Выбравшись из покореженного минивэна, я вдохнул воздух внутреннего двора — он хлестнул по лицу, как пощечина от самой судьбы. Мой Красный голем тем временем корчился в агонии. Одна из двух душ, питавших его мощь, угасла под натиском магии преследователя.
— Красный, ко мне! — рявкнул я.
Голем послушно рассыпался в воздухе. Лучше потерять временно инструмент, чем похоронить последнюю искру жизни в нем. Забавно — я граф, который бережет души своих големов больше, чем собственную шкуру. Видимо, у меня проблемы с приоритетами. Или с головой.
Но сейчас не об этом. В тридцати метрах от нас стоял человек в плаще и с плотной маской на лице. Вокруг него клубилась магия. Гвардейцы метались по двору, как муравьи в разоренном муравейнике. Кто-то целился в нас, кто-то — в загадочного мага. Протокол против здравого смысла. Классика жанра.
— Ваше сиятельство! — Тяпкин размахивал документом, будто святыней. — Дело государственной важности! На кону судьба империи!
Следователь кричал так, словно его голос мог остановить пулю. Трогательная наивность.
— Сначала схватить — потом разбираться! — рявкнул командир стражи.
— Ах, как оригинально! — усмехнулся я. — А потом, когда мы все мертвы, будете разбираться с трупами? Очень продуктивно.
Опять протокол. Всегда этот проклятый протокол. Я обернулся к своим. Лола сжимала кулаки. Даша уже собирала тьму вокруг ладоней. Саша проверяла оружие. А Тяпкин нервно улыбался.
— Выбора нет, — сказал я. — Пробиваемся дальше, но никого не убивать!
— Граф, вы с ума сошли? — Кузьма смотрел на меня так, будто я предложил станцевать вальс на минном поле.
— Возможно. Но безумие — единственная логика в этом мире. К тому же, кто сказал, что здравомыслие когда-то кого-то спасало?
А Тяпкин качнулся и рухнул в обморок. Документ выпал из его рук. Я усмехнулся и подобрал его.
— Вот так всегда! — фыркнул я. — Суровый следователь, а нервы как у барышни на первом балу. Хотя он прав — мы все, скорее всего, умрем, если ворвемся к императору с такой наглостью. Но зато красиво умрем. Это что-то да значит, не так ли?
— Тогда зачем? — спросила Даша. В ее голосе не было страха — только азарт.
— У нас есть шанс. Маленький, но есть. Если дадут сказать хоть слово — может, проскочим. А если нет… — Я пожал плечами. — Стоять на месте — значит сдаться императрице. А я не привык сдаваться. Это дурная привычка — портит репутацию.
— А смерть репутацию не портит? — ехидно поинтересовалась Лола.
— Смерть — это уже не моя проблема. Пусть историки разбираются.
Сразу призвал Ростка — тот подхватил бесчувственного Тяпкина на руки.
— Вперед! — крикнул я. — И помните — если умрем, то хотя бы не от скуки!
И мы рванули к дворцу. Первые выстрелы уже прозвучали, когда мы пересекли половину двора. Пули свистели мимо.
— Даша!
Она уже тянула тьму — вокруг нас сгустился купол из черной материи.
— Костя, — Лола выдохнула сквозь адреналиновый хрип, — а если мы ошиблись? Если император даже слушать не станет?
— Тогда мы умрем с чистой совестью, — отозвался я. — Хотя, честно говоря, чистая совесть — плохая компания для смерти. Слишком скучная.
— Зато благородная, — пробормотала Даша, поддерживая защитный купол.
— Благородство — это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Но раз уж деваться некуда… — Я усмехнулся. — Будем благородными мертвецами. Звучит почти как комплимент.
— Значит, умрём красиво, — бросил я, перепрыгивая клумбу с розами. — И это, знаешь ли, тоже искусство. Правда, зрителей у нашего последнего спектакля будет маловато.
Росток тащил Тяпкина на руках, не сбавляя темпа. Вокруг гремела стрельба — кто-то орал приказы, а кто-то шептал молитвы.
— Костя! — Саша ткнула пальцем вперёд. — ОМОН! В полном составе!
Она была права. Перед входом выстроились чёрные фигуры в броне — не гвардейцы-позёры, а настоящие волки войны.
— Ну и красота, — пробормотал я. — Сейчас точно будет весело. Жаль, что билеты на это шоу не продают — цена вопроса слишком высока.
Даша стиснула зубы и усилила купол. Я видел, как она бледнеет — магия жрала её силы, а мы уже были по уши в долгах перед жизнью.
— Костя… — прошептала она. — Я долго не выдержу.
— Не надо долго. Надо — до двери. А там посмотрим, кто кого переживёт.
До спасения оставалось метров пятьдесят. Пятьдесят метров между нами и аудиенцией с императором. Или между нами и смертью. На этой дистанции разница — чистая формальность.
Тяпкин очнулся на руках у Ростка и заорал во всю глотку.
— Стойте! Я следователь! У меня документы!
— Заткнись, — бросил я без оглядки. — Сейчас не до бумажек. Твоя корочка здесь работает примерно как зонтик в торнадо.
А омоновцы открыли по нам огонь. Автоматные очереди били ровно и хладнокровно. Купол Даши затрещал, пошёл паутиной трещин.
— Костя!!!
— Вижу! — Я выжал последние крохи силы и поднял земляную стену перед собой. — Хоть что-то в этой жизни идёт по плану!
Грязь и камень рванули вверх, заслоняя нас баррикадой — временной, хрупкой, но всё же преградой.
— Лола, держи правый фланг! Саша — левый! Даша, экономь магию! — рявкнул я. — И помните — если умрём, то хотя бы не от скуки!
Мы мчались к дворцу сквозь хаос и разруху. История запомнит тот день. Только вот вопрос, как день триумфа или день позора? Хотя какой там выбор… Его никогда не было. Как и здравого смысла в наших действиях.
Земляная стена рухнула под автоматной очередью, рассыпалась в грязь. Я нырнул за мраморную колонну, осколки впились в щеку. Ключица горела болью — каждый удар сердца отдавался адским молотом. На бегу вытащил из кольца флакон с эликсиром для костей. Жидкость цвета старой крови пахла тухлыми яйцами. Залпом опрокинул её в себя, морщась от мерзости.
— Костя, что ты пьёшь? — спросила Лола, прижавшись к соседней колонне. Дышит часто, а глаза бешеные.
— Коктейль «Последний шанс», — процедил я сквозь зубы. — Семейный рецепт. Дедушка говорил — если собираешься сдохнуть, то хотя бы не от боли.
Достал ампулу с магическим обезболом. Игла вошла в вену легко. Волна холода разлилась по телу и боль отступила до уровня фонового шума. Теперь можно было думать, а не просто выть от агонии.
— Костя! — Лола перекрикивала стрельбу. — Как мы найдём императора? Тут же дворец размером с город! Даже если найдём — как прорвёмся? Охрана на каждом углу!
— Элементарно, — усмехнулся я, перезаряжая пистолет. — Пойдём туда, где стреляют громче всего. Обычно там и прячутся самые важные персоны. А если не найдём — ну что ж, хотя бы умрём в красивых интерьерах.
Её голос бил по мозгам сильнее автоматных очередей. Живой страх, злость и упрямство в каждом слове. Вот за это я и собираю таких людей вокруг себя — когда всё рушится к чертям, они не теряют себя. Правда, терять особо нечего, когда ты уже на дне.
— Императоры любят эффектные появления, Лола. Значит, пусть весь дворец увидит наш выход. Нам нужен шум, мы его устроим.
В этот момент я понял — назад пути нет. Только вперёд! Прямо через огонь и сталь, туда, где решается судьба всех нас. Даша влетела в разговор на бегу, голос дрожал — не от страха, а от того напряжения, которое скручивает нутро в узел.
— А если мы нарвёмся на саму императрицу? Думаешь, она упустит шанс прикончить нас под шумок?
— Одной головной болью меньше, — я ухмыльнулся. — Императрицы во дворце нет, она сейчас за стенами крошит императорскую гвардию, как мясник на бойне. Правда, в отличие от мясника, она работает бесплатно — из чистого удовольствия.
Кузьма с Лёней переглянулись — лица побелели, словно они увидели собственные надгробия.
— Не может быть… — выдавил Кузьма. — Значит, тот убийца в плаще — это она? Граф, как вы это поняли?
— Почти сразу, — я хохотнул. — Она сломала мне ключицу одним щелчком. А потом едва не прикончила Красного. В империи таких магов по пальцам пересчитать, и почти все из семьи императора. Плюс у неё был такой взгляд… знаете, как у хирурга, который собирается вас препарировать заживо. Семейная черта.
Саша перезарядила пистолет на бегу.
— Костя, да толку-то! Она всех там перебьёт и за нами придёт.
— Не дождётся, — я поднялся, чувствуя, как эликсир зашевелился в крови. — У меня есть план. Во-первых, магическая аура императора должна быть как маяк, найдём по ней. Во-вторых, здесь полно важных персон — министры, родня, политики. Берём кого-нибудь из них в заложники и идём к императору под прикрытием.
— Ага, — Лола кивнула с кислой улыбкой. — А потом он нас всех повесит. Классная перспектива. Хотя с другой стороны — бесплатный аттракцион. Погнали!
И мы ворвались в главный холл, будто шайка пиратов на абордаж. Мрамор под ногами сияет, потолок теряется где-то в облаках, люстры звенят от взрывов, портреты предыдущих правителей глядят с укоризной — мол, в наше время такого беспредела не было. Ага, конечно, просто тогда не было телевидения.
Я закрыл глаза и нащупал магию — мощный источник бился где-то в восточном крыле, этажей на три выше.
— Туда! — показал я направление. — Но нужен проводник. Желательно местный, с хорошим знанием планировки и плохим знанием боевых искусств.
И тут судьба подкинула нам подарок — из-за колонны выскочил мужик в дорогом костюме, лицо багровое, глаза навыкате. Узнал его сразу — министр внутренних дел Сухарев. Коррупционер высшего сорта и трус до мозга костей. Идеальный кандидат.
— Стоять! — рявкнул я.
Министр замер на месте, как кролик перед удавом.
— Г-граф Царёв⁈ Что вы… что вы здесь делаете?
— Экскурсию веду, Валентин Петрович. А ты сегодня наш гид. Бесплатно, разумеется — государство и так тебе переплачивает.
Лола подлетела к министру и ловко заломила ему руки за спину. Сухарев взвизгнул, как поросёнок на бойне.
— Я ничего не знаю! Я просто шёл в туалет!
— Ну так веди нас к императору, — усмехнулся я. — А туалет потом найдёшь, если доживёшь. Хотя, учитывая твою карьеру, ты уже всю жизнь в дерьме по уши — привыкнуть должен.
— Вы с ума сошли! — пискнул Сухарев. — Император меня казнит, если узнает!
— Валентин Петрович, — я похлопал его по плечу, — если мы до него не дойдём, казнить тебя будет некому. Так что выбирай: умереть героем или сдохнуть трусом. Хотя, зная тебя, второй вариант тебе привычнее.
— Вы с ума сошли! Меня же за это расстреляют!
— Тогда не тормози, а то расстрел начнётся прямо сейчас. И поверь, мои методы куда менее гуманны, чем государственные.
Я посмотрел на своих — живые глаза, злость и решимость вместо паники. Какая трогательная картина: банда отчаянных идиотов, идущих на верную смерть.
— Да нас всё равно пристрелят, — бросила Даша, ухмыляясь сквозь страх. — Отличная компания подобралась: террористы, министр-предатель и парочка самоубийц. Прямо как в дешёвом романе, только концовка будет кровавее.
Мы шли по коридорам дворца, Сухарев впереди — наш дрожащий живой щит. Охранники видели знакомое лицо, и пальцы у них замирали на спусковых крючках. Министр всхлипывал, шептал молитвы сквозь зубы, но дорогу показывал исправно — инстинкт самосохранения оказался сильнее чиновничьей трусости.
— Граф… — Тяпкин наконец пришёл в себя и зашептал мне на ухо, — а если император даже слушать нас не станет? Если прикажет стрелять сразу?
— Тогда, Тяпкин, ты наконец увидишь смерть вблизи. Образовательная экскурсия за государственный счёт — не благодари, — ответил я, не сбавляя шага. — Хотя, учитывая твои налоги, ты уже за неё заплатил.
Мы поднимались по лестнице. Каблуки Лолы стучали по ступеням, как молотки по гробу — наш личный саундтрек к апокалипсису. Сухарев хрипел и бледнел с каждым шагом, а я вдруг подумал: утром я был обычным графом с обычными проблемами, а к вечеру — террорист с министром под мышкой. Карьерный рост впечатляет.
— Блядь, — тихо выдохнул Тяпкин, — как же мы докатились.
— Легко, — усмехнулся я. — Сначала думаешь, что всё под контролем, потом понимаешь, что контроль — это иллюзия, а потом уже идёшь штурмовать дворец с пистолетом в кармане. Классическая схема деградации аристократа.
— Философ хренов, — Даша фыркнула. — Лучше думай, что говорить будешь, когда до царя дойдём.
— Импровизирую, — пожал я плечами. — В конце концов, хуже уже не будет. Хотя это я уже сегодня раз пять говорил, и каждый раз ошибался.
— Валентин Петрович, — обратился я к министру с показной вежливостью, — где сейчас остальные шишки? Не хотелось бы вляпаться в кого-то из них по дороге и портить им последний день жизни.
— В… в бункере, — выдавил он. — Как только началась стрельба, всех спустили в подземный бункер. Остался только император… и его личная охрана.
— Прекрасно, — кивнул я. — Меньше свидетелей — меньше хлопот. А то потом ещё мемуары писать будут: «Как я видел падение империи». Литературный мусор нам не нужен.
Магическая аура императора накрывала как тяжелое одеяло, пропитанное потом и кровью веков. Голову сдавливало так, будто в тисках. Власть, которая копилась столетиями. Мои силы рядом с этим — детский лепет перед симфонией смерти.
— Костя… — Даша коснулась моего плеча. — Чувствуешь? Эта аура старая. Кровью пропитана до основания.
— Чувствую, — кивнул я. — Империи не молитвами строят, а костями подданных. Каждый император свою порцию грязи добавлял в этот коктейль. Семейная традиция, так сказать. И мы сейчас идём к очередному наследнику этой славной династии убийц.
— Как романтично, — хмыкнула Лола. — Встреча поколений. Старые убийцы и новые самоубийцы.
Подошли к здоровенным дубовым дверям с золотыми гербами. По бокам два гвардейца в парадной форме — лица белые, но глаза стальные. Видимо, единственное, что у них работало исправно.
— Стой! — рявкнул один. — Дальше ни шагу!
Я выставил Сухарева вперед, как живой щит с министерским званием.
— Министр внутренних дел требует аудиенции. Вопрос жизни и смерти. В основном смерти.
— Помогите! — завыл Сухарев. — Они меня захватили! Они вооружены! И очень невоспитанны!
Гвардейцы переглянулись — стрелять в министра нельзя, а пропустить нас страшно. Классическая дилемма: служебный долг против инстинкта самосохранения.
— Послушайте, ребята, — спокойно сказал я. — Речь о заговоре против императора. Каждая секунда может стоить ему головы. Хотя, честно говоря, она у него и так висит на волоске.
— Какой еще заговор? — старший смотрел исподлобья, явно пытаясь включить мозг на полную мощность.
— Тот самый, что сейчас крошит вашу охрану во дворе, — ответил я с улыбкой. — Императрица решила убрать мужа и захватить власть. Семейная идиллия, знаете ли. А мы — единственные, кто может это остановить. Ну, или хотя бы красиво умереть в попытке.
Гвардейцы снова переглянулись. В глазах страх, сомнение и полная растерянность. Их учили защищать от врагов снаружи, но кто готовит к семейным разборкам? Курсов «Как не дать жене убить мужа» в военной академии не читали.
— Доказательства, — хрипло потребовал старший, видимо, решив, что бумажка спасет его от принятия решений.
Я кивнул Тяпкину. Следователь дрожащими руками вытащил папку, словно извлекал собственный смертный приговор.
— Вот… документы. Официальное расследование. Печати, подписи — все по закону, — пробормотал он. — Даже красивее, чем обычно подделывают.
Гвардеец пробежал глазами строчки. Лицо темнело с каждой строкой — либо от ужаса, либо от попытки прочитать.
— Черт побери… — прошептал он. — Если это не подделка…
— Не подделка, — отрезал я. — У нас нет времени на экспертизу почерка. Императрица может ворваться сюда в любую секунду и вырежет всех подчистую. Вас тоже! Причем первыми — за то, что пропустили нас.
Старший замер, явно прикидывая, что хуже: пропустить потенциальных убийц или не пропустить потенциальных спасителей. Математика выживания — сложная наука.
— Проходите. Но оружие оставьте. Хотя бы для видимости порядка.
— По рукам, — бросил я и положил чакрам на мраморный столик. — Надеюсь, вы его не потеряете. Он мне дорог как память.
Остальные последовали примеру — даже Лола без лишних слов сдала топор, хотя явно жалела расставаться с единственным аргументом в споре. Двери тронного зала раскрылись медленно, торжественно, словно врата в преисподнюю. Мы вошли внутрь, и я на миг забыл, как дышать… Впрочем, возможно, это было к лучшему — меньше шансов наглотаться дворцовой атмосферы предательства.
Временем позже
Тронный зал Александра IV — обычная показуха власти. Малахитовые колонны, расписанный потолок с какими-то древними победами, золотые узоры на полу. Красиво, дорого, скучно — как музей, где экспонаты еще живы, но уже воняют нафталином.
На троне из черного камня с алмазами сидел человек, от которого становилось не по себе. Император выглядел спокойно — как гробовщик, подсчитывающий прибыль во время эпидемии. Граф Константин Царев замер у входа, словно олень в свете фар. Лола сжала кулаки, готовая к драке — единственное разумное решение в этом цирке. Следователь Тяпкин болтался на руках земляного голема Ростка, пытаясь сфокусировать мутный взгляд — алкоголь и стресс творили чудеса. Кузьма с Леней стояли с открытыми ртами — их мирок инструкций трещал по швам, как дешевый костюм на толстяке.
— Ваше величество… — начал Константин, голос дрожал как у девственника в борделе.
Император поднял руку, и слова повисли в воздухе. Александр IV медленно встал. Двигался лениво, но опасно — как хищник, который знает, что добыча никуда не денется, а если и денется, то недалеко. Взгляд скользнул по лицам, задержался на мутировавшем Стасе с его нечеловеческим блеском в глазах и остановился на Тяпкине.
— Следователь, — голос тихий, но каждое слово отдавалось эхом, как последний звонок. — Когда я поручал вам следить за княгиней Невской, я боялся смуты в провинциях. Чужаков, которые позарятся на наши якутские алмазы. — Пауза. Взгляд в глаза каждому, как патологоанатом, оценивающий свежесть материала. — Но я не думал, что вы докопаетесь до того, что моя жена замешана в грязных делах. Хотя, если честно, я бы удивился, если бы она НЕ была замешана.
Константин почувствовал холодок по спине — видимо, кондиционер в зале работал исправно. В голосе императора не было ни злости, ни удивления. Только холодное принятие — будто он давно смирился с тем, что жизнь — это череда неприятных сюрпризов. Александр поднялся во весь рост. Магия вокруг него сгустилась так, что Даша инстинктивно отступила — инстинкт самосохранения у нее работал лучше, чем у остальных.
— Видите ли… — Император начал спускаться по ступеням, в голосе звенела горькая ирония. — Я сам недавно понял, что у нее в башке творится. Мария Федоровна всегда хотела власти. Любила быть в центре — как геморрой, всегда напоминает о себе. Обожала только сына и ради него готова на все. Материнская любовь — это прекрасно, особенно когда она включает в себя массовые убийства. Когда мы поженились, двор ее презирал. Но она всех поставила на место — без моей помощи. Правда, некоторых пришлось ставить в гроб, но это детали.
Замолчал, остановился в паре шагов от группы. Лола поймала себя на том, что задержала дыхание — воздух в зале стал гуще, чем мысли у Кузьмы. Глаза императора — лед, но в глубине плясали искры, как в глазах пирофила на складе пиротехники.
— Я всегда знал, что она притворяется овечкой, — усмехнулся Александр, и эта улыбка была холоднее моргов. — На деле — волчица. А мне, как царю зверей, нужна именно такая жена. Слабая не подойдет — с ней скучно, а мертвая вообще не разговаривает.
Константин рискнул вмешаться — храбрость или глупость, разница невелика.
— Ваше величество, но она может захотеть вас убить.
Император рассмеялся, неожиданно легко, почти весело, будто услышал отличную шутку про покойника.
— Уже пыталась, — сказал он с гордостью отца, чей ребенок сделал первые шаги. — А на днях и вовсе исчез мой главный кгбшник. — Александр покачал головой с восхищением. — И это явно ее работа. Надо отдать должное — у женщины талант. Жаль, что не к домоводству.
Тяпкин, покачиваясь в руках голема, пробормотал.
— Так вы… знали?
— Дорогой следователь, — Александр посмотрел на него с сочувствием, — я правлю империей уже двадцать лет. Если бы я не умел распознавать предательство, меня бы давно закопали. Причем не в переносном смысле.
И вдруг в зале воздух стал густой, как кисель в столовой для заключенных. Магия императора взметнулась невидимыми щупальцами. Один из гвардейцев у двери вскрикнул, его окутал голубой свет, и он рухнул на мрамор мертвым мешком.
— Что вы творите⁈ — крикнула Лола, но ее голос утонул в гуле магических печатей.
Древние руны вспыхнули огнем на створках, словно кто-то включил аварийное освещение в склепе. Константин понял — выхода нет. Они заперты с человеком, чья власть давила, как танк на муравейнике.
— В чем дело? — спросил граф, с трудом сохраняя ровный голос. — Неужели мы не заплатили за экскурсию?
Император обернулся. В его глазах плясали отблески магии, как в глазах пьяного электрика.
— Дело в том, что вы узнали слишком много о моей жене, — произнес он тихо. — А семейные тайны, знаете ли, не для широкой публики. — Он шагнул вперед, и в зале стало холодно, как в морге после отключения отопления. — Поэтому вы все умрете здесь. Ничего личного, просто гигиена информации.
Следователь Тяпкин, который только недавно пришел в себя на руках земляного голема Ростка, услышав эти слова, снова отключился. Видимо, его нервная система работала по принципу предохранителя — при перегрузке просто вырубалась. А оперативники Кузьма и Леня стояли столбами, их мозг отказывался верить происходящему. Впрочем, учитывая их обычную сообразительность, это было не так уж заметно.
Лола и Константин встретились взглядами. В ее глазах не было страха — только ледяная решимость и легкое раздражение от того, что придется умирать в такой дурацкой ситуации.
— Знаете, ваше величество, — сказал Константин и ухмыльнулся так, будто смерть — просто еще один повод для сарказма, — я всегда думал, что семейные проблемы решают за закрытыми дверями. Но не настолько же наглухо закрытыми. Это уже не семейная терапия, а групповая эвтаназия.
— Граф Царев… — голос императора звучал почти с нежностью, как у врача, объясняющего пациенту диагноз. — Какая досада, что звезды сошлись именно так. При иных обстоятельствах мы пили бы водку из одной бутылки.
— При иных обстоятельствах, Ваше Величество, я бы вообще с вами лично никогда не пересекся, — отозвался Константин. — И честно говоря, сейчас жалею, что не остался дома смотреть сериалы. Там хотя бы можно переключить канал, когда становится слишком кроваво.
Даша тем временем почувствовала, как магическая сила стекается к ней в жилы, пульсирует в висках. Сейчас решалось все. Не только их жизни — судьба империи висела на волоске. Хотя, если подумать, империя и раньше висела на волоске, просто никто не замечал, что волосок уже наполовину перетерся.
Стас же зарычал, низко, утробно. Его изуродованные мутацией мышцы налились силой, готовые взорваться прыжком. По крайней мере, если он умрет, то красиво — как настоящий монстр, а не как статист в плохом фильме.
А император стоял в самом сердце этого кипящего напряжения — невозмутимый, величавый, как центр урагана или как хирург перед особо сложной операцией. В его взгляде не было ярости. Там читалось нечто куда более страшное — сожаление, стальная решимость и, странно, почти отеческая нежность к супруге, которая, быть может, уже точила для него кинжал.
— Впрочем, — добавил он задумчиво, — смерть от руки любимой женщины — это почти романтично. Гораздо лучше, чем от несварения желудка или падения с лестницы.