Второстепенный

Глава 20

Арристис пребывал в полной растерянности.

Перед ним стояло опаснейшее оружие, испускающее молнии и разверзающее небеса. Какой-то полумальчик-полубог прибежал к нему, угрожая нанести непоправимый урон, и оставил кифару – средоточие невероятной магической силы. Все, что он успел сказать, – к инструменту нельзя прикасаться.

Толстопузый повар многое повидал в своей жизни: охоту на последних пиратов, нескольких лже-Злободунов (одного из них выдало совершенно не атлетическое телосложение, хотя мошенник настаивал на том, что художники его приукрасили), восстание пленных волшебников – сыновей и внуков создателей полуптиц. Кухонный тукан бывал свидетелем потрясающих дуэлей и проходил присяжным в десятках подставных судов, устроенных ради вымогательства и откровенного рэкета.

Но мальчишку с таким серьезным артефактом еще не встречал.

Главная загадка таилась в защитных чарах, наложенных на кифару. Если сказанное юнцом – правда, то одно касание могло послужить триггером для сотни заклинаний одновременно. Их общая сила эквивалентна взрыву нескольких водородных бомб. Пейтеромск снесло бы вместе с Крепководском, лесом и достало бы даже до Северного вулкана, сметая по пути все города.

Туповатый повар не задался вопросом, откуда у столь юного волшебника может быть настолько мощное оружие. Его, скорее, занимало, можно ли выручить за инструмент достаточно, чтобы больше никогда не работать.

И главное – как прикоснуться, не касаясь.

Пока Арристис терся у инструмента в нерешительности, стражники приходили в себя после сладкой дремы. Коричневый голубь-пожарник первым делом решил заскочить на кухню и потолковать с поваром. Именно его невинная просьба передать Гулю про соль положила начало потасовке.

– Арристис! – крикнул пожарник.

– Чего тебе? – откликнулся тукан, не отрывая глаз от кифары.

– Какого черта, Арристис?

– Какого черта, Филь?

Повар наконец повернулся к стражнику.

– Что это у тебя там? – спросил пожарник, заметив инструмент.

– А не скажу, – уперся тукан.

– А я взгляну, – в тон ответил Филь и подошел к кифаре, с подозрением посматривая на нее. – Я знаю эту вещицу.

– Вот как, – буркнул повар. – Откуда?

– Похоже, этим меня усыпили, – ответил пожарник.

– Кто? – спросил Арристис.

– Сбежавшие преступники.

– Опасная это штука, – предупредил повар.

– Наверняка, – с долей иронии согласился Филь. – Крепко меня приложила.

– И трогать ее опасно, – осторожно сказал тукан.

– Откуда ты знаешь?

– Мальчик, который ее оставил, угрожал мне молнией, – признался Арристис.

– И ты поверил в это? – с насмешкой спросил голубок.

– Конечно, – уверенно ответил повар, хотя и почувствовал себя дураком.

– Это же дешевка, – вдруг воскликнул Филь. – Такие на каждом углу продает гильдия бардов.

Стражник потянул руку к инструменту, но тукан шлепнул по ней своей теплой ладонью.

– Ты что делаешь? Больно!

– А нечего лезть, – процедил сквозь клюв Арристис.

Две полуптицы уставились на кифару под аккомпанемент гробового молчания. Небольшая перепалка смутила их, и нужно было восстановить мужественность в глазах друг друга.

– Может, хоть мизинчиком? – заговорил после продолжительной паузы Филь.

– Только своим, – ответил Арристис и отстранился.

Голубок почувствовал, как перья взмокли от пота. Страшнее катастрофы может быть только возможность катастрофы. Стражник отчаянно не хотел спровоцировать глобальный катаклизм, но чувство гордости обязывало побороть внутреннюю дрожь.

Медленно, миллиметр за миллиметром Филь начал приближать пальцы к корпусу инструмента. Нервно сглотнув, дозорный сделал последний рывок, и…

Рука уткнулась в стену.

– Как это? – тукан от изумления дал петуха.

Кифара исчезла.

Птичьи метисы посмотрели друг на друга и негласно приняли решение оставить произошедшее за кадром, не делая это достоянием общественности. Но повар не смог удержаться от финальной шпильки:

– Я же говорил, что нельзя ее трогать.

Филь смерил тукана надменным взглядом и направился к лестнице, бросив на прощание:

– Решал бы свои кроссворды.

Мир выходит из-под контроля. Не задумывал я персонажей такими, не хотел уделять много времени тюрьме. Полуптицы сами пробираются в текст, захватывают его и диктуют свои правила.

Гуль вообще от рук отбился, еле управу на него нашел. Не знаю, надолго ли хватит магического вмешательства: тут чары нестабильны, потому что напрямую зависят от веры в них.

Что касается Астролябии, природа ее способностей до сих пор не ясна. Пока что, она может удалять объекты из повествования, будто никогда их и не было. И кто знает, какие еще она откроет в себе таланты, и главное – почему. Странно, что Серетун не в состоянии провернуть тот же фокус, хотя у него ж опыта больше.

Главное – поскорее увести героев от города, чтобы Гуль не мог мешать им двигаться дальше по сюжетной линии, которая и так постоянно меняется.

Обормот молча наблюдал за мной, а потом одобрительно мурлыкнул и улегся в сладкой полудреме.

А может, все так и должно быть? Я начинаю привязываться к книжке. Происходящее наполняется жизнью, вызывая желание исследовать больше мест. Вокруг есть, как минимум, Крепководск, река и вулкан, не говоря уже о соседних государствах, по неведомой причине игнорирующих Злободунье владычество.

Большой путь еще предстоит героям.

Но сначала надо помочь семейству из разных гильдий. Без этого они пропадут.

Ночь все меняет.

Грязных улиц не видно в тусклом освещении фонарей, заброшенные дома становятся загадочными, а полумрак дает возможность дорисовывать людей на свой вкус. Все внешние проявления затемняются, уходят в завесу таинственности и романтики.

Люди всегда пытаются разогнать темноту, но делают это осторожно, чтобы не нарушить ореола таинственности. Если факел – то лишь один на три метра, фонарный столб – так вообще на все сорок. И дело не в экономии, хоть это и хорошее оправдание. Просто люди признают власть ночи.

Темнота не только скрывает недостатки.

Она меняет суть вещей.

Улицы становятся опаснее, а разговоры – откровеннее. Звездам позволяется светить, а солнце трусливо уползает за горизонт, уступая место луне.

Ночная радуга совсем другая. Вместо фальшивых семи цветов, она честно сияет распыленным по небу серебром, демонстрируя, что все оттенки – выдумка, и главное остается внутри.

Волшебный лес тоже меняется ночью. Капканы оборачиваются страшными тварями, кролики скрываются по норкам, а безумные травники ютятся в небольшой лачуге прямо по центру дубравы.

Натахтал уверенно шагал по знакомой тропе, ведущей к опушке. Остальные беглецы послушно семенили за ним, и только Серетун задавал неудобные вопросы:

– Почему ты идешь к этому старикашке?

– Дети не могут оставаться в Пейтеромске, – ответил бравый воитель. – Пусть поживут у человека, которому я верю, пока все не уляжется.

– Смотрите, что вы наделали, – грозно произнесла Латис в адрес близнецов. – Бедные родители, как они там…

– По крайней мере, мы не в тюрьме, – возразил Бадис, довольно сжимающий в руках вновь обретенную кифару.

– Как по мне, уж лучше б там сидели, – сказал Гадис. – С побегом лучше не стало, знаешь ли.

Спор продолжался, а героев со всех сторон постепенно обступили деревья.

– Может, пусть они продолжат путешествие с нами? – тихо спросила Астролябия.

– Это слишком опасно, – возразил Натахтал. – Я не знаю, что может с нами случиться.

– Ох, не нравится мне твой Дрободан, – скептически сказал великий волшебник. Словесная стычка с травником оставила в его памяти неизгладимый след.

– Он мне жизнь спас, между прочим, – серьезно сказал воитель.

– Как? – изумленно спросила красавица.

– Хочешь услышать мою историю? – интригующе спросил Натахтал, чувствуя, что это его шанс понравиться Астролябии. Если бы он был немного прозорливее, то сразу бы понял, что девушка и так к нему неравнодушна. В конце концов, красавица могла и не идти в тюрьму – когда их арестовывали, стражник усиленно намекал, что не знает она никакого Натахтала. Шутка ли – посадить старшую медсестру города из-за пары золотых.

– Расскажи, расскажи, – хором заладили близнецы, пока Латис не усмирила обоих грозным видом, отработанным за годы жизни с сорванцами.

Астролябия едва заметно улыбнулась и кивнула в ответ.

– Ну конечно, давайте ночью встанем посреди леса и будем байки травить, – надулся Серетун.

– Я быстро, – успокоил его бесстрашный воитель. – В общем, дело было так.

История Натахтала

Кто не знает (а вы все не знаете) – я родился и вырос совсем не в этом мире. Как я сюда попал, к истории не относится, поэтому слушайте, что произошло после этого.

Здесь поначалу все казалось таким дружелюбным и игрушечным. Теплое солнышко ласкало кожу, а местные жители улыбались. Может быть, их забавлял мой внешний вид: момент переноса был внезапен, словно прыжок рыси. На мне из одежды были только трусы да шагомер.

– Что такое этот твой шагомер? – поинтересовался Серетун?

– Устройство такое, шаги считает, – ответил воитель.

– Надо же, – изумился великий чародей и почувствовал себя очень старым, хотя ему и полтинника не стукнуло.

Если бы он услышал, что это хитроумное устройство могло показывать и время, то совсем ничего не понял бы. В мире эскапистов не было часов. Никаких. Если их пытались создать, то они тут же плавились, потому что отсчет времени возвращает в реальность.

А ведь от реальности сюда и бегут.

История Натахтала (продолжение)

В общем, шагомер расплавился и потек по руке, оставляя следы, похожие на татуировку.

Указания проворных гоблинов вывели меня к владениям хитиновых берсерков. По привычке, маленькие пивовары направляли всех, как и свой экспорт, именно к тем ребятам,. О, какие это были прекрасные деньки. Мы днями напролет упивались фирменным элем и играли в карты. Иногда, после особенно затяжных партий, приходилось спать несколько дней подряд, чтобы восстановить силы.

И все было бы прекрасно, если бы однажды берсерки не услышали о крепнущем владычестве Злободуна. Их армия была первой из немногих, которая решилась пойти на кровавого тирана. Меня прихватили с собой, чтобы научить воинскому делу.

Принимая холодный душ перед самым боем – такой уж был у берсерков обряд посвящения, но им-то, хитиновым, легко – я загнал занозу в палец на ноге. Неотесанные деревянные дощечки, все же, не лучший выбор для настила. Мои хмельные друзья ничего не заметили, а я гордо молчал, надеясь, что эта мелочь не стоит внимания.

Битва происходила на специальном поле по другую сторону от этого леса. Все-таки, мы стараемся беречь эстетическую ценность окрестностей, поэтому всегда деремся только в специально отведенных для этого местах.

Не обладая воинским опытом, я сражался в последних рядах, чтобы не получить серьезных ран. Первые полчаса схема работала, но потом терпеть боль от занозы стало совсем невмоготу.

Когда битва кончилась, я доложил о своем состоянии командиру. Мы не стали обращаться в Пейтеромский лазарет, хоть он и был ближайшим. Просто местная пивоварня была прямым конкурентом гоблинской, и посещение города могло расцениваться, как предательство многолетней дружбы. Поэтому берсерки попробовали вылечить меня своими силами.

Увы, их клешни оказались недостаточно ловкими, чтобы вытащить маленький кусочек дерева из пальца. Собрав консилиум врачей-любителей, берсерки решили, что не будут больше ковырять мою ранку, а просто перебинтуют стопу и начнут отпаивать меня элем – авось само выйдет.

Само оно, конечно же, не вышло. Я продолжал хромать и пропускал битву за битвой.

В итоге, потеряв терпение, я решил добраться до Пейтеромска в одиночку и пошел через этот лес. Делая частые привалы, чтобы отдохнуть, я бездарно тратил время и силы. Ел всякую дрянь, и даже отравился мухомором. Помню, как отключился от ужасных ощущений в животе.

Когда я проснулся, все прошло. И никакой занозы в пальце не было. Оказалось, меня обнаружил Дрободан и позвал дружков, чтобы транспортировать к себе в лачугу. Там он держал коллекцию пыточ… медицинских инструментов, в числе которых был и скальпель.

Сначала Дрободан вывел из меня токсины мухомора, насильно отпоив травяными смесями. Как оказалось, я глотал, не приходя в сознание. Есть такой анатомический трюк.

Когда главная опасность миновала, настал черед занозы.

Пригубив для смелости кружку имбирного темного, травник рассек мне палец и ловким движением достал ненавистную деревяшку. Взамен он взял с меня обещание никогда не ходить в Пейтеромск, иначе я бы точно угодил в тюрьму.

А сегодня я его нарушил, спасибо, Серетун.

– То есть, ты просишь нас доверять сумасбродному старикашке, резавшему тебя по пьяни? – спросила Латис презрительно.

– Он сказал, что еще пара дней – и я бы умер от занозы. Сепсис и прочее, – начал оправдываться Натахтал. – Я уж не говорю о том дурацком грибе.

– А я бы хотел еще раз посмотреть ему в глаза, – неожиданно признался Серетун.

– Только будьте повежливей, – предупредил воитель. – Все-таки, он мой друг.