Южный шторм

Глава тридцать вторая

Он внёс на руках её безжизненное тело обратно в банкетный зал. Ставшие ватными ноги Рикаса едва находили опору. Мёртвое лицо девушки приобрело суровые, незнакомые черты. Из молодого тела, не отведавшего плотской любви, упорхнула душа, также любви не знавшая.

Но произошло ещё кое-что. Горг пришёл в себя, сидел, удерживаемый лакеями. На мрачной и стряхнувшей хмельной вид физиономии играли желваки. Герцог был плох, зато безусловно жив. Рядом выстроился плотный частокол человеческих спин, они окружили нечто, лежащее на полу.

Раздался приглушённый стон, и Рикас узнал голос матери. Он осторожно положил Хели на кресло, поправил безвольно упавшую голову. Потом раздвинул толпу.

— Я хочу увидеть сына… Рикаса…

Князь лежал навзничь. Живой, в сознании, но сиреневые пятна не оставили иллюзий. И надежды.

— Отец! Я отдам тебе всю Силу…

— Поздно. Совсем. Я уже не…

— Ты спас Горга, но не стал спасать себя!

— Да… Помни, он тоже мой сын и твой брат, — Алекс закашлялся, но продолжил. — Происшедшее с Мейкдонами не делает мне чести. Я выбрал — ему жить…

Князь что-то ещё говорил, но уже невнятно, Иана упала ему на грудь, тоже готовая отдать и Силу, и жизненную энергию, и всю себя без остатка, чтобы только не повторился кошмар многолетней давности — могильная плита, и на ней имя Алексайона Алайна.

Беззвучно рыдал Филлис Винзор.

Сила, буквально взорвавшая внутренности от горечи утраты двух близких людей, требовала немедленного выхода. Рикас бегом метнулся к Иэросу, не в состоянии ждать последнего вздоха отца.

— Ваше Имп…

— Говори быстро!

— Дирижабль, десять гвардейцев и каждому оружие, что отец сдал на хранение.

— Не останешься на… — даже Иэрос не осмелился произнести слово «на похороны», пока в князе теплились последние проблески жизни. — Впрочем, ты прав. Удар нужно нанести быстро. Но — ты уверен в мишени?

— Абсолютно, синьор. Хели перед смертью, — голос дрогнул. — …Перед смертью сказала, что это признаки особого яда её матери. Ева Мей отравила им нескольких лидеров Республики Двенадцати Островов после поражения в бухте. И Терон, конечно, в деле.

— Мы пренебрегли важным правилом. Нельзя оставлять за спиной живых врагов. Получишь всё, что нужно. Да… пока корабль готовят к полёту, приказываю присоединиться к тею Капанеусу, он проводит дознание в поварской, — император хищно расширил ноздри. — Не церемониться! Если нужно — уничтожай всех до единого, только бы вывести заразу. Капанеус проявил себя слишком мягким для трудного времени.

Сила получила жертву задолго до вылета на юг. Рикас ворвался в обширное помещение, плотно забитое поварами, лакеями и прочей дворцовой челядью, серо-бледной, но без сиреневых пятен. Не размениваясь на предисловия, тей объявил:

— Император приказал добиться правды немедленно.

Начальник дворцовой охраны презрительно поджал губы. Известно, что дознание — дело неспешное, кропотливое. Но влетевший огненным вихрем офицер рассуждал иначе. Отравление верхушки противника — продолжение войны. Значит, действуем как на войне, не оглядываясь на гуманную мораль мирного времени.

— Кто ответственен, чтобы гости получили еду и питьё без риска отравиться?

Вперёд шагнул худой низкий человек тейской наружности.

— Представьтесь.

— Тей Мелитос, синьор, — голос предательски срывается, но в целом его обладатель сохранял остатки достоинства.

Рикас достал револьвер и щёлкнул курком.

— Как человек чести, вы отдаёте себе отчёт в единственном способе смыть с неё пятно. Сами или помочь?

— Вы вызываете меня на дуэль? — надзиратель над поварами был немолод и ничего убойнее поварёшки не держал многие годы. — Но моя шпага…

— Заржавела. Утешу. Вам она не понадобится.

Револьверная пуля разнесла колено.

— Стоять, мразь! — Рикас обернулся к гвардейцам. — Поднимите негодяя. Негоже ему сидеть, когда я на ногах.

Двое молодцов, вдохновлённые решительным подходом, вздёрнули Мелитоса в вертикальное положение. Ствол, упёршийся в лоб, помог сохранить равновесие.

— Без ноги, чести и совести жить можно, но неприятно. А без головы?

От трясущегося и истекающего кровью кухонного чиновника Рикас не ждал ничего полезного. Он просто применил методику отца о допросе языка за линией фронта — когда разведчик всё равно пустит пленника в расход, и нечего миндальничать. Секреты охотнее сыплются, если на глазах у источника жёстко расправиться с кем-то другим. Мелитос сыграл свою роль.

— Пощадите… За всем не уследишь. Как больно-то! Виночерпий, лакеи…

— Пока достаточно, — стволом револьвера тей указал гвардейцам бросить раненого у стены. Сам обратился к внутреннему зрению.

Простые люди в сильных эмоциях также различимы, как и наполненные Силой дворяне. И эмоция эта — страх. Но разный страх имеет отличающиеся оттенки. Большинство озабочено не пострадать по ложному обвинению и светится ужасом одного типа. Не совпадает только яркость, она зависит от степени личной трусости.

У троих страх переплетён с ненавистью, настолько явной, что Рикаса поразило, как её не ощущают обделённые Силой. Профессии оказались у троицы подходящие — виночерпий, первый помощник главного повара, последним был крупный лакей, что принёс кувшин с отравой.

Выполняя наказ императора не церемониться, Рикас не сдерживал себя. В считанные минуты злодейский план, точнее — часть его, осуществляемая во дворце, высветился в подробностях. Плевать, что забыта конфиденциальность, и добрая сотня челяди услышала признания. Плевать, что не соблюдён протокол. И тем более безразлично, что все трое умерли во время допроса, а кровь настолько обильно испачкала парадный камзол, что даже изначальный алый цвет его не мог скрыть последствий пыток.

Сила получила лишь частичное удовлетворение. Связанная с разумом, она ощущала — наказаны мелкие сошки, главный виновник гибели Хели и отца пока ускользает от возмездия.

По пути в банкетный зал Рикас вдруг вспомнил сестру. Интересно, как бы она отреагировала при виде брата, заляпанного кровью убийц. Наверно — не удивилась бы.

На пороге замер, не в силах сделать следующий шаг.

Там отец и Хели. Мёртвые. Но для него они всегда живые! И только живыми их помнит. И будет помнить всегда. Рик развернулся. Ноги сами понесли прочь. Захотелось напиться до свинского состояния по пиратскому подобию, чтобы хоть на время не слышать собственные мысли, молотом стучащие по черепу изнутри. К ним добавилась ещё одна — о сестре, до сих пор пребывающей среди убийц.

Айна узнала о трагедии только через несколько дней. Муж ворвался в её комнаты и, ничего не объясняя, потащил в направлении покоев Терона по пустым галереям дворца.

Они переселились сюда неделю назад. С поражением на материке Фрона опустела. Жители главного пиратского острова разбежались в его отдалённые концы или уплыли на лодках к другим клочкам земли. Здесь болтались только самые отчаянные мародёры. В столице дворец бывшего эвиконунга был, пожалуй, единственным сравнительно безопасным местом. Терон платил ежедневно прислуге и немногочисленной охране, только это удержало человек пятнадцать от дезертирства.

— Обязан тебе сказать! — заявил вице-главарь у резных дверей с тщательно соскобленной позолотой. Он был немного пьян и на взводе, поэтому шагал широко, словно на качающейся палубе разбойничьего брига. — Ева учудила. Приказала отравить верхушку Икарии на балу.

У Айны оборвалось сердце. Верхушка включает императора и герцогов, но массовое убийство, где непременно должны находиться отец, мать и брат…

— Кто из них…

— Не знаю, — оборвал Далматис. — С минуты на минуту ждём подробностей. Если правда, бежим немедленно. Нас в порошок сотрут.

Айна вдруг остановилась, вырвав руку из лапы супруга.

— Ты знал! И не предупредил.

Муж рассерженно махнул пятерней в несвежем белом манжете.

— Спасать моих врагов? Нет уж! Но и не такой я идиот, чтобы наносить удар, когда самим прикрыться нечем. Ева сошла с ума! Продолжает считать себя императрицей, и как императрице ей всё дозволено!

Возобновив шаг, Айна двинулась рядом, демонстративно выдерживая расстояние.

— Не предупредив, ты превратился в соучастника. Молю Создателя, чтобы её авантюра провалилась.

В отнюдь не добрых чувствах друг к другу они прошли через приёмную в кабинет Терона, стремительно обветшавший. Теперь его пьяные безобразия убирались лишь в самом общем виде. От окна повернулась Ева, монументально упакованная в бирюзовое пышное платье для торжественных выходов императорской четы к народу, голову увенчала маленькая золотая корона. В странном блеске её глаз Айна увидела подтверждение — женщина сходит с ума. Подыгрывать ей, изображая книксен с поклоном и формулой «Ваше Императорское Величество», не имело смысла.

На отсутствие пиетета не обратил внимания и Терон. Он был занят делом: опорожнял кубок и закусывал. Количество поглощаемого им спиртного не вписывалось ни в какие представления о ёмкости тела и прочности печени.

Орвис тоже глотнул рома. За этим привычным занятием их застал пират из дворцовой охраны с донесением. Далматис перехватил листок.

— Герцоги и император не пострадали. Сожалею, дорогая, умер князь Алайн и кто-то из гостей.

Комната перед глазами Айны подёрнулась туманом слёз.

Отец! Сильный, заботливый, бесконечно мудрый… Он без колебаний бросился на острова, когда присутствующий здесь нелюдь взял её с Рикасом в заложники.

Отец… Ты перенёс десятки боёв, не счесть, сколько раз был на пороге смерти, но принял её из рук этого сумасшедшего ничтожества!

Меж тем, пираты сцепились между собой в несмертельной, но очень жаркой перепалке. Далматис обвинял их в самоубийственном безумии, Терон ревел — почему новости пришли так поздно, на что получал ответ о мерах Иэроса, велевшего закрыть город и отключить телеграф… Они собачились, Айна не могла найти в себе ответ: что она потеряла среди этого сброда?

В жилах сына течёт кровь Далматиса. И благородная кровь Алайнов — тоже. Чтобы возобладала вторая, нужно немедленно увозить малыша в Винзор.

Ссора бывших соратников прервалась неожиданным образом. Со стороны приёмной раздались серии громких хлопков, напоминающих пальбу винтовки-пулемёта. Они приблизились, за дверью с шумом рухнуло чьё-то тело. Резкий голос с командными интонациями произнёс:

— Никого не выпускать без приказа. Стрелять без предупреждения.

И голос был до боли знаком. Айна увидела, что слух не обманул: в лётном плаще зелёного имперского цвета в комнату вкатился Рикас, за ним ещё четверо гвардейцев с необычным оружием в руках.

Ева и Орвис превратились в соляные столпы, замерев от неожиданности. Неожиданную прыть продемонстрировал Терон. Он вылетел из-за стола, выхватив шпагу. Наверно — впервые за много лет.

— Алексов ублюдок, я так понимаю? Хочешь за ним? Ну, доставай шпагу!

Только сейчас Айна обратила внимание, ни у одного из зелёных гвардейцев нет шпаги. Заметил ли это Терон?

— Предпочитаю другое оружие, — ответил брат.

Грохот заполонил кабинет. Терон повалился навзничь. Поперёк его белой жилетки протянулась плотная линейка дырочек. Живот пиратского императора напомнил почтовую марку с отверстиями, чтобы удобней оторвать от соседней.

К павшему бросилась жена. Айну передёрнуло от отвращения. Сейчас безумная вдова начнёт розыгрыш сцены «над телом любимого мужа»… Даже челядь знает, как они друг друга ненавидели.

Но Ева повела себя иначе. Она поднялась и шагнула к Алексу.

— Твои отец и мать сломали нам жизнь. Князь предал Терона в бою за Дайрест. Снаряд вашего корабля убил моего сына. Ты застрелил моего мужа. Дочь — и ту отнял, она сбежала к тебе. Будьте вы все прокляты!

— Хели отравилась тем же вином, что и мой отец.

Он сказал страшные слова столь безжизненно-спокойным тоном, что у Айны перехватило горло. Бросилась в глаза рыжая прядь, выбившаяся из-под тейского лётного платка, в ней — отчётливая седая нить.

— Хели?! Девочка моя! Не может быть…

Женщина бросилась к двери, нелепая в огромном платье и с золотом в волосах, где седины много больше, чем у Рикаса.

— Но, синьор… — начал было один из гвардейцев, когда Ева метнулась наружу. Он хотел напомнить о приказе командира стрелять в пытающихся скрыться бегством, и Рикас его не отменил.

Короткая очередь прервала стук женских каблуков. От звуков выстрелов нервно дёрнулся Далматис. То, что гвардейцы без колебаний пристрелили Еву, исполняя приказ с устрашающей буквальностью, выбило его из колеи. Айна, потеряв к нему остатки сочувствия, с болезненным любопытством наблюдала, как тот попробует вывернуться из ловушки. И уж точно решила не приходить на помощь. Сейчас брат сделает то, на что у неё самой не хватило решимости.

— Надеюсь… — начал Орвис, тщательно выбирая слова и интонации. — Надеюсь, мы разрешим наши недоразумения по-семейному, безо всяких там поединков?

— Конечно, — легко согласился Рикас. Ствол его оружия двигался в воздухе подобно носу хищного зверя, вынюхивающему добычу. — По семейным законам севера. За смерть близких людей полагается смерть. Я привожу приговор в исполнение.

— Приговор? Он предполагает суд, — Далматис цеплялся за что угодно, даже за игру слов, если она позволяла оттянуть страшное хоть на миг.

— Суд состоялся. Приговор вынесен.

— Я могу его обжаловать?

— Да, — снова согласился Рикас. — Старшему мужчине в роду — князю Алайну. Мне.

Огласить текст апелляции Далматис не успел.

Поставив оружие на предохранитель, князь шагнул к сестре.

— Сегодня похороны папы. И Хели. Не успеем.

Страх кончился. Осталась одна горечь. Всеобъемлющая, огромная, непроницаемо-чёрная.

— Прости, сестра. Я обязан был сделать это.

Она глядела в такие знакомые глаза, торжественно-печальные. Отец вёл бы себя иначе. Непременно захватил бы с собой шпагу и обязательно бросил фразу про «честную сталь». Поединком предоставил бы шанс противнику, пусть иллюзорный. Рикас не разыгрывал комедии и хладнокровно ликвидировал врагов. Какие же они разные!

Айна обняла брата, только что сделавшего её вдовой.

— Да, не успеем. Но всё равно, возьми меня с собой. Домой.

Дом — это там, где тебя любят и ждут. И где могилы тех, кто уже не может ждать, любить и дарить тепло.