Возвращение Луны

Глава 13

ШУН ЦЗУНЬ ЦЗЕ

Настал день Цинмина[1]. Знакомой до боли дорогой я прошел к безымянному надгробию, спрятанному в лесах запретной территории. Движением руки поджег палочки благовоний и по округе сразу распространился легкий запах мяты. Её любимый. Не удосужив себя рюмкой, я залил вина себе в рот прямо из носика чайника.

— Видела бы ты во что превратилась моя жизнь без тебя, — криво ухмыльнулся я, обращаясь к надгробию. — Каким жалким я стал. Заложник этих гор и вина.

— Ты опять тут страдаешь? — рядом возник Вэнь Юань.

— Оставь меня, — простонал я. — Дай провести этот день, так как я хочу.

— Тебе не кажется, что ставить памятник живому человеку неправильно? — иронично поинтересовался черный дракон, проведя пальцем по надгробию, словно тот был пыльным.

— Двести лет прошло, — пробубнил я.

— Ты слышал, что болтают люди? — поинтересовался Вэнь Юань.

— Что мне до людей и что они там болтают? — ответил вопросом на вопрос.

— Звезда Сяо Юй зажглась, — пригвоздил меня к месту Вэнь Юань.

— Чушь, — не поверил я. — Не может этого быть. Ты и сам знаешь, что мы напортачили с формацией. Её душа раскололась. Лин Хунь[2] потеряна. Я обыскал все. Без лин хунь она не могла очнуться.

— Клан Чан и Ма оживились, — сказал Вэнь Юань, широким взмахом заложив руки за спину.

— Чжи Ян бы сообщил мне, — упорствовал я.

— А давно ли ты просматривал письма и, вообще, занимался делами школы? — Вэнь Юань начинал злиться, но внешне это не показывал. — Посмотри на себя. В кого ты превратился? Ты не золотой дракон, ты — золотой червяк!

— Давай еще раз, — никак не мог перестать хохотать Вэнь Юань. — Ты пытался задушить Сяо Юй и чуть не умер от удара собственной формации?

— Не вижу повода для веселья, — буркнул я.

Происшествие на озере вмиг отрезвило меня. Сидя за столом, я просматривал накопившуюся гору свитков. Один за одним.

— Ты был прав, — признался я. — Вот письмо от Чжи Яна, Ма Дун Хэна и Ян Дан Ли, — я отбросил в сторону три свитка и откинулся на спинку кресла. Голову в миг прострелила мигрень. Пальцами я стал растирать лоб.

— Я на гору Лунмин, — вскочил я на ноги. — Присмотри за ними.

Я взглянул вверх на каменную кладку извилистой, словно змея, дороги, что ведет на вершину горы. Это единственный путь в храм, по которому даже драконы вынуждены идти пешком.

Горы Лунмин поприветствовали меня шуршанием легкого ветерка, приносящим с собой нежные лепестки сливовых цветов. Я не был здесь с того самого дня, как лично привел сюда Сяо Юй. Вздохнув, я стал подниматься, попутно приводя мысли в порядок. Не успел я ступить и последнего шага, как заметил, что по каменному мосту, соединяющему две горы, навстречу мне, уже бежал юноша в серых одеждах послушника.

— Приветствую, мастер Шун, — будущий монах сложил руки перед собой и поклонился. — Наставник ожидает вас.

— Раз, раз, раз, раз, — молча послушник вел меня через двор, где самые маленькие мальчишки занимались с шестом.

Я уверенно направился прямиком к старой и самой высокой пагоде монастыря. Жестом юноша пригласил меня внутрь, сам же он остался снаружи.

В зале Единства перед статуями на коленях сидел главный монах. Золотые лучи солнца освещали лица небожителей. Я подошел к нему, ощущал холодный мрамор под ногами. На мое появление он никак не отреагировал. Палочки благовоний медленно тлели, разнося запах камфоры и отсчитывая время.

Завершив церемонию тремя поклонами, монах бодро поднялся, что никак не вязалось с его внешним видом.

— Сколько лет прошло, мастер Шун, точнее глава Шун? — повернулся он ко мне с теплой улыбкой на морщинистом лице.

— Двести, Чжи Ян, — ответил я.

— Так много, а ты все тот же. Ни капли не изменился. Я же успел превратиться в старую развалину, — протянул он, поглаживая себя по длинной белой бороде.

— Ты на себя наговариваешь, — хмыкнул я.

— Льстец, — цыкнул он, погрозив пальцем.

— Не смотри на меня так. Я знаю зачем ты прилетел, — Чжи Ян сменил тон на серьезный. — Пойдем.

Обогнув величественные статуи, мы попали в небольшую комнату, где на столе уже стоял дымящийся чайник и тарелка с фруктами. Монах указал мне на одно из плетеных кресел, а сам умостился на против.

— Чай? — скрипуче спросил он.

— Давай к делу, — сказал я. — Почему Сяо Юй в школе?

— Уже встретились? — спросил он, невозмутимо разливая чай в две чашки. — Вас, прямо, тянет друг к другу.

— Ну же, Чжи Ян, не томи! — я хлопнул ладонью по столу.

— Осторожнее, чай прольешь, — нахмурился старый монах.

— Как это возможно? Ты нашел её Лин Хунь? — продолжал допытываться я.

— Нет, конечно, ответил Чжи Ян, делая глоток чая и озорно сверкая глазами исподлобья. — Её душа сама нашла путь. Видимо, что — то или кто — то очень тянуло её сюда. Только вот незадача. Наконец, Лин Хунь вернулась и драгоценная принцесса, надежда империи, очнулась, но вот Цзюэ Хунь[3] так и осталась спящей.

— Это значит… — пробормотал я.

— Ошибаешься, — сразу же перебил меня Чжи Ян.

Я поднял на него удивленные глаза.

— Цзюэ Хунь спит, но с возвращение Лин Хунь формация начала разрушаться. Её чувства и эмоции на месте, только она не помнит ничего из своей жизни здесь. Она считает себя другим человеком, что жил в каком — то ином мире, а потом вдруг оказался здесь. Нужно время, чтобы формации рухнула и произошло слияние. Надеюсь, тогда её память вернется.

— А если формацию убрать принудительно и не ждать? — спросил я.

— Лин Хунь может повредиться. Я специально не стал рассказывать ей все, из–за опасения, что такая информация может ей навредить, — ответил старик.

— Зная Сяо Юй, она не успокоиться, пока сама все не узнает, — вздохнул я.

[1] Цинмин, или день Поминовения усопших (кит. 清明) — традиционный китайский праздник, отмечается на сто четвертый день после зимнего солнцестояния (обычно выпадает на день в промежутке с 4 по 6 апреля

[2] Лин хунь, или чжу хунь, или тянь хунь — вместилище человеческого сознания. Эта эфирная душа бессмертна. Когда человек умирает, лин хунь возносится к небесному эфиру. Одна из трех душ Хунь.

[3] Цзюэ хунь, или ди хунь, или ши хунь — эфирная субстанция сферы чувств. Кроме человека эта душа имеется еще также у животных. По одним представлениям исчезает после физической смерти человека, по другим — нисходит в ад.