Палач с размаху зарядил Лисовскому кулаком в бок, заставив того задыхаться.
Дмитрий вздохнул с притворным сожалением. Укоризненно покачал головой:
— Фома, Фома… И чего ты так упираешься? Неужели не понимаешь — это бесполезно? У меня ведь столько способов развязать тебе язык. Таких, что ты обо всем забудешь и родную мать продашь. Одумайся, пока не поздно. Мы же могли бы с тобой сейчас сидеть у меня на веранде, пить вино и обсуждать дела… Думаешь, это место мне такое уж удовольствие доставляет?
Дарья незаметно закатила глаза. Вот кому-кому, а ей здесь точно нравилась. Она находилась в весьма приподнятом расположении духа.
Но Лисовский лишь осклабился разбитым в кровь ртом. Выплюнул на пол сгусток крови вперемешку со слюной и прошипел:
— Да пошел ты, Кривотолков… Думаешь, если князь, так уже самый умный?
Палач вновь взмахнул хлыстом, и Фома взвыл от боли. Дарья заулыбалась, словно кошка увидевшая сметану, и незаметно закусила нижнюю губу. Вадим, напротив, хмыкнул с оттенком уважения.
— А ты крепкий орешек, Лисовский. Но здесь и не таких, как ты, ломали.
Фома хрипло рассмеялся. В черных глазах заплясало безумие:
— Поменяться не хочешь, здоровяк⁈ Сам в эти цацки нарядись, ток по хребтине пусти — посмотрим, как запоешь!
Кривотолков поднял руку, призывая помощников к спокойствию. Задумчиво сощурился:
— Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому. Ведь я о тебе, Фома, знаю куда больше, чем ты думаешь. И про твои слабые места я тоже знаю…
В черных глазах Лисовского промелькнуло легкое удивление. Вадим с Дарьей озадаченно переглянулись. А князь невозмутимо продолжал:
— Помнишь своего дружка-алхимика? Ну, того, который возился с Черным Солнцем? Которого оно и изуродовало, выжгло мозги, превратив в безмозглую тварь?
Фома выглядел удивленным. Это еще откуда Кривотолкову известно? Он что, мысли читает?
— И что с того? — хрипло выдавил он, силясь сохранять невозмутимость, — Гришин умер. Я сам его упокоил, когда тот на царевну кинулся.
Но Князь лишь хищно усмехнулся:
— Вот в том-то и дело, Лисовский. Этот твой Гришин… он ведь мой родной дядюшка так-то. По материнской линии, стало быть… Только никто об этом не знал — уж больно секретным делом он занимался… Для всех он в какой-то момент умер… чтобы снова выйти в свет как Анатолий Гришин. С новыми документами и даже новой внешностью.
Фома обалдело моргнул. Что за ересь он несет? Гришин — родственник Кривотолковых? Не может быть!
Вадим и Дарья озадаченно переглянулись. Кажется, они тоже не были в курсе… Двое палачей оставались невозмутимыми.
Дмитрий подошел к пленнику вплотную. Склонился к самому лицу:
— Мой дядя, чтоб ты знал, входил в засекреченную команду ученых, которые по личному приказу Императора разрабатывали всякие мудреные штуки. Для защиты отечества и процветания народа… И Черное Солнце — как раз из этой серии. Древний артефакт, добытый из таких глубин мира, о которых лучше не знать…
Лисовский чувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. Звучало дико, невероятно — но вместе с тем объясняло многое. И загадочность Гришина, и недомолвки начальства… И главное — зверскую трансформацию товарища в монстра-мутанта.
Гришин рассказывал Фоме о Черном Солнце… но не так много, как хотелось бы…
Князь тем временем продолжал:
— Кой-какие записи и наработки дядюшки после его смерти ко мне попали. Так что об этой дряни, Черном Солнце, я и мои соратники знаем куда больше всех прочих. В том числе и тебя, Фомка. А может быть и даже поболее самого Императора…
Он выпрямился. Прошелся по каземату, задумчиво постукивая тростью:
— Так что расклад такой. Ты, Лисовский, конечно, крутой малый. Но судьбу Черного Солнца должны решать профессионалы, а не всякие проходимцы вроде тебя. Усек?
Фома, уже готовившийся к очередной язвительной тираде, вдруг осекся. Покосился на князя, не веря своим ушам:
— То есть… Ты что, уже давно за Черным Солнцем охотишься? Типа хочешь его заполучить да в своих целях использовать?
Кривотолков благодушно осклабился. Развел руками:
— Ну а чего ж еще? Такой-то артефакт… им достойны пользоваться только лучшие представители рода людского. Например, Кривотолковы.
От такой наглости Лисовский аж задохнулся. Неверяще помотал головой:
— Идиот… ты совсем идиот, Кривотолков! Так ты хочешь не просто осколок Чёрного Солнца на турнире выиграть… ты хочешь всё его заполучить? Вырвать весь артефакт из рук Императора?
Кривотолков ухмыльнулся и оставил это без ответа.
— Да если Черное Солнце в чужих руках окажется — хана всем придет! — зарычал Фома, — И тебе, и твоему клану, и всей Империи в придачу! Неужто не понимаешь⁈ Эта штука куда опаснее, чем ты думаешь!
Но князь лишь снисходительно хмыкнул:
— Еще раз — я знаю о нем побольше твоего, Фома. Я знаю даже кто его создал и для каких целей… Так что не переживай, Фома. В надежных руках Черное Солнце окажется…
Лисовский хотел было огрызнуться, послать зарвавшегося князька куда подальше. Но не успел. Потому что в этот самый миг тренькнул телефон Кривотолкова. Тот глянул на дисплей, нахмурился. Поднес трубку к уху:
— Да, слушаю!
Несколько долгих мгновений князь слушал собеседника, и лицо его мрачнело все сильнее. Под конец он просто посерел от бешенства.
— Что значит «немедленно»? Да они там совсем с ума посходили⁈ — он уже орал в трубку, — В такое время… черт…
Князь глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Дарья, Вадим и двое безымянных помощников недоуменно переглянулись. Что за напасть приключилась?
А Кривотолков уже отключил телефон. Резко обернулся к подручным, прошипел:
— Тут у нас неожиданное случилось, ребятки. Похоже, Государь соскучился и желает меня пред свои светлые очи. Немедленно.
Дарья охнула, Вадим нахмурился. Палачи вытянулись в струнку, ловя каждое слово повелителя.
— Короче, я пошел разбираться, — бросил князь, — А вы тут без меня закругляйтесь. Дарья, подключайся. Прижми-ка этого смутьяна как следует, подчини своим Даром. Чтоб как миленький запел!
Виконтесса расплылась в плотоядной улыбочке. Шагнула к Лисовскому, склонила голову к плечу:
— С превеликим удовольствием, дядюшка! Сей момент организуем!
Фома скривился, дернулся в оковах.
— Как же низко Кривотолковы пали, — хмыкнул он, — Уже и девиц против меня выпускают…
Князь кивнул, круто развернулся на каблуках. И стремительным шагом покинул каземат, на ходу бросив через плечо:
— Вадим, Дарья — действуйте! Этот прохвост должен заговорить!
Массивная дверь с лязгом захлопнулась. Щелкнул, проворачиваясь, ключ в замке.
Наступила звенящая, давящая на уши тишина. Лишь гулко колотилось сердце у Фомы в груди, отмеряя уходящие мгновения.
Дарья, мерзко ухмыляясь, приблизилась к пленнику. Обошла его по дуге, будто хищник, примеривающийся к жертве. В ее глазах плясали злые огоньки предвкушения. Она явно наслаждалась своей властью над беспомощным Фомой.
— Что скажешь, сосочка? — похабно улыбнулся ей Лисовский, — Я в твоем вкусе?
Дарья лишь фыркнула.
— Будем по-хорошему или как? — промурлыкала виконтесса, — Расскажешь нам все, что знаешь о Черном Солнце? Или придется тебя поубеждать?
— А как будешь убеждать? — полюбопытствовал Фома, — На лицо сядешь или еще куда-нибудь?
Она протянула руку и больно сжала подбородок пленника, вынудив смотреть ей прямо в глаза. От ее ладони исходил удушающий, сладковатый аромат — так пахнет зацветающий олеандр. И яд, пропитавший лезвие отравленного клинка.
— Нравится запах? — промурлыкала Дарья, — Я специально зачаровывала его…
— Ну хоть не запах трусов… — прохрипел Фома, чувствуя действия чар, — А то знаю я вашу породу Кривотолковскую…
— Ой, да ладно тебе, — хохотнула Дарья, сверкнув белоснежными зубами, — Скоро тебе станет не до шуток! Сейчас Вадим тебя малость придушит, а потом я пошарю у тебя в мозгах. Выужу все твои секретики, как семечки из подсолнуха!
Она отпрянула и кивнула виконту. Тот молча шагнул вперед, набросил Фоме на горло удавку и принялся затягивать. Лисовский захрипел, задергался, пытаясь глотнуть воздуха. Перед глазами заплясали черные мушки, в ушах нарастал шум.
— Тяни сильнее, — скомандовала Дарья, — Нужно, чтобы сознание поплыло. Тогда мне проще будет в его мысли забраться.
Борясь с подступающей тьмой, Фома из последних сил пытался удержать защитные барьеры вокруг своего разума. Но удушье и боль брали свое. Он чувствовал, как ментальные щиты слабеют, осыпаются, будто прогнившие доски.
Вадим ослабил петлю, позволяя пленнику судорожно втянуть в себя порцию кислорода. И в этот миг Дарья ринулась в атаку. Фиолетовые искры вспыхнули в ее глазах. Прижав пальцы к вискам Фомы, она обрушила на него всю чудовищную мощь своего Дара, пытаясь прорвать последние крохи защиты.
По подземелью разнесся истошный крик Лисовского — крик нечеловеческой муки и отчаянного сопротивления. Его мысли корчились, рвались в клочья, дробились под убийственным напором. Казалось, череп вот-вот лопнет от чудовищного давления извне.
— Нет… не пущу… — хрипел Фома, из последних сил цепляясь за ускользающее сознание, — Ни…за что…
— Да куда ты денешься, — промурлыкала Дарья, удваивая усилия, — Давай, вот так… расслабься…
По ее лицу градом катился пот, на лбу вздулись вены. Но отступать виконтесса явно не собиралась. Она все глубже вгрызалась в разум жертвы, стремясь подчинить, сломать волю, вывернуть наизнанку все тайны и секреты.
Фома кричал не переставая. В какой-то момент его вопль превратился в утробный вой раненого зверя. Оковы врезались в израненные запястья до крови, но боли он уже не чувствовал.
Перед мысленным взглядом вспыхивали картины прошлого — четкие, болезненно-яркие. Вот мать укачивает его, трехлетнего, напевая колыбельную. Вот отец впервые сажает в седло, показывает, как держать поводья. Вот суровый наставник в Академии муштрует новобранцев, а потом сам же поит их медовухой после особо тяжелого дня…
— Нет! — хрипел Фома, мотая головой, — Не лезь туда, тварь!
Но Дарья была неумолима. Она уже почти добралась до самого сокровенного, погребенного в глубинах подсознания. До тайны, которую Лисовский поклялся хранить ценой жизни.
Обрывки воспоминаний, связанных с Черным Солнцем, замелькали перед внутренним взором. Вот мутировавший Гришин, оскаленный, безумный, бросается на царевну с безумным рыком. Вот Фома наносит удар, и зубы твари разлетаются по парку…
— Ну же, ну! — азартно шептала Дарья, усиливая нажим, — Еще чуть-чуть! Сейчас я до всего докопаюсь!
На какой-то миг Фоме показалось, что он вот-вот сдастся. Что вот сейчас страшная тайна будет вырвана из него с корнем, вывернута наизнанку и передана врагу.
Но в последний момент, на краю безумия и отчаянья, внутри него что-то щелкнуло, переключилось. Чужеродная сила, таившаяся в глубине, рванулась наружу, сметая все преграды. Защитные барьеры, возведенные ментальной магией Дарьи, осыпались, будто замки из песка.
Дикая, первобытная ярость клокотала в груди Фомы вместе с ослепительно-белой болью. И в какой-то миг он понял: сейчас произойдет нечто страшное. Нечто непоправимое.
Лисовский вскинул голову и взглянул прямо в глаза Дарье. Та отшатнулась, вскрикнула — и было от чего. Потому что радужки пленника полыхали теперь расплавленным золотом, а зрачки сузились в вертикальные щели.
— Ах ты… сволочь… — прошипела виконтесса, отдергивая руки. Вадим за ее спиной с треском отрастил из руки костяную косу.
Фома зарычал — яростно, утробно, будто смертельно раненый тигр. Мощным рывком разорвал удерживающие цепи, будто гнилые нитки. Шагнул вперед, разминая затекшие плечи.
— Ну все, — процедил он, скалясь, — Доигрались, твари. Поздравляю. Вы меня разозлили.
В его голосе звенел металл, а воздух вокруг начал дрожать и плавиться, словно от невыносимого жара. Черное Солнце, дремавшее внутри, пробудилось — и теперь жаждало крови.
Он занес руку для удара, на кончиках пальцев заплясало угольно-черное пламя. Дарья завизжала от ужаса…
И тут Фома закатил глаза и под удивленные взгляды… просто рухнул на каменный пол. По всему подземелью разнесся его оглушительный храп… Бывший истребитель заснул крепко, словно младенец.