Законник Российской Империи

Глава 23

Я внимательно посмотрел на эксцентрично одетого мужчину, который так настойчиво пытался отнять у меня минуту времени. В итоге решил дать ему шанс высказаться, ведь информация в моем положении никогда не бывает лишней.

— Что ж, — произнес я с легкой усмешкой, — раз уж дело столь важное, что вы готовы прервать мое увлекательное изучение канапе, я весь внимание.

Мужчина просиял, словно ребенок, получивший долгожданный подарок.

— Позвольте представиться, — начал он, делая театральный поклон, — Аркадий Львович Голицын, глава известнейшего столичного дома моды.

Я приподнял бровь, всем своим видом демонстрируя вежливый интерес.

— Дом моды, говорите? Признаться, не слышал о таком. Это какое-то тайное общество портных-заговорщиков?

Голицын сначала недоуменно посмотрел на меня, а затем рассмеялся, но в его смехе чувствовалась легкая нервозность.

— О нет, что вы! — воскликнул он, взмахнув руками так широко, что чуть не задел проходящего мимо официанта. — Это храм красоты и изящества! Мы собираем лучшие наряды со всех уголков мира и представляем их столичной молодежи. Наша миссия — нести свет высокой моды в массы! И более того, показывать то, что не смогли увидеть другие из-за зашоренности их взглядов!

Я едва сдержал улыбку. Этот человек говорил так, словно вещал с амвона, а не рассказывал о модных тряпках. Фанатик от моды? Или еще кто?

— Звучит… впечатляюще, — произнес я, хотя, признаться, интереса у меня в этом не было никакого, но обижать едва знакомого аристократа было бы опрометчиво с моей стороны. — И чем же конкретно вы занимаетесь?

Мужчина просиял еще ярче, если это вообще было возможно. Похоже, я зря именно так повел разговор.

— О, мы делаем так много! — воскликнул он, загибая пальцы. — Мы коллекционируем уникальные наряды, организуем показы мод, издаем каталоги последних трендов. А наши аукционы! — закатил он глаза, довольно улыбнувшись. — На них можно приобрести самые редкие и изысканные костюмы со всего мира!

Я кивнул, делая вид, что впечатлен размахом.

— Кроме того, — продолжил Голицын, понизив голос до заговорщического шепота, — у нас есть связи с зарубежными домами моды. Мы всегда на шаг впереди многих крупных стран!

— Что ж, — сказал я, слегка склонив голову, — рад знакомству со столь важной персоной. Максим Николаевич Темников, к вашим услугам. Так какое же дело у вас ко мне?

Голицын вдруг замолчал, его взгляд скользнул по моему костюму, и в его глазах зажегся огонек, который мне совсем не понравился. Вот только из всего сказанного выходило, что его интересовала лишь моя одежда… Очень странный человек.

— Максим Николаевич! — воскликнул он, всплеснув руками. — Ваш костюм! Он просто… восхитителен!

Я невольно посмотрел на свой наряд. Простой черный костюм-тройка казался слишком скромным на фоне вычурных одеяний окружающих. Уж чего-чего, а выделяться я не особо планировал.

— Благодарю, — ответил я сдержанно. — Хотя, признаться, не вижу в нем ничего особенного. Удобный, простой, вот и все, пусть и выполнен из хорошей ткани.

— Не видите? — Голицын выглядел так, словно я только что сказал, что не вижу солнца в ясный день. — Но это же… это произведение искусства! Эта элегантная простота, эти идеальные линии… В нем столько изящества и стиля! Скажите, где вы раздобыли это сокровище? Я непременно должен знать мастера, способного на воплощение столь смелых идей!

Я понял, что просто так от этого человека не отделаюсь. Нужно было что-то придумать, чтобы закончить этот разговор и вернуться к своему заданию.

— Это работа одного моего знакомого дизайнера, — небрежно бросил я, делая шаг в сторону. — Ничего особенного, уверяю вас.

Но Голицын не собирался так просто меня отпускать. Он схватил меня за рукав, его глаза горели фанатичным блеском.

— Знакомый дизайнер? — воскликнул он. — Но кто он? Я знаю всех столичных модельеров, и никто из них не создает ничего подобного! Это же… революция в мире моды! Вы просто не представляете, насколько это может быть…

Я мягко, но решительно освободил свой рукав из его хватки.

— Боюсь, вы его не знаете, — сказал я. — Он только начинает свой путь и совсем неизвестен.

— Неизвестен? — Голицын выглядел так, словно я сообщил ему о существовании единорогов. — Но это нужно немедленно исправить! Вы должны познакомить меня с ним! Такие костюмы непременно станут одними из лучших, наравне с парижскими кафтанами!

Я понял, что ситуация становится абсурдной. Обычный костюм, чего привязался-то? Нужно было срочно что-то придумать, чтобы отвязаться от этого назойливого модника.

— Боюсь, это невозможно, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал сочувственно. — Видите ли, этот дизайнер… он очень нелюдим. Настоящий затворник. Общается только со мной, и то с большим трудом.

Голицын вздохнул с таким разочарованием, словно я только что сообщил ему о кончине любимой бабушки.

— Ах, понимаю, — протянул он. — Гении часто бывают со странностями. Но, может быть, вы могли бы…

К счастью, в этот момент я заметил Валентина Строгова, который стоял неподалеку, окруженный группой молодых аристократов. Это был мой шанс наконец избавиться от навязчивого модельера.

— Прошу прощения, Аркадий Львович, — перебил я его, — но меня ждут неотложные дела. Был рад знакомству.

Не дожидаясь ответа, я быстро направился к Строгову и его компании. Краем глаза я заметил, как мужчина разочарованно смотрит мне вслед, но спасибо, что не пошел за мной. Надеюсь, мы больше с ним не пересечемся, а то его напор меня немного пугал. Никогда не любил связываться с фанатиками, пусть иногда они и бывают полезны.

Приблизившись к группе молодых аристократов, я услышал, как Валентин хвастливо рассказывает о предстоящей поэтической дуэли.

— … и, конечно же, я одержу победу, — говорил он, самодовольно ухмыляясь. — Этот провинциал даже не представляет, с кем связался!

Я решил, что настало время напомнить о своем присутствии.

— Не стоит говорить «гоп», пока не перепрыгнешь, Валентин, — произнес я, подходя ближе. — А за твое поведение можно и вовсе разучиться прыгать. Хотя, насколько я помню, порочить оппонента за его спиной не было предусмотрено нашей дуэлью. Может, мне спросить с тебя за это отдельно, а?

Строгов резко обернулся, его лицо моментально побледнело. Он явно не ожидал, что я услышу его хвастовство. Попытавшись сохранить лицо перед друзьями, парень натянуто улыбнулся.

— А, Темников, — произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно, — рад, что ты присоединился к нам. Что ж, дуэль нас рассудит, не так ли?

Я заметил, как его кадык дернулся, когда он нервно сглотнул. Похоже, моя небольшая угроза все же достигла цели.

Друзья Строгова, оказавшиеся более воспитанными, чем он сам, вежливо поприветствовали меня. Один из них, высокий молодой человек с черными волосами, обратился ко мне:

— Максим Николаевич, мы слышали, что вы вызвали Валентина на поэтическую дуэль. Должен сказать, это весьма смело с вашей стороны. Валентин с детства обучался стихосложению у лучших учителей. Вам будет непросто. А вы… вы тоже учились этому искусству?

Я, значит, вызвал? Интересно как все этот паренек обернул. Как быстро информация меняет угол повествования. Что ж, это в целом и не так важно.

— Никогда, — ответил я просто.

Мой ответ вызвал настоящий переполох среди молодых аристократов. Девушки, стоявшие рядом, громко ахнули, прикрыв рты веерами. Молодые люди обменялись удивленными взглядами.

— Но… как же так? — спросил тот же молодой человек, явно пытаясь осмыслить услышанное. — Вы никогда не учились стихосложению, и все же вызвали на дуэль одного из лучших молодых поэтов столицы?

— Именно так, — кивнул я, хотя про себя отметил, что не знал этого. Но в целом оно и понятно, Строгов не стал бы предлагать поэтическую дуэль, если бы не был уверен в своих способностях. — Полагаю, это сделает нашу дуэль еще интереснее, не правда ли?

Валентин, который до этого момента хранил напряженное молчание, вдруг рассмеялся.

— Вот видите! — воскликнул он, обращаясь к друзьям. — Я же говорил вам, что это будет легкая победа!

— Чем выше ты летаешь, тем больнее падать, — улыбнулся я, не собираясь повышать голос.

В этот момент нас прервал громкий голос, раздавшийся со стороны небольшой сцены, установленной в дальнем конце зала. Там только что закончили играть музыканты.

— Дамы и господа! — произнес мужчина в строгом черном фраке, выйдя на середину сцены. — Настало время начать наш поэтический вечер. И начнем мы его с весьма необычного и интригующего события, которое случается далеко не часто.

Зал затих, все взгляды обратились к сцене. Я почувствовал, как напряжение в воздухе нарастает.

— Сегодня мы станем свидетелями поэтической дуэли между двумя молодыми людьми из самых уважаемых семей нашей империи, — продолжил мужчина, делая драматическую паузу. — С одной стороны — Валентин Евгеньевич Строгов, сын нашего уважаемого министра внутренних дел. С другой — Максим Николаевич Темников, сын не менее уважаемого министра финансов.

По залу пробежал взволнованный шепот. Я заметил, как многие гости с любопытством смотрят в нашу сторону. Разумеется, в первую очередь они смотрели на Строгова, так как меня пока мало кто знал.

— Что именно не поделили эти молодые люди — тайна, покрытая мраком, — с улыбкой произнес ведущий. — Но они решили разрешить свой спор самым культурным и изящным способом — поэтической дуэлью. Давайте же поприветствуем наших участников!

Раздались аплодисменты. Я почувствовал, как сотни глаз устремились на нас. Валентин, казалось, наслаждался вниманием, расправив плечи и гордо подняв голову. Я же сохранял спокойствие. Что бы меня сейчас ни ждало, годы судебных процессов неплохо научили меня импровизировать.

Мы с Валентином поднялись на сцену. Там уже стояли два небольших стола, на каждом из которых лежали стопка листов бумаги, перья и чернильницы. Рядом с каждым столом стоял стул.

— Господа, займите свои места, — сказал ведущий, указывая на столы. — Сейчас мы объявим тему, на которую вам предстоит создать свои поэтические шедевры.

Я сел за свой стол, оглядев молодых аристократов. Все до единого собрались у сцены. Левински уже наглым образом приобнимал какую-то весьма красивую барышню с недурными формами. Сложно было игнорировать очевидное.

Встретив мой взгляд, он широко улыбнулся и показал мне палец вверх. Похоже, усачу понравилось, как я привлек к себе внимание. Тем более это не обычная дуэль, в которой мы с ним сражались — здесь требуется иной подход.

Зал гудел от предвкушения, словно улей, потревоженный неосторожным медведем. Аристократы шептались и бросали на нас любопытные взгляды. Их глаза блестели от волнения.

Мужчина во фраке, стоявший на сцене, прокашлялся, привлекая внимание публики. Его голос, глубокий и звучный, разнесся по залу, заставляя даже самых болтливых гостей замолчать.

— Дамы и господа! — произнес он с театральной торжественностью. — Настало время объявить тему нашей поэтической дуэли.

Он сделал эффектную паузу, обводя взглядом притихший зал. Я мог поклясться, что слышу, как колотятся сердца присутствующих от предвкушения. Вот что значит публика, живущая без интернета и телевидения.

— Тема сегодняшнего вечера… — он снова выдержал паузу, наслаждаясь всеобщим вниманием, — «Грустная лирика»!

По залу пронесся восхищенный вздох. Кто-то даже захлопал в ладоши, словно ждал именно этой темы.

— У вас будет десять минут, — продолжил мужчина, — чтобы сочинить стихотворение на эту тему. Важно соблюдать рифму и размер. Нужно не менее трех строф или двенадцати строк.

Тут внезапно мужчина выпрямился, расправил плечи и с важным видом наконец представился:

— Меня зовут Игнатий Петрович Зарубин, я архивариус главной столичной библиотеки, и сегодня я рассужу, кто из вас, молодые люди, был более талантлив и грамотен. Собравшиеся могут подтвердить, что в моей экспертности в этом вопросе можно не сомневаться, так что судейство будет честным. А теперь… начали!

Как только прозвучало последнее слово, Валентин набросился на бумагу, словно голодный пес на кость. Его перо заскрипело по листу, оставляя за собой широкие, размашистые следы. Он писал с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь, периодически картинно прикладывая руку ко лбу и закатывая глаза, изображая творческие муки.

Смешно.

Я же сидел неподвижно, наблюдая за этим представлением. Мой взгляд скользил по залу, отмечая реакцию публики. Многие перешептывались, бросая на меня недоуменные взгляды. Я слышал обрывки их разговоров:

— Почему он не пишет?

— Может, он не умеет?

— Бедняга, он опозорится… Зачем он вообще бросил Строгову вызов?

Тем временем Валентин продолжал свое представление. Он комкал исписанные листы, театрально вздыхал и хватался за голову, словно пытаясь выдавить из нее последние капли вдохновения. Его действия напоминали мне плохую пародию на творческий процесс, и я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Прошло уже минут пять, а я все еще не притронулся к перу. Зал гудел от напряжения. Я чувствовал на себе взгляды сотен глаз, полные любопытства и недоумения. Даже Игнатий Петрович, то и дело поглядывал на меня с беспокойством.

Наконец, когда до конца отведенного времени оставалось всего три минуты, я медленно и спокойно взял перо. В зале мгновенно воцарилась тишина, такая глубокая, что можно было услышать, как падает булавка.

Я окунул перо в чернильницу и начал писать. Мои движения были плавными и уверенными, ни тени сомнения или спешки. Я чувствовал, как напряжение в зале нарастает с каждой секундой. Люди вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что же я пишу, но я сохранял невозмутимое выражение лица.

Закончив писать, я отложил перо и откинулся на спинку стула, спокойно оглядывая зал. Мой взгляд встретился со взглядом Левински, который стоял в первых рядах, все еще обнимая свою очаровательную спутницу. Он подмигнул мне, всем своим видом выражая поддержку. Его-то как раз все это несказанно забавляло.

— Время истекло! — объявил Игнатий Петрович, и его голос прозвучал неожиданно громко в напряженной тишине зала.

Мой соперник по этому противостоянию тут же вскочил со своего места, размахивая исписанным листом бумаги.

— Я хочу прочитать первым! — выкрикнул он, и в его голосе явно слышалось нетерпение. — Меня посетила муза, и я… Я создал нечто восхитительное!

Игнатий Петрович кинул на меня вопросительный взгляд. Я кивнул, мол, не возражаю. Хочет Строгов покрасоваться, то пусть выходит первым.

Получив добро от судьи, Валентин вышел на середину сцены. Он откашлялся, расправил плечи и начал читать:

'Печаль, как туча в небе хмуром,

Накрыла сердце тенью злой.

И жизнь, что прежде была бурной,

Теперь течет, как дождь зимой.

Душа моя, как лист осенний,

Трепещет на ветру судьбы.

И нет ни радости, ни пенья,

Лишь скорбь от горькой той борьбы.

О, грусть! Ты, словно море слез,

Затопишь берег бытия.

И я, как брошенный утес,

Стою один среди дождя'.

Валентин закончил читать и гордо оглядел зал. Его голос звучал монотонно, без каких-либо эмоций или выражения, словно он читал список покупок, а не лирическое стихотворение. Я невольно подумал, что в школе ему бы точно влепили двойку за такое чтение — по крайней мере, нас постоянно пинали, заставляя читать с выражением. И вот это считается чем-то особенным?

К моему изумлению, зал взорвался аплодисментами. Аристократы восторженно хлопали, восхищенно переглядываясь и обмениваясь комментариями.

— Какая глубина чувств!

— Какие необычные сравнения!

— Валентин — настоящий поэт!

Я едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Неужели эти люди действительно считают это хорошей поэзией? Впрочем, чего еще ожидать от публики, которая восхищается вычурными нарядами и пустыми светскими разговорами?

Валентин, упиваясь всеобщим вниманием, повернулся ко мне. На его лице играла надменная ухмылка победителя.

— Ну что, Темников, — произнес он с вызовом, — ты способен написать что-то лучше? Думаю, вряд ли! Может, сразу сдашься, чтобы не позорить весь свой род?

Я медленно поднялся со своего места, чувствуя, как все взгляды обратились на меня. Всем было интересно, почему я так долго не брался за перо, и что же можно было написать за три последние минуты.

Пора было разрушить этот карточный домик самодовольства и показать, что такое настоящая поэзия.

— Знаешь, Валентин, — начал я, и мой голос, спокойный и уверенный, разнесся по притихшему залу, — твое стихотворение… Оно как недоваренная каша — вроде бы все ингредиенты на месте, но вкуса никакого.

По залу пронесся удивленный шепот. Валентин побагровел, но я продолжил, не давая ему возможности вставить слово:

— В твоем стихотворении нет глубины, рифма хромает на обе ноги, а размер потерялся где-то между первой и второй строфой. Если бы стихи были пищей, твое творение подошло бы разве что для кормления бродячих собак. И то, боюсь, они могли бы отравиться. Течет, как дождь зимой? Брошенный утес среди дождя? Разве это похоже на литературные сравнения?

Зал замер. Казалось, все присутствующие одновременно затаили дыхание. Кто-то кивал, соглашаясь с моими словами, кто-то просто задумался о сказанном. Валентин стоял с открытым ртом, его лицо приобрело оттенок спелого помидора.

— Да как ты смеешь! — наконец выдавил он из себя. — Тогда давай, покажи, что ты там написал! Уверен, ты опозоришься!

Я усмехнулся.

«Михаил Юрьевич, — подумал я, — простите, что использую ваше творчество. Но нужно научить этих невежд, что значит настоящая поэзия».

Одним плавным движением я вскочил на стол, вызвав шокированный вздох у публики. Некоторые дамы даже прикрыли рты веерами, словно увидели что-то неприличное.

Игнатий Петрович открыл рот, явно намереваясь сделать мне замечание, но я не дал ему такой возможности. Уж что-что, а с речью выступать я умел всегда, как и быть убедительным.

Набрав в грудь воздуха, я всем видом показал, что начну громко, но вместо этого мой голос был вкрадчивым и тихим, словно готов был залезть в самый потаенный уголок души.

'И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…'

Понравилась история? Жми лайк и конечно же оставь свой комментарий — это здорово поможет произведению!

Продолжение: https://author.today/reader/403048