Владыка Нового Мира

Глава 16

Неделю спустя

Дом Дмитрия Ивановича Садовникова

Князь стоял возле широкого, открытого настежь окна и смотрел на текущий мимо человеческий трафик. Весной запахло уже давно, но действительно тёплые дни, — так чтобы припекало, — настали только вчера. Только вчера люди плотно занялись переборкой своего гардероба, ну а теперь…

— М-м-м-м, — промычал Дмитрий Иванович и стиснул зубы.

Топы в облипку, короткие юбки и невесомые платья. Голые ноги, голые плечи, голые животики. И эти вырезы! Эти жаркие ложбины, в которые хочется зарыться носом! Эти крепкие молодые перси, что хочется мять, терзать и шлёпать! Эти задницы, что алчут наказания! Да-да! Буквально выпрашивают! «А ведь кто-то из них не носит белья», — думал про себя Садовников, и всё его внимание было нацелено на то, чтобы вычислить кто именно.

— М-м-м…

И потому-то утренний доклад министра финансов размывался в какое-то неразборчивое бормотание за спиной. К слову, о министре: Егор Григорьевич Евневич до недавних пор был гендиром на принадлежащем князю заводе стеклянных изделий. По сути, наёмным человеком на зарплате без каких-либо титулов и возможности прыгнуть выше потолка.

Однако случился Исход. За ним Новый Сад заявил о независимости, и министры начали множиться как грибы после дождя. Ну потому что… жалко, что ли?

— … на мой взгляд недопустимо, чтобы дикие животные несанкционированно разгуливали прямо по центру города.

— М-м-м-м.

Князь зажмурился, тряхнул головой и постарался отвлечься от потока девичьей плоти за окном. А чтобы уж наверняка — повернулся и взглянул на Евневича. Вот кто поможет. Толстый, обрюзгший, нездоровый. Эти его серые штаны, натянутые выше пупа, и эти его редкие сальные кудри. Фу. Контр-эротичности у человека было хоть отбавляй.

«А ведь он моложе меня», — не без удовольствия подумал князь.

Сам Дмитрий Иванович форму хранил и потому небезосновательно считал, что пятьдесят лет пускай и не начало, — будем честны, — но где-то плюс-минус середина активной жизни. Правильное питание, физические нагрузки, дисциплина, умеренность во вредных привычках и небольшая щепотка генетики действительно поддерживали Садовникова в прекрасном состоянии.

Высокий, плечистый, грудь колесом. Даже залысина князя была статной — небольшая, и сугубо по вискам. А ещё китель. Деловым костюмам и фракам Дмитрий Иванович предпочитал носить зелёную форму собственной гвардии. Вот только, само собой, более нарядную. Погоны, ордена, золотой аксельбант.

— Какие ещё животные?

— Дикие, — сказал Евневич и приуныл; понял, что весь его предыдущий спич прошёл мимо ушей князя. — Такие, знаете… Э-э-э… Рептилоидные олени…

— Ах, это, — отмахнулся Садовников. — Гордеев мне докладывал. Сказал, что зверушка добрая и волноваться не о чем.

— Но Ваше Сиятельство…

— Егор Григорьевич, скажи: твоё какое дело? — перебил князь. — Ты у меня финансами заведуешь, а не безопасностью.

Евневич улыбнулся и не удержался от привычки — начал потирать руки.

— Ваше Сиятельство, позвольте объяснить. Дело именно что в финансах. На мой взгляд, это очень перспективная область, и нельзя чтобы она находилась в руках одного-единственного человека, к тому же простолюдина. Ведь насколько мне известно, этот господин Харламов уже неплохо заработал. И как знать, во что это выльется в дальнейшем? Так что пока не поздно, нам обязательно нужно взять это дело под государственный контроль…

В голове у Садовникова сработал триггер. Князю безумно нравилось, когда в его отношении произносилось слово «государство» и любые его производные.

— … но чтобы это не выглядело так, будто бы мы просто отняли понравившуюся нам игрушку, — начал подводить итог Евневич, — предлагаю обставить всё как заботу о безопасности граждан.

Князь задумался. Князь выстроил понятные ему логические цепочки. Князь уточнил:

— Ты дурак?

— Простите?

— Егор Григорьевич, ты собираешься на уровне государства взять под контроль одного конкретно взятого анималиста? Не много ли чести, скажи мне? И не много ли геморроя? Давай мы теперь для каждого мало-мальски успешного ремесленника будем коммунальную службу создавать. Ты так хочешь, что ли?

— Ваше Сиятельство, насколько мне известно, по городу курсируют уже три упряжки.

— И что?

— И то, что этот анималист каким-то образом умеет…

— Он налоги платит?

— Да, Ваше Сиятельство, но…

— Ну и всё! — крикнул Садовников. — Ты что мне тут, паскуда, удумал⁉ Ты мне малый бизнес не трожь! Перекрутишь гайки, от нас народ совсем разбежится!

Тут Дмитрий Иванович имел неосторожность вновь повернуться к окну. Взгляд его сам собой зацепился за нежное и округлое, мысль спотыкнулась, и жажда вернулась вновь. Непреодолимая жажда, которая мучила его уже не первый день.

А дело тут в том, что несколько факторов сложились воедино.

Фактор первый — вся эта история с подпольем и заговором изрядно потрепала князю нервы, но, на счастье, закончилась ничем. Младшие вкинули дезинформацию. Ублюдки прощупывают почву, но не более того, и пока что можно расслабиться. И что же получается? Получается, что последние несколько недель Садовников находился под жёстким психологическим прессом, а тут его вдруг резко попустило. Уставший от конских доз кортизола организм на радостях начал вырабатывать другие гормончики. Способствующие, так сказать, размножению.

Фактор второй — вот он, за окном. Весна и голые ноги.

Фактор третий — жена. Династийный брак сыграл с Садовниковым злую шутку. Когда ему самому было двадцать, а его жене двадцать семь, в этом была некая пикантность, а вот теперь… теперь её нет. Анна Петровна почти уже бабка. Холодная и мало привлекательная.

Фактор четвёртый — публичность. Садовников главный человек в Новом Саду и о его визите в шлюший домик станет известно ещё до того, как он успеет выбрать себе развлечение на ближайший час.

Как итог: у Дмитрия Ивановича настал второй пубертат. Однако в отличии от первого этот был нестерпим. Ведь теперь ни робости нет, ни отсутствия опыта, ни причин себе в чём-то отказывать. Мысли крутились вокруг одного и буквально доканывали Садовникова.

Так доканывали, что оставалось лишь мычать:

— М-м-м-м…

За окном князя дразнили молодые девки, позади после нагоняя тихонечко обтекал Евневич, и тут в голову Сиятельства вдруг пришла сиятельная мысль.

— Кхм-кхм, — прокашлялся он и снова повернулся минфину. — К слову, о народе, Егор Григорьевич. С этим нужно что-то срочно решать.

— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, — потерялся Евневич. — С чем именно?

— С народом! С демографией, чёрт бы её подрал! Один роддом пустой стоит, второй вообще под инфекционный стационар переделали! Это вообще как, скажи мне⁉ Почему у нас люди рожать перестали⁉

Теперь для Евневича настала пора крепко задуматься.

— Боюсь, что это вполне логично, Ваше Сиятельство. Люди ещё окончательно не отошли от Исхода, и не знают, что ждёт их впереди. В условиях постоянного стресса, неопределённости и финансовой нестабильности, мало кто решается брать на себя такую ответственность, как ребёнок.

— И что⁉ Предлагаешь нам теперь выродиться к чёртовой матери⁉ О будущем нужно думать уже сейчас!

— Угу, — кивнул Егор Григорьевич.

Кажется, начальство только что поставило перед ним задачу. И решать её следует теми методами, за которые отвечает его ведомство. То бишь финансами.

— Думаю, мы могли бы поиграться с материнским капиталом и системой льгот для…

— И к чему это нас приведёт⁉ — пуще прежнего заорал князь. — Нищету мне тут расплодить хочешь⁉ Суровые времена настали, Егор Григорьевич, в них нет места для жалости! Слабые умрут, а сильные возвысятся! Недомужички, которые не в состоянии содержать семью, не достойны иметь эту самую семью! А людям с возможностями нужно дать зелёный свет!

Садовников аж покраснел от крика. Глубоко вдохнул, резко выдохнул, заложил руки за спину и принялся бродить по кабинету.

— Многожёнство, — сказал он. — Вот выход. Для аристократов возможно даже принудительное, и официально закреплённое в семейном кодексе Нового Сада. У нас, кстати, есть такой?

— Есть, Ваше Сиятельство, — кивнул Евневич. — Копирка, снятая с такого же кодекса Российской Империи.

— Ну так перепишете, значит, — Дмитрий Иванович устало помотал головой. — Увы и ах, Егор Григорьевич, но это вынужденная мера. Альтернативы я не вижу, — князь развёл руками. — Опять всё придётся делать нам. Опять высшее сословие приносит себя в жертву во имя процветания всего общества. И опять это вряд ли кто-то оценит…

Садовников горько хмыкнул и уселся за рабочий стол.

— И мне, как правителю, опять нужно будет подавать пример своим подданным. Вот уж не думал, Егорка, что на старости лет придётся жениться вновь. Значит так! — князь хлопнул в ладоши. — Ты мою мысль уловил?

— Вполне уловил, Ваше Сиятельство.

— Значит, тебе я реформу и доверяю. Подготовь все необходимые документы, но раньше времени ничего не публикуй. Сперва нужно устроить праздник, на котором я сам всё объявлю.

— Хотите, чтобы я подготовил народные гуляния, Ваше Сиятельство? Или…

— Или! — Садовников строго вскинул бровь. — Народные гуляния, ещё чего! Будет бал! Сугубо для дворянства! Назначь дату, только сильно не затягивай. Созови мне всех-всех-всех, и чтобы никто даже не думал отказываться.

Тут Сиятельство крепко задумался, явно что-то вспоминая.

— Барона Менделя в самую первую очередь позови. И чтобы обязательно с сестрой явился. Придумай, как подчеркнуть мою благосклонность к ним. Почётными гостями назови или что-нибудь в этом духе… я Вадима Евграфовича уже давно заприметил. Порядочный человек, такие городу сейчас как никогда нужны…

«Ну да, ну да», — чуть было не вырвалось у Евневича. Картинка в голове сложилась сразу же. Трудно назвать более неприметного человека, чем Вадим Евграфович, зато Лиза Мендель… о, да. Эта юная особа была чуть ли не секс-символом Нового Сада.

— Разберёшься?

— Конечно, Ваше Сиятельство.

— Тогда свободен.

— Как скажете, Ваше Сиятельство.

С тем Егор Григорьевич вышел из кабинета князя, спустился на первый этаж, вышел на улицу и тут вдруг задержался. Евневич вытянул в сторону правую руку ладонью вверх, внимательно посмотрел на неё и задумчиво произнёс:

— Не трожь малый бизнес, — затем повторил те же манипуляции с левой и сказал: — Не время для жалости.

Всё так же стоя на крыльце, Евневич начал качать руками изображая из себя весы и вдруг резко плюнул.

— Ну п****ц, — сказал он. — У меня внук хитрее.

Для справки: внуку Егора Григорьевича было три года…

Вечерело.

— Ну? — спросил я. — Ну-у-у-у-у?

— Ну хорошо, да, — улыбнулся Женёк. — Красивое.

— А я что говорю⁉ Погнали внутрь!

Меня как будто бы с ручника сняли, и события теперь развивались максимально стремительно. Причём что тут, что на болотах. С момента той памятной битвы прошла уже неделя и… а впрочем, о гоблинах чуть позже. Сперва про «Такси Харон».

— Лови, — я кинул Удальцову связку ключей. — Красную ленточку подготовить не успел, сорян.

Да-да-да! Сегодня у нас появился физический адрес. И спасибо Исходу за то, что помещение мне удалось снять за сущие копейки. То было отдельно стоящее здание бывшей автомойки на западе Нового Сада.

Можно сказать «отшиб», но на самом деле пограничная зона. Красивые доходные дома уже остались позади, а впереди была промзона. Склады, производственные цеха стеклянного завода, всякая-разная городская подсобная инфраструктура типа котельных и резервуаров для пресной воды, а за ними сразу же карьеры.

Пускай трафик тут сумасшедший, но трафик этот, он… э-э-э… как бы так сказать? Задолбанный. Утром работяги толпой идут туда, вечером возвращаются обратно, и по пути им мало чего надо. Пивка разве что холодненького зацепить. Ну может постричься ещё… хотя это я уже, наверное, из пальца высасываю.

Короче!

Торговые площади здесь были никому не нужны и без того стоили дёшево. Ну а мойка так тем более. Почему? Да потому что отапливается она кое-как. Всё-таки это ангар с крышей из профнастила и стенами из хрен-пойми-чего, которое можно пробить кулаком безо всяких там магических усилений.

Слева вход в небольшой домик-офис, — вот там да, там всё чин по чину, — а рядом здоровенное просторное помещение, в которое раньше загоняли машины. Без разбивки на секции. Буквально: огромное пустое пространство с дырками в полу. И вот что с ним делать? Мне в голову разве что боулинг приходит, но опять же — отопление.

А вот для наших целей оно подходило просто идеально. И само здание, и парковка на пятнадцать машин рядом с ним. «Кареты», получается, на парковку, оленегаторов в ангар, а офис под нужды Карякина и будущих сотрудников.

Да-да, насчёт Карякина! Замечу, что слово своё я держал. Это дядь Сеня сам отказался от удалёнки. За последние дни плотного общения, мы с ребятами реально собрались в команду, и Карякин стал незаменимой частью этого механизма. Во-первых. А во-вторых, если я всё правильно понимаю, то он и сам кайфовал от общения и всей этой авантюрной движухи.

А было оно примерно так:

Сперва я вернулся с жабьими феромонами и оленегатором для Женька. И получается, что на тот день мы впрягли в «гольф» двойку. Ну… конечно, я мог бы и один справиться, но всё-таки Удальцов ради меня уволился и заставлять человека сидеть без заработка было бы неправильно.

Дальше: за два дня мы с Женьком наколотили денег на то, чтобы выкупить на разборке вторую машину и сразу же предупредили мужиков, чтобы искали ещё. Тут к делу подключился Батяня. И Батяня, блин, зашибал! Вомбат верхом на оленегаторе, к которому сзади присобачена «нива», — пускай даже и трёхдверная, — это тот аттракцион, на котором хотел покататься каждый. На такое люди денег не жалели.

И как итог — на следующие сутки мы уже оплатили третью «карету».

Визитки начали гулять по городу. По улицам Нового Сада носились уже три машины, и тут нам стало не обойтись без диспетчера. Дядь Сеня сел на телефон, денег стало ещё больше, и вот мы уже арендуем мойку.

Согласен!

Звучит слишком уж хорошо и ладно, и как будто бы я уже выиграл эту жизнь. Но! Голову терять не стоит. Это всё временно. Скоро-скоро людям надоест, и за новинку никто переплачивать не станет. Рынок сам устаканит ценник в разумных пределах, и такой скоростной рубки бабла с одного-единственного оленегатора больше не будет.

Так что главное для нас сейчас — оседлать эту волну, и к моменту пресыщения клиентами пустить по городу хотя бы тридцать-сорок экипажей. За этой целью стоят другие, — более масштабные, — но о них будем думать по факту.

— Дядь Сень, ты чего там застрял⁉ — крикнул я в дверях.

Женёк с Батяней уже погнали рыскать по внутренностям мойки, а дядь Сеня задержался на парковке. Опрысканный жабьими феромонами, старик домотался до Рудольфа, а тот и не против был. Ласковый, зараза, ну прям как будто бы и не ящер.

— Отстань! — крикнул дядь Сеня. — Чего я там не видел⁉ Хочу попробовать покататься!

Ну…

Раз хочет, пускай катается. Дядька он физически более-менее крепкий, а Рудик у меня уже совсем ручной стал — тут и ребёнок справится. И не просто справиТСЯ, а уже справиЛСЯ. Детей мы на оленегаторах катали; счастья полные штаны. Причём у всех. У детей от захватывающего опыта, а у нас от денег, которые отгрузили любящие родители взамен за фоточку своего чада верхом на зверюге.

— Ты только далеко не уезжай! — крикнул я. — Гайцы тормознут, а ты без прав!

— Ха-ха, Харламов! Ха-ха-ха!

С тем я оставил Карякина на парковке и пошёл вслед за пацанами. А пацаны тем временем уже насмотрелись на офис и погнали в основной ангар. Женёк рассматривал стопку покрышек в углу, а Батяня игрался со автомоечным шлангом.

— Удобно-то как получается, а? — сказал вомбат, управляя мощной струёй. — Они нам тут нагадят, а мы р-р-р-раз и всё смыли.

А ведь кстати! Так и есть. Тут же прямо в полу слив в городскую каналюгу; и париться не надо.

— Слушай, Харон, а чем их кормить-то? — батяня прекратил баловаться и повесил шланг на специальный крючок. — Они вообще жрут? Я что-то этот момент, если честно, пропустил.

— Они в основном водоросли болотные жрут, — ответил я. — Кувшинки там всякие, мох. Кору обгладывают.

— А откуда…

— Не волнуйся, — перебил я. — С этим разберёмся.

Провизия отныне забота гоблинов. Раньше-то я оленегаторов на ночь отпускал на самовыгул, а теперь корм придётся возить. Ну да ничего. Гоблины не в обиде; им с выручки тоже кой-чего прилипает.

Во-первых, я доукомплектовал всех новобранцев. Оранжевая каска и хоть какое-то худо-бедно оружие теперь есть у каждого члена Разящего Весла.

Во-вторых, неведомые доселе дары цивилизации потекли к ним рекой. Причём как полезные, — типа книг и инструментов, — так и приятные. Вон, тот же магнитофон. Первые сутки бедняга вообще не выключался, так что батарейки с ходу сели. Теперь его берегут. Вечерами включают для коллективного прослушивания, ровно на час, а потом всё, баста.

Ну и в-третьих, гоблины оказались не дураки насчёт сладкого. Шоколад — хрен им, а не шоколад; он уже скоро и у людей закончится. Но вот всякие печеньки… почему бы и нет? Свеклы-то у нас по-прежнему жопой жуй, не проблема. Гоблины с сахарка заряженные бегают, деятельные, а у меня потоки божественной энергии повышаются.

Во-о-о-от…

Что ещё? Да всё хорошо, на самом деле. Без неудач, трагедий и нападений. А они, — нападения имеется ввиду, — теперь если даже случатся, то нападающим себе дороже лезть. Крепость строится. Медленно, постепенно, но строится ведь. За неделю Разящее весло успело возвести небольшой сруб посередь холма, — там Додя теперь сеансы поклонения моему трону устраивает, — и вот буквально вчера закончило стену.

Вокруг стоянки понавтыкали заточенные брёвна метров пять в высоту, и теперь вот над воротами трудятся. Замахиваться сразу на вышки и бойницы было чересчур; гоблинский инженерный гений с наскока такое не осилит. Однако вскарабкаться наверх по прибитым к брёвнам ступенькам и отстреливаться можно. Короче… нормально! Для болотных гоблинов любая крепость — это ого-го. Инновация. Как против такого воевать никто не знает.

Хотя-я-я-я… Думаю, если на штурм пойдёт клан Хозяйки, то оно нас не спасёт. Однако от этой болотной твари до сих пор никаких вестей нет. И зря, на самом деле. Я бы на её месте себя уже прихлопнул бы.

Так…

Ну и вот, получается, план такой: сегодня вечером Разящее Весло заканчивает ворота, а завтра поутру мы продолжаем экспансию и идём на соседний клан… какой-то там Череп. Дымящийся, что ли? Не суть! Суть в том, что прогулка обещает быть лёгкой. Разведчики уже облазали их стоянку вдоль и поперёк и не видят причин для беспокойства. И вот тут уже можно играть в пацифизм и постараться обойтись без жертв.

— Ну класс, — вомбат упёр руки в боки и по-хозяйски оглядел мойку. — Можно работать.

— Ага, — согласился я и вспомнил об одной задумке. — Слушай, Батянь, хотел спросить.

— Чего?

— Ты помнишь, где ты себе татуировку делал? А то я чего думаю-то? Машины в жёлтый покрасить и шашечки налепить — это обязательно. Но было бы прикольно ещё и скакунам нашим на заднице номер телефона азотом выжечь. Мелочь, но ведь из мелочей и…

И тут я не договорил.

Дверь в офис открылась с грохотом, — как будто бы её ломать с ноги решили, — и тут же:

— Мужики⁉ — сквозь какую-то хриплую недобрую истерику заорал голос Карякина. — Мужики-и-и-и!!!

Женёк хоть и был в самом дальнем углу ангара, а в офисе оказался первый, — машинально накастовал себе скорость, — и первым же заорал:

— А-АА!!! Твою мать!

А там уже и мы с Батяней подоспели. Забежали в офис, а там дядь Сеня весь в крови — на полусогнутых ищет к чему бы прислониться. Причём… не смешно. Вообще ни разу не смешно. Сразу становится понятно, что это не комедия, в которой потешный неуклюжий старичок свалился с оленегатора. Это его избили. Левый глаз заплыл, губа чуть ли не в лоскуты, и с разбитой брови кровь хлещет так, что уже часть бороды насквозь мокрая. Рубашка рваная и ладони как будто бы об асфальт свезены.

Логика проста. Если бы его болотная зверюга так копытом в голову приложила — он бы уже не встал. А так это люди были. Сто пудов люди.

— Они! — начал Карякин, указывая пальцем в сторону двери. — Там! Подошли! С силками! Я им говорю кто вы такие, я вас не знаю, идите нахер, а они мне молча сразу же в рожу сунули! — дядь Сеня начал задыхаться. — Толпой! Ногами! Они! Суки! Угнали! Угнали оленят!