Второй Шанс 2

Глава 9 Черный Лебедь

Обернувшись, Саша обратился к отцу Кати.

— Виктор Иванович, я предлагаю завтра утром набрать кровь у Екатерины Викторовны, чтобы я мог приготовить эритроциты. Я так понимаю, Мария Сергеевна принесла гамма-глобулин, значит я смогу соединить все эти компоненты и уже через несколько дней можно будет начать лечение.

— Хорошо, — кивнул академик, — так и поступим.

— Как? — спросила Катя, входя в комнату.

— Завтра утром — часикам к девяти — приходи, Катенок, к нам и принеси пробирку с кровью бабушки. Не забудь коробку с гамма-глобулином. Будем готовить лекарство для нее, — пояснил Саша. — Напоминаю, что кровь нужно набрать на антикоагулянте.

— Я приготовила цитрат натрия! — отчиталась мама Кати.

— Отлично! Спасибо, мне пора! Уже поздно, — произнес Саша и поднялся с кресла. Уже на пороге комнаты, он обернулся, обращаясь к бабушке Кати: — Приятно было познакомиться! Та, лишь снисходительно кивнула в ответ.

— Я тебя провожу, — подскочила Катя и вышла следом за юношей в коридор.

— Ты понравился бабушке. Какой же ты молодец! — сказала она, обнимая и целуя его. — До завтра и спокойной ночи!

— До завтра, Катенок, — и юноша покинул квартиру Бессоновых.

Помахав ему с балкона рукой, Катя вошла в комнату, где собрались все ее родные. Не успели они начать обсуждение кавалера, как зазвенел телефон. Катя подбежала и сняла трубку: — Саша⁈ — спросила она. Потом замолчала, и, сказав: — Извините, — протянула трубку отцу. — Папа, это тебя.

— Меня? В такое время, — удивился ее отец и взял телефонную трубку.

— Да! Мстислав Всеволодович? Добрый вечер! Что? Это точно? Ошибки быть не может? Утвердили? Понял, в понедельник будем. Да, все вместе! До свидания! — и он положил трубку.

— Что случилось, дорогой? — спросила встревоженная жена.

— Я не понял. Звонил Президент Академии Наук — Келдыш? Сам? — голос Сергея Порфирьевича не скрывал удивления.

— Да. Меня утвердили представителем от СССР во Всемирной Организации Здравоохранения. На пять лет, — ответил отец Кати, скользя озадаченным взглядом по всем присутствующим.

— И что это означает для нас, папа?

— Это означает, что через десять дней мы должны вылететь в Женеву, а оттуда в Соединённые Штаты Америки.

— Что значит вылетаем? — удивилась Катя. — А как же моя школа? А Саша?

— Школу ты окончишь в США, и там же сможешь поступить в университет, — опередила с ответом бабушка.

— Я останусь! — решительно заявила расстроенная девушка.

— Внучка, послушай меня сейчас внимательно, очень внимательно. Тебе выпал шанс, который выпадает только раз в жизни. Ты сможешь увидеть весь мир! Побывать в разных странах! Узнать обычаи, историю и культуру многих народов. Если ты не поедешь, ты этого не увидишь никогда. Ты хочешь всю жизнь просидеть в этом городишке? — голос бабушки звучал неумолимо.

— А как же Саша? — протянула Катя с отчаянием.

— Ничего с твоим Сашей не сделается! Если он тебя любит, то подождет тебя. Разве пять лет это срок? Сергея Порфирьевича его жена — твой покойная бабушка — пять лет из лагерей ждала, и ничего. А если не дождется, значит он тебя и не любил по-настоящему. Это хороший способ проверить ваши чувства. Хорошо подумай, девочка моя, — бабушка была непреклонна.

— В понедельник мы едем сдавать документы на заграничные паспорта и для получения виз, — осведомил отец Кати: — Я, мама и ты, Катюш.

— То есть я в школу не пойду? А как же Саша? Он же ничего не помнит! Как он в школе будет один?

— Думаю, Катя, в эту школу ты больше не пойдешь. Закончишь текущий учебный год при школе посольства или в американской. Лучше второе, потому как потом проще поступить в университет, — разъяснил отец.

— Насколько я успела узнать этого Сашу, он нигде не пропадет. Тем более в школе, — уверенно произнесла бабушка.

Катя растерянно замолчала и задумчиво огляделась по сторонам.

Вернувшись домой, Саша обнаружил очень довольного отца, сидящего на кухне. Тот уже успел переодеться в домашний спортивный костюм и, вскипятив чайник, заварить себе ароматнейший чай.

— Привет, Батя! Ты где пропадаешь весь день? — с улыбкой спросил сын.

— Так я… гулял… с товарищами по работе, — расплывчато ответил отец, улыбаясь в ответ.

— Ну и как ее зовут?

— Кого? — мужчина изумленно взглянул на сына.

— Ну этого — товарища по работе? Батя, брось, даже не вооруженным взглядом видно, что у тебя появилась женщина! — ответил Саша, не вдаваясь в подробности того, как он это узнал на самом деле.

— А знаешь, сын, не стану от тебя ничего скрывать, ты и так узнаешь раньше или позже, — с готовностью произнес отец, отодвигая чашку с дымящимся чаем в сторону. — Это одна из сотрудниц в нашем конструкторском бюро. Она не так давно окончила институт и попала к нам. Очень красивая.

— А сколько ей лет?

— Это проблема, — вздохнул папа, досадливо почесывая затылок. — Всего двадцать два, а мне уже за сорок! Я такой старый рядом с ней.

— Разница в возрасте — это глупые предрассудки. Бывает такое, что юная девица толковее, чем взрослая женщина. Даже за примером далеко ходить не надо. Глянь на свою бывшую супругу. Разве это поступок опытной женщины? Расчетливой — да, но не опытной. Такого мужика упустила. Ни за что не поверю, что между ними великая любовь.

— Ты прав, — взгляд отца задумчиво скользил по лицу сына. — Каждая женщина особенная по-своему. Идеально, когда находишь не просто сожителя для скрашивания совместного быта, а родственную душу. И возраст тут не имеет никакого значения.

— Бать, а расскажи о ней! — попросил сын.

Тяжело вздохнув, мужчина перевел взгляд на окно, и, щуря глаза, устремил взор в темнеющую даль.

— Она сирота. Родители погибли в автокатастрофе, ее воспитывает бабушка. Очень симпатичная, но умная. Редкое сочетание. А ещё она скромная, но коммуникабельная. Готовит вкусно. Ты знаешь, Саня, я, кажется, влюбился!

— А про «вкусно готовит» откуда знаешь? — улыбнулся сын. — Уж и борщами своими тебя потчевала? Когда ж успели?

— Да нет. Она в общежитии живет. Какие там борщи. Но кулинарные способности эта юная искусительница продемонстрировать успела.

— Пирожки да булочки на работу приносит? — за смеялся Саша.

— Почти. Такие блинчики с рисом да с изюмом. Закачаешься. А на днях голубцы приготовила. Мои любимые. Я один все и подчистил. Коллегам ничего не досталось.

— Сдается мне, что не коллегам она их и несла. Точнее коллеге, но одному единственному. Бать, а ты не теряйся. Не упускай свое. Ты у меня такой клевый! — Старик в Саше вспомнил давно забытое слово из своей далекой юности. — И совсем еще молодой. Уж поверь.

— Ну да… молодой, мне ведь за сороковник уже! Представляешь себе, если у нас с ней будут дети? Я приду на их выпускной, а мне скажут: — Дедушка, вы с кем тут? — еще более печально вздохнул отец.

— Держи себя в форме, и никто так не скажет! — ободрил его сын.

— А волосы? Седину ведь не скроешь?

— Ее можно закрасить!

— Я что же — женщина? Чтобы волосы красить? — возмутился папа.

— Многие седеют уже к тридцати годам! Так что не переживай, — утешил его сын. Они поговорили еще немного и легли спать.

Утром, едва Саша успел позавтракать, как в дверь позвонили. На пороге стояла Катя держа в одной руке коробку с ампулами гамма-глобулина, а в другой пробирку с кровью бабушки, которую ее мама набрала полчаса назад. Лицо девушки — без малейшего следа от макияжа — выдавало усталость и нехватку сна.

— Привет, Катенок! Что случилось? Проходи. Что-то с бабушкой или дедушкой? — встревоженно спросил ее кавалер.

— Здравствуй, Саша. Случилось, — сказала девушка входя в коридор квартиры. — Папу назначили на должность представителя СССР за границей — в международной организации. Через десять дней нужно вылетать. Сначала в Швейцарию, а потом в Америку.

— А ты? Летишь с ними или остаёшься тут? Как же твоя школа? А учеба в институте?

— Родители умоляют меня лететь с ними, и бабушка полностью их поддерживает!

«Еще бы ей не поддерживать! — подумал Саша. — Она, как всякая недорезанная большевиками дворянка, наверняка, ненавидит: и Советскую Власть, и нашу страну — всей своей благородной душой. Как же, была столбовою дворянкой, а тут среди простого быдла жить приходится. И, на удачу, внучке такой шанс выпадает. Снова попасть, в так называемый „Свободный мир“ за железный занавес».

— Это понятно, — Саша изо всех сил старался сделать вид, что ему абсолютно безразличен выбор Кати. Но распирающее любопытство взяло верх. — И что же ты решила?

— Саша! — глядя ему прямо в глаза произнесла Катя. — Одно твое слово и я никуда не поеду!

«Если бы мне было шестнадцать, я бы, наверняка, устроил истерику с соплями, слезами и криками призывающими тебе остаться! — мысли вихрем проносились в его голове. — Но ты хочешь, чтобы я принял это решение за тебя. Попросил остаться, хотя, вижу, что ты хочешь ехать. Возможно, ты и останешься, но всю жизнь будешь винить меня за то, что я не позволил тебе уехать. Если бы ты хотела остаться по- настоящему, ты бы меня не спрашивала! А осталась», — он вздохнул и сказал: — Катенок, этот вопрос ты должна решить сама, без всякого давления с чей-либо стороны. Потому что последствия этого решения определят всю твою дальнейшую жизнь и судьбу. Ты ведь очень хочешь поехать? Правда?

— Теперь я вижу, что ты действительно взрослый. Ты меня так понимаешь. Да, Саша, я очень хочу поехать! Я хочу увидеть весь мир! Это мой единственный шанс, который выпадает раз в жизни. И это всего на пять лет! А потом я вернусь и мы поженимся! Нам всего-то будет двадцать один год! Ты ведь будешь меня ждать? Вон, дедушку Сережу бабушка из лагерей пять лет ждала!

«Интересно, кто тебе такое сказал? Точнее, „любезно“ напомнил. Вряд ли ты до такого додумалась сама, — подумал Саша. Уж наверняка, твоя бабушка! Но она забыла тебе уточнить, что когда Сергея Порфирьевича посадили, они с супругой были много лет как женаты и у них, на тот момент, были их общие дети. Их очень многое связывало. А вот ты, Катюша, никуда не вернешься. Никогда. После нашей серой унылой жизни, с нашей относительной бытовой бедностью, там ты окунешься в разноцветный мир великого товарного изобилия и потребления со всеми его роскошными и яркими витринами и соблазнами. И этот яд отравит твою душу навсегда. А когда ты получишь там диплом врача, ты попадешь в их элиту среднего класса с очень высокими доходами. Вряд ли ты захочешь променять свой особняк, который ты сможешь иметь там, на свою нынешнюю квартиру!» — он улыбнулся и сказал:

— Конечно! Спокойно уезжай. Я буду тебя ждать!

— Спасибо, Сашенька! Я знала, что ты самый лучший! Извини, я не пойду с тобой в лабораторию и помочь не смогу. Нужно собирать вещи. Завтра утром мы уезжаем в Москву, и, наверное, сюда уже не вернемся! — взволнованная предстоящими сборами, Катя передала ему коробку и пробирку.

— Ничего страшного! Беги, я сам все сделаю. А вечером занесу готовые препараты к вам домой! — с готовностью ответил Саша.

— Тогда я побежала. До вечера! — она слегка прикоснулась губами к его губам, и, помахав рукой, убежала.

«Получила индульгенцию и довольная умчалась! Сущий ребенок!» — вздохнул Саша, про себя лишь усмехнувшись. Затем, взглянув на пробирки в своих руках, попытался взбодриться и настроиться на рабочий ритм.

Войдя в квартиру-лабораторию, он уныло осмотрелся по сторонам. Нет. Настроения не было. Но свои обещания он привык выполнять.

Он поставил откручиваться — на центрифуге — пробирку с кровью, и включил водяную баню, выставив на ней нужный температурный режим. Все процедуры он выполнял на автомате, а в это время голова его напряженно работала.

Новость, которую сообщила Катя, была катастрофическая. И не потому, что девушка, которая ему очень нравилась, которая как ему казалось, любила его по- настоящему, уезжала. То, что она любила не его, а свою любовь к нему, ему сейчас стало очевидно со всей ясностью. Он был знаком с таким людьми. Они упивались своими чувствами, но именно ими, а не тем человеком, на которых они вроде бы были направлены. И что было с объектом такой любви им было совершенно не важно. Главное, что они лично чувствовали, что такие замечательные и прекрасные, именно потому, что так любят.

«Если бы она меня действительно любила, она бы осталась без всяких вопросов. И она это понимает. И ее совесть это тоже понимает. Ей нужна была всего лишь индульгенция. Она за ней и приходила. А я сам ее отпустил! Сам. Осознанно. И она ее получила. Совесть ее успокоилась и она снова счастлива!» — думал он удаляя плазму крови из пробирки и заливая туда фосфатный буфер для отмывки эритроцитов.

«А любил ли ее я? — продолжал он свои размышления. — Она мне очень нравилась. Ее преданность и забота, когда я лежал без сознания, заслуживает только восхищения. Кстати, почему я говорю о ней в прошедшем времени? Ни это ли ответ? Мое подсознание уже все просчитало и подвело неутешительный для меня баланс? Это была любовь или чувство симпатии смешанное с благодарностью, которому еще только предстояло перейти в настоящую любовь? Наверное, я об этом никогда уже не узнаю».

Он открыл упаковку с ампулами гамма-глобулина, перехватил из резинкой и поместил в нагретую до нужной температуры центрифугу и запустил секундомер. После этого он приготовил изотонический нейтральный раствор формалина нужной концентрации.

«Ничего, не в первый раз мне обламываться с романтическими чувствами! Это я переживу! Что хорошего в этой ситуации?» — он удалил фосфатный буфер из пробирки с эритроцитами бабушки и налил новый. Он знал, что любое событие, даже самое трагическое, наряду с минусами, всегда имеет и свои, часто не очевидные, плюсы. Это закон природы. Плюс и минус всегда вместе, всегда рядом. А понять это ему — еще в юности — помогла древняя китайская притча о крестьянине и лошади, которую он очень любил.

В деревне жил один очень бедный крестьянин. И в одни день он нашел в лесу бесхозную лошадь.

Все в деревне начали говорить, как ему повезло, ничего не было, а тут сразу целая лошадь.

Но крестьянин ответил, что он не знает, хорошо ли это или плохо.

В один день лошадь убежала в лес.

В деревне стали говорить, какой несчастный, так ему повезло, и снова он стал нищим.

Крестьянин ответил, что он не знает, хорошо ли это или плохо.

Через день лошадь вернулась и привела с собой целый табун лошадей, оставшихся без всадников, погибших в битве.

В деревне все вообще поразились и стали говорить, как ему снова повезло, вместо одной лошади теперь целый табун.

Но крестьянин ответил, что он не знает, хорошо ли это или плохо.

Его единственный сын сел верхом на одного коня, упал и сломал ногу.

В деревне все стали шептаться, вот как ему не везет! Был один сын и теперь он со сломанной ногой.

И сейчас крестьянин ответил, что он не знает, хорошо ли это или плохо.

А через два дня в деревню пришли имперские чиновники и солдаты, которые забрали всех молодых людей в армию. И все они погибли в первой же битве.

Все, кроме сына крестьянина, которого не взяли в армию, потому что у него была сломана нога.

«О том, что хорошего в отъезде Кати, я подумаю потом, это не горит, — он в последний раз обновил буфер в эритроцитах и поставил пробирку с ними в центрифугу. — Гораздо более важный вопрос состоит в том, что все планы связанные с отцом Кати и его институтом летят к черту! В институте будет новое начальство, и, что-то мне подсказывает, что это будет именно та тетка, которая доставала меня тогда на демонстрации. Естественно, что никаких хозрасчётных подразделений там не будет. Это направление, на котором я строил все будущее, закрылось. Что делать дальше? Вот где настоящая засада!»

Он удалил фосфатный буфер из пробирки с эритроцитами и добавил туда слабый раствор формалина, встряхнул и перенес флакон, куда добавил остатки формалина. Через два дня, с эритроцитами можно было работать. К этому времени был готов и модифицированный гамма-глобулин. В принципе, он закончил работу, но к Бессоновым решил зайти все равно вечером, чтобы не мешать им собираться.

Отец варил пельмени на обед, и, вернувшийся домой Саша, взялся ему помогать, нарезав и обжарив на сковородке лук.

— Бать, нужно поговорить!

— Говори.

— Ситуация кардинально изменилась, для нас в не лучшую сторону, — начал сын. — Семейство Бессоновых — в полном составе — уезжает на пять лет за границу. Отца Кати вызвали туда по работе.

— Понятно. Что-то подобное я предполагал, — заметил, совсем не удивленный услышанным, отец.

— Как? Почему? — удивился его реакции Саша.

— Какой ты наивный у меня, сынок, — рассмеялся отец. — На место Виктора Ивановича кто-то метил. И у этого претендента были покровители. Не переизбрать его не удалось. Они нашли другой способ его убрать — послать за границу. И я думаю, для него это конец его карьеры ученого. Иезуитский способ они нашли это сделать.

— На посту за границей он из ученого превращается в обычного чиновника? Хоть и с большими перспективами?

— Правильно мыслишь. Директором он мог заниматься исследованиями, и у него было очень много других возможностей. Например, с этой хозрасчетной группой. А что у него будет на этом посту? Да, поездки, жизнь за границей, достаток и комфорт. Он даже свои позиции потеряет в Академии. А когда командировка закончится? Что будет тогда? Стоит ли это научной карьеры? — сказал отец.

— А он не может отказаться? — спросил сын.

— От таких предложений, сынок, не отказываются. Тот, кто это придумал, все хорошо рассчитал. Это тщательно продуманный и хорошо подготовленный план, — отец помолчал, потом задал главный вопрос: — А что Катя? Она тоже едет с ними?

— Я же сказал, — вздохнул сын, — в полном составе. Она приходила и сказала, что одно мое слово и она останется.

— Сынок, надеюсь ты этого не сказал? — почти с испугом спросил отец.

— А что бы изменилось, если бы я ее попросил? — удивился его реакции сын.

— Ты стал бы вечно виноватым во всех ее проблемах, которые появились бы в течении вашей совместной жизни. Она бы этого никогда тебе не простила, — уверенно произнес отец.

— Я тоже так подумаю, поэтому и предложил ей решать самой. Но она уже все знала, когда пришла ко мне со своими вопросами.

— А ты почему так думаешь? — с любопытством спросил папа.

— Потому что она спросила. Если бы она хотела остаться, она бы меня не спрашивала. Она пришла за индульгенцией. Что хотела, то и получила. Знаешь что она сказала? Что через пять лет вернется и мы поженимся, — Саша досадливо усмехнулся.

— Она не вернется, — уверенно сказал отец.

— Почему?

— Потому что на таких постах, какой займете ее отец, служат как минимум два срока, а то и три. Это раз. Учеба в медицине в США занимает больше десяти лет. Неужели ты думаешь, что она, начав там учиться, проучится половину, а потом вернется сюда? Там совсем другая система образования. Что она с ним у нас будет делать? И чего греха таить, врачи там получают огромные деньги. По сравнению с ними, наши зарплаты — это просто гроши.

— Батя, а откуда ты это все знаешь? — удивился сын.

— Рассказывали те, кто ездил в США по обмену учиться.

— Понятно. Давай ужинать, батя.