Закон сохранения энергии на небесах

Глава 5. Резчик

Утром после пробежки Хамуцо зашла к Эмань. Та сидела и что-то читала с телефона, подключённому к зарядке на солнечной батарее, высунутой в окно. Пельмешек лежал у Эмань под боком, и она опиралась на него локтем. На голове отчётливо виднелась чёрная широкая рваная полоса отросших корней волос. Дочь генерала погладила себя по стриженому затылку: волосы уже отросли. Невыносимо хотелось взять бритву, хоть Си Ши раз сто говорила о бесчестье и уподоблении варварам.

Воспользовавшись тем, что девушка не способна быстро отреагировать, Хамуцо наклонилась и ловко ущипнула её за ухо. По лицу бить — оскорбление, по коленям подло, тумаки давать как-то не по-взрослому. А за ухо щипнуть вполне допустимо.

— Ай! Ты чё творишь, пизда тупая?!

— Это тебе за байдзю! — строго сказала Хамуцо.

Эмань потёрла ухо, злобно смотря на бывшую соседку.

— То же мне… Как будто не пьёшь…

— Я угощала человека.

Эмань перестала тереть и вытаращила глаза.

— Угощала?! — Тут её рот расплылся в ухмылке. — О-о-о, коммуняка снизошла до общения с мещанами!

Это при том, что попытка Эмань заговорить с кем-то из случайно встреченных у ларька торговца молодых людей кончилась тем, что её назвали падшей и пожелали смерти, чтобы искупить позор. Притом что самому торговцу было фиолетово, кому он там что продаёт: он был батрохом. Хотя раскрытие карт и встреча с человеком с самой земли, "которая в самом низу", его немного подкупили.

Хамуцо поджала губы.

— Это был не просто человек.

Эмань стала сама ехидность.

— А кто? Чинуша, поэт, мастер кунг-фу? А может, князь или воевода? Или член Совета? Что он тебе, рис пожарил?

Когда Эмань употребляла эвфемизмы, слушать её было ещё неприятнее, чем когда она говорила в обход всех приличий прямо в лоб. По крайней мере это было предсказуемо.

— Нет, у меня ни с кем и ни за что, я до такого не опускаюсь.

— А жаль, — протянула Эмань. — Что за чувак?

Пельмешек заинтересованно обратил на Хамуцо ту часть головы, на которой у обычных животных или мифозоев находилась морда.

— Он… — девушка реально не знала, как ей описать нового знакомого. Кажется, он говорил, что работает с деревом… — Он слепой резчик.

Эмань прыснула и расхохоталась.

— Хорошо хоть не хирург! Хотя он уточнял, по чему резчик?

— Он очень мудрый! — возразила Хамуцо, как будто это был весомый аргумент против слепоты. — Он рассказал мне про закон сохранения на небесах и сказал, что я должна достигнуть Даоса, а для этого мне нужно больше узнавать тех, кто здесь живёт. И я думаю, это как-то связано с… предсказанием Кайминшоу, который говорил не сворачивать с пути.

Взгляд Эмань стал серьёзнее (видимо, воспоминания о Страже свежи и ещё как), и ободрённая девушка добавила:

— Он как… волшебник… с немытыми волосами…

Тут Эмань скучающе зевнула.

— Ну всё ясно. Влюбилась?

— Н-нет! — поспешно выпалила Хамуцо.

— А чего ведёшь себя как дура?

— Я не дура, — постаралась ответить девушка как можно спокойнее. Тут ей в голову пришла светлая мысль: — Помнишь, Си Ши говорила, что мы будем здесь, пока не найдём себе учителей? Мне кажется, что я уже нашла своего.

— Учителя? — переспросила Эмань, коварно улыбаясь, после чего откинулась на матрас и простонала: — "Ах, учитель, я забыла сделать своё домашнее задание! Наверное, вы сурово меня за это накажете?" Ай! — Это Хамуцо нагнулась, чтобы снова ущипнуть её за ухо.

— Правда, я не знаю, чему он может меня научить, но он намекнул мне, что мы ещё встретимся. Это точно что-то особенное.

Эмань, снова принимая более вертикальное положение, неодобрительно покачала головой.

— Вот чего от тебя не ожидала, так это доверия к первому встречному. Они тут все чокнутые и им похуй, кто мы.

— Софи тоже первая встречная. И Бай Цзе. И Меркурия, — улыбнулась Хамуцо.

Эмань на мгновение запнулась.

— Чёрт, система сломана… Но короче, чисто по-дружески… — Она мягко отстранила Пельмешка, встала и почти вплотную приблизилась к лицу Хамуцо: — Не доверяй незнакомому парню, если он сразу начинает обходиться с тобой как с королевой. Он хочет тебя выебать, а потом делать вид, что ничего не было, и это ты вела себя вызывающе. Здесь ещё тебя дополнительно ёбнут за потерю чести.

— Да ну тебя! — отстранилась та. — Я же даже не симпатичная.

— Дело не в этом. А иногда в этом, потому что такое можно сделать на спор, — немного грустно прищурилась Эмань. — Моя младшая сестра тоже не особо симпатичная… в смысле, она милая, но не как я, потому что я красилась и всё такое… короче, до неё домогались, а ей не было и двенадцати. Потом выяснялось, что по приколу. А она испугалась, и сильно. Так что в любой непонятной ситуации лучше пропиши ему с вертухи и вали. Неважно, любишь или нет, целая пизда дороже.

— Он нормальный человек, — сказала Хамуцо прежде чем выйти за дверь.

"Уж получше тебя!" — подумала она уже в коридоре.

Неожиданно мимо неё прошла Рыжая. Хамуцо прошиб холодный пот: мало того, что эта девушка обычно здесь не ходила, так ещё и прошла она совершенно бесшумно. Только очутившись за спиной у ученицы, она глубоко втянула носом воздух.

Меркурия не соврала?

— Ах! Это вы?!

— Добрый вечер, это я.

— Д-добрый…

Хамуцо старалась приостановить бешеное сердцебиение. Конечно, она ушла вечером из Дома Мандаринок, договорившись с Эмань в обмен на дать ей на ночь фонарик для театра теней, пришла сюда на берег канала и села на ту скамейку. И не то чтобы она серьёзно наделась, что слепец явится, но хотелось верить — и вот…

— В прошлый раз вы так быстро ушли…

— Мне немного неловко перед вами, вы ещё не привыкли к такому. Однако что нам пора было расставаться, — спокойно и доброжелательно ответил Бирюза, как можно изящнее садясь рядом на краешек. Дистанцию он сохранил, хотя и не мог видеть, где сидит Хамуцо.

В голове у девушки крутились тысячи вопросов, но сейчас она не знала, что ей сказать. Хотя и молчать было довольно приятно.

— Вы говорили, что вы резчик…

— В этом мире жить довольно грустно без ремесла и без семьи. Ничего не оставляешь, когда твоя энергия истекает из тебя и плоть разрушается. Семьи у меня нет, а значит, остаётся ремесло.

Хамуцо неловко закусила губы, стараясь сообразить, как бы корректнее спросить…

— Просто… моя подр… бывшая соседка не верит, что с вашей… э-э-э… непростой ситуацией можно ловко обращаться с ножом, не боясь пораниться.

Кроткая улыбка Бирюзы, обращённая в никуда, стала шире.

— Не обязательно использовать лишь один путь, когда хочешь что-то чувствовать. Как-никак мы все находимся в рамках окружающей нас среды, что невольно и ежесекундно подаёт нам самые разные знаки, — он проводил руками, как будто вырезал невидимую фигурку.

Хамуцо мало что поняла, зато заметила, что ладони у Бирюзы вплоть до нижних фаланг забинтованы. А на пальцах видны то ли порезы, то ли ожоги…

— А можно поглядеть на ваши работы? Или хотя бы краем глаза на мастерскую?

Слепец мягко повёл плечами.

— Можно всё, вот только мало кто заходит ко мне в гости, а потому окружение мастерской не готово к приёму гостей, и там довольно неаккуратно.

— Моя бывшая соседка и не такие бардаки устраивала, а ведь на земле мне постоянно приходилось ходить рядом со стройками, так что меня хаосом и неаккуратностью не напугать! — горячо заверила девушка.

— Раз так, то твой визит ко мне будет большой радостью для моей скромной обители.

Дорога была неровной, улицы становились уже, часто попадались низко висящие вывески и старые фонари, проход забаррикадировали тележки и возы, однако Бирюза ловко лавировал между препятствиями, в то время как Хамуцо со своим высоким ростом, да ещё и без фонарика, постоянно спотыкалась или билась головой.

— Ай… ой… а вы не могли бы… Ух! Да чёрт тебя дери… Можно взяться за конец вашего пояса или типа того, пожалуйста, а то я… ой! не вижу тут ничего.

— Да, конечно! Прости, я иногда забываю, что не все ощущают мир как я. — В ладонь девушки скользнула шершавая от бинтов длинная рука с плотными, немного выпуклыми ногтями. По телу прошла волна приятной дрожи. Ладонь была тёплой, хотя на улице была отнюдь не летняя ночь, а на слепце было только одно ханьфу. По-видимому, одно на вечность, если пытаться разглядеть подол и всё, что на нём оставило след.

— Оно как часть меня. Я люблю его, даже если оно старое и не соответствует представлению о том, чем мне стоило быть, — точно прочитал её мысли Бирюза.

Но вот они и пришли. Улица, где жил новый знакомый, шла почти вплотную к стене, отделяющей второе и третье кольца. Домишки на ней были какие-то корявые, но хотя бы в несколько этажей. Однако это выглядело так, точно эти этажи роняли прямо с неба как получалось.

Мастерская Бирюзы была на втором этаже, к ней вела наружная лесенка. Под деревянным козырьком висела тонкая фанерная вывеска в виде перекрещенных стамески и пилы.

— Я предпочитаю ножи и наждачку. Мои фигурки часто высвобождаются на свет из пней и корявых сучьев, а не брусков. Но мой учитель в своё время был именно столяром, притом хорошим, пусть не князья заказывали у него скамейку под ноги. Он мог работать и с тёмным деревом, и с бамбуком, и всё с изяществом, — рассказывал Бирюза, отпирая ключом тяжёлую дверь. Это удивило Хамуцо. А потом она заметила, что ещё и окна в мастерской забиты, и стены уплотнены. Потолок низкий, Хамуцо чуть ли не упиралась в него макушкой. Не мастерская, а тёмный-тёмный бункер…

— Сейчас постараюсь что-нибудь зажечь, — сказал новый знакомый, растворяясь в глухой темноте, где еле слышались его точные воздушные шаги.

"Наверное, он помнит наизусть каждый квадратный сантиметр в мастерской на ощупь", — с восхищением подумала Хамуцо.

Наконец Бирюза вернулся со свечой в плошке, которую держал перед самым лицом, благодаря чему Хамуцо наконец смогла разглядеть эту точно разрезанную надвое широкой тёмной с еле заметными узорами полосой добрую тёплую маску.

Горло девушки точно пережал воротник: при ярком свете отлично было видно шрамы от ножа возле глазниц, а внизу, от подбородка и ниже шеи, виднелись розоватые следы от большого ожога. Каким бы ни было прошлое Бирюзы, вряд ли оно мирное и безоблачное. Видимо, небесный мир не менее жесток, чем мир земной…

— Несчастье, — снова точно прочитал её мысли слепец. — Винить в этом некого. Смотри под ноги и говори, если я недостаточно хорошо освещаю твой путь.

В мастерской Бирюзы помимо тьмы был страшный беспорядок: на верстаке что только не стояло, стол был завален выкорчеванными пнями, корягами, обрубками веток, бамбуковыми стеблями, пол толстым слоем выстилали крошево, опилки, стружки, пыль, клочки бумаги, бамбуковые волокна. Вот почему шаги хозяина были такими мягкими. Сначала девушка ужаснулась, в каких же условиях он здесь спит, но потом увидела короткую лестницу в квадратное отверстие в потолке у самой стены. Видимо, верхний этаж или полуэтаж был оставлен жилым.

Но это безобразие можно было оправдать — тем, что в нём рождалось.

Многочисленные статуэтки Бирюзы были иные, чем те, что обычно видела Хамуцо и на земле, и здесь, она видела детализированные стоящие прямо либо устремлённые вверх фигурки Будды, мудрецов, воинов, красавиц либо же драконов, тигров, золотых рыб. А здесь фигурки точно не были фигурками, настолько они не выходили за пределы природы, из которой были взяты. Змеи повторяли контуры веток, незнакомые демоны угрюмо сидели в пнях, а особенно многочисленные жабы и лягушки так натурально сидели расплющившись на земле, точно просто маскировались под дерево. Фигурки были не особо детализированы и не покрашены, зато очень приятны на ощупь. Словом, Бирюза приблизился к достоверному изображению окружающей его природы, не прибегая при этом к извращениям, а просто следуя её течению.

Хамуцо не могла считать себя ценителем искусства, но ей почему-то показалось, что, наверное, гений Бирюзы не понимают, раз он так беден, живёт в маленькой тёмной мастерской и ходит в одном ханьфу.

Хотя обнаружилось, что Бирюза творил и из бамбука, но уже не искусство ради: трости, кадушки, табуреты, столики, плетёные кресла. Они просто были свалены в углу, как будто не были никому нужны.

— А к вам покупатели сюда ходят?

— Бамбуковое и часть фигурок я отношу в лавку, а за остальным ко мне приходят сюда.

— И часто? — прищурилась Хамуцо.

Бирюза стоял с поднятой над головой свечой точно американская Статуя Свободы, и взгляд такой же в никуда.

— Не очень, но прямо сейчас войдёт.

В дверь постучали три раза коротко и один стук долгий.

— Я здесь! — ответил Бирюза, и дверь открыли. Вошедший был закутан, и его силуэт был не вполне ясен, но кажется, это был человек. Правда, уж больно оборванный для Среднего кольца.

— Сяолун! — хриплым голосом воззвал он. — Мне ж-жабу, да побыстрее! Сил нет, как хочется…

Жестом свободной руки Бирюза попросил его успокоиться.

— А-а-а… — нетвёрдо протянул вошедший, заметив Хамуцо. — Д-добро пожаловать в наши ряды!

— Слыша вас, я не имею твёрдой веры в то, что с моей стороны будет хорошо продать вам жабу… — мягко произнёс Бирюза, но вошедший развернулся и пошёл на него.

— Ты резчик или кто? За что плачу, то беру, а т-тебя это не касается!

Слепец грустно улыбнулся.

— Слова гостя — награда и позор хозяина, — с этими словами он нащупал на полке с готовыми фигурками жабу из тёмного дерева и осторожно передал её вошедшему, и тот чуть ли не вырвал её, после чего запустил руку в карман и насыпал в забинтованную ладонь металлическую кучку.

Хамуцо моргнула: то ли это монета другого номинала, то ли "заработок" Эмань на самом деле ничтожно мал. Что сомнительно, раз она покупает себе алкоголь. Но не может же Бирюза продавать фигурки по такой цене, да ещё чтобы их у него вырывали, но при этом он был бы… такой как есть. А вообще эта сцена вызвала неприятный осадок: вошедший, скорее всего, не был адекватным.

— Он часто ходит? — спросила девушка, когда тот ушёл.

— Достаточно часто, но трудно назвать его ценителем. — Бирюза отсыпал монеты в сделанную им дицзян-копилку и начал свободной рукой разгребать часть бардака.

— Получается, Сяолун…

— Не моё настоящее имя, но зови меня им, когда рядом чужие по духу существа.

— Ясно…

Хамуцо снова боролась с собой, желая задать не очень корректный вопрос.

— Ваши фигурки… Если они не для ценителя, то они дорогие, потому что…

Бирюза, как всегда, догадался, что у него хотят спросить.

— Не всегда стоимость определяется обложкой, — загадочно ответил он.

— Материал? — с надеждой угадать произнесла девушка.

— Можно и так сказать.

Хамуцо ещё раз оглядела тёмное, неубранное, неуютное помещение со спёртым воздухом, где всегда была глубокая, лихая ночь.

— Наверное, трудно вам живётся…

Но тут дверь неожиданно распахнулась, и это был тот покупатель, что ушёл с жабой. Только теперь он шатался чуть сильнее.

— Слышь, С-сяолун, а би-билетики остались?

— Билетов полно, — отозвался ему Бирюза.

— Дай нам с муж-жиками пятёрку задаром, а? Мы ж т-тебе рис и чай обеспечиваем, хе-хе-хех! — он неприятно засмеялся, показывая редкие, точно стёсанные по бокам зубы.

Бирюза потянулся к другой фигурке с углублением, пошарил и вынул пять длинных бумажек с иероглифами и печатью.

— Держите. Послезавтра как обычно.

— Вот с-спасибо, слепой хуй! — Вошедший бережно, пусть и неловко, забрал бумажки. — Пусть тебе вс-с-се девч-чонки сосут!

— Предпочитаю ночные прогулки вдоль канала, — слегка обиженно улыбнулся Бирюза, как обычно, в сторону.

— Да у т-тебя все прогулки ночные, — забормотал и захихикал покупатель жабы, уходя и забыв закрыть дверь. — Только, б-бля, помойся в бане, з-заебал с-сальными патлами тр-трясти… Х-хуй волосатый…

— Что за билеты? — шёпотом поинтересовалась Хамуцо.

— В театр. Я там, что называется, доброволец.

Глаза у Хамуцо загорелись: вот что-то, а театры — это здорово. Наверное, можно попытаться сходить, не всё же по пагодам лазать, рано или поздно поймают, и тогда Си Ши точно запрёт их на десять лет в подвале.

Если в театре, конечно, есть вечерние представления. Тогда придётся рисковать попаданием в подвал.

В ходе расспросов Бирюзы выяснилось, что да, театр есть, представления обычно поздно вечером и начинаются, билеты недорогие, Бирюза три штуки безо всяких обязательств даст и до места проведёт, потому что ему там всё равно быть надо, вот только о самой идее побывать в театре он странно высказался:

— Порой пороки людей уж больно сильно бросают в лицо. Не стоит это видеть, если не готовы прощать.

— Театр? — переспросила Эмань, ловя палочками выпадающую изо рта лапшу. Си Ши куда-то ушла из Дома, так что обедали они без неё.

— Можем пойти туда втроём с Софи, — предложила Хамуцо, которая уже поела, потому что не стала крошить в бульон ничего постороннего, в то время как тайванька всё отмеряла какие-то приправы. Меркурия ела молча и усердно, а потому её уже здесь не было.

— Софи не будет ближайшую неделю, — щёлкнула палочками в воздухе Эмань, что было несколько вызывающе. — Её засекли и теперь она будет в тени, иначе своё задание провалит. По её словам, — она странно выделила последнюю фразу.

Хамуцо посмотрела на лежащие перед собой три билета. Тут до неё дошло, что текст напечатан, а не написан от руки, да и бумага дешёвая с машинным узором по краям и следами перфорации. Всё-таки настоящие билеты, как на земле, и Бирюза старался.

— Можно позвать Меркурию. Всё-таки мы в одной лодке.

Эмань фыркнула.

— Думаю, это ей не зайдёт и она откажется, а если и согласится, то только из уважения к тебе. Заставь себя уважать.

— Лучше попытаться и получить отказ, чем струсить и не попробовать, — заявила Хамуцо, собирая посуду. Опять дежурство вне очереди…

— Отказы получать больно. — Эмань наконец допила бульон. — Да и сама затея, честно говоря, странная. Наверняка какая-нибудь порнография будет.

— Ты же это любишь, не? — слегка съязвила Хамуцо.

Эмань важно показала палочками вверх.

— Между эротикой и порно разница такая же большая, как между развратом и пошлостью. А порно отвратительного качества — это оскорбление человеческого достоинства. Я прочитала столько хуйни, что хуйню не скажу!

Вместо ответа Хамуцо молча и незаметно подержала брови поднятыми.

— В театр? — переспросила Меркурия. — Можно. А что ставят?

Хамуцо была так удивлена положительным ответом, что пропустила вопрос. Наверное, причины согласия была та же, по которой "полубелая" лежала сейчас на матрасе, не занимаясь ничем полезным. Уже второй день.

— И ты не боишься?

— Чего не боюсь? — не поняла Меркурия, в то время как её соседка растерялась.

— Ну то что мы уходим тут… правила нарушаем…

Меркурия пожала плечами:

— Тут все нарушают правила и никому нет до этого дела. Вообще удивительно, почему на Дом Мандаринок до сих пор не напали какие-нибудь бандиты. Наверное, его что-то защищает, и поэтому мои попытки определить значение поля дают неверные результаты.

— Понятно… — ничего не поняла Хамуцо и села рядом на матрас. — Знаешь, что странно? Мы с тобой как-то вообще не разговариваем, хотя живём вместе…

— Да, — ответила Меркурия, глядя в потолок. — Разговоры мешали мне работать. Но теперь я не работаю.

— Почему? — удивилась Хамуцо.

Меркурия приподняла голову, из-за чего между подбородком и шеей образовалось множество складок, делающих её и без того не эталонную внешность не очень удачной.

— Я упускаю что-то важное.

Некоторое время в комнате была тишина.

— Но в театр идёшь?

Меркурия медленно моргнула.

— Делать всё равно нечего. Пойду.

Меркурия надела поверх ципао свой неизменный свитер и в кои-то веки причесалась. Эмань завязала свои длинные волосы в высокий хвост и накинула рыжий пиджак. Хамуцо же в себе ничего не изменила, только как обычно ленту с головы сняла.

Бирюза ждал их возле берега канала.

— Приветствую Чан Хамуцо и её подруг! — он слегка поклонился. Эмань скептически осветила его фонариком Хамуцо, отметив и неопрятность, и следы от стружек, и шрамы и…

"Пятна крови на подоле? Интересно, чья она…"

Меркурия молча кивнула в ответ скорее по привычке, потому что Бирюза всё равно не мог почувствовать с такого расстояния этого жеста.

— Дерзну попросить сейчас вас следовать за мной, поскольку мне следует быть в театре до начала представления.

— Вот видишь, он нормальный, — шепнула Хамуцо Эмань, когда они уже пошли вдоль улиц в сторону стены.

— Ага, — безразлично ответила тайванька.

Тогда дочь генерала, пафосно приподняв голову, догнала идущего впереди Бирюзу и начала с ним светскую беседу.

— Как поживаете? Выглядите усталым.

"Да он выглядит как маньяк, — подумала Эмань. — Он может по-доброму улыбаться, но это не значит, что с ним всё в порядке".

— Со мной всё хорошо, просто пришлось больше поработать, потому и сбился режим, а это не стоит делать, если хочешь остаться в гармонии с собой. Но сейчас мы свернём, чтобы обойти патруль.

— У нас вроде пока не было проблем с ши-цза, — задумалась Хамуцо.

— Они задерживают бродяг, одиноких незамужних девушек, а также йетиманси и подлесников. Девушек с позором возвращают родителям, а все остальные рискуют оказаться в подвале за решёткой. Им не место в Среднем кольце согласно правилам.

— А тебя-то почему могут задержать? — шёпотом спросила Хамуцо.

— У меня сходство с бродягой и одинокой девушкой. А ещё мне не очень нравится общаться с ши-цза, они довольно грубые и слишком принципиальные, точно буковый брус.

Четвёрка шла осторожно вплотную друг другу, чтобы не светиться. Внезапно Эмань споткнулась о булыжник и полетела вперёд, хватаясь за спину Бирюзы.

— Ах!

— Ш-ш-ш! Чего орёшь? — громким шёпотом бросила ей Хамуцо.

— Ничего, прости, — неожиданно покорно и тихо ответила девушка.

"От него — или неё, уж не знаю — веет таким странным теплом и запахом…"

Она посмотрела на свои ладони. Меж пальцев остались тоненькие пряди длинных чёрных волос, которые она случайно зацепила, когда падала и дёрнула Бирюзу за незаколотые патлы, свисавшие чуть ли не до середины бёдер. Наверное, слепец редко расчёсывается. Эмань, сама не веря тому, что творит, убедилась, что никто на неё не смотрит, чуть отстала и поднесла ладони с вырванными волосами к носу.

Запах не очень чистого тела заглушился ароматом свежей древесины, сочностью бамбука, пряностью старой бумаги и чем-то ещё скорее приятным, чем отвратительным. Но кое-что от одного глубокого вдоха ударило в голову. Кое-что знакомое до смерти. В буквальном смысле.

— Эмань, ты в порядке?

Оказывается, на неё всё обернулись. Даже Бирюза обратил на неё невидящий взор, чтобы улыбаться не в сторону.

— Всё в порядке! — глупо улыбнулась девушка, пряча "трофей" в карман. — Просто…

"Чувак или чувиха, вы рассыпали прямо на себя то, из-за чего иные фаршируют других свинцом!"

— …воздух свежий, голова закружилась, вот и всё. Чего тут, блин, беспокоиться?

Никто ей не поверил, но тему разгонять не стали. Вскоре они вплотную подошли к стене и стали идти вдоль неё, и девушки поразились тому, какая же она большая, прочная, старая и грубая. И при всём при этом пойми не взобрался бы наверх и хороший альпинист, потому что ноге не за что было зацепиться: гранитные блоки подогнаны ровно и хорошо заштукатурены.

— Да, через стену перебраться можно разве что на крыльях. Но никто не запрещал идти под стеной, — и Бирюза, точно фокусник, показал рукой на неприметный вход в, казалось бы, ветхий и никому не нужный дом. Однако внутри, когда они спустились вниз по лестнице в подвал, оказалось довольно много народу, который пил у стойки, играл в карты и кости, кто-то курил что-то сильно дымящееся, и всем в целом было весело. Часть людей хорошо знали Бирюзу и с радостью его приветствовали. Среди присутствующих было много тех, кого, казалось бы, в Среднем кольце быть не должно, Хамуцо даже углядела троих йетиманси, вот только подойти к ним не было возможности.

— Опять на работу? Что же ты себя так изводишь, Сяо? — беззубо улыбнулась вроде бы не очень старая женщина.

— Да у него такая работа, что грех бы не ходить! — захохотал толстый мужчина.

— И работа нехуй делать! — пискнул какой-то оборванец.

— Ну не скажи!

— Куда ж мы без Сяолуна, нашей феи снов!

— Потому и не спим сейчас! — и покатился хохот.

Эмань заметила, что в доме нет батрохов. Ни одного. А казалось, что их так много… Может, их здесь не привечают, раз контингент такой несчастливый.

Меркурия тем временем начала кашлять от смрада, который умножали коптящиеся лампы: в этот дом электричество не было проведено. Да и вообще во время прогулок они выяснили, что электричество от ветряных и так называемых молниевых мельниц, находившихся где-то в другой стороне города, есть только в благополучных районах и на центральных улицах. А остальные по старинке со свечами, лучинами и маслом. Кто-то с сухим спиртом.

— Очень приятно вас слышать! Я вот веду троих своих новых друзей, можно их провести за стену? У них есть билеты, — говорил тем временем Бирюза.

— Не вопрос!

— Симпатичные девчонки… А чего парнишка стрижен как дурак? Девушка бросила?

Хамуцо вспыхнула.

— Я не!..

— …Станет говорить никому о ходе через стену, это уж точно, — перебил её Бирюза. — Благодарю за приём, мы переходим через стену.

Прорубленный каменный потолок, с которого капала вода, казалось, вот-вот обрушится на головы. Идти в глухом мраке пришлось пригнувшись даже Меркурии с Эмань. Воздух был спёртый, дышать скоро стало нечем, но, наконец, впереди забрезжил свет ламп, открывающий лестницу наверх. Такой же дом, но по ту сторону.

Когда четвёрка наконец вышла под открытое небо, перед ними был Новый Эрлитоу.

Широкой полосой шла вдали внешняя стена, над которой висел ядовитый многоцветный туман Предела. В ноздри ударило запахом окиси. Глаз искал, за что бы такое красивое зацепиться, но в ночи, временами резко прерываемой неровным жёлтым светом, находил либо трущобы, либо полуразвалины, либо заборы, либо хижины, либо небезопасные высотные мостики между близкими домами.

— В принципе, не такая уж большая разница по сравнению с теми районами Среднего, где мы были, — пожала плечами Эмань. — Стоило ради этого стену строить?

— До О-Цуру и войны было иначе, — неожиданно заметил Бирюза. — Хотя я точно не скажу, что изменилось, потому что увидеть города мне более не удалось, хотя с той поры я куда лучше его чувствую. Но, когда вы найдёте учителей, то узнаете всё сами.

— О-о-оу… — грустно протянула Эмань.

— А когда мы найдём учителей? — спросила Меркурия.

Бирюза повернул к ней голову.

— Думаю, что скорее, чем ожидаете. Я чувствую, что воздух здесь дрожит. Но пора идти, иначе мы наведём здешних ши-цза на проход, и они не упустят шанса на повышение.

Пара зорких янтарных глаз некоторое время наблюдала за идущей параллельно стене четвёркой с высокой плоской крыши, затем их миниатюрный обладатель ловко перепрыгнул на другую и деловито побрёл по своим делам.

В подворотне рядом из сарая наружу потянулась неестественно длинная, точно колоссальных размеров слизень, бледная рука, испачканная чужой кровью.

Театр не попал под представление ни одной из девушек. Это был ни Дом Культуры, ни величественное европейское здание с коринфскими или дорическими колоннами, ни цирковой шатёр под шёлковым куполом, ни даже скромный молодёжный кластер. Перед ними предстало нечто вроде доживающей свой век одноэтажной закусочной, которую пытались украсить разноцветными фонариками, лентами, флажками да кое-как залатать дыры в крыше.

— Теперь понятно, чего билеты дешёвые, — озвучила Эмань.

Но, как в случае с подвалом дома, где был ход через стену, внутри было гораздо веселее.

На входе проверяли билеты, не в порядке очереди, а кто ближе сунет. Народу было много и он шумно галдел, и это опять же были именно люди. И Хамуцо пыталась убедить себя, что большие глаза и более светлая кожа у некоторых ей только показались.

Для желающих хорошо перекусить стояли столики, и девушки с изящными причёсками, но слишком короткими для местной моды платьями разносили на подносах пиво, плохое рисовое вино, лапшу, пирожки, пельмени, хлопья, а особо несдержанные посетители щипали их на ходу за ягодицы. Те в ответ либо визжали, либо пошло хихикали. Стоял гул и смрад, пол был до невозможности грязный, а Меркурии чуть не отдавили ноги и дважды назвали необъятной ослицей. Эмань успела заехать кому-то в глаз, и, к сожалению, это был не тот, кто её шлёпнул.

— Слушай, парень, ты с-случаем не пидарок? — заговорщически шепнул Хамуцо какой-то беззубый старик, находящийся, по-видимому, явно не в ясном уме.

— Нет! — отмахнулась Хамуцо.

Старик рассердился.

— Как ты со старшими разговариваешь?! Позор — молодёжь стариков обижает!

Несколько человек неодобрительно загудели, Хамуцо поспешила извиниться и поближе подошла к Бирюзе — всё-таки он старше… Хотя не понять, он может быть и младше, но по крайней мере его считают достойным мужчиной.

— Если вы не хотите себе ничего взять перекусить, можем пройти в зал, — предложил Бирюза.

— А что тут можно пожевать? — спросила Меркурия, пытаясь сохранить твёрдость духа, хотя в толпе ей было очень некомфортно. Вообще всем троим было некомфортно, и они удивлялись, как их слепой провожатый не боится, что на него случайно налетят, собьют и затопчут насмерть. Но до него хотя бы не домогались…

— Можно кукурузные хлопья взять, они недорогие и вполне съедобные.

— Эх… — вздохнула Меркурия. — У меня аллергия.

— А я возьму! — Эмань крепко зажала в руке монеты. — Муцо, будешь?

— Не могу… — пробормотала Хамуцо. — Меня тошнит…

— Ну как хочешь, — сказала Эмань, на пару минут исчезла из поля зрения и вернулась с бумажным кульком. — А вообще неплохо. Не чипсы, но всё же. Жаль, пиво, по-видимому, полный отстой.

В это время к ним и к компании по соседству подошла наряженная женщина в ярком бумажном ципао и в высоких гэта[1], украшенных дешёвыми блестяшками. Она обворожительно улыбнулась, демонстрируя вставленные металлические зубы.

— Проходите в зал! Всё веселье только начинается!

Взгляд Эмань задержался дольше, и женщина это заметила.

— Неприлично пялиться, моя юная подруга.

Тёмный зал, освещаемый сбоку коптящими лампами, был, по-видимому, большой комнатой, где все устраивались на ночлег, но потом комнату расширили и углубили, у стены возвели сцену, а на остальном пространстве сделали ряды скамеек и — для особо везучих — диванов. Но кто-то тащил свои лежаки. Народу уже набилось порядочно, человек пятьдесят. Люди шумели, кто-то доедал и допивал, слышался наигранный женский смех и непристойный хрипловатый мужской хохот.

— На всех у меня оскорблений не хватит, — вздохнула Эмань. — Разве что коленки оголить.

— Не надо! — быстро осадила её Хамуцо.

— Я вас рассажу, а потом пойду, мне нужно будет поработать. — Бирюза провёл девушек на относительно неплохую скамейку ровно посередине условного партера. — Пожалуйста, не вступайте в пререкания ни с кем из присутствующих, они могут сильно обидеться.

— Дыра, — выразила общую мысль Эмань, когда Бирюза ушёл. — Небесная страна — место для избранных? Что ж, коммунистам здесь самое место.

Хамуцо была слишком напряжена, чтобы придумывать ответочки, тем более спорили они уже больше для галочки, обеих мучили вопросы посущественнее. Дочь генерала куда больше удивило, что тайванька не стала грешить на Бирюзу за то, что привёл их сюда. Зато начала грешить Меркурия:

— Мне здесь не нравится, я не хочу никого обидеть, давайте уйдём обратно в Дом.

— У здешних людей просто нет денег, — хрустнула хлопьями Эмань. — Вот и развлекаются как могут. Интересно, кто владелец?

— Вот тебе и капитализм: одни за двумя стенами, другие здесь, — придумала Хамуцо.

Эмань хмыкнула.

— При капитализме здесь бы отгрохали зал на тыщу человек, всюду запустили бы рекламу и приглашали лучших народных артистов, чтобы рубить на представлениях кучу бабок.

— Не надо бабушек рубить, — отозвалась Меркурия.

— Пф-ф-ф, тут единицы бабушками становятся! — Эмань поправила чистой рукой волосы и с тоской посмотрела на запачканный пиджак. — Остальные либо дохнут раньше, либо не стареют. Вот взять Сушилку. Ей лет двести, а она ведёт себя так, точно ни разу не ебалась. Хотя я точно знаю, что у неё есть дети, на которых ей похуй так же, как и на нас.

В это время на Эмань с соседней лавки прищурился какой-то несвежий мужчина в заляпанной рубахе.

— Какой позор для отца — девушка, что сквернословит!

— Сосни хуйца, — отмахнулась тайванька.

— Простите её, она пьяна, — быстро сделала короткий поклон Хамуцо.

— Какой позор… — повторил мужчина. — Надеюсь, что такое будет наказано.

— Ля-а-а, когда же начнётся это представление? — Эмань заставила себя проигнорировать последнюю фразу.

И в этот же миг словно невидимая тень по очереди быстро затушила огни сначала слева, потом справа. Зрители восхищённо загудели, очутившись во мраке.

"Бирюза?" — удивилась Хамуцо.

Сцену осветил узкий луч света. На полу лежал молодой человек в грязно-белом рубище, которое выдавалось за ханьфу. Зрители немного похлопали, актёр вскочил и завопил:

— Что это за странный мир?! Куда я попал?!

Тут из-за кулисы вышел актёр-старик с длинной накладной бородой.

— О мой юный друг, как твоё имя? — продекламировал он.

— А Чо! — снова завопил молодой актёр. — Я шёл по дороге на земной земле, и меня сбил поезд! Я был самым обычным человеком, который работал секретарём помощника председателя партии всех народов и городов Китая, а также был его личным охранником, прошедшим войну с Японией! А теперь открыл глаза и не знаю, где я! И я почему-то снова молодой!

Народ радостно зааплодировал такому признанию. Хамуцо не отводила взгляд со сцены, но брови её недовольно поднимались. А Эмань зевнула:

— И тут попаданцы, спасу от них нет. Дай угадаю: он избран и ему нужно победить Тёмного Лорда — Повелителя Меча Демона, а дед будет ему учитель, потом его убьют.

— Ты избран, мой юный друг, — произнёс старик. — Тебе нужно сразить Тёмного Императора — Повелителя копья Дракона. Я стану твоим учителем и помогу тебе овладеть твоей ци.

— Почти угадала, — улыбнулась Эмань.

Хамуцо вытаращилась на неё.

— Ты, блин, сценарий им писала?

Эмань потянулась, хрустя суставами.

— Когда мне было двенадцать, — она зевнула, да так, что и Меркурия к ней обернулась, — я писала отвратительные гейские фанфики. Когда мне было пятнадцать, я поняла, что писать всякое дерьмо и выкладывать это на всеобщее обозрение — удел имбецилов. А сценарист с маленьким членом, написавший очередную историю про избранного попаданца, видимо, из двенадцатилетнего прыщавого возраста не вышел.

Тут на неё зашикали, кто-то обещал побить палкой, так пришлось извиниться перед старшими и замолчать. Представление развивалось не то чтобы скучно, но как-то наивно: старик тренировал А Чо, потом налетели люди в чёрных трико, убили старика, герой сказал, что отомстит, а сам пошёл в город, встретил красотку и спас её от бандита.

В это время у ухо раздалось:

— Не желаете бесплатного напитка?

Местный бармен в белой маске персонажа Цао Цао разносил на подносе чаши.

— А что за напиток? — спросила сидевшая как на иголках Меркурия.

— Чай, просто чай, мой юный друг! — ответил разносчик в маске, скрывшей ухмылку. Видимо, в темноте из-за полноты он принял Меркурию за толстого мальчика.

Меркурия потянулась к чашке, но внезапно Эмань хлопнула её по руке.

— Мер, не тупи, это разводилово.

Разносчик обернулся на неё.

— Юную подругу что-то не устраивает?

— Не устраивает, что ты нам никаких гарантий не дашь по поводу отсутствия снотворного в чашке, — небрежно бросила девушка.

— Приму это за оскорбление, дешёвая ты проститутка, — гордо сказал разносчик и ушёл от них, благо ему уже махали рукой.

— Дорогая… — ядовито протянула вслед Эмань.

Хамуцо посмотрела по сторонам: таких разносчиков было ещё четверо, так что спустя минут двадцать, когда герой спас ещё нескольких красоток, почти все были с чаем.

Кошмар начался, когда актёры — парень и пять девушек — прямо на сцене внезапно скинули с себя одежду, спровоцировав оглушительный вой. Эмань аж подавилась хлопьями.

— Во дают! Стриптиз для прошаренных!

Но дальше стало гораздо хуже. От непоставленных эротических танцев актёры перешли к столь же непоставленным действиям. А со зрителями тоже начало твориться невообразимое: многие попадали со скамеек, кто-то в исступлении побежал к артистам, на ходу пытаясь освободиться от тряпья, на галёрке, по-видимому, решили закатить свою оргию, а тем временем свету в зале прибавилась и между лавок быстро заскользили сотрудники театра, высматривая, чего бы стащить. Одна из девушек-официанток схватила было рюкзак Эмань, но та без сожалений двинула ей в нос. К Хамуцо пытались залезть в карман, но вовремя заметили, что она смотрит на них с таким разочарованием, точно на её глазах уничтожили собрание сочинений Ленина. Меркурия попросту спряталась от всего ужаса в свитер.

— Великий Мао… — пробормотала багровая от испанского стыда Хамуцо, закрывая руками глаза. — Что же это такое происходит…

Эмань перегнулась через соседнюю лавку, выхватила у полуразмякшего тощего мужчины чашку и поднесла её к носу.

— Точно не скажу, что за вещество, но какой-то местный аналог… — она обмакнула палец чашку и лизнула его, отчего глаза Хамуцо стали круглые как монеты. Почти в ту же секунду Эмань передёрнуло. — Ах! Чёрт! Мощная хрень! Слышь, Муцо, это походу не что-то местное простое типа опиума или там конопли — мне Софи говорила, где народ курит — а что-то из подпольной лабы. У меня очень много вопросов к твоему другу.

— У меня тоже… — пробормотала Хамуцо. — Давайте пойдём отсюда, это не театр, а наркопритон какой-то…

Точно в подтверждение её слов у кого-то недалеко от них начались судороги и пошла пена изо рта. Работники театра быстро подбежали к нему, накрыли каким-то тряпьём и поспешили вынести, чтобы не смущать остальных, кто ещё был в сознании.

— Отец всех убеждал, что за такое надо расстреливать, даже если нет точных доказательств, — завершила Хамуцо, отряхиваясь.

— Ну это тоже не дело, — сказала Эмань, вставая и также пытаясь привести себя в порядок, краем глаза наблюдая за оборванным толстяком, стоявшим недалеко от них и затуманенно на неё смотревшим. Остальной народ после короткого бурного всплеска начал попросту ложиться кто куда — видимо, доза была великовата. Хотя иные продолжали куролесить. Актёры, изрядно потрудившиеся и теперь кое-как накинувшие на себя одеяло, что-то вдыхали через бумажные трубочки с плоских прямоугольных тарелочек. Хамуцо заметила, что Эмань смотрела на это подозрительно долго.

Из-за продолжающейся неразберихи выйти и вывести Меркурию удалось без проблем. Ночь была глубокая, но свежий воздух взбодрил. Хотя было особенно темно из-за затянувших сизость чёрных облаков.

— Ну что, попробуем подождать твоего друга здесь? — спросила Эмань Хамуцо. Та пожала плечами.

— Он не говорил, как долго работает.

— Короче, — Эмань взглянула на часы, — ждём 15 минут, затем кричим ему. Если не выходит, топаем домой сами, иначе нам точно пизда. Мне шепнули, что в последнее время Сушилка не спит по ночам, а сидит у себя и перебирает какие-то свитки.

Они молча постояли в ночной темноте.

— Мер, ты в порядке? — решила уточнить Хамуцо.

В ответ раздалось невнятное мычание.

"Ну теперь точно конец нашим хорошим отношениям, — грустно подумала девушка. — А всё шло нормально!"

— Муцо, что ты думаешь обо всём этом? — неожиданно спросила Эмань, причём тише, чем говорила обычно.

— Я? — не поняла Хамуцо.

— Тс-с-с… Да, ты. Ты же за светлое коммунистическое будущее, хотя твоя страна что в старом, что в новом столетии была одной из ведущих экспортеров наркотиков по всему миру в том числе дружественные страны. — Она серьёзно посмотрела на дочь генерала, хотя та начала закипать от гнева. — Понимаешь, что в этой в стране счастья у простых людей на другие развлечения шансов нет? Только бухать, смотреть порнуху со сцены и упарываться наркотой. Но дело не прям в этом, а в контингенте, понимаешь?

— Не особо.

— Короче, тут же были только люди, так? Которые получили билеты от Бирюзы и от кого-нибудь ещё. То есть билеты на определённое мероприятие в определённое время нужно достать. Значит, кто-то специально это организовал, и этот кто-то распространяет наркотики и имеет определённое влияние в Новом Эрлитоу. И этот кто-то, возможно, стоит на стороне против людей.

Хамуцо поняла, что начала соображать примерно в том же направлении.

— И этого кого-то не закрывают? Насколько я поняла, иномирцы не имеют никакого влияния на управление городом.

— Может, и пытаются закрыть, только допустим, что это невыгодно.

Хамуцо поджала губы.

— Я же говорю — это всё капитализм.

Эмань устало подняла брови.

— Не неси херни… Так, время вышло, я зову твоего друга.

И она поднесла ладони ко рту, сделав рупор.

— Сле-по-ша-рый!!!

От такого усердия все мимо проходившие обратили на них внимание. Примерно половина неодобрительно покачала головами и заворчала о распущенности молодёжи, которая никого не уважает.

Тут Меркурия ойкнула.

— Что такое? — обернулась Хамуцо.

— Я потеряла серёжку! — девушка щупала голую мочку уха.

— Бывает, — пожала плечами Эмань. — Наверное, спиздили, раз золотая.

— Это бабушка дарила, — глухо пробормотала Меркурия, двигаясь к входу в театр. — Я должна её найти.

Хамуцо хотела остановить её, но передумала. Хотела идти следом, но поняла, что эту пошлость она не вынесет. Эмань и подавно было плевать. Так что скоро свитер Меркурии растворился внутри злополучного театра.

— Если слепой выйдет, пойдём без неё, она нас догонит. — И снова заорала: — Резчик! — Повернулась к Хамуцо. — Как его зовут-то хоть?

— Бирюза, — машинально ответила Хамуцо.

— Поняла, — и Эмань заорала особенно громко: — БИ-РЮ-ЗА!!!

В этот миг в глубине затхлого театра, наполненного запахами протухшей еды, нестиранных вещей, немытых тел, но сильнее всего дурманящими амбре загадочных порошков, в лабиринте кулис бледное, длинное, тонкорукое существо с бездонными чёрными глазами, мелкими острыми зубами и жутковатыми, точно восковыми, когтистыми пальцами заинтересованно дёрнуло длинным ухом. Тёмный язык смочил верхнюю губу. Тело слегка задрожало, точно вспомнив о собственном голоде, когда по воздуху разнёсся аромат пищи. Существо двинулось к чёрному ходу из театра.

Зря Эмань произнесла это имя…

1. Гэта — обувь на высокой платформе, при которых плоская подошва лежала на двух вертикальных брусках. В зависимости от материалов и украшений могла быть частью гардероба представителей разных сословий.