или в пятнадцать…

Не, круглую делать не будем. Не люблю круглые щепотницы.

— Макс, ты следишь за полётом мысли?

— Слежу с интересом.

Значит, высоту так и оставляем, сорок. Ни мне ни тебе, сторона квадрата восемнадцать сантиметров. Перед сгибом верхнюю и нижнюю кромку завальцевать вдвойню. Сшить эту коробку под фальц. Потом из оставшегося кусочка двадцать пять на сорок, выкроить дно и вставить на семь сантиметров от нижнего среза. Дно это квадрат с загибами, чтобы внутрь влез. Значит сначала вальцуем верхнюю кромку. Потом сгибаем, потом дно на место и вальцуем нижнюю кромку вместе с отгибом дна. Потом отверстия понизу и поверху.

— Да ясно уже все, поехали.

От листа отпали куски, все завертелось, заскрежетало. Готово, новенькая щепотница. Раскалываю поленце на щепу, огонёк. Мою и наполняю водой чайник от Матвеича. Щепотница уже хорошо разгорелась, ставлю чайник. А пока займемся доработкой мангалов, время есть. Достаю оба мангала, трубы и болты. Слегка сплюснув один конец трубы, немного изгибаю её, чтоб не совсем уж такая прямая была. И нам не чуждо чувство «эстэтизьма». Прикладываю к боку мангала, два отверстия активным щупом, сажаю на болты. Главное резьбу не сорвать. Вспоминаю анекдот: в угольном разрезе, щупленький водила с Газона, спрашивает у здоровенной морды с Белаза:

— У тебя ключик на десять есть?

— Ха! Откуда, я все гайки, что меньше чем на двадцать два, рукой закручиваю.

Нормально получилось, ставлю мангал на ноги, красавец! Делаю второй, прячу всё в хран. Тут закипел чайник, всыпаю полпачки грузинского чая. Щепотница ещё во всю горит, посмотрим насколько её хватит. Но два чайника точно можно закипятить с одного заряда.

Достаю шашлык, зелень, водку, хлеб. Перекус, потом все прибираю и медленно бреду к реке, посижу на бережку, думаю себе.

Внезапно Макс говорит гнусаво металлическим голосом:

— Обнаружен объект, подлежащий уничтожению.

— Макс, выдерни пальцы из носа, или что у тебя там и говори нормально, где объект?

— Вон там за кустами, стоит, невысокий, обычной внешности, по поступившей оперативной информации, это начинающий гомельский маньяк Метлушко. В твоём мире у него была кличка «Фантомас». В этом мире он пока не известен. Пока он в начале пути, но на нём уже две жертвы.

Из кустов вышагнул мужичек невнятной внешности, в руках занятный такой узкий ножичек. Поигрывает заточкой, а пальцы подрагивают. Волнуется упырек. Медленно подходя ко мне и зыркая по сторонам, подает голос: — а кто это у нас тут в лесу один, такой красивенький?

Нашел, йцукен, красивенького.

Расстояние, между нами, метров пять. Поднимаю правую руку пальцами вперед, щуп толстый пошел.

Над переносицей объекта появляется круглое отверстие диаметром двадцать миллиметров. Сквозное, свет на том конце тоннеля явно виден. Тело мягко валится на траву. И правильно, лучше умереть стоя, чем так вот портить жизнь окружающим.

Вот и первое убийство в новом мире. Гашение облика. Ликвидация объекта.

Подбираю с земли ножик, странный такой, узкий как шампур клинок на 25 см, но толстый, узкий дол, рукоятка набор из цветной пластмассы. Сталь хорошая. Заточка обыкновенная. Прячу в хран.

Стою над телом, так вот ты какой, гомельский Фантомас. Может быть, в этом мире у него была бы совсем другая кличка. Укладываю труп по стойке смирно, руки по швам. Сколько же могил я выкопал в прошлой жизни? Погружаюсь в землю по колено, полный овалоид, иду вперед, полное распыление. На земле остается песчаная продолговатая ямка.

— Макс, а что значит «по поступившей оперативной информации», откуда поступившей?

— А то и значит. Поздравляю тебя с первым успешно выполненным оперативным заданием. Общее задание у нас жить, прогрессировать, обучаться всякому разному. А оперативное задание, оно вот так и бывает, внезапно, как стук из урны с прахом. Мне поступает пакет информации от Папы, я его довожу до тебя и дальше исполнение на твоё усмотрение.

— Так что, мы теперь будем маньяков по Союзу отлавливать?

— Нет, этот случай уникальный, сошлись на узкой дорожке, два сказочных долбо… в общем совершенно сказочное совпадение. Нельзя было не использовать.

— Ну и ладно.

Вздремнуть до вечера и в путь. Устраиваюсь в кустах.

— Макс, давай поспим часов до десяти.

Тьма.