Загадочные края

8

Лес одуряюще пах.

Ветер, приходящий с моря, разбавлял этот строгий живой аромат запахом соли и влаги, но больше всего среди деревьев пахло, конечно, смолой, зеленью, тёплой землёй и целой гаммой чего-то ещё, сливающегося в единое целое. Солнце золотило листву и проливалось на землю бледными струями света, разрисовывая лесной покров, состоящий из сухой хвои, листьев и веточек, самыми причудливыми узорами.

Канут наслаждался всем, что видел здесь, обонял и ощущал. Он за свою жизнь повидал много различных лесов – и южные дебри, па́рящие под лучами безжалостно-жгучего солнца, и леса средней полосы, видел пустыни, альпийские луга у подножия гор, где паслись неисчислимые табуны, видел степи и тайгу, сквозь которую не продраться ни человеку, ни свету. Но больше всего на свете он любил леса, в которых вырос – северные, бедноватые, низкорослые леса. Они возвращали ему силу и лелеяли, как может лелеять младенца мать.

Именно потому он, как всегда, приказал своим кораблям пристать к берегу, сам отправился домой прямиком, через горный хребет, а корабли отправил в обход – сначала долго на север, а потом долго на юг и затем на восток, следуя прихотливым изгибам полуострова, изрезанного фьордами. Корабли шли под парусами и иногда на вёслах, но путь прямиком был куда короче, и потому Канут, никуда не торопившийся, всегда добирался до места быстрее, чем его люди. И то дело, если забыть об огромном количестве всяких заливов и фьордов, разрисовавших линию берега, Свёерхольм, центр графства Бергден, находился в глубине огромного залива меж двумя полуостровами. Тот, что располагался западнее, был куда длиннее восточного и почти касался своим крайним мысом вечных льдов, а именно его приходилось огибать тем, кто отправлялся в походы, или возвращался из них. Путь был долгим, а Кануту не терпелось почувствовать себя дома. Он и был дома в этих лесах, ведь они входили в Бергден, а значит, принадлежали его отцу.

С собой он взял немного еды и оружие, даже лук, хотя не собирался охотиться, и не стал. При желании в лесу можно было прожить с одним только поясным ножом, найти пропитание и защититься от голодного зверья. Хуже было со встречными людьми, они могли оказаться куда опасней дикого кабана или медведя, но Канут был воином и людей не опасался. Кроме того, меч был при нём. Только доспех он оставил на корабле. А так… Ножа, плаща и «огненного мешочка» в коротких походах через лес ему хватало.

Он знал, что уже близок к горду – и по приметам, потому что земли на три дня пути вокруг дома знал наизусть, и каким-то чутьём, которое присуще скорее животным, чем людям. Но не торопился, хоть ему и очень хотелось увидеть мать, отца, возможно братьев… Невольно Канут поморщился. Да, братьев, но только не Скиольда. Его Кануту видеть не хотелось…

Он шёл, бесшумно ступая по старой, неперепревшей хвое, и отдыхал.

Внезапный звук заставил его затаиться и пойти осторожней. Молодой человек пригнулся и для неопытного глаза стал почти неразличим в мешанине ветвей, даже когда двигался – богатый опыт охотника. Последние метры он преодолел, уже даже не совсем ступая, а будто бы переливаясь из шага в шаг, замер за стволом и молодой порослью и осторожно выглянул.

Сразу за чертой дерев развернулась небольшая полянка, изогнутая серпом, противоположный край которой был совсем близок, меньше чем в десятке шагов. Возле него, вскинув лук, замерла девушка в мужской одежде, сшитой явно на неё, не мешковатой, наоборот, удобно сидящей. Сразу видно, какая стройненькая. Она стояла в профиль к Кануту, но он сразу оценил, какая она тоненькая и гибкая – совсем не похожа на северных женщин, массивных и дородных. Эта больше напоминала стебелёк цветка. Южанку. И красивая. Будто воплощённая родная земля.

Девушка держала в вытянутой руке красиво изогнутый маленький лук – себе под стать. Потом опустила его и наклонила головку, на которой удобно лежала коса, сложенная кольцом. Волосы золотились. Наверное, они у неё длинные, ниже пояса. Беззвучно передвинувшись правее на несколько шагов – за другой ствол – Канут разглядел и её лицо – хоть не такое уж поразительное, как почудилось в первый момент, но красивое, приятно своеобразное. Даже на расстоянии молодой человек чувствовал исходящее от нее обаяние. Он замер и присел на корточки так, чтоб не издать ни звука, не попасть на глаза и чтоб видеть насколько можно много. Он уже понял, что ему посчастливилось увидеть одну из хозяек леса, альву, представительницу Старшего Народа.

Девушка шагнула назад, и под её ногой треснула ветка. Теперь она выглядела до удивления материальной. Снова плавно подняла лук, прищурилась. Он немного выглянул из-за ствола, чтоб посмотреть, на кого охотится эта странная гостья, и разглядел на ветвях дерева, стоящего в отдалении, крупную птицу. Усмехнулся и ещё немного выдвинулся вперёд, всё так же бесшумно.

– Не попадёшь, – сказал он.

Девица отреагировала мгновенно. Резкий разворот, и вот уже стрела (солидная стрела, на крупную птицу, с десятка шагов человека положит наверняка) смотрит ему в грудь.

Канут застыл, улыбаясь и разводя руками, чтоб показать, что оружие от них далеко. Он опасался нервного движения – очевидно, что с пяти шагов она попадёт – но поверх стрелы на него смотрели совершенно спокойные глаза. Мужчина присмотрелся. Зрачки её глаз были круглые, обычные, совершенно человеческие.

– Не надо, – сказал он. – Я не причиню вам вреда.

Она медленно опустила лук, но недостаточно, чтоб не вскинуть его мгновенно, и стрелу оставила на тетиве.

– Я не причиню вам вреда, – повторил Канут.

– А зачем было говорить под руку? – спросила она. Голос звучный и очень живой. Человеческий. Ему ещё не доводилось слышать такого приятного. Кто же она на самом деле?

– Извините. Но я просто захотел поправить вам прицел. Вы неверно взяли.

– Я взяла правильно. И, пожалуй, доказала бы вам.

– Докажите.

– Не могу. – Она наконец-то улыбнулась и сняла стрелу с тетивы. – Птица улетела.

– А зачем, если не секрет, вы на неё охотились? Вага не слишком вкусна. – Канут вышел на свет.

– Мне сказали, у неё отличные перья.

– Для стрел они жестковаты.

– Мне не для стрел.

Он подошёл ещё на шаг. Девица смотрела на него без страха, спокойно, и он все никак не мог решить, альва она или такой же человек, как он. Красота, в первую минуту бросившаяся ему в глаза, оказалась не такой уж бесспорной, но черты тонкие, а взгляд так и вовсе огонь. Канут понимал, что девушка не пытается его увлечь – он знал, как представительницы прекрасной половины человечества пытаются обольстить и какими при этом становятся – но увлекался сам всё больше и больше.

– Кто вы? – потребовал он. – Вы альва? Хозяйка леса?

Девушка посмотрела на него до крайности мрачно.

– Снова здорово, – вздохнула она. – Почему все стремятся увидеть во мне нелюдя? Хочу вас разочаровать – меня уже проверяли на принадлежность к людской расе. Показать ожог?

– Сурово! – признал мужчина. – Прошу прощения. Но вы так… Так необычны. Да ещё и в такой странной одежде.

– Чем она странная? Или, по-вашему, я должна скакать верхом в юбке? Это не очень удобно, а в некоторые моменты и не слишком прилично.

Канут расхохотался. Он любил девушек, которые умели свободно себя вести, при этом не подпуская к себе ни на шаг.

– Ладно, признаю́. Говорите вы как человек. Разве что очень непривычный. Но, может, всё-таки назовётесь? Меня, к примеру, зовут Канутом.

– Ингрид, – спокойно, без соблюдения обычаев и произнесения традиционных слов, представилась она.

– Ингрид, – повторил он. – Красиво. Я мешаю тебе охотиться?

– Нет. Я не охотилась, я гуляла. И уже собираюсь домой.

– Где ты живёшь?

– Там. – Она махнула рукой в сторону поместья. – А тебе куда?

– Нам по дороге. Где твой конь?

Ингрид кивнула в сторону зарослей ежевики, и, обойдя их, Канут в самом деле обнаружил привязанную к дереву кобылку-трёхлетку. Узда была простая, ременная, да и лошадь простенькая, но далеко не каждый фермер мог позволить себе иметь верховую лошадь, и молодой боец задумался, кто же она может быть. Богатых фермеров в округе было всё-таки немало. Или лошадь она просто одолжила? Кто знает.

Он подвёл ей кобылку, и девушка ловко, хоть и без заметной привычки вскарабкалась в седло. В седле девица смотрелась неплохо. Он видел в своей жизни много стройных изящных женщин, со многими развлекался в постели, случалось, и брал силой, если такие попадали к нему в плен, но в этой ему по-прежнему чудилось что-то особенное.

– Ну. – Он улыбнулся и протянул руку. – Не против, если я возьмусь за стремя?

– В чём проблема? – Ингрид нагнулась и погладила лошадь по шее. – Глен вынослива. Если умеешь держаться без стремян, то садись позади меня. Насколько я поняла, нам по пути?

Он вспрыгнул на спину лошади одним махом и устроился поудобней. Девушка пустила кобылку, недовольную двойным грузом, лёгкой трусцой.

– Прекрасно сидишь верхом, – похвалил он, не зная, о чём ещё заговорить.

– Чёрта с два. Я делаю это шестой раз в жизни. Веришь?

– Нет.

– А зря. Я сказала правду. Катаюсь верхом только месяц.

– А почему? Раньше было не на ком?

– Раньше слишком сильно болел бок. Ожог.

– Проверяли железом?

– Всё как положено. Накалённым.

– Очень сурово. Но, с другой стороны, я понимаю тех, кто это делал. Не пойми превратно, ты так похожа на альву…

– Сперва мне заявили, что я вайль. – Она рассмеялась.

– Вайль? – Он прикрыл глаза и вдохнул её аромат. Волосы, которые почти касались его лица, пахли одуряюще. – Нет, на вайль-то как раз не похожа. Они очень лесные, если можно так сказать. Холодные, пахнут ключевой водой и зеленью. И в глазах у них… Два замёрзших озерца.

Она чему-то тихо рассмеялась.

– Когда меня приняли за вайль, я, наверное, как раз была такая. Хорошо сказано – два замёрзших озерца. Ты, наверное, поэт.

Он нахмурился.

– У тебя было какое-то горе?

– Ну… Я бы сказала, это сейчас мне хорошо. А тогда… Так скажем, не очень. Ну, попробовали меня железом – холодным, я имею в виду. А так как результата не было, то стали проверять горячим. – Она снова тихо рассмеялась. – Жаль, я была не в том состоянии, чтоб видеть лица. Думаю, они были интересные.

Канут молчал и осторожно касался носом её волос. Они были пушистые и щекотные. Мягкие, наверное, если расплести косу.

– Скажи, – произнес он осторожно, – как отец позволяет тебе носить такую одежду? Очень необычно. В прежние времена, говорят, за подобные вольности наказывали. Вплоть до изгнания. Конечно, сейчас не прежние времена, но…

Она оглянулась и с любопытством; улыбка была в её глазах.

– Тебя шокирует мой наряд?

– Нет. Нравится.

– Мой отец очень демократичен. Он и не то мне позволяет.

– А что, например?

– Упражняться с оружием.

– Да? – Канут оживился. – И тебе нравится?

– Само собой. Иначе б не занималась.

– А какие мечи предпочитаешь?

– Себе под стать, конечно. Длинные, лёгкие, с полуторной рукоятью и прямой гардой. С балансировкой по основанию черена. Ну как? Проверил?

– Разбираешься, – признал он. – И получается?

– Хреново получается, по правде говоря.

– Как?

– Ну, очень плохо.

Они посмеялись.

Лес поредел, сменился подлеском, потом гущу папоротников и кустарника прорезали тропинки, и Канут с Ингрид выехали на открытое пространство, откуда уже видны были и ухоженные поля, и сама усадьба вдалеке. Слева кое-где выглядывали из-за деревьев ухоженные домики фермеров, но девушка не направила кобылку в их сторону, а продолжила путь прямо к главному дому поместья, и он подумал, что она хочет поставить лошадь на конюшне Сорглана, возможно, временно живёт в горде, а значит, её родители гостят там. Может, по делам, может, подвозили остатки дани или улаживали ещё какие-нибудь дела. «Тем лучше», – решил он.

Ингрид остановила лошадь неподалёку от ворот, на дороге, у края небольшого луга, начинавшегося почти прямо от стены, осторожно спешилась, чтоб не задеть его ногой. Он тоже спрыгнул на землю и положил руку на спину кобылки, почти рядом с рукой девушки.

– Теперь тебе на конюшню? – спросил он.

– Да.

– Эгей! – донеслось с поля.

Канут оглянулся и увидел отца – тот брёл почти по пояс в траве, густой, яркой, уже давно готовой к сенокосу. Сорглан был одет в домотканую, неокрашенную рубашку, перепоясанную простым ремнём с ножом в ножнах, такие же штаны, и настолько напоминал простого работника из своего же поместья, что его мог спутать кто угодно, разве что не домочадцы и не те, кто знал его в лицо. Граф шёл к ним и улыбался, и Канут приветственно поднял руку, понимая, что его увидели. Девушка тоже повернула голову в сторону луга и заулыбалась – улыбка красила её необычайно. Только теперь Канут понял, чем же она показалась ему так знакома, кого напомнила – мать. Девушка была похожа на Алклету, самую лучшую женщину, которую он знал, и всё-таки в чём-то отличалась от госпожи Бергдена. В этой девушке было то, чего недоставало Алклете. И ещё, кажется, многое из того, что Канут всегда втайне мечтал увидеть в женщинах. Он, наконец, отчётливо понял, чего же хочет, и потому схватил её за руку.

– Ингрид!

– А? – она повернула к нему голову. – Что?

– Скажи мне, кто твой отец. Где я смогу найти его, чтоб попросить тебя в жёны?

Улыбка мгновенно сбежала с её лица, девушка сжала губы и стала очень серьёзной. Строго и внимательно она посмотрела ему в лицо.

– Не думаю, что отец легко отдаст меня, да и я… Я очень сомневаюсь, что скажу «да». Очень. Скорее я уверена в обратном.

– И всё же. – Его совершенно не смутили её слова. Любые обычаи и традиции требовали, чтоб девушка в первый раз отказала. Кроме того, возможно, она таким образом указала, что ему следует и её непременно спросить. Конечно же, она совершенно права – с раскаяньем подумал Канут. – И всё же? Могу я узнать его имя и как его найти? Я всё-таки попытаюсь.

Она пожала плечами.

– Пожалуйста. Мой отец – господин Сорглан, граф Бергденский. А где его найти? Да вон он, идёт сюда.

– Что?

Кануту показалось, что земля и всё, что есть на ней, вдруг заскользило прочь, оставляя его в пустоте. Зелень, желтизна цветов, пронзительная синева неба – всё на миг смешалось в единое пятно и расплылось перед глазами. Он глотнул и с натугой улыбнулся.

– Ты шутишь?

Она посмотрела на него с искренним недоумением.

– Шучу? Нисколько. Я что, совсем не похожа на дочь графа? – И усмехнулась.

– Я знаю господина Сорглана, – проговорил он. – У него нет дочери.

– Не было, – поправила она. – Теперь есть. Он меня удочерил.

Канут побелел и сжал губы. А отец уже подошёл совсем близко, радостно фыркнул и схватил сына за плечо.

– Хей, Канут, припозднился же ты нынче. Мы давно тебя ждали. – Он улыбнулся Ингрид, кивнул ей. – Уже познакомились?

– Да. – Она вежливо перевела взгляд с Сорглана на Канута. – Мы познакомились в лесу, и я подвезла молодого человека. Он сказал, ему сюда.

– Молодого человека, – расхохотался лорд. – Теперь, девочка моя, не зови его так. Это твой брат, мой почти что младший сын, Канут. А это, Канут, твоя сестра, Ингрид. Кое-кто её уже называет Мореглазой. Сестрёнка, понял, сынок?

– Да, – выдавил он, едва справляясь с непослушными губами. – Уже понял.