После дипломатического провала в Винзоре Далматис всё чаще выходил из себя. Точнее — реже находил причины сдерживаться. Теперь его недовольство рвалось наружу.
Он добился практически всего, к чему стремился на островах, подтолкнул их к объединению и получил вторую по важности должность в Империи, манипулируя Тероном в собственных интересах, членов Госсовета обычно убеждал логикой. Но дальше островов ничего путного не получилось, кроме разбоя на морских путях, в чём пираты преуспевали и до его авантюр.
Получив пост вице-императора, Далматис приобрёл виллу в колониальном стиле, наследие ламбрийских поселенцев, и отделал её в достойном пышного титула виде. С неё открывался замечательный вид на залив севернее Фроны.
Трудно сказать, что обстановка на главном острове новорождённой империи Харриргарде заметно отличалась от привычной Айне по Дайресту. Зато изменился её супруг. И изменился не в лучшую сторону.
Предупредительный, но уже не такой заботливый. Преимущественно вежливый, но способный разразиться бранью в стиле абордажных команд в адрес врагов внешних и соперников внутренних, не смущаясь присутствием жены. Как и в медовый месяц, требовал супружеских утех каждую ночь, но моментально засыпал после удовлетворения.
На людях Далматис соблюдал протокол и явно гордился, что у него единственного среди местной верхушки в роли жены пребывает истинная синьора. Даже у императора нет тейской супруги!
Дома вице-император преображался. Настолько, что Айна время от времени думала, за того ли человека выходила замуж. Главное — того ли она полюбила.
Он практически не интересовался сыном, рождения которого так ждал. И эта утрата внимания совпала с возвращением из Винзора. Внук князя не ввёл Далматиса в семью Алайнов.
Орвис забросил попытки наладить хозяйство объединённой островной империи. Единственное достижение — пираты более не грабят друг друга, обратив разбойную энергию на морские перевозки вокруг Ламбрии и Икарии. Далматис загорелся экспансией, считая завладение какой-то из территорий Икарии залогом будущего процветания. Соответственно, никакие советы супруги ему больше не требовались: способствовать захвату куска своей Родины или союзного княжества Айне не улыбалось.
Снова она чувствовала себя взаперти, как и во времена Республики Двенадцати Островов. Не под домашним арестом, но идти некуда. И не к кому.
Женское общество? Супруги наиболее влиятельных персон империи имели прошлое портовых девок. Самые смазливые из них сумели покорить сердце и прочие чувствительные места разбойничьих предводителей. Пират и шлюха — может ли быть в природе более гармоничная пара? Только общаться с ней не в радость.
Её Императорское Величество Ева Мей не скрывает неприязни к Алайнам. Есть во Фроне одна чистокровная синьора, супруга тея Йоргоса. Она — единственная, кто ненавидит княжескую семью больше Евы. Алекс Алайн подстроил грандиозное поражение её мужа, чуть не утопил, столкнув его с мостика корабля в открытое море. Вместо заслуженной победы Йоргоса ждал унизительный республиканский плен и опала в глазах Терона.
Однажды разгневанная дама выпалила всё это в лицо Айне. Та сухо заметила, что её отца нужно благодарить. Корабль утонул, никто не выжил, кроме князя и Йоргоса. Выходит, падение в воду послужило спасением. Стоит ли говорить, что слов благодарности дождаться не пришлось.
И в довершение неурядиц Далматис категорически запретил летать.
Это всё равно, что запретить соловью петь, антилопе бежать или дельфину плыть. Нельзя отнимать органически присущее человеку без риска очень больно его ранить. Вице-король больше заботился, чтобы не раздражать подданных. Когда Айна указывала ему на очевидную несуразность: тейской женой гордишься, а полётам препятствуешь, тот фыркал и приводил неопровержимый аргумент, мол, ему лучше знать.
Она летала по ночам, когда Орвис отлучался, иронически именуя себя ночной ведьмой. И небо исцеляло полученные днём душевные раны.
Фрона, столица морского разбоя, тлела огнями далеко внизу. Её обитателям невдомёк, насколько мелки и ничтожны их заботы, притязания, свершения. Просто жалки по сравнению с величием звёзд, облаков, бескрайнего морского простора с дорожкой луны.
Ещё были письма домой и из дома, сухие, как телеграфические послания. Она не могла написать главное — что раскаивается в совершённой ошибке. Тейская честь подразумевает верность. Для женщины — супругу. Далматис обманул ожидания? Но не совершил ничего, дающего право забрать сына и отправиться на север. Правда, ничего не делает, чтоб сохранялось желание жить на островах. А если пожаловаться, что муж нехорошо относится, реакцию отца и брата не сложно предсказать. Примчатся во Фрону и без неё не уедут. Так что раз в месяц она писала: слава Создателю, все здоровы. С изрядной задержкой получала ответ: у нас тоже. Потрясающая сердечность и откровенность!
Чуть иначе выглядело письмо Рикаса. Как бы между делом он упомянул о Хели. Не сложно было догадаться, что остальные слова и фразы служили лишь гарниром. Айна посмеялась про себя: неужели лоботряс положил глаз на дочь злейшего врага? Написала ответ, не вставив ни слова по самому животрепещущему для него вопросу.
В начале мая Далматис каждый вечер выговаривал по поводу очередных происков северян, прямо или косвенно упрекая князя. Список грехов против пиратской империи пополнялся еженедельно. Началось с потери дирижабля, потом ряд нападений на корабли свободных охотников, неизменно заканчивающиеся неприятностями для последних, и вдобавок наладилось конвоирование судов, курсирующих между Нирайном и Арадейсом. С трудом добытая монополия на морские перевозки рухнула, а с ней — и заметная часть благосостояния пиратской державы.
Отряд покойного Туза, ныне — под командованием Синего Клыка, не посмевший ввязаться в бой с эскортом конвоя, обстрелял издалека торговое судно и потопил его. У южного побережья Аделфии оставшиеся без добычи флибустьеры сорвали злость, дав несколько залпов по приморскому городу Атанассия. Они привели к пожарам в припортовом квартале и вызвали волну возмущения.
После этого Иэрос Мейкдон, вспомнивший о главном отцовском титуле, подписал высочайшее повеление Его Императорского Величества о запрете торговли с «висельниками и бандитами». Он постановил «во веки вечные» не признавать за островами статуса государства, заклеймил южан «ворами и убийцами» и, главное, объявил вне закона всех, это повеление нарушающих. Отныне корабли с имперским икарийским флагом на мачте получили право брать на абордаж и изымать суда, встреченные южнее широты Синей гряды, либо без предупреждения топить корабли, подозреваемые в пиратском рейдерстве. Флоты икарийских герцогств слишком малы, чтобы обеспечить хотя бы охрану береговой полосы, но каждая стычка обходится корсарам дороже и дороже. В Оливии, Злотисе, Нирайне и даже на западном материке в Теофе спущены на воду боевые пароходы, уже без парусного вооружения, на освободившихся стапелях тут же закладываются новые.
Пройдёт несколько лет, и Южная Империя утратит численное превосходство в кораблях! При этой мысли Далматис обычно вскакивал и начинал носиться из угла в угол, где бы ни находился: в спальне виллы, в гостиной, в императорских покоях, холёный кулачок правой руки лупил в ладонь левой, щёгольские усики гневно вздымались, глаза метали молнии.
Но этими молниями не сжечь чужие корабли. Вырисовывается замкнутый круг: без победы на море не наладить экономику, без экономического превосходства не построить мощные военно-морские силы. И если круг не разорвать немедля, империю южан сотрут в порошок! Вице-император из шкуры лез, всем своим красноречием уговаривал соратников отозвать отряды из мелких грабительских вылазок и ударить по Икарии единым кулаком.
А потом наступило роковое утро 19 мая.
В опочивальню на рассвете постучался пират-вестовой и быстро что-то прошептал на ухо вице-императору. Тот оделся с необычной торопливостью и, отмахнувшись от вопроса жены, умчался.
Айна накинула пеньюар. Она вышла на балкон навстречу восходящему солнцу. Потом увидела такое, что почувствовала: мир больше никогда не останется прежним.
Жившая в окружении, женщина сама не очень хорошо разбиралась в типах судов, особенно современных — без парусов. Понаслышке знала, их зовут по аналогии с парусниками корветами и фрегатами, в зависимости от размера и вооружения.
В то утро к бухте Фроны приближалось множество дымов с севера, очевидно — бывших причиной тревоги. Айна ухватила подзорную трубу супруга и навела на пароходы.
В голове колонны двигался белоснежный корабль с двумя чёрными трубами, орудийными башнями на баке и рядом пушек вдоль борта. Мачта, свободная от рей и парусов, высоко несла зелёный имперский флаг. Остальные корабли были поменьше, последним пристроился пузатый барк — то ли с десантом, то ли с запасом угля и воды. Угасшая было Икарийская империя впервые нанесла удар в самом центре пиратства!
У Айны бешено заколотилось сердце. Верность мужу держится только на супружеской клятве. Сердце на стороне тех, кто бесстрашно идёт к главной стоянке пиратских кораблей!
Она быстро проведала сына, убедившись, что он ещё спит, наказала кормилице никуда не отлучаться. Лётный плащ лёг прямо на ночную рубашку, сапоги с рулевыми крыльями — на голые ноги, тугой платок перетянул волосы.
Плевать, что Далматис гневается от её полётов! Пусть думают, что в воздухе гвардейский разведчик, или пусть что хотят — то и думают! Прямо с балкона Айна прыгнула в воздух, подхвативший её заботливой рукой. Вверх!
Не приближаясь уж слишком, чтоб не выстрелили случайно, приняв за врага, женщина облетела эскадру. К Фроне приближалось пять кораблей, не считая барка, что составляет значительную часть новорождённого Икарийского флота, многократно меньшую по сравнению с пиратскими посудинами у пирсов и на внешнем рейде.
Наши безумно рискуют, подумалось ей. А может — и нет. Айна привыкла к вечной разболтанности южных экипажей. Пусть орудий у них много, и людей больше чем достаточно, но пока соберёшь команды по кабакам и тавернам, поставишь к оружию, организуешь отпор…
Прервав её мысли, снизу донёсся грохот первого залпа. К флагману присоединились следующие номера в ордере. Первые снаряды разорвались на набережной и среди рыбацких шхун, не принеся заметного вреда. Повисла пауза, с избыточным на войне благородством икарийцы дали возможность людям убраться из-под обстрела. Через четверть часа корабли возобновили огонь.
Синьора заложила широкий вираж и начала с болезненным любопытством следить за разворачивающимся боем. Скорее даже — бойней.
Каждое башенное орудие и каждый каземат с борта, обращённого к берегу, успевал плюнуть огнём три-четыре раза в минуту, демонстрируя отличную слаженность канониров. Икарийцы не теряли время на подбор целей и палили во всё, увиденное в прицеле. И не щадили никого.
Новейший парусно-паровой линейный корабль, пришедший на смену «Гневу Юга», буквально окутался фонтанами воды от близко рвавшихся снарядов. Потом последовали попадания, обломки палубы и какого-то судового барахла взлетели выше мачт. И, наконец, самый везучий фугас нащупал крюйт-камеру.
Ударная волна докатилась до Айны тугим комком воздуха. Линкор переломился пополам. Носовая часть отделилась, фок-мачта легла на правый борт. Затем оба грота, бизань и дымовая труба ушли под воду вертикально, остались торчать памятником погибшему кораблю, которым так гордился Далматис, все уши прожужжав рассказами о нём. Пиратский флагман не только не сделал ни единого боевого похода на север, даже ни разу не выстрелил по своим убийцам…
Плотно стоящие в бухте барки, баркентины, бриги, шхуны уходили в свою корабельную преисподнюю без такого праздничного салюта, как гордость вице-короля. Особенно досталось отшвартованным борт о борт. Пламя пожаров перебрасывалось на соседние палубы беспрепятственно. Но ещё быстрее огня распространилась паника. И с торговцев, и с боевых кораблей дружно бежали команды, у стоящих подле причальных бочек — просто кидались в воду, не тратя драгоценные секунды на спуск шлюпки.
Вряд ли урон был сокрушительным. Гораздо сильнее оказался моральный удар. Пиратов безжалостно и неотразимо уничтожали в самом сердце их владений, и те ничего не могли противопоставить.
Наконец, проснулась береговая батарея. Налётчики отправили несколько залпов в её направлении и легли на северный курс. Если вдруг какой-то из кораблей северян получил попадание, никаких очевидных повреждений Айна не рассмотрела. И это — к лучшему. Рикас запросто мог напроситься на борт, не пропускать же такое веселье!
Её провинность в виде дневного вылета супруг не заметил, как и не обратил внимания на едва скрываемую радость. Он явился заполночь, уставший настолько, что даже не ругался. Просипел только:
— Знаешь, что твои натворили?
Твои! Далматис подвёл черту. Раньше он любил убеждать: мы с тобой — это главное, и весь мир падёт к нашим врагам. Теперь жена отнесена к вражескому лагерю. Что действительно важно, икарийский лагерь для неё — истинно свой. Утром, уходя, супруг предупредил её не выходить из дому минимум неделю, пока не окончатся похороны и поминки. Могут припомнить тейское родство и икарийское происхождение.
Айна угадала, Рикас действительно стоял на флагманском фрегате, возглавляя отряд морской пехоты. События могли повернуться по-разному, не исключалось и отражение абордажа. А ещё он разглядывал в мощный бинокль набережную, и отнюдь не только в связи с операцией. Сердце млело от ощущения ничтожного шанса увидеть хоть край её платья… И одновременно он желал Хели находиться как можно дальше, в безопасности от попадания шального снаряда или осколка. Стараниями их отряда Фрона превратилась в весьма горячее место!
Его надежды, как и тревоги, были напрасными. Дочь непризнанного императора отсутствовала на Харриргарде. Спустя неделю она переступила порог дома Алайнов. Но не Рикаса, а его сестры.
— К вам госпожа из дворца! — представила визитёршу горничная.
Стоял умеренно тёплый майский день, осень заканчивалась, в столице пиратской империи ощущалась близость зимней свежести. Айна играла с сыном Тимосом на широкой террасе, закиданной подушками. Он радостно пускал пузыри и пытался достать крохотными пальчиками гирлянду разноцветных ракушек с заботливо скруглёнными краями створок — традиционную игрушку в домах морского побережья.
При виде Хели она поднялась.
— Добрый день, Ваше Императорское Высочество.
— Здравствуйте… И не нужно так меня величать. Иначе я буду вынуждена обращаться «Ваше Вице-Императорское высочество»?
— При желании — просто «высочество», если уж блюсти протокол, но лучше обойтись. Присядете?
Гостья опустилась на очень низенькое мягкое кресло. Тимос сможет забраться на него уже года в полтора-два. Хели пришлось поджать ноги, отчего поза стала менее официальной. Её происхождение продолжали не афишировать, о родстве с Тероном знал очень ограниченный круг, включая вице-императорскую семью.
Из всех дам пиратского двора Хели была практически единственной, заинтересовавшей Айну. Но при редких встречах та только отвечала на приветствие и торопилась скрыться, не выражая ни малейшего желания общаться накоротке. И вот — явилась сама, без приглашения и предупреждения.
Скромное, быть может — несколько обтягивающее серое платье смотрелось весьма элегантно, но без претензии на монаршую роскошь. Её мать, получив титул императрицы, пусть и самой захудалой империи, решила компенсировать десятилетия пребывания в тени и не показывалась на коридорах дворца иначе как в бриллиантах. Айна в мягкой домашней куртке и шароварах совсем не походила на приготовленную к приёму августейшей особы.
— Вы играете с ребёнком здесь… А девятнадцатого? Не боялись, что снарядом…
Айна отрицательно качнула головой.
— Они прямиком двигались к порту и по жилым кварталам огонь не вели.
— Вот как? — Хели повысила тон, распаляясь. — Но дворец — практически у набережной!
— Я слышала, что случайный снаряд угодил в первый этаж, сожалею. Приказать принести вам кофе?
Но гостья не дала увести себя от темы разговора.
— Я не возьму из ваших рук ничего! Снаряд убил моего брата!
Об этой подробности даже Далматис не обмолвился. Императорская семья так любит покров тайны… Айна открыла было рот для формальной соболезнующей реплики, но ничего не успела сказать.
— …Да! И этот снаряд был выпущен одним из ваших кораблей!
Соболезновать расхотелось.
— Вероятно, вы что-то путаете, Ваше Императорское Высочество. У меня есть муж и сын, но ни единого корабля.
Хели трепыхнулась. Несолидная поза с вывернутыми ногами мешала ей. Принцесса вскочила и, глядя на Айну сверху вниз, продолжила обвинения. Добровольное затворничество не спасло — обвинитель пришёл на дом.
— Не выкручивайтесь! Вы — из Алайнов! Или скажете — они не причём?
— Во-первых, насколько я слышала, приказ о походе отдал Иэрос Мейкдон. Во-вторых, он служил ответом на варварский обстрел побережья в Аделфии. В-третьих, я точно не участвовала ни в подготовке, ни в проведении налёта, только наблюдала.
— Наблюдала и радовалась? Мой брат был ещё совсем мал! Он точно «не участвовал ни в подготовке, ни в проведении»! — Хели попыталась передразнить интонации Айны, получилось неважно.
— И что теперь? Будете мстить мне за него? Попробуйте.
— Нет! — она снова упало в низкое кресло. — Хочу разобраться сначала.
Совсем другим тоном, куда менее агрессивным, она засыпала Айну ворохом вопросов — о теях вообще и семье Алайнов в частности. Многие из них были бесцеремонными, даже — откровенно нахальными. Они перемежались с наивными, совершенно детскими.
Айна пребывала в замешательстве, несколько раз едва сдерживалась, чтобы грубо не одёрнуть Хели. Внезапно поняла, насколько та оторвана от реальной жизни за пределами островов. От матери и отца получила какую-то однобокую, извращённую картину мира, густо замешанную на обиде от крушения надежд. Главным, да практически и единственным виновником всех несчастий семья Теронов назначила Алексайона Алайна.
— Отец и маму никогда не любил… Не забыл Иану! Помню, в детстве… Или я уже постарше была, напился и долго орал, что мама ей в подмётки не годится… А негодяй Алекс увёл! Который другом звался.
Таких шокирующих признаний прозвучало много. О взрыве в Нирайне, о похищении Айны и Рикаса в Арадейсе расстроенная принцесса и слышать не хотела. Слова, слишком уж противоречащие её представлениям, просто соскальзывали и растворялись в пространстве, не проникая под броню устоявшихся взглядов.
Больше всего Хели поразилась моральному кодексу тейского сословия, идущему вразрез островной морали.
— Говорите, князь никогда не лжёт? Но он повёл десант Архипелага на убой!
— Во-первых, он обещал Терону службу, а не победу. Во-вторых, он всегда считал острова вражеской территорией. Значит — здесь другие правила. Это не ложь, а военная хитрость. Отец очень тонко чувствует грань и никогда не переступает.
Это на гостью не произвело впечатления.
— Бросьте. Если у правила есть исключения, оно уже не правило, а так… Необязательная рекомендация. Скажите, Иане он лгал? Изменял?
— Прошу прощения, слишком личное… Впрочем — отвечу. Я никогда не слышала ни о чём подобном.
— Иана тоже ему верит. Даже удивляюсь — насколько.
Айна почувствовала недоговорённость, но сегодня был день не её вопросов. И Хели тоже решила, с неё достаточно. Она поднялась, прижимая пальцы ко лбу. За один день выпало услышать больше неожиданного, чем за год во дворце.
Оставшись наедине с Тимом, Айна перебрала в уме трудный диалог с Хели. По большому счёту, дочь главного пирата не сообщила ничего нового, только детали. Но этого достаточно. Видимо, вице-императрицу из рода Алайнов ненавидят на островах больше, чем она себе представляла. Положа руку на сердце, надо признать: её отъезд отсюда — только вопрос времени.