Венец безбрачия

ЭПИЛОГ

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Мне грех жаловаться...

Пусть моя жизнь в этом мире и началась с неприятной истории, но всё давно осталось в прошлом. Я сумела выстроить свою семью на совсем других принципах, чем те, что действовали в баронстве Вельфорд. И я больше так никогда и не посещала старый замок, полностью отдав земли под управление толкового сенешаля, который до последних дней заботился о Матильде.

Старая служанка даже успела один раз приехать в гости в замок Эстре и немного понянчится с Марком, но оставаться не пожелала и вернулась в свой дом, где и прожила еще шесть лет в покое и довольстве.

О баронессе Вельфорд известно только то, что она до сих пор живёт при монастыре и жалуется на горькую судьбу всем, кто её навещает. Генрих Клинген был в тех местах года три назад и не поленился навестить старую знакомую. Все же ему она ничего плохого не сделала, а даже оказала некоторую помощь, так что барон заехал к муттер в гости и привёз ей огромную корзину сладостей и фруктов. По его словам баронесса сильно пополнела, очень скучает и пристрастилась вязать носки на продажу.

О второй жительнице другого отдалённого монастыря я знаю немного больше. Графиня Аделаида приняла постриг. Антонио бывает у матери раз в год, обычно весной. Устав в монастыре строгий и чаще визиты не разрешают.

Леон же предупредил баронессу, что если она расскажет родному сыну всю правду про то, в какую грязь ухитрилась влезть и потащить за собой семью, то и этот монастырь, пусть и строгий, но обычный, покажется ей раем. Так что Антонио, слава Богу, до сих пор считает, что матушка удалилась в монастырь от горя из-за смерти...

По официальной версии - мужа, по версии самого Антонио - капитана Ролана Ронхера. Для него этот момент был тяжёлым и постыдным, но, вспоминая любовника матери, спорить и уговаривать её передумать сын не стал. Скорее всего, просто опасался появления другого неподходящего мужчины вместо покойного капитана. Мой деверь до сих пор уверен, что позорная тайна его матери так никому и не стала известна.

Так что тут всё сложилось к лучшему.

***

- Мама! Ма-ма! Ну ты идёшь или нет?! Ну я же зову тебя, зову...

Я стояла у окна и наблюдала, как в одну из телег слуги торопливо укладывают какие-то дополнительные мелочи. Судя по командирским жестам Нинон, указывающей лакею на что-то, что по её мнению упаковано не надлежащим образом, все не так и страшно. Похоже, эту мелочь потребовала добавить Эмилия. И, как обычно - в последнюю минуту...

За эти годы из робкой камеристки Нинон превратилась в серьёзную и очень ответственную особу, крепко держащую в руках управление быта семьи, разжалобить которую могли только её любимчики. Я, кстати, в это число не входила - со мной Нинон была строже, чем с детьми.

***

Рождение первенца, да ещё и наследника, пятнадцать лет назад, настолько сильно озадачило Леона, что в поисках подходящего имени, а точнее – в поисках подходящего исторического персонажа, достойного того, чтобы стать образцом для будущего графа де Эстре, он перерыл не только все святцы, но и собственные родословные книги, а заодно и - древние легенды и баллады.

В этом мире существовал довольно странный обычай, который назывался «година». По правилам, ребёнка крестили в первый месяц-полтора его жизни, но этим именем старались не пользоваться. Это было имя ангела-хранителя, прикреплённого конкретно к этому малышу и упоминать его всуе не рекомендовали.

А вот после года счастливые родители выворачивали свои кошельки и происходил светский обряд имянаречения – те самые годины. Вот тут уже имя ребёнку выбирал не святой отец, а родители или крёстный. За год Леон предлагал мне такое количество неудобопроизносимых имён для малыша, всяких там Харлонтов и Престонов, Кингстонов и Катбертов, что когда он предложил назвать сына Марком в честь первого графа де Эстре – я была просто счастлива.

Марк рос, хвала Господу, здоровым, крепким и голосистым, а также – немножко своенравным. Но это было и не удивительно: у сына была совершенно ангельская внешность и такие ямочки на щеках, что даже самая строгая женщина в нашем замке – экономка Ронда Сноу невольно улыбалась ему и прощала различные проказы.

Я страшно боялась, что сына избалуют, так как людей, готовых закармливать его сладостями и прощать мелкие безобразия вокруг было более, чем достаточно. Однако неожиданно прекрасным воспитателем оказался мой муж. Да, он очень любил сына и страшно гордился им, но уже с ранних лет старался разговаривать с ним как со взрослым, тщательнейшим образом отбирал преподавателей, не забывая посоветоваться со мной, чтобы оценить объём знаний будущего учители и довольно много требовал от будущего графа.

Достаточно сказать, что с шести лет Марку разрешалось присутствовать на беседах отца и мэтра Хофмана, а с восьми лет Леон начал спрашивать его мнение по разным вопросам. И, заодно: спокойно и ненавязчиво указывал на ошибки и подсказывал путь к правильным решениям.

Первое время я боялась, что такие скучные темы как распашка очередного куска земли или устройство нового телятника отобьют у Марка охоту заниматься хозяйством. К счастью, в сыне прекрасно сочетались тяга к физическим упражнениям, желание всё увидеть и попробовать самому и некая рассудительность, которая перешла к Марку, как я надеюсь, от меня.

Сын неплохо учился, на удивление легко воспринимало новые языки. Достаточно сказать, что к тринадцати годам он свободно говорил, читал и писал на англитанском, джерманском и эспанском. Марк легко одолел первые части математической науки, но особого интереса к ней не испытывал. Точно так же, как, к моему удовольствию, остался равнодушен к алхимии. У нас даже был небольшой спор с Леоном по поводу необходимости учителя по такому предмету. Но я уступила мужу, понадеявшись на то, что всё это будет не слишком интересно сыну.

Физическим развитием Марка Леон занимался лично: в шесть лет у сына появился первый собственный пони, а в десять – спокойная кобылка средних лет, с которой сын поладил достаточно быстро. И с десяти же лет Леон начал отпускать сына в поездки с мэтром Хофманом в качестве помощника кастеляна.

Разумеется, с ними всегда была охрана, да и эспанцы последние годы изрядно затихли – в стране шла бесконечная делёжка власти и чаще всего нарушали границу обычные крестьяне, бегущие в нашу страну. Для таких всегда находилось и место, и работа. А в целом – на дорогах графства было достаточно спокойно и о каких-то нападениях мародёров мы не слышали уже долгие годы.

Но сейчас «мамкал» под окном вовсе не Марк де Эстре, а шестилетняя Эмилия – старшая из рождённых мной близнецов. Её брат, Оскар, уже послушно сидел в карете под наблюдением гувернёра и отца, а маленькой непоседе срочно понадобилась другая гребёнка в волосы. Надо сказать, что рождение близнецов удивило не только меня, но и Леона. По его словам, случаи рождения двойняшек в семье было, но очень-очень давно, пару поколений назад.

***

Агнесса долго сомневалась в своём вердикте, но потом всё же сообщила мне, что вторая беременность многоплодная. Надо сказать, я изрядно переживала и боялась, что с детьми или со мной что-нибудь случится. Но если не считать того, что роды началась немножко раньше, чем мы ожидали, всё остальное было тихо и спокойно. Тем более, что всю эту беременность Леон был дома и выезжал из замка только один раз, всего на полторы недели, чтобы стать крёстным отцом для маленького сына барона Клингена и Ангелики. Крещёное имя малыша я так и не узнала, а вот на годины мы ездили уже вместе с близнецами и малыш получил от Генриха имя в честь друга и собственного крёстного - Леон.

Хотя близнецы и родились на мой взгляд совсем крошечными, но главное для меня было – здоровыми и с прекрасным аппетитом. К сожалению, молока у меня было слишком мало и детей с двух месяцев пришлось докармливать козьим. Брать кормилицу я категорически отказалась, а от козьего молока оба с такой скоростью оба начали набирать массу, что первое время меня это даже пугало.

Буквально на глазах они обзавелись положенным им комплектом складочек и толстых щёк и по характеру, пожалуй, были даже спокойнее, чем старший сын. Ну и, надо сказать, большим облегчением для меня стала помощь Нинон. К малышам она прикипела всей душой, тем более, что у них с мужем детей так и не получилось, а потому бдительно следила и за ночными няньками, и за прочей прислугой.

Особенно важна была её помощь в то время, когда у близняшек резались зубы. Пусть у меня и была куча помощников, но надо сказать, что эти пару месяцев я вспоминаю с содроганием – досталось всем и по полной программе.

Это сейчас Эмилия, пусть и немного непоседливая, но умненькая и развитая девочка, а в девять месяцев это был сплошной комок слёз, нервов и капризов. Даже Оскар перенёс свои зубы спокойнее. Слава богу, всё это осталось позади!

Я улыбнулась дочери и, слегка склонившись из окна, ответила:

- Ступай к папе, малышка. Твой гребень Нинон уже упаковала. А поменять ты его сможешь потом, когда приедем и разберём багаж.

***

Мне нравилось наблюдать как растут и меняются дети, как из плаксивой непоседы малышка превращается во вполне уверенную в собственных силах владелицу грядки лечебных трав.

Агнесса так и осталась при замке, и чтобы её знания не пропадали даром, я набрала для неё в ученицы несколько девочке-подростков и молодых женщин. Кто-то же должен помогать роженицам в деревнях и сёлах. И, совершенно неожиданно для меня, дочь начала захаживать в домик к Агнессе и разбирать вместе с ней травы, корешки и сухие цветы.

Я договорилась с акушеркой, что лет до десяти уроков по физиологии у малышки не будет. По местным меркам даже обучение графской дочери сбору трав и варке декоктов и так слишком революционно. Мне пришлось достаточно долго уговаривать мужа не запрещать Эмилии это странноватое увлечение.

- Ты всегда умела быть убедительной, радость моя, – поддаваясь моим доводам муж был не слишком доволен, но я напомнила ему о том, что мозги господь вложил и в мужчину, и в женщину. И что не пользоваться его дарами – грех против воли Божией. Так что пусть и не сразу, но Леон смирился. А через год, когда понял, что дочь не бросит это странное занятие, выделил приличную сумму на покупку сборника рецептов и хороший дополнительный набор пузырьков и бутылочек, которых вечно не хватало.

Оскар норовил большую часть времени проводить на конюшне. И вот тут, как ни странно, Леон совершенно не возражал, когда три месяца назад сын наблюдал за рождением жеребёнка. Эмилии в такой же милости было категорически отказано и, придя ко мне жаловаться на несправедливость, она, несколько раздражённая отцовской строгостью, тихонько поведала мне:

- Ну и что! Ну и пускай! Зато я видела, как на кухне рожала Милька!

Милька - одна из кошек, которых содержали не только на кухне, но и в казарме. Без этих маленьких хищников замок просто сожрали бы крысы и мыши.

Я прижала к себе маленькую бунтарку и огорчённо подумала, что невозможно одним ударом убить всю косность мира. Пусть всё идёт своим чередом и, рано или поздно, если интерес у Эмилии останется, она сможет начать записывать то, что узнала. Может быть когда-нибудь моя девочка станет автором первого в этом мире учебника по акушерству.

Интерес же Оскара к конюшне и разведению лошадей муж всячески поощрял и сыном гордился. Хорошо, что хоть с этой стороны не было никаких запретов.

В комнату, прервав мои воспоминания, вбежала немного запыхавшаяся Нинон и серьёзно заявила:

- Госпожа графиня, ваш муж ожидает вас.

- Иду, Нинон. Надеюсь, что ты без меня справишься со всем, как и обычно.

Камеристка только ласково улыбнулась и перекрестила меня на дорогу.

***

- Папа, а их тоже двое, как и нас? И они что, родились прямо в один день? А почему тогда жеребёнок у Грейс родился только один? И почему Марк у нас родился один? – Оскар вываливал кучу вопросов, ожидая от Леона ответа.

Я чуть не засмеялась, глядя на беспомощное выражение лица собственного мужа. Марк скучающе глядел в окно, а вот Эмилия, напротив, очень внимательно ожидала ответов отца. Именно взгляд на неё и давал моему мужу это смешное чувство неловкости. Сжалившись над ним, я начал спокойно отвечать сыну:

- Оскар, сколько именно родится детей или жеребят – решает только господь Бог. Больше это ни от кого не зависит. Поэтому Марк родился один и жеребенок у Грейс – один, а вы у меня с Эмилией вдвоём. Точно так же вдвоём и родились малыши графини де Шартонг. Ваша тётя очень хотела дочку, и Господь порадовал её двойней.

На некоторое время в карете наступила тишина и Леон расслабившись откинулся на подушки сидения, но тут Оскар задумчиво сказал:

- Я понял! Тётя Рафаэлла молилась, чтобы у неё родилась дочка и дядя Антонио тоже молился, чтобы у него тоже родилась дочка, поэтому Господь и послал им сразу двух.

Я невольно рассмеялась, слушая эти умозаключения, но поправлять сына не стала. Подрастёт и многие вопросы отпадут сами собой.

А направлялись мы сейчас в замок Шартонг на имянаречения девочек-близняшек, которые родились у Антонио и Рафаэллы.

***

Брак их состоялся, как только Антонио исполнилось двадцать лет и, к сожалению, получился несколько скоропалительным в связи с серьёзной болезнью старого графа. Именно по его настоянию свадьбу справляли не осенью, как положено, а в самой середине зимы. Граф даже дожил до первенца Рафаэллы и, пусть на носилках, но присутствовал на крещении первого внука. Старый граф де Шартон тих угас в собственной спальне через две недели после этого радостного события.

Первое время и Рафаэлла, и Антони страшно переживали за графиню. Она как-то быстро начала терять вес и долгое время не проявляла интереса к жизни. Но затем случились годины маленького внука и Антонио торжественно объявил, что малыша будут звать так же, как и его деда – Виктором.

После этого здоровье немного графини окрепло, она как бы вышла в мир из траурной тишины и стала всё больше и больше времени проводить с внуком. Крёстным отцом Виктора, разумеется, был Леон.

После рождения Виктора прошло уже больше десяти лет и, надо сказать, все думали, что он так и останется единственным ребёнком пары. Но совершенно неожиданно пару лет назад из замка Шартонг пришло очередное письмо, где Антонио делился радостью: он собирался стать отцом второй раз. Рафаэлла писала мне, что её мать дважды в день молится о том, чтобы в этот раз родилась девочка.

Представляю себе радость старой графини, когда она получила на руки не одну внучку, а сразу двух!

***

Расстояние между замками было не такое уж и большое, поэтому раз в два-три месяца или мы отправлялись в гости в Шартонг полным составом, или они приезжали к нам погостить на пару недель. Иногда к компании присоединялись и барон Клинген с Ангеликой и Леоном.

Они бывали у нас пореже, но всё же дружба между мужчинами оставалась такой же крепкой. Вот и сейчас, совсем скоро, буквально через несколько дней пути, мы снова увидимся и с роднёй, и с друзьями. Я была рада этой встрече, предвкушая и часы болтовни с Рафаэллой и Ангеликой и обмен рецептами блюд и лекарств, и новости о соседях, а так же прочие прелести дамских посиделок.

Всё в моей жизни сложилось так, как я и мечтала: семья, тёплые отношения с детьми и роднёй, любовь и уважение мужа. Даже если мы иногда спорим о чем-то с Леоном, это никогда не кончается ссорой. Я живу не опасаясь предательства и ножа в спину. И я не могу считать этот удачный брак только своей заслугой. Главное, в чём мне повезло - личность самого Леона. Дорога, которую мы прошли к пониманию и любви - это путь навстречу друг другу. И не всегда нам, людям разных эпох, понимание давалось просто...

***

Пока я с головой погрузилась в собственные мысли, дети, вставшие ни свет ни заря в предвкушении поездки и теперь убаюканные мерным покачивание кареты, уснули. Даже Марк, вроде бы уже совсем взрослый, откинулся на подушки сидения и сладко посапывал. Голова Оскара лежала у него на коленях, а сам младший свернулся клубком напротив меня.

Леон, осторожно переложив тихо спящую у него на руках Эмилию на боковую лежанку, дополнительно изготовленную после рождения близнецов, и подвинувшись по сидению ближе ко мне, улыбнулся:

- У нас с тобой будет пара часов тишины, Софи. И я вспомнил, что ещё утром хотел сказать тебе что-то важное...

Я точно знала, что скажет сейчас муж, но, как и обычно, чуть прикрыла глаза и придвинулась ближе, подставляя ему ухо.

- Я люблю тебя, моя удивительная девочка, - шепнул Леон и его тёплое дыхание вызвало у меня мурашки, разбежавшиеся по шее.

- Я тоже люблю тебя, муж мой... - я поймала его пальцы, поднесла к лицу и нежно коснулась губами ладони. Крепкая рука мужа обхватила меня за плечи и я, положив голову ему на грудь, негромко вздохнула от переполнявшего меня мирного и спокойного счастья...

Конец