Загадочные края

21

Ещё не побелело небо, затянутое тонкой плёнкой облаков, ещё горели костры по периметру замковых стен, когда проснувшегося рано Сорглана (он вообще предпочитал не залёживаться) обеспокоили жалобные крики, звучащие где-то рядом. Он скинул ноги с постели, жестом успокоила вскинувшуюся Алклету, которая до этой минуты спокойно спала, и, едва выглянув в коридор, увидел, как в гостиную двое слуг выносят Эльгинн. Она, судя по мутному взгляду и беспорядочным движениям, пребывала в каком-то странном состоянии и, кажется, делала усилия, чтоб вновь не потерять сознание.

Девушка очухалась только теперь, и состояние было такое тяжкое, что больше всего ей хотелось снова закрыть глаза и пару дней полежать, не шевелясь. Но с натугой вспомнила о том, что произошло, и преданность победила – Эльгинн с трудом закричала. Крик получился лишь чуть сильнее стона, но на её счастье в гостиной уже работали две служанки и любезничающий с ними оруженосец графа, они встревожились, заглянули в комнату дочери Сорглана и вынесли тяжело дышащую Эльгинн. А потом, заметив, что в комнате нет леди Ингрид, заметались, не зная, что делать и кого звать.

– Что случилось? – жёстко спросил Сорглан, глядя на слуг, но больше всего – на пострадавшую.

За Эльгинн ответила горничная госпожи Алклеты.

– Исчезла госпожа Ингрид, мой господин.

– Что значит исчезла?

– Посмотрите.

Сорглан ещё раз взглянул на Эльгинн.

– Вызовите ей врача. – И вошёл в комнату дочери.

По первому взгляду здесь ничего не изменилось. На столе лежала раскрытая на середине книга, у кровати валялось небрежно сброшенное бальное платье и туфельки, а на краю стола – украшения. Но что более всего насторожило лорда – постель не была смята, на неё явно сегодня не ложились. И ещё – было снято и куда-то делось гобеленовое покрывало, а судя по виду Эльгинн, она не могла его снять и куда-нибудь спрятать. Сорглан методично обыскал комнату. Не нашлось ни записки, ни покрывала. Все платья, находившиеся в комнате, он вывалил на пол и приказал позвать Нину, лучше всех знакомую с гардеробом его дочери.

– Что из платьев пропало? – спросил он, показав пальцем на кучу. Нина нагнулась, долго рылась и наконец выпрямилась, пожимая плечами.

– Ничего. Нет только ночной рубашки из светло-синего льна и пеньюара. Что же касается нижнего белья, то…

– Это меня не интересует, – оборвал граф. – Ты уверена, что ни одно платье не пропало? Ответишь головой!

Нина посмотрела опасливо.

– Кажется, нет. Кажется, всё на месте. Я могу ещё раз посмотреть.

– Посмотри. – Граф заглянул в шкатулку, где хранились драгоценности. Призвал на помощь свою память и сделал вывод, что отсюда тоже ничего не пропало.

Он вышел в гостиную, где Эльгинн осматривал Валентин. Он осторожно обминал ей виски, вслушиваясь в стоны, попросил помочь поставить на ноги и, поскольку простоять несколько минут она не смогла, поймал и уложил обратно на диван. После этого взял у прибежавшей горничной графини маленький ювелирный молоточек и толстую спицу. Недоумевая, зачем нужны эти предметы, девушка немного отошла в сторонку. Валентин не успел удовлетворить её любопытство – он увидел графа и выпрямился.

– Ну? – спросил лорд.

– Могу на самом деле и не проверять, – ответил, крутя в пальцах спицу, хирург. – И так вижу. Ушиб головного мозга. Удар нанесён каким-то тупым орудием вроде палки или дубинки, довольно сильно. Сомневаюсь, что есть ли повреждения черепа, если и есть, но небольшие. Жить будет. То есть, конечно, если смогу найти необходимые лекарства и если обойдётся без водянки.

– Короче, на неё напали. Говорить может?

– Могу, господин, – простонала Эльгинн, прикрывая глаза от света. Валентин заметил это и попросил убрать светильник.

– Лучше не надо, – сказал он. – Девушке нужен покой.

– Нет, нет… Я должна… Господин…

Сорглан подошёл, нагнулся к служанке, прикоснулся к её лбу.

– Говори, девочка, – ласково попросил он. – Что произошло? Где Ингрид?

– Её украли, – прошептала изнемогающая от головной боли Эльгинн.

– Кто?

– Господин Скиольд.

– Кто?!

Сорглан резко выпрямился, но тут же взял себя в руки и снова нагнулся к пострадавшей. Та в изнеможении прикрыла глаза – смотреть было больно.

– Рассказывай.

– Они вошли… То ли четверо, то ли трое… Господин Скиольд подошёл к госпоже Ингрид и схватил её. Я…

– Но почему же мы ничего не слышали? Почему она не кричала? Почему не кричала ты?

– Я проснулась, когда госпожа уже была в комнате, она успела сама раздеться и читала книгу. Она сидела у стола… Я побоялась помешать и попыталась снова заснуть… Они вошли, сперва я не подумала плохого, потому что госпожа… Она была спокойна. Но потом она вскрикнула… И я поняла, что что-то не так… Я… Простите меня, господин, я должна была закричать, но я стала вставать вместо этого… Меня ударили по голове. Простите меня, господин. – И она заплакала.

Сорглан растерянно провёл ладонью по лицу. Он обернулся и увидел, как в гостиную вошла Алклета, запахивающая тяжёлый парчовый пеньюар, вполне приличный, чтоб в нём появляться за пределами спальни, и Канут, встревоженный общим переполохом. Сорглан только посмотрел на них и ничего не сказал. За него всё рассказала горничная графини.

Алклета вскрикнула.

– Расскажи подробней, кого ты видела? – продолжил расспрашивать граф. Все замолчали, чтоб слышать ответы как можно яснее.

– Я видела господина Скиольда.

– Ты уверена, что это был Скиольд?

– Да, господин.

– Как он был одет?

– В тёплой куртке, – принялась вспоминать девушка. – Может быть, на нём была кольчуга, а может, нет. Я не разглядела. Кажется, были такие кожаные… На плечах…

– Оплечья, – подсказал Сорглан. Он впервые за много лет чувствовал настоящую растерянность.

– Да, господин. У него был с собой короткий меч. И нож. С ним были двое… Или трое. Не помню. Я их не знаю…

– Ясно.

– И ещё была леди Гивалди.

Присутствующие – все без изъятия – переглянулись.

– Ты уверена? – настойчиво принялся выспрашивать граф Бергденский.

– Нет, господин, – жалобно ответила Эльгинн. – Но, кажется, это была она. Леди Сиана Гивалди. Или какая-то другая благородная женщина, на неё похожая. По бальному одетая. – Девушка коснулась лба. – Я не понимаю… Что со мной… Мысли мешаются, но почему-то я уверена, что это была леди Сиана.

– Ей нужно отдохнуть, – настойчиво прервал допрос Валентин. – Девушка очень слаба.

– Да, конечно. – Сорглан выпрямился, и лицо у него стало очень холодным. – Унесите её в свободную комнату и устройте там. Обеспечьте ей должный уход. А вы, – он обращался к врачу исключительно на «вы» демонстрируя особое уважение к мастеру-целителю, – найдите нужные лекарства, сколько бы они нм стоили. Я заплачу́.

Он обернулся, пряча растерянность – постыдную слабость, которая внезапно охватила его – и посмотрел на жену и сына. Он видел, что Алклета, сотрясаемая крупной дрожью, отказывается верить услышанному, Канут же наоборот, поверил с первого звука. Сорглан знал, что его двадцативосьмилетний сын ненавидит Скиольда, и знал, в чём была причина этой враждебности, а потому никогда не вмешивался в их отношения, раз уж пока вражда не доходит до оружия.

– Мерзавец, – прошипел Канут, как только слуги немного отошли, так, чтоб не слышать его слов. – Ублюдок…

– Придержи язык! – резко оборвал Сорглан сына и потянулся к жене.

Впрочем, Алклета на вырвавшийся у сына эпитет не обратила внимания. Она, перепуганная известием об исчезновении дочери, жалобно смотрела на мужа.

– Что же произошло, милый? – в замешательстве она назвала мужа так, как уже многие годы называла, лишь будучи с ним наедине. – Что случилось?

– То, что Ингрид похитили, очевидно. Всё же остальное, то есть сведения о Скиольде и леди Гивалди, следует десять раз проверить, прежде чем опираться на них как факт.

– Интересно, кто по-твоему ещё способен на подобное? – бросил Канут. – Выходка в стиле Скиольда.

– Ты не любишь брата и потому приписываешь ему все смертные грехи.

– Нет нужды ему что-либо приписывать, отец. Что же касается Ингрид, то я уверен, что Эльгинн не солгала. Послушай. – И сын рассказал отцу всё о первой встрече сестры со старшим братом. – Он слишком откровенно смотрел на неё.

– Это немыслимо! – взорвалась Алклета. – Одно дело взгляд, который попросту мог тебе почудиться, другое же – обвинение в подобном поступке. Скиольд не похитил бы сестру. Собственную сестру!

В противоположность жене Сорглан отнёсся к рассказу Канута со всей серьёзностью. Он понимал, что Скиольд – человек непредсказуемый, а инстинкт зверя, повелевающий ему брать то, в чём он, по своему мнению, испытывает нужду, проглядывал в нём и раньше. Кроме того, строго говоря, Ингрид всё-таки не кровная его сестра, на обряде он не присутствовал и мог бы отговориться этим… Но всё же поступок до крайности мерзкий, а потому не следует спешить с обвинениями кого бы то ни было, пусть и человека, который раньше вёл себя неблаговидно.

– Я повторяю, всё необходимо проверить. Канут, отправляйся и опроси всех наших слуг – может, кто-нибудь что-нибудь слышал. Отправь в порт людей и посмотри, на месте ли корабль Скиольда. Я же пойду побеседую с Альдаром.

Альдар, как только ему сообщили, что граф желает с ним говорить, и что он очень обеспокоен, немедленно принял Сорглана в своих покоях. Выходец из низов (отец его был младшим офицером гвардии императора, а мать – рабыней-южанкой), он, к концу жизни добившийся и титула, и славы, и всеобщего уважения, сохранил привязанность к друзьям юности, многие из которых выдвинулись в жизни только благодаря ему, и к тем, кто воевал под его командованием в самом начале его карьеры. Сорглан был из тех, к кому Альдар чувствовал помимо всего прочего глубочайшее уважение.

И более того – юный граф Бергденский был, наверное, единственным офицером благородного происхождения, кто не только не гнушался своим командиром, но и откровенно считал ниже своего достоинства вообще помнить о его «родословной» и отсутствии образования. Читать Альдар научился уже только к тридцати годам, а великосветских манер не обрёл до сих пор, да и не стремился. Он умел держаться с достоинством и считал, что этого достаточно.

Альдар волей императора носил титул графа впридачу к баронскому титулу, полученному пятнадцать лет назад. Графом он стал после победы в битве при Эмвеле, где решалась судьба короны и жизни Гвеснера, и в ходе которой Альдар был искалечен. Эмвел стал последним местечком, которое он в своей жизни брал силой. Достойный финал военной карьеры. Теперь Альдар мог бы жить в собственных владениях, но предпочёл остаться при дворе и принять на себя довольно тяжёлые, ответственные обязанности. Теперь на него уже не косились, да и привязанность к нему императора была настолько искренней и глубокой, что никто не решался бы его задевать.

Гвеснер обладал редким для правителей качеством – он умел быть благодарным.

Теперь, пользуясь вниманием придворной знати, Альдар особенно стал ценить тех, кто уважал его просто так, за его дар полководца, за его ум и характер, а не за любовь правителя. И потому он был так расположен к Сорглану. Вместе они рука об руку провоевали два десятилетия и хорошо знали друг другу цену. Сорглана Альдар признавал равным себе по качествам ума и души.

Он внимательно выслушал всё, что сказал ему друг, покусал губу и, не говоря ни слова, приказал привести начальника стражи. Несколько минут – и необходимые распоряжения были отданы. Старший офицер охраны замка отправлен разбираться, кто и где стоял на часах в прошлую ночь, младший управитель помчался опрашивать слуг, кто и где мог видеть что-нибудь необычное, а его заместитель занялся рабами.

– Ты совершенно прав, Сорглан, – сказал Альдар, когда отдал все распоряжения. – Перво-наперво надлежит собрать все сведения. Это займет, наверное, полдня, не меньше, а может и сутки, но оно стоит того. Паниковать же и вовсе не надо, по крайней мере пока. Так служанка твоей дочери сказала, что это Скиольд?

– Я поостерёгся бы кого-либо обвинять, пока не получу доказательств, – осторожно ответил граф Бергденский.

– Разумеется, но я хотел бы видеть перед собой все составные части головоломки. Что тебе сказала эта… Как её, Эльгинн?

– Да. Она сказала немного. Что видела Скиольда, с ним то ли двое, то ли трое и… И ещё она утверждает, что видела там же Сиану Гивалди.

– В самом деле? – Альдар выпрямился, испытующе глядя на Сорглана. – Я могу поговорить с этой служанкой?

– Чуть позже, думаю, – с сомнением произнес граф Бергденский. – По крайней мере, пока она в мутном состоянии. Её очень здорово ударили по голове, чудо, что она жива. Может, позже.

– Хорошо, поговорим позже. Ситуация становится интересной. Чертовски интересной. Ты хочешь сказать, что, возможно, семейство Гивалди подкапывается под тебя?

– Не думаю. Зачем им это? Думаю, Эльгинн просто показалось.

– Возможно. Что ж, надо немного подождать. Может, пойдёшь отдохнешь? Поверь, я справлюсь и сам. Не хочешь? Тебя можно понять, конечно. Ты, я думаю, надеешься, что и твой сын горничной тоже показался?

– По правде говоря, да, – признал Сорглан.

Но первые же результаты допросов опрокинули эти надежды графа Бергденского. Один из охранников, молодой гвардеец, рассказал, что несколькими днями до того он заметил у задней калитки Скиольда и остановился посмотреть, что он будет делать, поскольку знал, что во дворец его пускать не велено. Он видел, как Скиольд заступил дорогу госпоже Ингрид, видел, что разговаривали они, судя по жестам, на повышенных тонах, что наследник Сорглана тянул к сестре руки, а она их отбросила. И ещё что потом, когда дочь графа ушла, со Скиольдом о чём-то разговаривала Сиана Гивалди, и беседа тоже была несколько странная, но закончилась, судя по всему, в обстановке обоюдного согласия.

– Чем же странная? – спросил Альдар.

Молодой человек смутился, хоть и постарался этого не показать.

– Он прижимал её к стене.

– Ты хочешь сказать, что между ними, возможно, существуют близкие отношения? Это ты хочешь предположить?

– Не могу ничего утверждать. – Молодой гвардеец посмотрел на Сорглана. – Я тогда задержался ещё и потому, что мне показалось, будто жесты сына графа Бергденского выглядят угрожающими.

– По отношению к леди Ингрид?

– И к ней, и к леди Гивалди. Ещё раз повторю: может, мне показалось, я стоял далеко.

Альдар посмотрел на друга, но тот только пожал плечами.

– Дочь не рассказала мне об этом их разговоре. Я ничего не знаю.

Вызванный следующим гвардеец рассказал, что находился в ночь похищения у наружной стены, у бойницы. К нему подошла леди Сиана и отослала под неким довольно значимым предлогом. Что за предлог, Альдар не стал спрашивать, поскольку, как сказал офицер охраны, гвардеец в тот момент был не на посту.

Приведённый затем невольник графини Атлейской (которая перед сном отправила его за лечебной настойкой) рассказал, что видел в коридорчике для слуг четырёх вооружённых мужчин и красиво одетую знатную женщину, в которой не мог не узнать известную всему двору любовницу императора. Тогда он решил не вылезать на глаза от греха подальше. Пересидел в закутке.

– Кто были эти мужчины? – спросил Альдар, многозначительно покосившись на Сорглана, который невольно напрягся перед перспективой узнать правду от свидетеля.

Раб наморщил лоб, вспоминая.

– Троих я не знаю, господин. Один был мне знаком, он когда-то служил барону Две́ера, был им выгнан и ушёл на службу к сыну графа Бергденского, – короткий поклон в соответствующую сторону. – Бивер его зовут, этого воина.

– А ещё один, известный тебе?

– Кажется, это был господин Скиольд, наследник графа Бергденского, – ещё один поклон туда же. – Но я не совсем уверен, я видел его только раз в жизни. На нём была очень простая зимняя куртка, такие носят обычные мореходы, поэтому я мог и спутать. Вот только он был при мече и нёс на плече огромный длинный свёрток. Что-то, завернутое в плотную ткань.

Альдар оживился.

– Это «что-то» было похоже на человеческое тело?

Раб снова наморщил лоб.

– Да пожалуй что похоже, господин. Тело либо подростка, либо женщины. Маленькое. Но кто это, видно не было. Ткань закрывала всё.

Сорглан, бледный, молчал. Альдар жестом отпустил раба.

Последним заглянул Канут и сообщил, что ни корабля Скиольда, ни самого Скиольда в городе нет.

Альдар и Сорглан сидели за столом весь день и всю ночь, не прерываясь практически ни на минуту, даже во время еды продолжали обсуждения или опросы. Но всё больше и больше обязанность разговаривать и уточнять ложилась на Альдара. Сорглан же сидел, опустив голову на руку, и плечи его бессильно поникли.

Ни одно из последовавших свидетельств не опровергло уже выясненное. Один из гвардейцев, стоявший на посту на верхнем гребне стены, видел небольшую конную группу людей, удалявшихся от замка по дороге в порт, но поскольку они удалялись, и не было тревоги, не стал поднимать шум, только запомнил. В конце концов, заместитель Альдара расстарался и отправил бойцов в порт с приказом найти тех, кто мог видеть Скиольда и рассмотреть его внимательно.

Доставленный десяток свидетелей привозили и допрашивали отдельно друг от друга, так, чтоб не могли сговориться. И они всё равно рассказали одно и то же – да, Скиольд, в куртке, верхом, при мече, да, нёс на плече или вёз в седле большой свёрток ткани размером с человека, скорее всего женщину. Один из свидетелей смог даже примерно описать ткань, и это описание совпало с тем, как выглядело пропавшее покрывало.

Сорглан от свидетельства к свидетельству становился безучастнее, но уже не бледнел, вполне держал себя в руках. Альдар же, глубоко захваченный задачей, стал более жёстким и внимательным, он пытался поймать говоривших на противоречиях, и когда это не удавалось, удовлетворённо кивал головой. Он в запале видел теперь в проблеме суровую головоломку, решить которую – дело его чести. Такое происшествие в королевском замке – пятно на чести государя. Его величество за такую оплошность охраны может и головы с плеч посшибать.

– Что думаешь? – спросил он Сорглана, когда поток свидетелей иссяк и картина стала прозрачна, словно тонкий речной лед.

– Значит, Эльгинн не ошиблась, – медленно проговорил граф и сильнее обхватил виски пальцами.

Альдар в первый момент даже и не сообразил, в чём дело, и потому взирал на собеседника отстранённо, с лёгким удивлением. Потом вспомнил, что речь идёт о его дочери. Нахмурился.

– Думаешь, это всё плохо кончится?

– Ты же имел дело с моим наследником. Знаешь, на что он способен.

– Но с сестрой…

– Он не присутствовал на обряде.

– И что же? Решение главы семьи есть решение главы семьи. «Отсутствовал» – не оправдание.

– Но, возможно, повод. – Сорглан опустил руки на столешницу жестом резким и почти вызывающим. – Послушай, у Скиольда, насколько я знаю, почти три тысячи человек, а у меня – двести. Что мне делать, может, посоветуешь?

Альдар прекрасно владел собой и главным своим достоинством почитал умение прятать истинные мысли и чувства. Он настолько привык это делать, что маска невозмутимости и непроницаемости у него срослась с лицом. Даже его домашние не всегда знали, что он думает и чувствует, пока он не начинал говорить. Так что теперь, даже удивившись до предела, не показал этого. Только поразмыслил пару мгновений над тем, что услышал, и осторожно спросил:

– А ты не хочешь сперва поговорить с сыном?

Сорглан медленно поднял голову, посмотрел в глаза старого боевого товарища, и тот увидел в них глубоко спрятанную боль.

– О чём, ты считаешь, я должен с ним говорить? – Альдар приподнял бровь, но граф Бергденский не стал дожидаться его осторожных вопросов. – Как ты думаешь, Альдар, он знает, что так делать нельзя? Как ты думаешь, он маленький мальчишка, не имеющий представления о том, что допустимо, а что преступно, как следует поступать, а что делать не следует? Нет, мне не о чем с ним говорить, если он атаковал члена моей семьи. И подходить к нему я буду как к обычному противнику. А это придётся делать. Я сомневаюсь, что он просто захотел покатать мою дочь на своём корабле.

– В таком случае, – поразмыслив, ответил Альдар, – тебе следует обратиться к императору. И нет сомнений, что он поможет. Дело-то ведь в том, что времени в обрез, правильно?