Хамуцо открыла глаза.
Она не поняла, как долго была в отключке на этот раз и вышла ли она вообще из неё, но в поле зрения попала только мокрая от воды и крови плитка, вся в крошках мяса. Вроде не похоже на мост в белом тумане. Она лежала на животе и попыталась приподняться, но тело ломало так, будто в каждую мышцу воткнули стальной стержень, а голова гудела как с похмелья. Удалось повернуть голову, но этого хватило, чтобы осознать произошедшее.
Многорукого ёкая было сильно меньше, сам он сидел метрах в сорока и готовился выбросить руки, услышав звук. А между ним и Хамуцо замер в стойке, повернувшись к ней спиной, кто-то небольшого роста, со странными ногами: плотными, но с маленькими круглыми стопами. Кажется, они были в гетрах и плотно обтянуты шнурами, а одежда представляла собой мешковатые шаровары и подпоясанный короткий халат-кимоно — свет фонарей позволил определить, что цвета охры. У маленького незнакомца были светлые густые волосы, стянутые в хвост, какие-то два тёмных пучка сбоку, но сильнее всего девушку поразил палаш дао, который был крепко сжат в тёмных пальцах.
"Мечник!" — просияла Хамуцо. Но знать бы, кто это… Си Ши говорила о "Песчаном тигре" — школе боевых искусств на Среднем кольце. Быть может, он оттуда?
Вторая попытка встать. Внимание! Марш!
— А-а-айш-ш-ш… — девушка совсем тихонечко простонала от боли в районе ключицы, но ёкаю этого хватило и он выбросил вперёд три руки.
Хрясь! Чпоньк! Шмяк!
Удары незнакомец нанёс замечательные, причём с минимумом суеты: две руки отлетели, третья отступила с глубоким разрезом.
— Не советую шевелиться… — посоветовал сквозь зубы незнакомец. Голос у него оказался глубокий и приятный, хотя со странным непередаваемым акцентом, каким-то "йекающим", — Он не идёт, а атакует, готовясь уйти, а этого мы не разрешаем…
— Что с драконом? — быстро шепнула Хамуцо.
— Бирюза в порядке, ёкай разделился, и очень хотелось бы верить, что это последняя часть, — незнакомец отбил ещё две атаки.
Внезапно на другой стороне улицы послышался шум и визги. Хамуцо наконец-то смогла приподняться на локтях.
— Там ещё чудовища…
Руки незнакомца крепче стиснули рукоять.
— Тогда придётся действовать быстрее.
Хамуцо и ахнуть не успела, как маленький защитник сорвался с места и понёсся на ёкая. Дюжина рук взметнулась ему навстречу. Какие-то удалось отбить, от каких-то увернуться, но удар двух последних вынудил защитника отлететь на крышу.
"Чёрт, никак не рассмотреть его…", — думала Хамуцо, пытаясь найти взглядом Бирюзу.
Оказалось, он лежал рядом, уже в человеческом обличье, весь заляпанный кровью, повсюду было размётано крошево плоти. Наверное, этот молниеносный незнакомец изрубил ёкая в клочья, чтобы достать их.
А незнакомец тем временем бежал по крыше, уводя ёкая от них и отбиваясь от атак. Один раз особо мощная рука чуть не снесла ему голову. Ёкай, понимая, что так ему нарушителя спокойствия не достать, сам полез на крышу — и с грохотом провалился внутрь!
Незнакомец развернулся, побежал к дыре, подпрыгнул, сделал в воздухе кувырок и нырнул вслед за ёкаем, замахнувшись палашом. Раздались неприятные хлюпающие звуки, ещё долго слышалась возня, а затем всё стихло.
Незнакомец вышел внизу через дверь. Выглядел он так, точно его окунули в чан с каким-нибудь супом красного цвета. Кажется, в России такой есть, называется то ли брощ, то ли борщ — отца в Москве угощали. А красный он из-за свёклы, потому что там не кладут в бульон редис.
Маленький защитник, на ходу вытирая палаш куском ткани и затем возвращая в ножны, наконец подошёл к пострадавшим. Он действительно оказался маленьким — ростом не более метра двадцати — но Хамуцо поразило другое: пучки оказались ушами, странной формы ноги были похожи на лапы, а сам защитник с маской из тёмной шерсти вокруг глаз, несколько длинным туловищем и маленьким носиком-пуговкой оказался…
— Йетиманси… — пробормотала Хамуцо. — Наконец-то…
— Нужна помощь, чтобы встать? Или есть серьёзные травмы, которые я не увидел?
Несмотря на свой маленький рост, незнакомец присел на одно колено, чтобы говорить с полулежащей на животе девушкой на равных. На протянутой тёмной руке, обмотанной ремнями, было шесть пальцев. Кисть была голая, а вот выше запястья шёл бежевого цвета мягкий шёрстный покров.
— Спасибо, — Хамуцо всё же смогла встать самостоятельно, хотя это было больно. — Спасибо вам большое. Я даже не знаю, смогу ли отблаго…
Йетиманси остановил её жестом ладони.
— Сейчас не до этого, надо привести в чувство Бирюзу. Вам придётся уходить, идёт охота за ци дракона и твоей. Мне не хотелось бы увеличивать ваше чувство вины, но демоны пришли сюда за вами.
Хамуцо открыла рот, не зная, что сказать.
— А… в-вы…
— Прошу прощения, — йетиманси коротко мотнул головой. — Я Йеча с Сизого Выступа, необъявленный мастер кунг-фу северного стиля. Я друг Бирюзы и знал двух предыдущих учениц Си Ши, так что ты можешь мне доверять.
Тем временем Бирюза сам привёлся в чувство. Шатаясь, он еле поднялся. Лоб у него был разбит, из носа и рта текли тонкие струйки крови, вдобавок по бокам зияли раны от ножа Хамуцо.
— Кстати, твоё, — Йеча вынул из-за пояса армейский нож и вернул его девушке. — Неплохое оружие, чтобы напасть со спины из засады, но сражаться им трудновато. Так, нам надо бы идти.
Идти не получилось: Хамуцо и Бирюза хромали, точно паралитики. И девушка не понимала, почему теперь Бирюза не обращается.
В это время люди начали выходить на улицу, совсем недавно бывшую местом смертельного боя. Многие спрашивали, а что случилось и почему вокруг такой бардак. Потому что ёкай начал растворятся в ночи, и только что пришедшие и знать не знали о драке с чудовищем, а видели только трёх заляпанных мокрых бродяг, один из которых был вообще не человеком. Поэтому Хамуцо очень удивилась, что никто не предложил им помощь. Вдобавок и шум по соседству заглох.
Кто-то вывел на улицу ребёнка. Тот увидел Йечу, лицо у него сморщилось, он поднял с земли кусок кирпича и запустил им в йетиманси.
— Зверюга! Тебе нельзя здесь быть! Уходи, какашка!
Йеча спокойно шагнул в сторону, и кирпич ударился о мостовую.
Хамуцо была в шоке.
— Как тебе не стыдно такое говорить своему старшему другу?
— Молчал бы, оборванец! — произнёс кто-то со стороны.
— Кого вы трое, черепашьи дети, убили? — спросила какая-то старуха.
Народ недовольно и враждебно загудел, через толпу начали протискиваться ши-цза.
— Хоть кто-то из служителей порядка! — обрадовалась Хамуцо, но ровно до тех пор, пока ей не начали вязать за спиной руки. Йечу и вовсе ударили, он упал лицом вниз, причём не пытаясь увернуться и не сопротивляясь. Впрочем, ему было бы сложновато: самый мелкий из стражей был выше его на две головы.
— Йетиманси! Кто пропустил тебя через ворота?! За нарушение закона получишь палкой и будешь сидеть в подвале, грязный блохастый пёс!
— Что происходит?! — начала паниковать Хамуцо: ей казалось, что она начала сходить с ума. Они чуть не погибли, какого чёрта на них ворчат?
— Мы выглядим неблагонадёжно, а Йече и вовсе запрещено здесь быть, — наконец-то ответил Бирюза, слабо улыбаясь: его не выдали, но держали под руки. Кстати, за него из толпы вступились.
— Это резчик Сяолун, он точно не разбойник! Наверняка эти двое его порезали: смотрите, какие раны. А у извергов с собой оружие!
Оружие было изъято.
— Вы с ума сошли? — крикнула толпе Хамуцо, которую уже куда-то тащили. — Здесь был ёкай, он целый дом разгромил, там убитые лежат!
— Брешешь! — ответил ей какой-то дед. — Не может быть в Среднем кольце никаких демонов, они не прошли бы через ворота!
Девушка сдерживалась, чтобы не зарыдать. Её мало того, что оклеветали, так ещё и разлучали с новыми друзьями.
— Бесполезно! — крикнул ей Бирюза, оставшийся где-то позади. — Люди не захотят в это поверить.
— Сделай что-нибудь, обратись в дракона! — попросила девушка прежде, чем её ударили по голове.
— Заткнись, смутьян!
— Тогда пострадают люди, — долетел сквозь искры из глаз ответ Бирюзы.
Вот он, альтруизм. Сами не пожалели себя, другие их тоже не пожалеют.
"Эти люди коммунизма не заслуживают, они бы его испортили", — обиженно подумала про себя Хамуцо. По крайней мере из-за переполняющих её эмоций меньше чувствовалась боль в теле.
На счастье троицы, из-за угла вынырнул цутигумо.
Искал-то он источник ци, но поскольку что Хамуцо, что Бирюза, что мастер Йеча не были в лучшей форме, то он пошёл на толпу. Поднялся ужасный визг, ши-цза сначала застыли от страха, потом, вспомнив о своём долге и боясь прослыть в народе трусами, вынули мечи, оставили нарушителей спокойствия и пошли на ёкая. А сам народ либо собрался в кучу и начал дрожать, либо разбежался по домам. Всем уже стало не до бунтарей.
— А я говорила! — бросила им вдогонку Хамуцо, стараясь распутать руки. — Ножик бы вернули…
После долгого бегства от многорукого полуневидимки и подставы от жителей Среднего кольца огромный паук вообще не смущал её.
— И снова держи, — Йеча протянул ей нож, сам же он вернул себе палаш в ножнах. — Извини за произошедшее. Если бы я сопротивлялся, было бы всё гораздо хуже, мне действительно не полагается здесь находиться. Но теперь…
Он проводил взглядом цутигумо, которого погнали к стене, отделяющей Новый Эрлитоу.
— …Теперь нам лучше собрать вас, чтобы вы могли уйти.
Бирюза обернулся в истинную форму, когда они скрылись от других людей.
— Как вы нас нашли? — спросила Хамуцо, пока они летели к Дому Мандаринок. — И почему?
Йеча держал дистанцию и умудрился не сваливаться с Бирюзы, сидя где-то посередине и держась руками за свой обёрнутый вокруг драконьего туловища пояс.
— Говоря откровенно, лично мне вообще нельзя быть в Эрлитоу, но многие мои соплеменники, среди которых есть мои хорошие знакомые, живут в Пределе и Третьем кольце. Они писали мне, что чувствуют себя тревожно и демоны, который обычно и живут там после уничтожения лесов, болот и лугов почти четверть века назад, стали слишком часто выходить на охоту, питаясь чужими ци для подпитки своей, для чего они пожирают сердца. Поэтому я решил побыть здесь некоторое время, чтобы в случае чего помочь своим. Тысячелетиями энергия в Тянь-Чжунго циркулировала ровно, а теперь то всплески, то спады. Но энергия не может уходить в никуда, значит, что-то происходит.
— О-ох… — задумалась Хамуцо. — Си Ши говорила, что за последние двести лет сюда пришло очень много иномирцев…
— Сюда пришли мы. Возможно, мы и причина, — довольно спокойно, что не вязалось с сутью сказанного, сообщил Йеча.
Хамуцо смотрела на рожки Бирюзы и размышляла, забыв, что вообще-то дракон ничего не видит и ему было бы неплохо сообщить, в том ли хотя бы направлении они летят.
— И что же теперь будет?
Краем глаза Хамуцо увидела, что йетиманси немного застенчиво дёрнул ушами.
— Если у тебя ещё нет учителя, то я бы рискнул предложить свою кандидатуру, хотя я далеко не лучший мастер кунг-фу, пусть и владею дадао.
Девушка встрепенулась.
— Дадао? Вы сможете научить меня фехтовать?
— Пожалуй, да, если ты захочешь. Так-то с твоими навыками и происхождением тебя приняли бы и в "Песчаного Тигра", и в "Нефритовую черепаху", и в Облачный монастырь Дафэн. Воины из этих школ могут попасть в элитные отряды ши-цза и охранять сам Совет. Си Ши, должно быть, говорила тебе о школах боевых искусств и совершенствования?
Хамуцо поморщилась, а потом громко вскрикнула, потому что Бирюза чуть не врезался в дерево. Они были уже у Дома.
— Не очень много говорила и не советовала мне учиться фехтовать. Наверное, ей в принципе не нравятся боевые искусства, она слишком… патриархальна.
Дом Мандаринок выглядел так, словно это был форт на границе, который уже несколько дней мучительно ждал нападения врага, чьи знамёна развивались над лагерем где-то на горизонте. Однако девушки-служанки испуганно завизжали, когда к ним явились побитый дракон с двумя испачканными кровью всадниками.
— У меня сильное желание окунуть вас с головой в бочку и натереть головы мылом, но времени на это нет, — перед ними появилась Си Ши и отвесила короткий поклон. Она по-прежнему выглядела усталой и загнанной, её кукольность спа́ла, и теперь она казалась куда человечнее. — Приветствую Бирюзу, синего дракона Среднего кольца, мастера мечей дао Йечу-иномирца и… Хамуцо, У меня нет слов, чтобы описать, как ты выглядишь. К сожалению, ничем помочь я тебе уже не успею. Скоро на этот сыхэюань нападут, потому что охота идёт в том числе за тобой.
"Кажется, у меня сломаны ключицы, куча порезов об острые края, ладони и колени разбиты, а ещё у меня было сотрясение и мне, наверное, лучше не двигаться, в то время как Бирюза и вовсе ударился носом о стену", — хотела сказать Хамуцо, но поняла, что это бесполезно.
— Ты нашла Эмань? — спросила тем временем Си Ши.
Хамуцо отрицательно мотнула головой. Она услышала, как девушки, в том числе батрохи, начали коварно вполголоса обсуждать Йечу: "Гляди, это йетиманси, который мастер мечей! Ты слышала, что они способны звереть и раздуваться в огромных медведей? Да-да, поэтому их не пускают сюда, им нельзя верить, они тебя разорвут, настоящие звери! А ещё говорят, что на самом деле они тануки[1], хотя мне кажется, что он хорёк. Ты погляди, какой маленький, как ребёнок! Они и верно не умнее ребёнка, а из-за них из Тянь-Чжунго уходит ци, так почему их ещё не выгнали из Эрлитоу?"
"Как можно говорить такое про разумное и при этом вполне себе симпатичное живое существо?" — с тоской подумала Хамуцо, но уточнила у наставницы совсем другое.
— А почему на нас охотятся? Вряд ли мы пока представляем из себя что-нибудь стоящее, да и никому не интересно, что происходит в нашей стране, раз там нет императора.
Си Ши неожиданно грустно вздохнула и сложила руки на груди.
— Из-за благословения. У тех, кого привела Гроза, по сути сохраняется связь с землёй, и при этом они становятся частью небес. Благословение позволяет передать энергию с небес на землю, и те из небесных жителей, для которых дела земли имеют значение, могут использовать таких как вы в своих целях. И О-Цуру со мной так и поступила.
— Ох… — Хамуцо почувствовала, что ей стало прохладнее.
— Мне кажется, та первая девушка не добралась до нас, потому что её перехватили. Если те же люди, батрохи, подлесники и мало ли кто ещё перехватят ещё кого-нибудь из вас, то этого может быть достаточно, чтобы вмешаться в естественный ход вещей.
"Первая девушка? Но ведь Софи же… Ладно".
— Мы же ничего не умеем, чего нас ловить? — Хамуцо развела было руками, но снова съёжилась от боли.
Си Ши улыбнулась — очаровательно, немного снисходительно и в то же время горделиво.
— Уже умеете, иначе ты бы сюда не добралась. Но по́лно, пора бы уже прощаться.
— А Меркурия? — неожиданно вспомнила Хамуцо. — Ей же некуда идти, мы можем взять её с собой! Да и Эмань неплохо бы дождаться.
В этот момент девушка почувствовала точно ожог на пострадавший щеке. Она повернула голову: на неё в упор смотрела Рыжая.
— Меркурия уже нашла, куда ей идти, — наставница сказала это жёстким, немного обиженным голосом. — А Эмань мы дождёмся. Вам действительно пора уходить.
Девушки собрали Хамуцо её вещи и положили еды в дорогу.
— Не забывай нас, Хамуцо! Передавай привет тем, кого встретишь!
— Думаю, монастырь Дафэн подойдёт тебе, — через силу произнесла Си Ши, точно это было противно говорить. — Если ты не выбрала другого, кто научит тебя концентрировать ци на кончике лезвия и разить врагов.
Хамуцо повернула голову на мастера Йечу, который всё ещё сидел на расстоянии примерно в метр от неё.
— Мне кажется, я его уже нашла.
Йеча удивлённо посмотрел на неё, янтарные глаза его широко распахнулись, круглые уши поднялись.
— В Облачном монастыре тебя хорошо бы подготовили лучшие мастера, и там ты бы была в безопасности.
Хамуцо постаралась лучезарно улыбнуться, насколько это было возможно с распухший щекой, глубокой царапиной на скуле и засохшей кровью на лбу, под глазами и под носом.
— Мне не нужен лучший учитель и безопасность. Я хочу быть мечником. Вольной борьбы ради искусства мне хватило в школьные годы, теперь я хочу иметь возможность реально защищать людей. И не только людей.
На пару мгновений рот йетиманси немного крипово растянулся тонкой линией, но потом снова нормальным.
— Такие слова — высшая награда для меня. Я рад быть твоим учителем, Чан Хамуцо.
Девушка улыбнулась, а потом испуганно захлопала глазами.
— Откуда вы узнали моё имя целиком?
— Бирюза, — коротко ответил Йеча, мотнув головой в спину дракону.
Когда Хамуцо глядела с высоты на удаляющийся Дом Мандаринок и Среднее кольцо, что-то внутри подсказывало ей, что в таком виде она больше не увидит эти места. Снова её жизнь претерпевает радикальные изменения, но это всё хорошо, когда в сердце горит надежда. А у неё теперь новая надежда — стать воином. Настоящим, а не как эти ши-цза.
Йеча говорил о мастерах, что гораздо сильнее него, но сейчас девушке сложно было представить технику владения палашом лучше, чем уничтожение существа с несколькими десятками рук большой длины воином ростом с ребёнка, который поборол его в одиночку. Но дело было не только в технике: человек (или не человек, какая разница), что добровольно сдался стражам, лишь бы не подставлять совершенно незнакомого обывателя, казался если не родственной душой, то примером для подражания.
Проще говоря, Хамуцо могла выдумать миллион аргументов, чтобы объяснить свой выбор, хотя причина была проста: Йеча ей понравился, несмотря на всю свою необычность. Так же, как Бирюза. Также, как Софи и потом в конце концов Меркурия и Эмань. Странные, с большими недостатками, но такие искренние в том, чтобы быть собой. Ну разве что Софи из этого определения выбивается.
— Кажись, живая…
Знакомое ощущение, когда незнакомая мужская рука касается её тела в районе груди, не спросив никакого разрешения. Так делают парни, считающие, что девушка — их собственность. Либо врачи.
— А-ай…
Двигаться так больно, точно ни одной целой кости не осталось. В одном глазу ничего, кроме мутной темноты, другой видит еле-еле: очки все в грязи.
— Пенг, либо отойди, либо делай всё сам! — сказал сверху весёлый, немного курлыкающий голос.
— Ой, не-е-е! — беззаботно ответил трогавший, быстро встал и шагнул в сторону. Рядом ещё зашагали: кажется, здесь было немало народу.
— Готовы? — сказал весёлый голос.
— Да, мастер Аллату! — ответил разношёрстный хор.
Эмань показалось, что на неё светит солнце, хотя сначала было сумрачно, а затем почувствовала, как в ослабленное, сдавшееся тело возвращается жизнь, а боль понемногу отступает. Точно её чем-то накачивают.
"Опять наркотики? Или какие-нибудь стимуляторы… Хотя не, тогда бы это вводилось через капельницу, а тут как будто через дыхательные пути и грудную клетку само проникает. Да и блядь, я в древнекитайской антиутопии, откуда тут капельницы? Очень скоро я умру если не от потери крови, то от сепсиса, гангрены, какого-нибудь столбняка и так далее", — отчаянно думала Эмань, немного радуясь тому, что у неё хотя бы работают мозги.
Тёплое бодрящее воздействие прекратилось.
— Мастер, хватит? — спросил девичий голос.
— Должно, — ответило весёлое журчание — Не дракона оживляем! Кстати, никогда не пыталась оживить дракона — наверное, это очень интересный опыт, пусть и дорого стоит. Прямо даже жаль, что феникс в порядке.
Неожиданно Эмань попыталась приподняться на локтях и протереть уцелевшую линзу очков тканью у ворота.
— Погоди-погоди, мы ж не знаем, что у тебя сломано! — остановил её тот весёлый голос.
— Да ничего не сломано… — Эмань всё же смогла частично прозреть. Вокруг неё собрался кружок людей и не совсем людей под предводительством странной — высокой, тонкой и синеватой — дамы с каким-то космическим лицом и множеством голубых пятен. Её голова казалась раздутой, как у гидроцефалов, однако одежда была вполне характерная для Тянь-Чжунго, а сизые волосы, бывшие на задней половине головы, были заплетены в мелкие косички, достающие до земли.
"На'ви из "Аватара" с Хищником скрестились, что ли?"
— А вы кто, целители?
Синеватая гидроцефальная дама усмехнулась (это ей принадлежал весёлый журчащий голос):
— Не угадала! Поди, голова не очень-то соображает. Ну, попробуй ещё раз!
Эмань медленно моргнула живым глазом. Часов шесть назад общество новых и явно интересных людей, среди которых, кстати, были батрохи, а одна девушка казалась подозрительно бледной, привело бы её в восторг, но теперь ей не хотелось совершенно ничего, особенно угадывать.
— Сектанты?
— Неа! — мотнула головой дама.
Некоторое время стояла тишина.
— Ну же, угадывай, последняя попытка! — ободряюще цокнула языком мучительница.
Эмань медленно выдохнула, чувствуя, как ужасающе раздирает плечи. Проклятая кицунэ… Проклятый паук… И Софи… сучка… Нет, ей точно пару лет как бухать можно, она только косила под малолетку. Интересно, Хамуцо на всё купилась?
Хамуцо… Чёрт, она так и не извинилась перед этой солдафонкой с золотым сердцем, что простила слепого наркодилера, хотя тот привёл их в притон. И Меркурия… Их же обеих не было там, так?
— Посмотри на нас получше, подумай хорошенько, всё равно лекарь наш с того конца посёлка сюда ещё не добежал.
— М-м-м… — попыталась задуматься Эмань. Так, тут батрохи, они в рабочих ципао… Из людей тут девушки, причём намного её младше, ещё подростки. Да, вот она, бледная синеглазая со светлыми волосами! А вот два парня, один в красном — это он подходил к ней — ханьфу, другой в зелёном, ханьфу простые, даже коротковаты и запахнуты небрежно. Рожи наглющие, такие бывают у популярных школьников старших классов. Волосы длинные, но собраны, причём одинаково. Как будто братья… Впрочем, нет, некоторые черты сильно разнятся. Но вайб-то, вайб один…
Два парня увидели, что покрасневший, опухший глаз Эмани, как око Саурона, обратился на них. Тогда один похотливо высунул язык, зажав углы рта двумя пальцами одной руки, а второй закатил глаза так, что радужка полностью скрылась за веком. А потом они оба зажмурили один глаз — левый.
— Я дохлая девка! Я дохлая девка! — захохотали они.
— Вы школа кунг-фу, стиль тайцзицюань, и вы находитесь на западе примерно в двухстах километрах от внешней стены Эрлитоу, — быстро и безэмоционально проговорила Эмань.
Парни синхронно раскрыли рты в удивлении, но затем снова хитро прищурились. Девушки же зашептались между собой.
Синеватая дама улыбнулась.
— Почти! Мы заклинатели ци, можно культиваторы ци, можно ци-бендеры, но лично мне нравится слово "заклинатели", хотя мы ничего не заклинаем.
— А что… — Эмань случайно посмотрела на свои бёдра и испугалась, как они ужасно выглядят: с зияющими ранами от когтей, залитые кровью, испачканные золой и сажей. — А что вы сделали?
— Поделились своей ци с тобой, потому что ты свою отдала земле и демонам, и очень зря, — произнёс парень в красном.
— Лучше бы оставила для нас! — хохотнул парень в зелёном.
Эмань, однако, смотрела только на синеватую даму.
— Это о вас говорили, что вы управляете своей и чужой жизненной энергией?
— Да, это мы, — ответила та. — О, кстати! Я мастер Аллату, а это два идиота, которые напугали стаю бойев, из-за чего те разнесли нам ограду, Пенгфэй и Донгэй. И спасибо за феникса, Си Ши его держала при себе и не отпускала никуда. Жадина.
Эмань опустила голову.
— Дома Мандаринок больше нет. Его защищали отважно, но этого было мало…
— Это две Хуа подвели Си Ши, было ж очевидно, что на О-Цуру работает множество хороших нарушителей порядка, окно драконы ведь закрыли.
— Что закрыли? — не поняла Эмань.
Аллату почесала за ухом.
— Окно. Возле небесных стран где-то в небе было окно, туда можно было с земли прийти без помощи Грозы, ну вот японцы туда… в смысле, в окно на Такамагахару на самолётах и металл, и станки, и прочие технические вещи доставили, пришлось паре драконов лопнуть, чтобы дыру закрыть, но вообще у стран с землёй много пути сообщений… Короче, не парься, всё будет замечательно, жить будем, мы тебя вытренируем… Ты же с нами хочешь, да?
Девушка снова медленно моргнула, чувствуя, что изнутри накатывает сосущий мрак.
Аллату почесала свой большой лоб, глядя, как Эмань уронила голову на траву и у неё изо рта пошла пена.
— Наверное, это не очень хороший знак? О, а вот и наш доктор!
Ученики Аллату поначалу очень интересовались Эмань, но та лежала в лазарете в посёлке, медленно восстанавливаясь и ни на что не реагируя. Потом она встала на ноги, хотя через глаз у неё ещё проходили бинты. Девушки ожидали, что теперь она будет с ними тренироваться и много чего расскажет и о земле, и об Эрлитоу, и вообще о девичьем, но Эмань ни с кем не разговорила и ничем не интересовалась.
Юные и не очень заклинатели жили в ближайших деревнях и посёлках, между которыми располагалась причудливая дача с мраморными ступеньками и мансардой, которую Аллату гордо называла Домом Заклинателей. Эмань стала жить там. Рыжая, оказавшаяся Яшмой и вообще-то фениксом, улетела в горы восстановить силы от солнца, и Эмань стала новой Рыжей: незаметная, тихая, она следила за садом и фруктовыми деревьями, подметала полы и дорожки, разогревала хого, кормила в пруду карпов, пока ученики занимались цигуном, учились правильному дыханию, каллиграфии, постигали теорию даосизма и пяти элементов, плавали в речке, протекающей неподалёку, а потом работали на полях. Большинство учеников Аллату были крестьянами и изучали культивацию ци отнюдь не для увеличения собственного могущества и достижения бессмертия: по завершению сева заклинатели отдавали полям энергию свою и односельчан, чтобы почва умножила её и никто не остался голодным. Поэтому старшие в семье разрешили детям отдавать множество сил и времени специфическому обучению вместо выпаса скотины, рыболовства, работы на полях и по дому, поскольку результаты оправдывали старания и надежды. Уж лучше дочь, которую, по правде говоря, хорошо бы выдать замуж или ещё куда пристроить, изучает всякие странные искусства по упражнению телом, хотя уж больно это всё неприлично, чем в краю наступит голод. Голод куда страшнее, особенно когда в голодную деревню приходят отряды ши-цза, потому что не собран налог и оброк для города.
А ещё заклинатели могли лечить некоторых больных, для этого Аллату попросила старост организовать постройку Дома Восстановления, куда стекались обессиленные и жаждущие покоя с доброй половины Тянь-Чжунго, особенно с севера, где были малоплодородные и дикие земли и где, по слухам, в неприступной горной области жили драконы.
Словом, здесь, на западе, в Приречном краю, было очень мило. Это был совсем другой мир, непохожий на Эрлитоу, он уносил в прошлое на тысячу лет назад, хотя маленькая кустарная гидроэлектростанция на одном из участков реки, большие теплицы с системой отопления, освещение большими уличными фонарями, а также единственная на весь край электроколымага всё же создавали эффект викторианской эпохи, насколько вообще можно было применить этот термин к небесному Китаю. Конечно, применять электричество можно было куда в более широких областях, особенно если сочетать это с культивацией, и Эмань вполне могла бы найти здесь себя…
…но она окончательно потерялась. Все её дни проходили у заклинателей одинаково: она либо бездумно, на автоматизме, делала что-то по хозяйству, либо просто сидела и смотрела в никуда. Она не сменила своё рваное, пропитавшееся сырым дымом пожара ципао, спутавшиеся волосы покрывала косынкой и не трогала ставшие грязными и замызганными бинты на глазу. Её не интересовали ни те, кто был теперь с ней рядом, ни те, кого она оставила. Аллату по началу пыталась завлечь её, но вскоре у неё нашлись куда более важные дела, чем потерянный вкус к жизни у ученицы драконов: демоны вышли из лесов и напали на жителей дальней деревни. Молодые юноши, решившие их преследовать, пропали без вести. Аллату предпочитала решать вопрос с духами и прочими нечеловеческими силами миром и добровольно отдавала им ци, но сейчас ситуация набирала крутой оборот. Поэтому мастер не очень много была на своей даче.
Так безо всякой надежды прошёл месяц.
Однажды Эмань подметала в кладовке и случайно задела плечами грубо сколоченную этажерку, и та упала. Эмань молча отложила метлу и подняла её, но тут обнаружила, что этажерка скрывала что-то длинное, в чехле и подозрительно похожее…
Нет, это была не гитара. Это была пипа — четырёхструнный щипковый инструмент типа лютни.
В своё время Эмань научилась играть на гитаре, чтобы быть звездой компании не только из-за своей семьи и играть на радость белым на их родине песни их кумиров: Кобейна, Озборна, "Битлз", "Джефферсон Айрплейн", "Цепеллинов" или кого посовременнее. Ей и самой нравились эти песни, хоть кто-то и называл её узкоглазой попсой. А Эмань просто нравилась музыка, как и многие другие вещи. Например, когда они собирались у кого-нибудь в комнате, набрав колы, чипсов, сухариков, ещё двое ребят приносили свои гитары, кто-то отбивал ритм на алюминиевых бутылках, кто-то лежал на полу, обняв подушку, кто-то клал голову на колени своим сидящим товарищам, и те лениво перебирали их волосы. И все пели, а гитары звучали… Это было классно, классно ощущать себя частью чего-то. А потом парни начинали сосаться с девушками, её саму кто-нибудь целовал, с кем она встречалась чисто ради того, чтобы не быть одной, иначе её бы точно загнобили, вынуждая тусоваться со "своими". А ничего, что китайцы не все одинаковые и она не хочет тусоваться с этими "своими", потому что с ними никаких общих интересов у её нет? И она тайванька! Тайванька!
Да, и с этим не сошлось…
Аллату довольно тянула вверх длинные тонкие руки, возвращаясь полями вечером в свой Дом Заклинателей. Тут она увидела, что на краю небольшого обрыва, спуск с которого вёл к берегу речки, сидит Эмань спиной к ней и чем-то явно занята. Лёгкий ветерок трепал её косынку и светлые спутанные пряди. Кажется, слышались какие-то неуверенные, но старательные звуки, представляющие нечто среднее между кваканьем лягушек и воплями кошки, которую дёргают за хвост.
— Интересно-интересно, — улыбнулась Аллату и осторожно повернула к ней.
Эмань нашла пипу, вытащила её из чехла, проверила колки и струны и убедилась, что инструмент в рабочем состоянии. Потом ей в голову пришла идея, хоть какая-то за последние дни: включить телефон, найти аккорды для гитары и адаптировать это всё под пипу.
Возле девушки была зарядка на солнечных батареях, в ушах её любимые беспроводные наушники, она сидела на циновке и пыталась наиграть интро. Пальцы отвыкли от тонкой работы, хотя в Доме Мандаринок у Эмань неплохо получалось играть на гуцине, и звук извлекался робкий, нечистый, фальшивый… Прям как она.
Конечно, не стоило рассчитывать, что получится с первого раза. У неё и к гитаре не было особых способностей. Но каждый день по часу или два, от простого к сложному, искренне желая и веря, что получится, помня, что надо, что иначе будет не так круто…
— Забавная мелодия, я здесь на небесах ещё такой не слышала.
Эмань коротко взвизгнула и поспешно вытащила наушники.
— Добрый вечер, мастер!
Аллату вообще казалась Эмань странной не только из-за большой головы, синеватой кожи с пятнами, налитых морской зеленью глаз и длинных пальцев с небольшими перепонками. У неё был какой-то особый взгляд на мир и на вещи в нём. К тому же по всей округе не было никого, кто хоть как-нибудь был на неё похож. Но, честно говоря, Эмань ни во что не хотела вникать, а теперь вот стало любопытно, отчего Аллату такая.
— Эта песня с земли, её сравнительно недавно написали. Она есть в моём смартфоне.
Аллату внимательно смотрела, как Эмань взаимодействовала с сенсорным экраном.
— Изначально это называлось телефон, и он позволял только отправлять голос, преобразованный в электрический сигнал по определённому задаваемому адресу на другой аппарат. Теперь это по сути компактные и ЭВМ, и телепередатчик, и фотоаппарат, и фонарик, и большое хранилище видео-, аудио- и других объектов.
Эмань высветила в галерее фото, где были Хамуцо и Рыжая, а между ними Пельмешек, который опять опрокинул горшок с цветком. Обе девушки даже не подозревали, что их сфотографировали. И таких фото у Эмань были сотни, там были и Си Ши, которая смотрит в даль, и Пузырчатка, которая слушает в наушнике музыку и её рот от удивления открыт так широко, что видно гортань, и мандаринки на руках у Рыжей, и Меркурия, что сидит в театре, спрятавшись в свитер. Это были зафиксированные в визуальной форме воспоминания об очередной жизни вне дома, но теперь уже без возможности вернуться к самому началу.
— Подумать только, как быстро на земле эволюционирует техносфера! У твоих предшественниц ничего такого и в помине не было, — тут дама коварно улыбнулась, показывая не очень многочисленные мелкие желтоватые зубы. — Надо бы нам с тобой плотно пообщаться на эту тему. Хочу сделать прогноз, что появится ещё через 49 лет.
Эмань задумчиво смотрела на свои селфи с крыши пагоды. Её очки отразили вспышку, поэтому фото в целом было не очень удачное. А за её спиной Софи разговаривает с Хамуцо…
— Вы надеетесь застать время, когда придут новые ученицы?
Мастер Аллату положила ладони на колени, прикрытые пёстрым голубым ханьфу, и подняла плечи к подбородку.
— Каждый раз получалось, отчего бы и нет? Иногда мне кажется, что я действительно буду жить, пока солнце не сожжёт и небесную, и земную поверхность.
Эмань с удивлением скосила на неё глаз.
— Вы бессмертная?
Аллату задумчиво закатила глаза.
— Возможно.
Эмань подняла брови.
— Невозможно. Длина теломер на хромосомах ограничена[2], митоз обернётся амитозом, организм рано или поздно начнёт стареть и не справляться с регуляцией, нервные клетки не делятся, и память начнёт подводить. У писателя Джонатана Свифта было такое в путешествиях его героя по Лапуте.
— Хм… — Аллату почесала волосы на макушке. — Я ничего особо не поняла, но про память и Лапуту ты угадала. Действительно, вот что неизбежное зло, если вообще допускать, что зло существует.
— Простите, мастер, я не понимаю. Разве зла не существует?
— О-о-о! — Аллату довольно потёрла руки. — А вот тут мы вступаем в область диалектики! А точнее, принимаем определённую философскую концепцию, которая позволяет смотреть на вещи как часть чего-то большего. Наверняка Си Ши говорила вам, что всему основа даосизм, так?
Пальцы Эмань царапнули ткань ципао.
— Да, мастер, нам говорили. Но мне это не нравится. Даосизм говорит смириться со всеми вещами, не пытаться противостоять им, стать отшельником и жить вечно непонятно за счёт чего. И для этого надо найти гармонию между водой и металлом, как будто в мире не существует вещей, куда более величественно представляющих космос. А так же это означает, что мы не должны достигать прогресса, не должны бороться с болезнями, голодом, что это всё не существует, что это всё наше заблуждение. Но это полный бред, мы же открытая живая система, мы не можем существовать без воды, еды, тепла, а всё это не добывается просто так! — она скрючила пальцы, точно хотела схватить воздух перед собой. — Словом, это сработает, если мы сначала станем роботами.
Аллату задумалась, затем мягко и ненавязчиво коснулась пальцами бедра Эмань.
— Роботами, чтобы это ни было, становиться не обязательно. Так же как и отшельниками, которые не питаются вообще ничем. Я приняла даосизм не из-за пяти элементов и вечной жизни. Но думаю, что без истории это будет не очень понятно и ни о чём тебе не скажет. Готова слушать очень длинную и очень скучную историю, потому что её будет рассказывать живое существо, которое мало того что единственное в своём роде, так ещё много что забывает?
Эмань повернула на неё голову, правый глаз недоверчиво и в то же время воодушевлённо распахнулся. Всё же это был человек — или не человек, — с которым она жила уже месяц под одной крышей. Что она знала о ней помимо того, что это очень хороший и добрый, пусть и чудаковатый учитель? Ничего. Возможно, она одна из коренных жителей Тянь-Чжунго, которая родилась со странной болезнью и многие годы училась всё преодолевать, а преодолев, постигла мудрость и стала мастером ци. Может быть, ей действительно много лет, Сушилка же помнит времена, когда в Китае был император, а люди в Европе ещё отходили от Первой Мировой войны.
— Я не думаю, мастер, что мне есть куда спешить, так что я хочу услышать вашу историю. Пожалуйста.
— Уи-и-и-их! — Аллату откинулась назад и потянулась, булькающе хрустнув суставами. — Обожаю истории! Раньше я их записывала, а сейчас стало немножко не до того, но твою историю я непременно запишу! А пока слушай…
Наверное, начну с самого начала. Я житель мира, который вы, возможно, назвали Атлантидой. Честно говоря, я очень много лет пыталась понять, как располагаются миры и как они удалены друг от друга по времени на этом общем дереве. Возможно, они как листья, которые распускаются на ветвях-путях, и мой мир, возможно, был на соседней с вашим ветке, а Тянь-Чжунго растёт прямо в одном узле. Но моя история не совсем об этом, а то, что рано или поздно всё кончается, и одна система сменяется другой, вот и моя родина прекратила своё существование после тысяч лет прогресса. Мне повезло — да, именно повезло, этого исключать нельзя — родиться, скажем так, в местном Истинном Эрлитоу, поэтому мне и моим друзьям удалось остаться живыми, когда всё разрушилось: у нас были саркофаги, в которых мы закрылись лет, наверное, на пятьсот или больше, а может и меньше. Звучит точно старые легенды, но это работало, и вот почему.
Аллату коснулась цепочки на шее и вытащила из-под плотно запахнутого ханьфу красивый кристалл правильной формы и неизвестной породы.
— Вот благодаря этому можно было не стареть. Эти кристаллы могут накапливать большое количество энергии, которую медленно отдают, а ещё они обладают магнетическими свойствами. Конечно, не все они были маленькими, у нас было большое количество кристаллов размером с наш Дом Заклинателей. Создавая с их помощью множество разных конструкций, мы могли легко завоёвывать другие страны и вскоре стали невероятно процветающими, коренным жителям можно было вообще не предаваться тяжёлому труду, а заниматься наукой и искусством. Поэтому те, кого называют жителями Лапуты, у нас их и отжали.
Эмань аж поперхнулась слюной.
— Так и это и есть магнит Лапуты, который позволял городу-острову парить?!
— Вполне возможно. Наверное, ваш писатель поймал оттуда благословение и принял воспоминания за свою фантазию. Мне всё больше кажется, что Лапута способна парить меж разными мирами, а не только между небесными континентами. Да, наверняка это так. А моя страна была уничтожена, часть жителей законсервировали себя, но, когда энергия кристалла кончилась и он не смог больше поддерживать наш сон, пришлось проснуться, а мир оказался совсем другим. Мы вообще не были уверены, что это была та же земля, на которой мы ходили века назад. Может быть, нас перенесло, как подлесников.
— Перенесло в Тянь-Чжунго? — уточнила Эмань, которая слушала, затаив дыхание.
Аллату нахмурилась, но это скорее обозначало её мучительные попытки вспомнить.
— Скорее нет, потому что там были другие народы. Да, определённо, мы были на той земле, которая ниже. Ничего хорошего нас там не ожидало, мы не знали языка, не умели ничего полезного и выглядели… такими как есть. Но если я буду всё подробно вспоминать, история для первого раза чересчур затянется, поэтому скажу только, что не все из нас выжили, но потом нам повезло и нас забрала Гроза. Правда, сначала не в Тянь-Чжунго, так что спустя ещё много лет до этой страны нас добралось две: я и моя лучшая подруга Астерия. Прошло ещё очень много лет, и осталась одна. Вот так я оказалась здесь, и в этом нет никакой моей заслуги, так просто получилось, на моём месте мог бы быть любой из моей страны. Это означает, что само присутствие значения не имеет, а значение имеет то, что я делаю и счастлива ли я.
Эмань кашлянула, потому что забыла закрыть рот.
— А-а-а… сейчас вы счастливы… мастер?
— Вполне, — улыбнулась Аллату. — У меня есть своя школа, уважение людей, ученики и множество интересных собеседников, которые могут рассказать мне свои истории.
Неожиданно Аллату сняла цепочку с кристаллом с шеи и протянула Эмань.
— Вот, держи. А то сил, смотрю, у тебя вообще нет.
Если бы вдруг Эмань была кошкой, то на этом моменте её шерсть поднялась бы дыбом, а сама она отскочила назад метра на два, как от огурца.
— Г-господи, мастер! Это же невероятно дорогая вещь, как вы можете давать её тому, кого вообще не знаете?!
Аллату удивлённо моргнула.
— Но ты же уже месяц живёшь у меня, а до этого жила с Си Ши, я по определению не могу тебя вообще не знать. К тому же та энергия, которая была в кристалле, давно закончилась. Сейчас со мной только моя ци.
Поскольку Эмань из-за жёстких внутренних рамок по отношению к чужим вещам так и не смогла протянуть руки, то Аллату осторожно положила кристалл ей на голову, поэтому следующие несколько минут девушка вообще не шевелилась.
— Вообще эти кристаллы были и не наши, они упали с неба в незапамятные времена. Либо у нас тоже была небесная страна, либо когда-то из звёздной бездны прилетела комета. Но это я уже не узнаю. Да и сказать я хотела вроде не это… Не помнишь, что я хотела сказать?
Эмань нервно сглотнула, боясь шевелить головой.
— Всё началось с бессмертия и даосизма.
— Ах, да, даосизм! — Аллату почесала лоб. — Именно даосизм сделал меня счастливой, потому что в этом была его цель. Ты наверняка спросишь, как. А на самом деле достаточно просто: это учение открыло мне глаза на то, что ничто на самом деле не имеет значения. Что мне не главное сохранять вещи, пытаться спасти то, что спасти уже давно нельзя, а нужно найти гармонию в себе и с тем миром, который окружает меня сейчас. Я же говорила, что моя родина погибла, что у нас не было никакого шанса ей помочь. А потом нас осталось только две, у нас не было ничего, и мы вообще не могли возродить наш вид. То есть мы понимали, что от нас уже ничего не осталось. Ни языка, ни культуры, ни памяти, ни кристаллов, ничего. Наше время закончилось, на смену прошло что-то другое, и это нормально. Это не плохо и это не хорошо. Мы могли бы быть несчастными от того, что вымерли. Или восхититься тем, как много всего нужно узнать, как много здесь интересного, как много незнакомых людей, как много неуслышанных историй! Что-то случилось, а мы оставались. Потом нас уже не стало, и я стала оставаться одна, в то время как мир менялся. И я никогда не перестану восхищаться тем, насколько удивительна и многогранна жизнь, как она может рождаться и как умирать, и как много форм может принимать энергия. Собственно, дальше мне позволил остаться здесь цигун. Вот с тех пор я часть круговорота энергии, которую пропускаю через себя, и часть оставляю себе, чтобы иметь возможность услышать больше историй. Это и вправду чудесно!
Аллату сделала вид, что не видит, как из глаза Эмань льются слёзы. Вместо этого она указала пальцем на реку и гидроэлектростанцию на ней.
— Вот, смотри! Река течёт, река полна энергии, но она тратит её, вращая мельницу. А мельница вращает рамку между двумя магнитами, и уже магниты дают энергию нам на фонари!
— Магнитное поле, — на автомате уточнила Эмань и неожиданно хихикнула: — Кажется, я как Меркурия. Будь она здесь, посоветовала бы, как избежать скачков напряжения…
— Наверное, у неё тоже полно интересных историй, — произнесла Аллату.
Эмань украдкой вытерла рукавом слёзы и сняла с головы цепочку с кристаллом.
— Это очень дорогая памятная вещь, я не могу принять это просто так, простите.
Тут её взгляд упал на "Ролексы". Она уже долгое время не снимала их и забыла об их существовании.
— Я могу отдать кое-что взамен, хотя это не так ценно, как кристалл, способный предотвращать старение клеток.
— А что это? — Аллату с любопытством рассматривала наручные часы, которые Эмань наконец отстегнула запястья.
— Это мои часы, но они показывают время в Тайбэе, на восемь часов больше, чем в Гринвиче. Я так и не перевела их, определяла только относительную продолжительность.
— Ничего не понятно, но мне очень нравится! — Аллату с восхищением начала рассматривать "Ролексы", затем не без помощи девушки застегнула их на запястье. — Теперь я всегда буду знать, сколько времени у тебя на родине на случай, если захочу отправить звуковой сигнал твоим родителям по телефону!
Эмань робко засмеялась, немного скривив рот: повязка мешала. Эмань осторожно коснулась пальцами под оправой очков того места, где должно было быть её верхнее веко. В голове всплыли почти забытые слова Кайминшоу: отдать ценное и бесценное. Ценное — это часы, а кристалл бесценное, и энергия бесценна, и истории, и время жизни, и здоровье… Значит, нужно отдать…
Тут Аллату неожиданно стала серьёзней.
— Ты же понимаешь, что я всё это рассказала не просто так? Неважно, почему Гроза ударила именно тебя, это случайность. Но раз ты здесь, тебе надо что-то делать или не делать ничего. Ты из тех, кто любит что-то делать, значит, ты должна сделать что-то, чтобы стать счастливой. Пока ты этого не делаешь, и очень жаль.
Тут она вскочила на ноги и раскинула руки.
— Расправь крылья, феникс! У тебя целое небо для полёта! И помой волосы, у тебя такая шевелюра красивая, неудобно такую и не заплести!
Эмань включила фронтальную камеру на телефоне и впервые после той прогулки с Софи внимательно посмотрела на своё лицо — то, чего она очень боялась. Её отображение в экране всегда было мерилом её значимости.
Лицо как лицо, немытое только, а повязка настолько грязная, что стыдно такое носить. Эмань стиснула зубы и сорвала её.
Разорванное веко срослось розовой полосой. В глазу была кровавая муть, перемежающаяся сизым, но гноя не было. Эмань ожидала увидеть чёрную дыру, но, похоже, глаз всё же уцелел, хоть и потерял свою функциональность из-за пробитой роговицы и повреждённой радужки.
В целом не так страшно, но показывать людям не хочется.
— Надо бы помыться, — сказала себе Эмань.
Спустя два дня ученики, среди которых половина были свидетелями прилёта феникса со странной раненой девушкой, которой они отдали небольшую часть своей ци, шли в Дом Заклинателей и неожиданно услышали странную музыку со стороны обрыва. Мелодия была заводной, но незнакомой. Точнее, звуки были знакомыми, а вот их сочетание и шумы на фоне…
На фоне великолепного рассвета над речкой стояла неизвестная им женщина и играла на пипе. Левый глаз у неё был закрыт чёрной шёлковой лентой, перед правым было круглое стекло, грудь закрывала толстая белая полоса из неизвестной ткани, поверх было накинуто рыжее ханьфу, небрежно подобранное поясом, под ним были широкие штаны ниже колен. Такая одежда мало того, что давала довольно точное представление об изящной фигуре незнакомки и её сравнительно чистой коже, так ещё и открывала шрамы на плечах. Светлые длинные волосы заплетены во множество косичек, но возле головы они были чёрными.
Поскольку эти жители деревень и сёл не были избалованы просмотрами фильмов и мало что знали об эффектных появлениях, увиденное и услышанное привело их в полное замешательство и восторг.
А потом они узнали в ней ту девушку, которая скрывалась от их глаз месяц и не хотела отвечать на вопросы.
— Чуваки! Хотите, я вам "Crazy Train"[3] сыграю?
1. Тануки — название енотовидной собаки в Японии. Там это животное также является мифозоем, которые способны, прошу прощения за сказанное дальше, создавать разные штуки из своей мошонки. Тануки могут принимать другое обличье, к людям они лояльны и любят спиртное.
2. Если говорить простыми словами, то Эмань сообщает о том, что клетки человека не могут делиться вечно и эта одна из причин, почему мы далеки от бессмертия.
3. Песня Оззи Осборна. Однажды я услышала исполнение интро из неё на традиционном японском струнном инструменте и мне понравилось.