Второстепенный

Глава 33

Моя обида на капитана таяла с такой скоростью, будто холодильник оставили размораживаться в Африке. Вернувшись на мостик за документами, я застал Василия все в том же сосредоточенном состоянии, знаменующем неотвратимость принятого решения. Ради того, чтобы не дать человеку остаться калекой, мастер наперекор коммерческим интересам компании отклонился от курса и пошел вообще в другое место. Маневр сам по себе выглядел смело, а на фоне предшествующей истории со сломанным движком – вообще бил все рекорды по самоотверженности.

Василий расхаживал вокруг Миши, диктуя текст отчета, составленного буквально по минутам: когда, кто и зачем; только не очень правдивый – чтобы дядю Колю не смогли сделать виноватым.

– Как дела у электромеханика? – спросил меня капитан.

– Перебинтовали. Пальцы уже в холодильнике, а дядя Коля собирает вещи.

– Не забудь про его документы, – серьезным тоном напомнил Василий.

– Я за ними и пришел.

– А, ну хорошо, – мастер вернулся к диктовке, не забывая смотреть вперед. Мало кому на судне хотелось бы повстречаться с бортом другого корабля.

Ящик плавно выехал, открывая взору коробочки и папочки. Где бы я не работал, морские документы всегда хранились в неудобной форме. Паспорта обязательно лежали в небольшой сумочке или деревянной коробке, где места хватало ровно на двадцать три документа из широких штанин. Из-за этого каждый раз приходится хорошенько попотеть, чтобы впихнуть их внутрь.

Следом шла папка с дипломами и сертификатами, а затем – протоколы медкомиссий. Вспышки паранойи наших менеджеров привели к тому, что свидетельства о богатырском здоровье мы получали на два года, но перед каждым контрактом, существенно снижая срок пользования расписными листами. Рядом лежала стопка книжек, уверяющих, что каждому из нас сделали прививку от желтой лихорадки. Цвет обложек был соответствующим, а внутри надписи “десять лет” аккуратным зачеркиванием когда-то превратили в “пожизненно”. Занимательно, когда прямо внутри твоего организма происходит такая метаморфоза, одобренная Всемирной Организацией Здравоохранения.

Собрав все необходимое, я зашел в каюту дяди Коли. Седой мужчина, только что потерявший два пальца, собирал чемоданы в окружении сочувствующих лиц. Среди них я увидел Дмитрия, нового стармеха. Дед активно пытался содействовать электрону, несмотря на постоянные уговоры дяди Коли предоставить ему трудиться в одиночку.

Довольно необычно наблюдать за тем, как раненный человек одной рукой укладывает вещи в недра огромного вместилища, купленного буквально месяц назад в Йокогамском магазинчике, пропахшем ароматическими свечами и японской педантичностью. Дядя Коля двигался энергично, озвучивая каждый предмет, за который хватался.

– Так, еще полотенце надо, две футболки, штаны…

С каждым словом в чемодан отправлялось по бесформенной куче одежды, неравномерно собирающейся внутри комками похлеще, чем в плохо сваренной манной каше.

– Надо еще захватить жене мыло, – замерев, сказал электрон и открыл нижнюю дверцу письменного стола, где лежали свертки всевозможных цветов, накопленные за годы существования судна. Мессман каждый месяц кидает под дверь два кусочка, что превышает реальное потребление, и поэтому в каюте остаются огромные запасы как раз для тех, кто способен даже после получения увечья тырить казенное имущество, пусть и в микроскопических масштабах.

Почему-то мне показалось, что дядя Коля и в отеле способен прихватить пакетик зубочисток, а может, даже целый халат.

– А вот это ты правильно, – прокомментировал Никита. Второй механик знал толк в подрезании мелочей, и такими действиями легко можно было заслужить его одобрение.

Пока несколько моряков настороженно приглядывали за электроном, я на скорую руку оформил ему документы и дал несколько бумажек на подпись. Повезло, что дядя Коля был правшой, а пальцы срезало на левой руке. Ничто не помешало исполнить ему святой бюрократический долг.

Зазвонил каютный телефон.

– Третий помощник, – представился я.

– Это Василий Петрович. Нам сейчас передали, что чемодан останется здесь. С собой надо взять только самое важное.

– Понял, – ответил я и положил трубку.

– Что там? – с беспокойством спросил Дмитрий. Хотя стармех находился тут всего несколько дней, за дядю Колю он единственный переживал, как за родного. Больше никто не отображал столь яркую гамму чувств, пусть и через призму сдержанности, привитой с детства.

– Чемодан придется оставить, – серьезно сказал я.

– Не получится пока с мылом, – расстроился Никита. Вопрос художественной прихватизации занимал его больше остальных.

– Вы бы все равно оттащили его на мостик, – предложил Женя. – А вдруг возьмут.

– Хорошая идея, – одобрительно сказал дядя Коля. – Я готов.

Никому не дав помочь, электрон сам взял сумку с документами правой рукой и вышел в коридор, Никита гордо проследовал за ним в то время, как Женя с Дмитрием подхватили чемодан и увезли к лифту.

Троица отпетых преступников-беглецов-рецидивистов стояла на крыльце одного из ведущих авторов современности, голоса поколения, гордости всех крепководцев и кавалера дамы с ожирением второй степени Алуфтия. Который день события оставались на этой точке, не давая сюжету развиться во что-то более оформленное, нежели примитивный набросок персонажа, который даже не знал собственного имени.

– Мне кажется, или на нем лица нет? – удивился вышедший из оцепенения Натахтал.

И действительно, вместо привычных черт под копной светлых волос перетекало размазанное нечто, сочетающее в себе сразу всех людей – и одновременно никого. Вальяжная фигура писателя стояла в дверном проеме, ожидая, когда же проснется фантазия автора.

– Спасибо, капитан очевидность, – ехидно ответил Серетун.

– Что за странное выражение? – удивилась Астролябия. – Никогда такого не слышала.

– Это у них так говорят, – кивнул чародей в сторону воителя.

– С каких пор? – начал спорить Натахтал. – Ты сам эту фразу придумал.

– А вот и нет, – парировал Серетун. – Я знаю о твоем настоящем мире больше тебя самого, Сеня. Положено мне.

– Сейчас же никто не пишет книжку, – взволнованно шепнула Астролябия волшебнику на ухо.

– Больше двух говорят вслух, – обиделся Натахтал и повернулся к Алуфтию, изображая, что обнаружил в этой бесформенной прорве лиц хорошего собеседника. Воителя, как ни странно, совершенно не беспокоило, что мир находится в оцепенении. Он даже не заметил этого, будучи на своей волне.

– Ну, прости, – замялась красавица. – Это для твоего же блага, бедный мой.

Массивный повстанец даже не шелохнулся в ответ.

– Не думала, что ты такой ранимый, – вздохнула Астролябия. – Ты скоро все узнаешь, правда.

Боец стоял, как вкопанный, пока девушка продолжала распинаться:

– Что мне сделать, чтобы ты перестал дуться?.. Молчишь, да? Ну и пожалуйста! Все вы, мужики, одинаковые, – красавица почти сорвалась на крик. – Надо было заподозрить неладное, еще когда ты принял меня за проститутку!

– Он тебе не ответит, – посмеиваясь, заметил Серетун. – И не проси.

– Как? Почему? – осеклась Астролябия.

– Для начала, тебе нужно понять, что наш мир способен жить самостоятельно, в отрыве от автора. Его, кстати, Дима зовут, – пустился в объяснения великий чародей. – Пока он пишет книгу, мы живем в рамках уготованного нам сюжета. Но, как только автор бросает нас ради реальной жизни, мы можем снова быть собой. Из всех персонажей только ты да я осознаем свою сущность, поэтому сейчас книжка не властна над нами. Моя сила заключается лишь в том, что я могу общаться с Димой напрямую и перечить его решениям. А ты, Астролябия, влияешь на саму ткань повествования.

– Это я уже поняла, – красавица скрестила руки на груди. – Ты давай ближе к делу. Почему Натахтал замер?

– Если бы ты не перебивала, я бы уже объяснил, – сварливо отозвался волшебник. – Раньше ты умела только вырезать из сюжета объекты, будто их никогда и не было, а теперь можешь управлять стазисом, пока автор не пишет про нас.

– А почему тогда стражник угрожал нам из-за пропавшего ножа?

– Это еще надо обдумать, – замешкался Серетун. – Но зато смотри, сколько я уже понял.

– Рассказывай быстрее, – требовательно молвила красавица.

– Ты здесь главная, – затараторил волшебник. – И только от тебя сейчас зависит, кому действовать без автора, а кому нет. Пока это выходит неосознанно: ты подвержена эмоциям. Как только вы с Сеней начали ссориться, наш маленький повстанец снова присоединился ко всеобщему стазису. Вы сможете поговорить, когда автор вернется к тексту. Ну, или если ты перестанешь дуться. Но вообще, я тебе не советую раскрывать Сене этот секрет. Даже не так: я строго-настрого запрещаю тебе говорить ему. Не травмируй детскую психику. Но если захочешь еще покричать, дождись, когда Дима вернется к работе – и вперед. Мне понравилось.

Серетун засмеялся, но тут же утих под тяжелым взглядом Астролябии. Волшебника начинало пугать, что из скромной девушки она превращалась в уверенную сотрясательницу миров.

По крайней мере, этого мира.

– Неужели, этому всему суждено исчезнуть? – красавица заметно погрустнела и устроилась на ступеньках, обхватив колени руками.

– Зависит от выбора автора, – Серетун присоединился к девушке, приобняв ее по-отечески за плечи.

– Я знаю обо всем немногим больше суток, но продолжаю помогать вам, – говорила в никуда Астролябия. – Будь моя воля, сбежала бы с Натахталом прямо сейчас.

– Он пока не может, – иронично ответил волшебник. Девушка грустно усмехнулась и не стала противоречить.

– Почему нам нельзя просто спокойно жить?

– Мы – люди подневольные, – успокаивающим голосом ответил чародей. – И должны следовать интересам автора. Все-таки, если бы не он, не было бы нас. Так что, стоит быть благодарными.

– Тогда зачем ты вечно с ним препираешься? – красавица перестала выглядеть взрослой и уткнулась Серетуну в плечо.

– Для его же блага, – ответил волшебник. – Чтобы книга была интересной и логичной.

– Ты для того нас опьянил? – Астролябия засмеялась. – На потеху читателям?

– Не только, милая, – Серетун загадочно улыбнулся.

– А зачем еще? – девушка приподнялась и посмотрела волшебнику в глаза.

– Ты слишком устала для этой беседы, – ответил чародей умиротворяющим голосом. – Я все расскажу, когда придет время.

– Ладно, – сдалась Астролябия и снова легла на плечо волшебника.

Со стороны могло показаться, что на крыльце засыпают папа с дочкой, которые давно не виделись и так наговорились при встрече, что оказались выжатыми, как апельсины с далеких китайских полей. Серетун действительно задремал, а в голове у красавицы с новой силой забурлили мысли, от которых она отмахивалась всю ночь.

Нужно спасать Натахтала и спасаться самой.