Дома мы с Леоном пробыли около недели. Отдыхали с дороги, узнавали новости и по-прежнему много времени проводили друг с другом. Всё же у мужчин количество хозяйственных забот зимой резко падало.
Я уже начала мысленно прикидывать, как именно следует украсить замок к Рождеству, как Леон получил письмо с курьером от человека, которого видел два раза в жизни: ему написал барон Леопольд Джарвис. Курьера отправили отъедаться и отдыхать на кухню, а Леон распечатал письмо и, чуть повернув листок к пламени камина, возле которого мы проводили вечер, быстро пробежал взглядом. Я заметила, что муж хмурится и явно недоволен известием.
- Что случилось, Леон?
- Ничего страшного, дорогая… Я со всем разберусь.
И тут я разозлилась так сильно, как не злилась уже давно!
- Ты считаешь меня дурой?! Каждый раз я должна упрашивать и уговаривать, чтобы ты мне что-то рассказал! Ты даже так и не дал мне прочитать завещание отца! Ты действительно думаешь, что я не гожусь больше ни на что, кроме удовлетворения тебя в постели?!
По растерянному лицу мужа я видела, что меня несёт куда-то не туда... Но остановиться не могла! Я покричала ещё несколько минут, вываливая на него всё, что накопилось в душе, после этого швырнула чашку с остатками травяного взвара прямо в камин и отправилась к себе в комнату, нарочно не замечая все попытки Леона заговорить со мной…
Почему-то в этот раз я не просто злилась на мужа, но ещё испытывала сильную обиду за такое недоверие. Бросилась на кровать и разревелась, жалея себя…
Леон зашёл к в комнату сразу за мной и неловко топтался у кровати, где я рыдала в подушку, робко дотрагиваясь то до моего плеча, то до руки. Я же, словно одержимая демоном злости, невнятно рявкала на него, требуя оставить меня в покое.
Кончилась эта непонятная истерика тем, что Леон притащил в мою комнату мэтра Бертольда, рядом с которым неуверенно топталась Нинон, держа в руках влажное полотенце.
К этому времени я уже вволю нарыдалась и чувствовала дикую усталость, да и скандалить при лекаре мне было неудобно и потому я, пусть и неохотно, всё ещё всхлипывая, но подробно отвечала на вопросы мэтра Бертольда. Попутно я пыталась объяснить ему, что у меня ничего не болит, и я совершенно здорова, однако мэтр продолжал задавать вопросы, и некоторые из них оказались весьма интимными. Но ещё больше меня поразил его вывод!
Закончив «допрашивать» меня мэтр встал со стула, отпустив мою руку – он считал пульс, сверяя его по собственному – и не громко сказал Леону:
- Очень может быть, ваше сиятельство, что так и есть… Но следует подождать ещё две-три недели, тогда станет совсем уже ясно.
Из этой фразы я ничего не поняла и гневно глядя на мужа спросила:
- Что?! Опять какие-то секреты от меня?! Вот именно об этом, Леон, я тебе и говорила! Тебе наплевать на то…
- Мэтр Бертольд считает, что ты ждёшь ребёнка, радость моя! – с улыбкой перебил меня Леон, садясь рядом со мной на кровать.
Мэтр кашлянул глядя на Нинон, и они оба покинули комнату, быстро и не прощаясь. А я почувствовала растерянность.
Почему-то мысль о такой простой вещи, как беременность, мне даже не приходила в голову. Леон между тем подхватил меня на руки, взгромоздил себе на колени и крепко обнимая зашептал на ухо…
Он говорил, что если у меня есть желание, я могу увидеть завещание отца хоть сию минуту. О том, что он не хочет иметь от меня каких-то секретов и давным-давно убедился в том, что я самая умная в мире женщина - не меньше, о том, как он счастлив, что у нас будет ребёнок и как он меня любит...
***
К сожалению, мужу всё-таки пришлось уехать, так как письмо от барона содержало достаточно неприятную информацию. Госпожа баронесса фон Вельфорд, та женщина, которая в этом мире считалась моей матерью, впуталась в очень неприятную историю с ростовщиками, и барон Леопольд писал Леону о том, что необходимо его личное присутствие «…дабы скандальное поведение нашей с вами тёщи не стало достоянием гласности. Будет разумнее, господин граф, если мы вместе решим эту проблему…» Как ни обидно мне было отпускать мужа, но пришлось согласиться, что мне лучше не рисковать ребёнком, потому что дорога есть дорога.
- Санный путь сейчас просто отличный, и метели ещё не частые, так что я постараюсь вернуться до Рождества, радость моя.
По традиции я вышла на крыльцо помахать графу вслед платочком, а затем вернулась в уютное тепло замка, под присмотр горничной, мэтра Бертольда и пожилой молчаливой Агнессы – лучшей городской акушерки, которую Леон нанял именно для присмотра за моим состоянием.
Женщина она была немногословная, и первые дни я только тем и занималась, что наблюдала за ней. С удовольствием заметила, что ей нравится ходить в мыльню, что она не только поддерживает в чистоте себя, но тщательно драит и ту посуду, в которой варит мне укрепляющие декокты. В целом её советы были достаточно разумны и совсем не противоречили моим скромным знаниям.
Агнесса советовала мне не нервничать, больше гулять по зимнему саду, отказаться от жирной пищи и не употреблять слишком много мёда.
- Я, госпожа графиня, по опыту знаю, что ежли мать медовое питьё с утра до вечера потребляет, то и отёков больше и разродиться тяжелее. А главное – у ребёночка часто по коже шелушение идёт.
Хоть и была Агнесса простой горожанкой, но умела и читать, и писать, а ещё была особой достаточно практичной, поэтому и поговорить с ней было о чём. Тем более, что она всегда сопровождала меня на прогулках.
***
Без Леона мне было немного тоскливо и потому я вспомнила, что обещала приготовить домашнее мороженое для госпожи Ангелики.
На сколько я знала из прошлой жизни, температура льда или снега никогда не бывает ниже нуля градусов, а этого мало для того, чтобы готовая смесь начала схватываться. В самом составе мороженого нет ничего сложного: хорошие жирные сливки, обязательно свежие, сахар, и яичные желтки. Все остальные добавки – по желанию. Можно влить ром или коньяк, добавить шоколад или фрукты, сделать мороженое менее жирным с помощью молока, ну и так далее…
Но вот как мне получить температуру ниже нуля? Пушек и ружей в этом мире ещё не было, а отправлять кого-то рыться в навозных кучах в поисках кристаллов селитры, я не рискнула – ещё сочтут это каким-нибудь злобным колдовским ритуалом. И тогда додумалась я до самой простой вещи: здесь, в графстве Леона, не было по-настоящему сильных морозов, это вам не российский север, где может месяцами стоять минус тридцать-минус сорок градусов. Но всё равно здесь зима и температура воздухов градусов десять-пятнадцать ниже ноля, не меньше. Значит взбивать мороженое нужно прямо на улице, а не тащить на кухню тазик с колотым льдом и снегом. Вот и весь секрет.
Самым дорогим ингредиентом у этого блюда оказался сахар, так как был полностью привозным. Думаю, в массы лакомство пойдёт ещё не скоро, но состоятельные люди оценят его быстро.
Самое обидное, что взбивать мороженое самой мне не позволили. Так же, как и не позволили готовить смесь. Мне пришлось несколько раз подробнейшим образом объяснить повару, что именно я хочу получить. А ещё на кухне, куда меня всё-таки допустили в качестве надзирателя, я познакомилась с забавным предметом, который называется мутовка.
До сих пор я считала, что продукты взбивают венчиком, ну или в крайнем случае – вилкой. Оказалось, что здесь придумали довольно забавную штучку – эту самую мутовку. Делалась она из верхушки молодо й ели, с которой тщательно счищали всю кору и долго кипятили, много раз меняя воду – вываривали смолы. Верхние веточки ёлки расположены на одной высоте и торчат вверх и в разные стороны от тонкого ствола. Таким образом ствол становился рукояткой, а почти равномерно расположенные четыре или пять обрубленных веточек – теми самыми деталями, которыми и взбивали тесто или омлет.
Так что на моих глазах не слишком довольный вмешательством в его царство повар тщательнейшим образом взбил сливки с сахаром, а потом соединил это с растёртыми до бела желтками и, накинув на себя жилетку, понёс медную кастрюльку на улицу. Но я и тут не отстала от бедолаги! Потребовала шубу и отправилась следом, под не довольное ворчание Агнессы:
- И зачем бы это вас вечером, госпожа, на улицу понесло? Днём погуляли – и будет. Неужли повар ваш без надзору не сделает то, что требуется?
После того, как была снята проба мороженого, смягчились все: и раздражённый повар, и хмурая Агнесса, и восхищённая Нинон, которая даже глаза прижмурила от удовольствия, орудуя ложкой.
Больше я не ходила лично на кухню и не мешала прислуге выполнять их работу, зато к столу теперь раз в несколько дней обязательно подавали домашнее мороженое, которое оценили все обитатели замка. Более того, если я просила теперь приготовить для себя что-нибудь полегче и вызывала повара чтобы объяснить, что именно, все мои идеи встречались с ласковой улыбкой и выслушивались с полным вниманием.