Второй Шанс 2

Глава 2 Последние рефлексии о прошлом

— Катенок, если ты решишь, что такой старый кавалер тебе не нужен, то я пойму! — прервал затянувшееся молчание Старик-Саша.

— Иванов! — голос девушки звучал строго и настойчиво. — Поклянись, что ты мне не врешь! Что не обманываешь меня и это не твои очередные фантазии.

— Клянусь, Катёнок. Я вообще решил тебе никогда не врать! — глядя прямо в глаза, ответил юноша.

— Хорошо. Я верю тебе, — Катя подошла к кровати и легла на нее с краешку, положив голову ему на грудь. Нежно обняв раненого, она заботливо поинтересовалась:

— Не больно?

— Нет, мне очень хорошо! — обрадовался юноша такому повороту, приобняв девушку в ответ.

— А ты знаешь, Саша, я хочу тебе кое в чём признаться.

— В чём же, Катёнок? Не иначе, как ты мне откроешь сейчас великую тайну, — юноша мечтательно улыбнулся.

— Ну, может и не великую, но… мне, к примеру, нравятся парни постарше! Правда, правда. Вот посуди сам, ну что у моих ровесников на уме? Вот этот прежний Саша, только и думал как ко мне под юбку залезть, да в углу зажать. Я тебе не говорила, но он был очень прилипучим и приставучим.

— И прилипучим, и приставучим? А это не одно и то же? — и пока Катя прятала глаза от смущения, парень добавил: — Сколько же гадостей о нем мне еще предстоит узнать?

Вздохнув с досадой, Старик-Саша еще крепче обнял подружку. Ну а что, тут уж ничего не попишешь и не изменишь. Именно в это тело он попал. Именно в этот год. Именно в эту страну…

— Ну почему сразу гадости⁈ — неожиданно резко отреагировала Катя. — Мне мои подружки нашептали, что их парни ведут себя точно также. Наверное, это возраст такой! Скажи мне, а у тебя там, в прошлой жизни, была семья?

— Была конечно: и жена, и дети.

— Ты их любил? — девушка заёрзала от любопытства. — Что с ними стало?

— Конечно любил. Но жена умерла. Мы с ней прожили пятьдесят лет, — вздохнул Старик-Саша. — Дети выросли, у них своя жизнь и свои семьи.

— Мне так жаль! — Катя подняла голову и посмотрела на юношу. — А ты, хоть раз, изменял своей жене?

— Нет! Ни разу за всю жизнь! — твердо ответил попаданец.

— Получается, ты однолюб? Это мне очень подходит! — обрадовалась Катя. — Я тоже хочу выйти замуж один раз и на всю жизнь! Теперь мне все понятно!

— Что же именно тебе понятно?

— Твои слова о семье, которые ты тогда говорил… вечером, — Катя задумчиво изучала его лицо, нежно водя пальчиками по колючей щеке. — А знаешь, это очень хорошо, что ты такой… — она затихла.

— Старый? — помог ей закончить фразу незадачливый кавалер.

— Взрослый! — поправила его девушка и захихикала. — Если ты будешь выпендриваться я тебя буду дразнить — «Мой старичок»! Я буду капризничать, а ты будешь меня терпеть и не обижаться! Ты ведь такой мудрый и взрослый, и должен будешь все прощать своей маленькой девочке!

— Ох, какая ты хитрая лиса! — обнял ее, улыбаясь, юноша. — Ну конечно, я постараюсь быть терпеливым и выдержанным с тобой. Но не забывай о том, что я только с виду симпатичный юноша шестнадцати лет. Из моей памяти не сотрёшь, а из души не выбросишь — весь тот груз жизненного опыта, что скопился за многие-многие годы.

— Ты это к чему? — встрепенулась девушка, вскидывая брови в изумлении.

— Ну как к чему? Ты же видела и слышала наш диалог с твоим дедом.

— А-а-а, ты про это, — небрежно махнула рукой Катя. — Якобы побрюзжать да поспорить ты тоже любитель? Ну, этим меня не напугаешь.

— Это сейчас ты так говоришь, когда у нас всё только начинается. Посмотрим, как ты запоёшь позже, красавица.

— Не пугай меня, Саш, ты такой хороший. Не верю, что ты станешь другим.

— Катя, я конечно могу сейчас начать уверять тебя в том, что у нас будут идеальные отношения, мы никогда не будем спорить и ссориться, а от царящего между нами взаимопонимания, по небу будут летать розовые пони и стелиться сахарная вата вместо облаков…

— Прости, какие пони? Розовые? А почему пони?

— Да это так, выражение ставшее нарицательным, из мультика.

— А-а-а, — протянула Катя немного обиженно. — Ну, я не знаю как там в мультике, но за всё время общения с тобой, пусть и не достаточное, чтобы понять хорошо, ты сумел проявить себя с достаточно положительных сторон.

— Катя, я не собираюсь тебя пугать. Я просто мягко подготавливаю к тому, что любые отношения — это кропотливая работа двух людей. Когда учишься понимать и принимать партнёра: идти на уступки, вести совместный быт, спокойно дискутировать на любую тему, закрывать глаза на недостатки, ценить за заслуги, поддерживать даже самые сумасшедшие идеи…

— А как же любить? — надула губки девушка.

— Всё, что я перечислил и ещё многое, многое другое — это и есть любовь. Очень важно не кричать о ней, а совершать поступки. Каждый день. Именно из мелочей складывается наша жизнь. А отношения — это то, что создаёт пара. Ну посуди сама, если двое безумно любят друг друга и не находят точек соприкосновения в быту, сложится ли у них семейная жизнь?

— Нет наверное… — пожала плечами блондиночка, часто-часто моргая от неожиданно завязавшейся глубоко-психологической беседы.

— Да нет конечно. Он любит посиделки с друзьями, а она домашняя. Он любит вкусно поесть, а она абсолютно не умеет готовить. Она хочет большую семью, а его раздражает детский плач. Она часто уезжает в командировки, а он не хочет оставаться на долго один… Это можно перечислять до бесконечности. Люди должны находить компромиссы и принимать условия «игры». Иначе… иначе никакая любовь не поможет. Это красивое слово «любовь», только и останется словом.

— Са-аш, а у вас с женой было полное взаимопонимание? — Катя смотрела на парня настороженно.

— Было, раз мы сумели прожить вместе столько лет. Но поверь, и у нас всякое бывало. Надо научиться понимать.

— Знаешь, а я… я совсем не умею готовить. Но я непременно научусь. Обещаю.

— Прости, Катенок, я тебя совсем запугал своими излишне взрослыми рассуждениями.

— И ничего не запугал. Я, между прочим, очень люблю и часто читаю книги по психологии. Про отношения между мужчиной и женщиной тоже изучала… кое-какую литературу. Журналы…

— И что же это были за журналы такие? — Саша с улыбкой взглянул на, алеющее стыдливым румянцем, лицо девушки.

— Не скажу, а вот про тебя я сразу подумала. Откуда ты все так хорошо знаешь и умеешь!

— Что именно я умею? — уточнил ее ухажер.

— Ну там… тогда… на диванчике, — вновь покраснела девушка, — даже ревновать начала. Подумала, что у тебя было много других девчонок до меня. А теперь все понятно стало! Но имей ввиду, Иванов… — неожиданно резко, Катя тряхнула русыми локонами, задирая носик кверху. Я не намерена терпеть никаких других девушек рядом с тобой! Теперь в твоей жизни, только одна девушка — и это я! Согласен?

— Конечно, Катенок! Но и ты пообещай в ответ, что рядом с тобой никаких других парней не будет. Я не люблю ветреных женщин.

— Мог бы этого и не говорить! — Катя обиженно выпятила губки. — Это у тебя была Нинка, а я ни с кем не встречалась!

— А этот, которого я тогда вечером на асфальт уложил? Юра Шорохов.

— Ты прекрасно знаешь, что он появился только для того, чтобы тебя подразнить! Мы с ним даже не целовались!

— Я пошутил.

— То-то же, — Катя победно тряхнула головой. — И, кстати, есть еще один плюс того, что ты взрослый.

— Ну-ка, ну-ка, рассказывай, — он плотнее прижался к, сверкающей глазёнками, девушке.

— Ты нагулялся и уже понял, что все девушки устроены одинаково и нечего скакать от одной к другой!

— Это ты сама придумала?

— Нет, мама рассказывала, — вздохнула девушка, — у меня нет еще столько опыта и знаний. Зато ты сможешь многому научить наших детей, и они вырастут самыми умными и талантливыми.

— Наших детей? — тут же оживился юноша.

— Вот парни! Лежит весь перебинтованный, а все равно только об одном и думает! — рассмеялась Катя.

В это время в палату заглянула ее мама. Увидев молодых людей, лежащих на кровати, она улыбнулась и сказала:

— Ну теперь и я вижу, что дело идет на поправку! Катя, идем домой, пусть Саша отдохнет. Его жизнь уже вне опасности, а ты завтра идешь в школу! Сашу будешь навещать после уроков.

— Ну ма-ама! — попыталась возразить дочка.

— Никаких, ну мама! — строго сказала женщина. — Это выпускной класс! А ты уже пропустила первую неделю! Я ничего не говорила, пока Саша был без сознания. Отнеслась с пониманием. Но теперь пора возвращаться к нормальной жизни. Мне уже из школы звонили. После уроков, будешь с Сашей заниматься. Вам нужно наверстать все, что пропустили! Пробелы в образовании не позволительная оплошность. В будущей жизни можно потом очень об этом пожалеть.Через пять минут я зайду, будь готова! — и она вышла из палаты.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула, прижимаясь к юноше, Катя, — придется идти. Не скучай, думай обо мне и нашем счастливом будущем. Ладно? — ее голосок зажурчал более нежно. — А завтра, после уроков, я приду и мы будем заниматься. Хотя ты, наверное, и так все это знаешь! Да, кстати, а кем ты был в той жизни?

— Врачом, доктором медицины, ученым, — про бизнес он ей не стал говорить, потому что пришлось бы долго объяснять, что исчезла страна, в которой она родилась и в которой они живут сейчас. Пришли новые времена, новые люди… страна стала другой.

— Значит ты уже окончил медицинский институт? — уточнила девушка.

— С отличием и Ленинской стипендией! Ни одной четверки! — с гордостью ответил Старик-Саша.

— Ой, подумаешь, задавака! А вот в нашей школе ты не отличаешься усердием! — рассмеялась его подружка.

— Знаешь, что самое смешное, Катенок?

— Что же?

— Я ничего не помню из школьной программы. Думаю, она сильно отличается от той, по которой я когда-то учился.

— Слушай! — оживилась девушка. — А ведь сейчас где-то живешь маленький ты! Сколько тебе лет сейчас? В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году?

— Четыре года!

— А ты бы не хотел посмотреть на себя со стороны?

— Нет! — Саша равнодушно пожал плечами.

— Почему? — удивилась девушка.

— Зачем? У меня теперь новая другая жизнь! Ту жизнь я уже прожил! И повторно проживать ее — я не хочу. Не для того мне выпал этот второй шанс. Кроме того, я принципиально не хочу вмешиваться в его судьбу, потому что это может изменить его будущее на столько, что меня может не быть здесь!

— Ой! — испугалась Катя. — Ты прав. Тогда не надо! Пусть все остается как есть.

— Катя! Нам пора! Саша! Начинай осторожно вставать с кровати и ходить. Только очень осторожно. Теперь уже можно! — сказала мама, вошедшая в палату, уже без халата.

— Иду! — девушка поцеловала своего кавалера в щеку и сказала шепотом смеясь: — До завтра, мой юный старичок! Не скучай! — после чего встала с больничной койки, поправила на себе одежду и, послав воздушный поцелуй, вышла вместе с мамой из палаты.

Им на смену, тут же вошла пожилая медсестра, сделала полагающиеся уколы и дала таблетки. Лечебный процесс продолжался.

После ужина, Старик-Саша лежал на своей койке и размышлял о том, как ему жить дальше. Какой видится именно ему, его будущая жизнь в новом теле. До покушения, он плыл по течению событий и равнодушно принимал всё происходящее с ним. Возможно, в глубине души, он не верил в реальность всего происходящего с ним, так как был закоренелым махровым материалистом. А всего вероятнее, именно так и было. Он не верил и все надеялся, что вот-вот сейчас все это закончится, иллюзия рассеется, и он вернется обратно в свое изношенное старое тело. Поэтому и вел себя так, словно это был лишь сон, который вскоре вынудит вернуться в жестокую реальность и любые его поступки, совершённые здесь, сойдут с рук.

И, видимо, подсознание, сыграло с ним новую-старую шутку. Оно предложило ему прожить вариант возвращения в старое тело. Тело умирающего старика. Ничего толкового из этого не вышло. Лишь, с новой силой, возродившаяся боль утраты, сожаление о не сделанном когда-то и унылое разочарование. И судьба вновь посмеялась — закинула его обратно в прошлое. Причём не в своё прошлое, а того самого парня с очень непростой историей. И теперь, похоже, навсегда. Ноющая рана в спине, придавала всему происходящему исключительную достоверность и правдоподобность.

Неужели теперь все по-серьезному? И он теперь не один. С ним Катя, которая любит его нового. Не испугалась той правды, которую он ей открыл. Готова делить с ним горести и радости. И он отвечает теперь не только за себя, но и за нее. Осознание действительности, одновременно, и пугало и наполняло его давно забытым чувством радостного предвкушения новых событий и свершений.

'А как же моя прежняя жизнь? Жена, дети, Анна? — продолжал размышлять он. — Не будет ли это выглядеть недостойно, по отношению к ним? Не предаю ли я память о них? Нет! Там, в старой жизни, я отдал все долги! И больше никому ничего не должен. Я был честным семьянином, верным мужем и, надеюсь, хорошим отцом. Ради благополучия семьи, я когда-то предал мечту. Благодаря моему бизнесу, жена смогла заниматься любимым делом. Детей я обеспечил квартирами и капиталом обеспечил. И с Анной у нас ничего бы не получилось. Сделать счастливой Анну, означало обречь на страдания мою жену! И тоже самое наоборот! Там я просто был бессилен что-либо решить. Судьба приняла решение за меня. Анна погибла, так и не встретившись со мной. Как бы ужасно это не звучало, но та авария не позволила мне совершить, возможно самый непоправимый, поступок в моей жизни. Впрочем, о чём теперь сожалеть? Моей жены и Анны уже давно нет. Я буду помнить о них всегда, потому что они тут — в моём сердце. Все то хорошее, что связано с ними, останется до конца со мной.

А вот теперь, то самое «но». Прожить эту новую жизнь, использую второй шанс, оглядываясь все время назад с давящим душу грузом — это глупо. Ничего хорошего из этого не получится. Я могу обмануть себя, но я не имею морального права лгать Кате и осознанно портить ей жизнь. Более того, и моя жена, и Анна — меня любили и хотели, чтобы я был счастлив. Ни одна из них не хотела бы обрекать мою совесть на вечные муки. Тот я, которому сейчас всего четыре года, непременно встретит свою судьбу и повторит всё то, что я уже прожил, только… только более правильно и честно. Ведь в том самом две тысячи тринадцатом году, на выставке, он не встретит Анну. В новой жизни ее просто не будет. Не будет вообще! Ну что же, теперь надо переварить все осмысленное, принять, смириться и жить ту жизнь, что я получил в этом новом для меня… ну, не новом, а уже чуть-чуть знакомом теле, — он успокоился и обратился к новому себе: — Ну что, Иванов Александр Сергеевич, разве для этой вечной рефлексии мне выпал второй шанс? Думаю нет. А потому, давай знакомиться заново!'

Он осторожно сел на койку. Голова закружилась. Длительное пребывание в горизонтальном положении не прошло даром. Посидев пять минут и придя в себя, он осторожно встал, держась за стену. Его слегка покачивало, но в целом было терпимо. Обрадовавшись, что может перемещаться и функционировать самостоятельно, он прошаркал тапочками до туалета, а потом обратно. Без сил упав обратно на койку, он подумал:

«Жизнь налаживается!» — и благополучно уснул.

Утром он проснулся, как обычно, в пять часов утра. Поворочавшись, еще немного подремал. В отведенный час, его снова навестила пожилая медсестра и сделала ему укол. От него, конечно же, не укрылся тот факт, что в отделении полно молодых медсестричек, среди которых весьма и весьма симпатичные. Но к нему заходила исключительно одна и та же тётенька в годах.

«Ай да Катя, чувствуется, что твоя „волшебная“ палочка поколдовала. Ведь это ты, моя красавица, попросила маму, чтобы она проконтролировала этот вопрос? Надо же, девушка в столь юном возрасте, а какое чутье взрослой опытной женщины!» — рассмеялся он про себя, и решил позже проверить свою догадку.

После завтрака к нему заглянула мама Кати и пригласила его на перевязку. Посадив его в перевязочной на стул, она попросила снять пижаму. Аккуратно сняла старую повязку и стала рассматривать рану.

— Ну, что, — произнесла она ответственно, — организм молодой, рана чистая, следов воспаления и нагноения нет. Будем снимать швы!

— Спасибо, Мария Сергеевна!

— Саша, — начала мама Кати, при этом ловко орудуя ножницами и пинцетом, распуская швы на его спине и вытаскивая обрывки шелкового шовного материала, — я вчера сделала первую подсадку консервированного трупного бедренного нерва папе.

— И как? — с волнением спросил юноша. — Помогло?

— У него как раз начался приступ, но он просил не делать блокаду, а сделать ему подсадку. Я сделала, но боль не утихала. Я пошла за новокаином, а когда вернулась… — она замолчала.

— Что? — еле сдерживаясь от нетерпения, спросил Старик-Саша.

— А когда я вернулась, он спал! — торжествующе осведомила мама Кати. — Первый раз, за последние годы, он сам, без укола новокаина, уснул! Это просто чудо!

— Слава Богу! — с облегчением выдохнул юноша. — Надеюсь, мы сможем его избавить от этих страданий, навсегда.

— Спасибо тебе, Саша! — она по матерински поцеловала его в макушку. — Виктор Иванович передавал тебе привет, и очень просил напомнить тебе про ревматоидный артрит бабушки Кати.

— Я не забыл о своем обещании. Там все будет гораздо проще и быстрее. Как только Вы меня выпишите, мы тут же этим займемся.

— Саша! Мне Катя все рассказала про твоего брата. Ты все-таки решил его пожалеть?

— Мария Сергеевна! Это все-таки мой брат. Негодяй, подлец, преступник — но мой брат! И я его не просто так пожалел. Я решил дать ему последний шанс.

— Какой?

— Он пойдет служить в армию. Если и там из него не сделают человека, то тогда пусть уже судьба сама решает, что с ним делать.

— Ты знаешь, Саша, я тоже думаю, что ты поступил правильно. Отправить его в тюрьму было бы справедливым и логически правильным. Но не по-человечески. Хорошо, что ты поступил именно так. Кстати, есть еще одна вещь, которая меня беспокоит, — голос мамы Кати звучал обеспокоенно.

— Что именно? — поинтересовался Саша, ощущая как Мария Сергеевна обрабатывает шов и накладывает повязку.

— Саша! Пойми меня правильно. Катя — моя единственная дочь, и ее счастье смысл всей моей жизни.

— И моей, с недавнего времени, тоже, — уверил юноша.

— Верю. Но ты, после загадочной амнезии, стал совсем другим человеком. Скажу тебе честно, тот — прежний Саша — мне абсолютно не нравился. Он был какой-то скользкий и мутный, ты уж не обижайся за мою прямоту. И я даже обрадовалась, когда вы расстались год назад.

— Что же, откровение за откровение. Я вообще не понимаю, что Катя нашла в том прежнем Саше. Чем больше я о нем узнаю, тем меньше он мне нравится, — вздохнул юноша.

— А потом, — продолжила Мария Сергеевна, — случилась эта авария и появился новый Саша.

— Лучше или хуже старого?

— Дело не в том, кто лучше, а кто хуже. Просто другой. И, что больше всего меня беспокоит, совсем взрослый. Я и сама — взрослая женщина — иногда чувствую себя, рядом с тобой, неуютно, словно ты… как бы это правильно выразиться. Словно ты значительно старше. Только не обижайся, пожалуйста. Но вот так я чувствую.

— И почему Вас это беспокоит?

— Я беспокоюсь за Катю. Она же, в сущности, еще подросток! Всего шестнадцать лет! А ты, по своему развитию, очень сильно ее обогнал, — вздохнула Мария Сергеевна.

— И что в этом плохого?

— Я очень боюсь, что она, точнее ее детская наивность, тебе быстро надоест и тебя потянет к более зрелым и опытным, во всех отношениях, женщинам!

— Это почему?

— Потому что с ней тебе станет скучно. Или давай по-другому. Я видела таких вундеркиндов как ты! Которые сильно обгоняли в своем развитии своих сверстников. Многие из них вспыхивали как яркие свечи, но также быстро сгорали ничего не добившись. И это было трагедией не только для них, но и для всех их близких! То что удивляло и поражало в детях, у взрослого человека выглядит уже обычным и банальным. И тогда эти несостоявшиеся гении начинают обвинять в своих неудачах всех вокруг, и, в первую очередь, самых близких им людей.

— Я Вас понял! — усмехнулся Старик-Саша. — Давайте я отвечу по порядку. Первое, мне не нужны ни более опытные, ни более зрелые женщины. Если мы с Катей чего-то не умеем и не знаем, мы сами научимся и познаем это все вместе! И это гораздо интереснее, как мне кажется! А что касается вундеркизма, то я себя таковым не считаю. Да, у меня есть какие-то способности, но это не означает, что я должен ими кичиться на каждом углу! И еще. Я никогда не обижу и не подведу Катю!

— Ну хорошо! — вздохнула мама Кати. — Будем надеяться на лучшее. Саша, в пятницу я тебя выписываю, а в понедельник ты идешь в школу.

— Спасибо Вам большое, Мария Сергеевна! А упражнения мне можно делать?

— Я бы повременила пару недель! А вот прогулки тебе очень были бы полезны! Все, иди в палату, меня другие пациенты ждут, — и она проводила юношу до дверей перевязочной.

Старик-Саша вернулся в палату и принялся продумывать стратегию своего поведения дальше. Можно было, конечно же, закосить под вундеркинда. Он вспомнил, что в те время, в смысле в эти, это явление было очень распространено по всей стране. Дети оканчивающие школу досрочно, и поступающие в высшие учебные заведения, были не редкостью. Но правда была и в другом. Мало кто из них, повзрослев, становился таким же знаменитым, каким он или она были в детстве.

«Нет, такая дешевая популярность мне совсем не нужна! — решил он. — Буду придерживаться первоначальной линии поведения — ставить опыты и выдавать изобретения под прикрытием отца Кати. Изобретения, которые делает академик, это совсем другое, нежели сомнительная популярность обычного школьника. Кто со мной будет считаться? Другой вопрос — как монетизировать эти изобретения так, чтобы не довольствоваться разовыми выплатами или копеечными процентами от разработок, а получать настоящие большие деньги⁈ Итак! У нас тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год! И, кстати, это я попал удачно! Сейчас в СССР, в самом разгаре, реформа Косыгина-Либермана! Началась она, если мне не изменяет память, в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Либерман — профессор из Харькова — предложил реформу управления, которая не посягая на директивную экономику, расширяла самостоятельность предприятий, предоставляя им возможность распоряжаться прибылью и предусматривала механизмы материального стимулирования производителей в результатах и качестве труда. В принципе, это была попытка компенсировать тот вред, который принесло уничтожение артелей Хрущевым. Это значит, если создать хозрасчетное предприятие, при академическом институте, там можно будет назначить себе: и хорошую зарплату, и премии! При этом легально получать отличные деньги! Но нужно торопиться! В начале семидесятых реформу прикрыли!»