Глава 17

Я вылетел из туалета пулей, за мной Тяпкин и Кузьма, оба как олимпийцы, только вместо медалей на кону жизнь. Позади такой грохот, что стекла на заправке чуть в труху не пошли.

— Костя, — доносится знакомый, но злой голос, — ты, сука, во всём виноват!

Оборачиваюсь, и чуть не падаю от смеха. Стас теперь похож на бодибилдера из дешёвого порно — розовый, перекаченный и агрессивный. Рубашка висит лохмотьями, джинсы от мускулов трещат по швам. Видно, что химия мутанта уже вовсю гуляет у него по крови. И этот мутант теперь реально может меня размазать тоньше, чем мои шансы на пенсию.

Стас несётся как ураган — урны летят, щиты складываются, бетонная клумба развалилась с одного удара. Глаза налились не кровью, а какой-то розовой мутью.

— Стас, — пробую я спокойно, — остынь. Тут проблема посерьёзнее твоей обиды.

— Посерьёзнее? — он разворачивается так резко, что я понимаю — всё, дипломатии конец. — Я жертвовал своей жопой! Ел эту дрянь! Ради чего?

— Ради дела, — показываю ему свою окровавленную повязку. — Нам тоже досталось. По дороге сюда нас чуть не порубили — какие-то уроды из ордена императрицы. Лола теперь с двумя сломанными рёбрами валяется, Рясова зацепили в плечо, мне руку чуть не оттяпали. Так что хватит ныть, как девочка на первом свидании. Сейчас главное — вернуть тебя в норму. Документ принёс?

И тут вижу — у Стаса в глазах что-то звериное проснулось. Через секунду он летит на меня с такой скоростью, что я еле успеваю отскочить.

— Ты вообще с ума сошёл? — ору, катясь по асфальту.

— Заткнись, — кричит он и снова швыряет меня как тряпку. — Это всё твоя грёбаная затея! Я теперь розовый урод, а ты мне про «дело» рассказываешь!

Поднимаюсь, отряхиваюсь. Рука горит так, будто утюг прислонили. Стас друг, но сейчас это будто чужой человек. А превращаться в фарш на заправке я не собираюсь — у меня ещё кредит за квартиру не выплачен.

— Ну что ж, — говорю сквозь зубы и сжимаю кулаки, — хочешь драки? Будет тебе драка. Только потом не жалуйся, что я тебе твою новую розовую морду подкорректировал.

Он снова прыгает на меня. Я готов — перехватываю его руку, кручу корпусом и бью локтем в живот. Стас даже не моргнул, только хрипло заржал.

— Слабо, — прохрипел он и зарядил мне в челюсть так, что перед глазами фейерверк. — Я думал, ты посильнее будешь!

Меня отшвырнуло метра на два, но я устоял. Кровь во рту уже привычная штука — почти как кофе с утра.

— Не плохо бьёшь, — вытираю губу и ухмыляюсь. — Но я тебя всё равно уложу. Правда, жаль будет — такой красивый розовый цвет испортить.

Началась настоящая драка. Стас теперь зверь — сила нечеловеческая, спасибо мутанту. Но я опытнее и разум не потерял. Жаль только дружба ему теперь до лампочки — он мне под глаз зарядил так, что синяк будет как пятно у панды. И тут замечаю боковым зрением — две барышни из разбитого минивэна смотрят на происходящее как на представление в цирке. Саша и Даша жуют чипсы и пьют пиво.

— Эй, девочки! — кричу им, уворачиваясь от очередного удара Стаса. — Может, билеты продавать будете? А то зрелище бесплатное получается!

— А что, неплохо дерётесь! — отвечает одна из них, хрустя чипсами. — Только розовый какой-то странный. Это мода новая?

— Да, — задыхаюсь, блокируя удар, — последний писк! Называется «мутант-стайл»!

— Заткнись! — рычит Стас и снова летит на меня. — Я тебя убью!

— Очередь большая, — отвечаю, отскакивая. — Записывайся в конец!

— Может, поможете⁈ — ору я и уворачиваюсь от очередного удара.

— Мы же девочки, — Саша пожала плечами с видом невинной овечки, — хотим сегодня без драк. Мы и так уже устали воевать. За мир во всем мире, знаешь ли.

— Ага. Но ты не переживай, Костя — я ставлю на тебя, — кивнула Даша, потягивая пиво, — ты хитрее. Хотя это не комплимент, учитывая твоего соперника.

— А я на розового, — Саша не отстает, — он злее. И честно говоря, выглядит так, будто готов сожрать тебя заживо. Романтично!

Стас опять пытается меня схватить, но я уворачиваюсь и толкаю его в плечо. Он чуть не падает, но держится.

— Дамы, — кричу я, отбивая новый выпад, — раз драться не хотите, будет вам другое дело! Проверьте туалет, крайнюю кабинку справа, может там анализы из этого мутанта выпали, а я не заметил.

Они смотрят так, будто я предложил им искупаться в выгребной яме с крокодилами.

— Мы в говне ковыряться не будем, — Даша сразу отрезает. — У нас маникюр свежий.

— Вот-вот! Даже за двойную оплату, — добавляет Саша. — Хотя за тройную… нет, все равно не будем.

— Тогда ставки хотя бы прекратите делать! — ору я, отбивая удар Стаса.

Но им только веселее стало, банки открывают новые, сидят как в кино на премьере блокбастера. А у меня силы на исходе — рука болит, кровь стучит, Стас звереет. Хватает меня за шею, и тут я понимаю — сейчас не время для игр.

— Стас, — хриплю я, — это же я, Костя. Твой лучший друг, помнишь? Мы вместе двойки получали!

В глазах у него что-то человеческое мелькнуло, но лишь на секунду.

— Знаю, — сквозь зубы выдает он, — поэтому и бью тебя. Наконец-то повод появился.

Вот же… сука! И снова в атаку. Я его за руку хватаю, пытаюсь развернуть, но он вырывается и так мне в ребра заезжает, что аж свист пошел из легких.

— Красиво, — Саша оценила, хлопая в ладоши, — технично! Прямо как в UFC, только без призовых.

— Костя сдается? — Даша удивилась. — А я думала, у него больше гордости. Разочарование года!

Но сдаваться я не собирался. Ясно было — если сейчас не остановлю этого придурка, потом сам себя убьет от стыда. Или он меня убьет от злости. Собираю остатки сил, хватаю его за плечи и со всей дури бью лбом о лоб. Стас шатается, взгляд вроде прояснился.

— Костя?.. Что происходит? — бормочет он, моргая.

— Проба, — коротко бросаю я, — держись, друг. Сейчас отпустит. Или не отпустит, и тогда мы оба покойники.

Но нет, розовый туман опять у него в глазах. С рыком кидается на меня. И я смотрю на девчонок так, что они чуть пивом не поперхнулись.

— Саша, Даша, — говорю медленно и зло, даже Стас на секунду тормозит, — если через минуту не увижу вас в том долбаном туалете — ваши телефоны полетят в канализацию. А потом и вы за ними. И это только начало моей мести!

— Ладно-ладно, — бурчит Даша, нехотя поднимаясь, — но если мы там что-то найдем и достанем — премию нам выпишешь, понял. И психотерапию оплатишь. У нас теперь травма будет.

— И дезинфекцию, — добавляет Саша. — Полную. С головы до ног.

— Ага! — подхватывает Саша и морщится, словно его угостили лимоном с солью.

— Двигайтесь! — рявкаю я и одновременно отбиваю еще один удар Стаса. — Или хотите посмотреть, как я превращу вашего друга в фарш для котлет?

И они наконец поплелись к туалету — медленно, как похоронная процессия. Ну а я опять смотрю на друга. В глазах у него мутно, будто кто-то туда розовой краски налил, кулаки висят тяжёлые, как гири. Проба уже берёт своё — не отпускает. Химия творит чудеса, что тут скажешь.

— Ну что, граф, — Стас снова замахнулся, покачиваясь, как пьяный маятник, — хочешь получить по полной, или так, для разминки? А то я уже соскучился по хорошему мордобою.

— Да я всегда за, — я увернулся, сразу пошёл в ответку, — но ты же знаешь, я не из тех, кто отступает. К тому же, мне нравится твоя новая причёска — такая… растрёпанная. Не дождёшься капитуляции!

— Какой трогательный момент, — хрипло усмехнулся Стас, вытирая кровь с губы. — Два идиота колотят друг друга в подвале. Наши мамы были бы так горды.

И мы снова сцепились — по-простому, по-мужски, как два петуха на птичьем дворе, только менее грациозно.

В Москве

Мария Фёдоровна стояла у окна, наблюдая за дождём, который превращал императорский сад в болото. Как символично — даже природа знает, что творится в этом дворце.

— Ваше величество, — тихо сказала графиня Мишустина, входя в покои. — Вы меня звали?

— Елизавета Николаевна, — Мария Фёдоровна повернулась резко, будто выстрелила этим именем. — Садитесь. Поговорим о семейных ценностях.

Мишустина села на край кресла, словно готовясь к бегству. Умная девочка — инстинкт самосохранения не дремлет. Императрица подошла к столу, достала флакон с мутной жидкостью и мешочек с монетами.

— Вот скажи мне, графиня, что для тебя верность? — спросила Мария Фёдоровна с улыбкой хищницы. — Только не говори про честь и долг. Мы же не в театре.

— Ваше величество… я… — Елизавета запнулась.

— Не торопись, дорогая, — усмехнулась императрица. — Верность — понятие растяжимое. Муж мой верен империи, идеалам, высоким материям… А мне верен исключительно по брачному контракту. Романтика, не правда ли?

Мишустина молчала, понимая, что каждое слово может стать эпитафией.

— Ты красивая, Елизавета Николаевна, — продолжила Мария Фёдоровна, обходя кресло медленно, как кошка мышь. — Молодая. Свежая. Мужчины на таких теряют остатки разума, даже если этих остатков изначально было немного. И главное — ты не дура. Хотя это может быть и недостатком в нашем деле.

— Ваше величество… я боюсь, что не понимаю…

— Александр слишком много думает, — перебила её императрица с досадой. — Философствует. Мучается совестью. Очень неудобно для правителя — совесть это такая штука, которая мешает спать спокойно. А мне нужно знать, что творится в его голове. Какие демоны его терзают… И что он обо мне думает в минуты откровенности.

Елизавета побледнела — картина прояснилась без лишних объяснений.

— В этом флаконе — жидкая искренность, — императрица подняла бутылочку к свету. — Пара капель в вино — и самый скрытный человек становится болтливее попугая. А эти монеты… — она потрясла мешочек, — твоя пенсия. Весьма щедрая, учитывая специфику работы.

— Вы хотите, чтобы я… — голос Мишустиной дрожал.

— Хочу, чтобы ты стала его любовницей, — Мария Фёдоровна произнесла это тоном, каким обычно заказывают чай. — Временно, конечно. Ровно настолько, чтобы выудить все его секреты. Считай это… государственной службой. Патриотический долг, так сказать. Только вместо медали за отвагу получишь золото за… гибкость.

Графиня подскочила с места и отступила назад — глаза как у зайца, который только что понял, что удав не вегетарианец.

— Ваше величество… это… это невозможно. Я не могу!

— Можешь, — Мария Фёдоровна даже бровью не повела, словно обсуждала погоду. — И сделаешь. Потому что альтернатива тебе точно не понравится. От покойного мужа твоего остались не только воспоминания и портреты на стенах — долги тоже остались приличные, а кредиторы уже топчутся у порога. Причём некоторые из них имеют весьма творческий подход к взысканию задолженности. — Императрица улыбнулась так, будто только что вспомнила анекдот про похороны. — Я не прошу тебя любить его. Я прошу сыграть роль. Ты умеешь играть? Тут все мы актёры — кто хуже, кто лучше. Правда, у нас антреприза немного специфическая — за плохую игру не освистывают, а расстреливают.

Елизавета плюхнулась в кресло, как мешок с костями. Всё вокруг казалось чужим и холодным — прямо как семейный ужин.

— Ну и что вам надо узнать? — пробурчала она, почти не двигая губами. — Размер его… эго?

— Всё, — отрезала императрица, не моргнув. — Его опасения, хитрые планы. И главное — что он про меня думает. Может ему что-то любопытное известно про меня. И возможно он даже имеет какие-то не совсем весёлые планы на меня. — Она наклонилась ближе. — Знаешь, дорогая, в нашем деле паранойя — это не болезнь, это профессиональное требование.

Графиня кивнула, типа у неё был выбор. Как у приговорённого к смерти — можешь выбрать последнее блюдо, но финал всё равно предрешён.

Мария Фёдоровна сунула ей пузырёк и мешочек с золотом — всё по классике, как в хорошем детективе, только без счастливого конца.

— Действуй как человек, не как шпионка из дешёвого сериала, — буркнула она. — Встретилась случайно, закинула удочку, позвала куда-нибудь. Мужики, они простые — если им чуть-чуть помочь, — кивнула на пузырёк, — то готовы рассказать не только государственные тайны, но и где у них родинки. — Императрица встала. — Всё, пошла. Время не резиновое, а терпение моё ещё менее эластично.

Мишустина вскочила так резко, будто только что вспомнила про просроченный кредит и коллекторов под дверью. За дверью уже ждал новый мир — тут каждый твой шаг всё меняет, и ничего никогда не остаётся как было. Привыкай, дорогая. Добро пожаловать в театр, где занавес не опускается, а декорации меняются вместе с трупами.

* * *

Александр IV стоял у стола, уставившись в эти свои карты империи, будто там вдруг появится надпись «Выход отсюда». Дверь сзади приоткрылась с тихим стуком — видимо, очередной посетитель решил, что император слишком долго наслаждается одиночеством.

— Заходи, — сказал Александр, даже не повернувшись. — Все равно покоя мне сегодня не видать.

Дверь открылась, и вошла графиня Мишустина. Платье простое, но сидит как влитое — явно не экономила на портном. Волосы растрёпаны, словно только что участвовала в дуэли или просто драла горничную за плохо заваренный чай.

— Ваше величество, прошу прощения, — голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Я заблудилась. Искала библиотеку.

Александр поднял глаза. В Елизавете что-то было — не очередная фарфоровая кукла, готовая рассыпаться от одного неосторожного слова. Взгляд живой, не боится и не лебезит. Подозрительно.

— Библиотека не здесь, — сказал он с каменным лицом. — И в это время она закрыта. Как, впрочем, и половина моих министров — те вообще круглосуточно недоступны.

— Жаль, — она подошла ближе, усмехнувшись. — Хотела почитать что-нибудь поучительное. Бессонница одолела.

— Рекомендую государственный бюджет, — он отодвинул карты. — От него засыпают даже министры финансов. Сам часто не сплю — голова забита мыслями о том, как бы не угробить страну раньше времени.

— И о чём же думает император по ночам? — спросила она без всяких реверансов. — Кроме способов самоуничтожения государства?

Александр усмехнулся. Прямота у неё железная — либо очень храбрая, либо очень глупая.

— Да о том же, что и все смертные. Не напортачил ли где сверх меры, народ не готовит ли мне сюрприз в виде революции. А ты чего не спишь? Что мучает графиню Мишустину? Угрызения совести или просто скука?

— Думаю о переменах, — она подошла к столику с вином, подняв брови вопросительно. — Налить? Или вы предпочитаете страдать трезвым?

Он кивнул. Графиня налила два бокала, рука чуть дрожит — либо волнение, либо яд в рукаве. Незаметно добавила в бокал пару капель из флакона, не подозревая, что император давно выработал иммунитет к доверию.

— За что пьём? — спросил Александр, взяв бокал и мысленно попрощавшись с печенью.

— За то, что никто не знает, проснётся ли завтра, — сказала Елизавета и на секунду потухла. — Особенно в наше время.

Выпили. Александр лишь сделал вид — старая привычка, спасшая не одну жизнь.

— Слушай, Елизавета, — он поставил бокал и посмотрел ей в глаза, — мне иногда кажется, что все здесь играют в театре. Я — императора, ты — верноподданную, министры — компетентность. А где же настоящие люди?

— А вы действительно хотите их найти? — спросила она тихо. — Или просто жалуетесь на судьбу?

— Иногда да, — он подошёл к окну и распахнул его. — Хотя настоящие люди имеют привычку разочаровывать. Или убивать.

Елизавета подошла ближе, и в воздухе повисло напряжение.

— Может, стоит рискнуть? — голос стал мягче. — Хотя бы разок перестать играть роль и просто… посмотреть, что получится?

Он смотрел на неё долго. За окном чужой мир, а здесь — женщина с ядом в кармане и предложением в глазах.

— Опасная игра, графиня, — он ухмыльнулся. — Особенно с теми, кто подсыпает что-то в вино.

— Все игры опасны, — губы дрогнули, но она не отступила. — Вопрос только в том, стоит ли выигрыш риска. И заметили ли вы вовремя.

Он перехватил её руку — кожа горячая, пульс частый. Либо страсть, либо страх разоблачения.

— Знаешь что, Елизавета? — он прижал её руку к щеке. — Давай сыграем честно. Ты расскажешь, что было в вине, а я — почему до сих пор жив.

— Поехали со мной, — вырвалось у него. — В загородную резиденцию. Там тишина и стены не подслушивают. Только мы…

Она кивнула, в глазах что-то мелькнуло — то ли победа, то ли «сейчас опять вляпаюсь в историю на миллион». Александр же решил не копаться в этом — философия после полуночи всегда заканчивается плохо. Так что вскоре резиденция встретила их тишиной и полумраком. Дальше всё пошло само собой. Страсть — здравствуй, отключка разума. Они занимались сексом так, будто завтра вообще отменили. Как люди, которым терять нечего, кроме иллюзий и остатков приличия.

Потом Александр валялся в мраморной ванне, лениво дымил трубкой. Елизавета появилась в дверях — в его халате, растрёпанная и неожиданно молодая. Подошла ближе, протянула бокал вина.

— Вина? — спокойно спросила она.

— Больше не стоит, — он мотнул головой. — Одного греха на вечер достаточно. Ты удивительная женщина, графиня.

— Это почему вдруг? — она села на край ванны. — Потому что не требую немедленно жениться?

— Ты умеешь быть разной. Сейчас вообще не похожа на ту даму, что блуждала по дворцу в поисках очередной жертвы.

Плечи у неё дёрнулись почти незаметно, но лицо каменное.

— Люди многослойные существа, ваше величество. В каждом свой лабиринт. А в некоторых — целое подземелье с костями.

— Ну да, — он кивнул. — Вот и я… Днём император, ночью просто мужик. А кто я на самом деле? Может, просто очень дорогая проститутка для целой страны?

— А кем желаете быть?

Он подумал секунду и выдал без пафоса.

— Честным. С собой и с теми, кто мне не безразличен. Хотя в нашем деле честность — это как девственность. Теряется быстро и безвозвратно.

Александр выбрался из воды, капли стекали по телу. Елизавета смотрела — император был красив. Жаль, что красота не компенсирует моральное банкротство. В этот момент между ними не осталось ни игры, ни ролей — только двое живых людей на острие момента, балансирующих над пропастью собственных противоречий. Он накинул полотенце и шагнул в полумрак спальни. Там из старой шкатулки достал колье — сапфиры мерцали на нём.

— Это тебе, — сказал он и застегнул ей на шее побрякушку, — пусть хоть что-то останется после этой ночи. Кроме угрызений совести, конечно.

Елизавета потрогала холодные камешки, губы дёрнулись.

— Красиво, конечно… Но зачем такие подарки? Совесть дорого стоит в наше время? У вас жена есть. Вы её любите?

— Да, — выдохнул он, — люблю. Она мать моего сына. И единственная, кто ещё не знает, какая я сволочь.

Елизавета плюхнулась на кровать и поджала под себя ноги.

— Тогда я тут зачем, раз вы меня не любите? — спросила она с усмешкой. — Для разнообразия? Чем вам всё же помешала супруга? Она не такая идеальная, как про неё говорят? Или просто не умеет так искусно изображать страсть?

— А ты-то чего приехала? — усмехнулся он. — Не ври себе и мне. Ты меня тоже не любишь. Это видно даже слепому. Мы оба здесь по одной причине — потому что можем. И потому что завтра будем притворяться, что ничего не было.

— Какая трогательная честность, — она откинулась на подушки. — Значит, мы просто два циника, которые развлекаются, пока мир горит?

— Именно. Добро пожаловать в клуб, графиня. Членские взносы — совесть и самоуважение.

Елизавета на секунду запнулась, словно актриса, забывшая текст в самый неподходящий момент, а затем провела рукой по его плечу — жест настолько театральный, что впору было аплодировать.

— Я восхищаюсь вами, — почти шёпотом сказала она, хотя в голосе слышались нотки насмешки. — Вы сильный, богатый, победитель по жизни. С вами никогда не бывает страшно… кроме тех моментов, когда становится скучно до смерти. Но все же объясните мне уже по-человечески — зачем я вам? У вас же жена как с картинки — красивая, умная, идеальная. Наверняка даже кофе варит с улыбкой и никогда не оставляет волосы в раковине. Так в чем ее проблема, раз вы здесь, изливаете душу случайной графине?

— Вот в этом и проблема, графиня, — буркнул он, усмехнувшись горько. — Она слишком идеальная. Во всём и чересчур… Просыпается с макияжем, засыпает с благодарностью судьбе на устах. Даже ссоримся мы по расписанию, и то она умудряется выглядеть при этом фотогенично. Вот и вся беда. Но ты всё равно не поймешь смысла моих слов — слишком живая для этого.

— О, понимаю, — протянула Елизавета, прищурившись. — Вам нужен хаос. Кто-то, кто разобьет вашу хрустальную жизнь вдребезги. Что ж, рада сообщить — вы обратились по адресу. Я специалист по разрушению идиллий.

* * *

Я всегда думал — философствовать надо дома, с коньячком, чтобы никто не мешал. Но судьба решила по-другому, подкинула мне бесплатный мастер-класс прямо на улице, ещё и с матюками от Стаса вместо классической музыки. Видимо, Вселенная считает, что мне не хватает культурного просвещения.

— Костян, ты вообще с катушек слетел? — орёт Стас и лезет в драку. Левая летит мне в бок, правая болтается — я ему её вывернул минуту назад.

— А ты, Стасик, совсем свою индийскую хрень про ненасилие забыл? — я спокойно уклоняюсь и прописываю ему апперкот. — Типа всех жалеть надо, вред не причинять, помнишь? Или твоя карма работает по принципу «не распространяется на бывших друзей»?

Он согнулся пополам, плюнул кровью под ноги и смотрит так, будто я ему ипотеку на пятьдесят лет оформил с процентной ставкой как у ростовщиков.

— Да иди ты, Костян! — аж голос дрожит от злости. — Я ради тебя мясную шаурму сожрал, уже все свои принципы похерил!

— Ну ты же сам корову не убивал, — я философствую дальше, блокируя его кулак. — Просто доел мясо, чтобы добро не пропадало. Это почти как благотворительность. Даже Будда бы одобрил — борьба с пищевыми отходами.

— Ты издеваешься⁈ — Стас взвыл и кинулся на меня так, что мы оба покатились по асфальту. — Я свою душу загубил из-за тебя!

— Да ладно, одна шаурма — это не билет в ад, — отвечаю я, отбиваясь от его беспорядочных ударов. — Максимум чистилище. И то со скидкой за хорошее поведение.

Орали, матерились, лупили друг друга. И я уже думал, как бы всё это закончить без переломов и судебных исков, но вдруг раздался звон металла по затылку. Обычная урна прилетела Стасу по голове так чётко, что я аж зауважал точность броска. Он удивиться не успел — сразу отключился и рухнул мне на грудь, как мешок с просроченными идеалами.

Я кое-как выбрался из-под него и огляделся. Лола стоит в трёх метрах, держится за рёбра и дышит тяжело.

— Ты зачем встала? — я поднялся и отряхнулся. — Я же просил посидеть спокойно, пока эликсир не сработает.

— Надоело смотреть на вашу возню, — проворчала Лола сквозь зубы. — Времени нет на ваши философские дебаты с мордобоем. У меня рёбра трещат, а вы тут устроили клуб любителей восточной мудрости.

— Ты могла его убить этим ведром.

— Не убила же, — пожала плечами Лола. — Так что хватай своего просветлённого и поехали. Или ты хочешь дождаться, пока он проснётся и начнёт читать мантры?

Вот это женская логика — просто и без лишних соплей. Никаких угрызений совести, никакой философии. Ударила урной по голове — и дело с концом. Я связал Стаса и потащил к нашему раздолбанному минивэну. Там уже толпа — опера, следак, их друзья и теперь ещё этот овощ. Хорошо хоть Лола весит меньше мешка картошки, а то пришлось бы арендовать грузовик.

И только я закинул бездыханного Стаса в машину, как из туалета выползают Саша с Дашей. Носы зажали, тащат какой-то пакет, лица зелёные, как у вегетарианцев при виде стейка.

— Даже знать не хочу, как вы это из сортира вытащили, — я скривился и отвернулся. — И главное — зачем я вообще спрашиваю?

— Магия тёмной материи помогла! — Даша гордо подняла подбородок, но тут же поморщилась. — Хотя меня чуть не вывернуло. Кто-то там явно ел что-то несовместимое с жизнью.

— Очистить от дерьма документ можешь? — спросил я с последней надеждой. — Чтобы не воняло хотя бы? Или твоя магия работает только в одну сторону — превращать чистое в говно?

— Могу попробовать, — Даша неуверенно покрутила руками. — Но не факт, что не сделаю хуже.

— Хуже уже некуда, — вздохнул я. — Разве что документ начнёт светиться в темноте и петь песни.

— Это уже перебор, — фыркнула она.

Я вздохнул и щёлкнул пальцами — призвал големов.

— Солнышко, подсуши это недоразумение своим светом. Росток, тащи остатки сухого дерьма в свой перегной. Пусть хотя бы бумажка не воняет на всю округу.

— Начальник, это уже слишком! — пищит Солнышко тонким голосом. — Я же световой элементаль, а не прачка из химчистки!

— Присоединяюсь к коллеге, — буркнул Росток басом. — Я компост, а не мусорка. У меня есть стандарты качества, между прочим.

Я глянул на них так, что у асфальта под ногами чуть не началась экзистенциальная паника.

— Работать, — сказал я тихо, — или сейчас найду вам задачки поинтереснее. Например, Солнышко будет освещать канализацию, а Росток — удобрять кладбище.

— Ой, как страшно, — проворчал Росток. — Кладбище — это же моя мечта. Столько органики…

— Заткнись и работай, — огрызнулся Солнышко. — Лучше уж это дерьмо, чем слушать твои некрофильские фантазии.

Големы переглянулись, как школьники перед контрольной по химии, которую не учили, и нехотя взялись за дело. Солнышко посветил на пакет с видом мученика, а Росток поколдовал пару минут, бормоча что-то про «деградацию профессии». Вот мне возвращают бумажку с алхимической печатью. Не пахнет розами, но хотя бы не воняет как труп бомжа в августе.

— Спасибо за ваш энтузиазм, — бросил я с сарказмом и разогнал големов. — Всё, поехали в Москву. На бойню.

В машину влезли как попало. Я за руль, Лола рядом, остальные на задних сиденьях упакованы как консервы. Выехали на трассу — за окнами унылые кафе и заправки мелькают, будто кто-то их копировал из одной депрессивной картинки. Российская глубинка во всей красе.

Лола молчала минуту, потом вдруг выдала тихо.

— Знаешь, он ведь прав.

— Кто? И про что? — спросил я, обгоняя фуру с надписью «Смерть впереди».

— Стас. Ты изменился. Раньше ты хотя бы делал вид, что тебе не всё равно.

Я посмотрел на неё. В профиль — ну прям модель, только без фотошопа и с багажом психологических травм.

— Все меняются, — сказал я философски. — Вопрос только в какую сторону. Кто-то становится лучше, кто-то хуже, а кто-то просто учится не притворяться.

— А ты? Куда ты катишься?

Вопрос за миллион. Куда я вообще ползу? В сторону полного морального разложения? Или просто учусь выживать среди мудаков, не теряя остатки рассудка?

— Наверное, в сторону понимания, что мир не делится на белое и чёрное, — выдавил я наконец. — Иногда приходится делать гадости ради чего-то большего. Или просто ради того, чтобы не сдохнуть.

— А если ошибёшься с этим «большим»? Где граница между необходимостью и банальной подлостью?

— Нигде, — пожал плечами я. — Вот и прикол. Каждый раз решаешь заново. Каждый раз думаешь — сейчас окончательно превращусь в мразь. Но альтернатива — сдохнуть с чистой совестью.

— Костя… — Лола вдруг стала тише, будто боялась спугнуть момент откровенности.

— А?

— Что дальше будет? Мы вообще выживем в Москве? Или это наша последняя поездка?

— Шанс маленький, — честно сказал я, — примерно как у снежка в аду. Но он есть. Потому что я хочу попробовать московские бургеры перед смертью. Так что как минимум до этого момента мы точно не сдохнем. Такой план тебя устраивает?

— Вполне, — она сказала таким тоном, будто хотела послать меня к чёрту, но передумала. — Хотя бы цель благородная.

Я только улыбнулся и включил радио. Заиграла какая-то попса про любовь и счастье. Идеальный саундтрек для поездки на верную смерть.


— Погнали! — сказал я и вдавил педаль в пол. — В Москву, за бургерами и приключениями!

Загрузка...