Венец безбрачия

Глава 53

Некоторое время Леон просто прижимал меня к себе, и ждал пока я успокоюсь. Затем, поняв, что будет это не скоро, просто подхватил меня на руки и понёс. Ближе к концу коридора я почувствовала неловкость от того, что ему приходится тащить меня и попыталась слегка оттолкнуть мужа, давая понять, что хочу сама встать на пол. Однако мой взбрык не произвёл на него никакого впечатления. Он только сильнее сжал меня и продолжил свой путь, боком внося в распахнутую настежь дверь.

Усадил он меня на кровать, и я торопливо принялась утирать рукавом влагу с лица.

- Не три глаза, Софи, а то распухнут, и ты будешь расстраиваться. Лучше просто умойся.

Я машинально встала, сделала пару шагов, а потом остановилась и замотала головой:

- Нет уж! Я боюсь здесь что-нибудь трогать…

Дело в том, что Леон принёс меня в ту самую комнату, откуда я сбежала. Он ведь не знает, что его мачеха забавляется ядами и интригами! Сейчас я глянула на собственного мужа с некоторым даже страхом: а вдруг он мне не поверит?! Однако Леон только вздохнул и сделал странную вещь: он подошёл к кувшину с водой для умывания и демонстративно сделал глоток оттуда.

- В этой воде нет яда, Софи. Когда я приехал, я потребовал у прислуги, чтобы твою комнату полностью вычистили и заменили все, что необходимо. Просто на всякий случай.

Я растерянно огляделась и только сейчас заметила, что исчезли все мои продуктовые запасы и куча дров у камина. Осталась только аккуратная кованая подставка, где красиво были сложены пять или шесть поленьев.

- Леон, ты просто не понимаешь…

- Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь, Софи. Я понимаю, как ты напугана и многое другое… Просто умойся, и мы с тобой поговорим.

Колебалась я не долго: если уж Леон предпочтёт авторитет своей мачехи моим бездоказательным словам, то я все равно ничего не смогу изменить. Невольно вспомнилась пословица: не верь словам человека, верь его делам. Пусть Леон и пытался в начале наших странных отношений скрывать от меня некоторую информацию, но ни разу, ни словом, ни делом меня не предал. Даже сейчас, желая показать мне, что здесь безопасно, он не бросился уговаривать, а просто отпил воды из кувшина.

В этом мире мне все равно приходилось кому-то верить. Для себя я решила так: я верю своему мужу и не стану оскорблять его подозрениями.

Налила в миску воды, умылась, осторожно промокнула лицо полотенцем и судорожно вздохнув последний раз, сказала:

- Леон, нам нужно поговорить прямо сейчас.

- Обязательно. Но сперва мы выпьем взвара, и ты окончательно успокоишься, - кивнул муж и на несколько минут вышел из комнаты.

Ждала я недолго. Он вернулся с одним из лакеев, который тащил поднос, заполненный едой. Отправив слугу, Леон немного неуклюже сам разлили нам из кувшина горячий взвар, первым отпил, глядя мне в глаза и, поставив кружку на стол, добавил:

- Я знаю, кому из слуг можно доверять, Софи. Так что ешь спокойно.

Разговаривали мы долго, и беседа эта была не из лёгких. Сложно было и ему, и мне, потому что говорили мы о вещах болезненных и тяжёлых. Предательство в собственной семье – что может быть гаже?!

Уже укладываясь спать и поплотнее подтыкая вокруг меня одеяло, Леон негромко сказал:

- Я очень благодарен тебе, Софи, за то, что ты отослала Антонио. Я торопился домой, как только мог, волнуясь за него и за тебя. Не знаю, как брат переживёт все это, но ты, моя девочка – настоящая героиня.

Он мягко коснулся губами моей макушки, а я прижимаясь к большому горячему телу, удобнее устроилась у него на плече и уснула, чувствуя себя защищённой.

***

Завтракали мы в комнате, Леон был хмур и мочалив, а я не хотела тревожить его пустыми беседами. Шнуровать платье тоже помогал мне он, так и не допустив Эмину, которая пыталась проникнуть в комнату вместе с лакеем. Он просто отослал её лёгким щелчком пальцев, кивком указав на дверь.

У меня появилось странное ощущение, что мы не муж и жена, а два боевых товарища, готовящихся к сражению. Мне кажется, Леон испытывал нечто похожее: зашнуровав платье, он осмотрел меня с ног до головы, отошёл к зеркалу и порылся в шкатулке, а затем протянул мне серьги и брошь:

- Надень. И помни, что ты хозяйка этого замка, – а потом с неожиданно возникшей улыбкой добавил: – Совершенно потрясающая хозяйка!

Он дал мне опереться на свой локоть и уверенно повёл по коридорам.

В большой светлой комнате, которая напоминала помесь библиотеки и кабинета нас уже ожидали. Большой полированный стол был окружен стульями, и только у одного, стоящего в торце, спинка была отделана медной чеканкой. За этим столом сидели лекарь и кастелян.

Первым встал и поклонился графу мэтр Бертольд, рядом повторил его движение мэтр Хофман. Прозвучали взаимные приветствия, самые обычные, как будто мужчины собрались здесь выпить по бокалу вина и непринуждённо побеседовать о мелких домашних заботах. Впрочем, когда все расселись по местам, возникла тяжёлая и несколько неловкая паузы. Леон вопросительно взглянул на кастеляна, а тот в ответ прикрыл глаза и медленно кивнул. Мы ждали…

Через несколько минут неуютного молчания в коридоре послышались шаги и два охранника ввели госпожу Аделаиду.

Вдовствующая графиня выглядела прекрасно: богатое бархатное платье, расшитое золотом, дорогие серьги и не менее дорогие кольца, а главное – мягкая улыбка, с которой она обратилась к пасынку:

- О, Леон! Я так рада твоему приезду, мальчик мой! Ты не представляешь, какой ужас происходит в твоём замке!

Мэтр Хофман встал и почтительно отодвинул графине стул, помогая усесться, а Леон, даже не ответив на слова мачехи и словно бы вообще не замечая её, скомандовал солдатам:

- Ждите за дверью и чтоб никто не приближался и не имел возможности подслушать. Капрал Осборн, вы лично отвечаете…

Капрал кивнул и хрипловатым басом ответил:

- Будет исполнено, ваше сиятельство.

Затем оба военных покинули комнату, полотно прикрыв за собой двери.

- Я готов выслушать вас, госпожа Аделаида, - Леон смотрел на мачеху спокойно, будто и впрямь ничего не знал.

Графиня легко вздохнула, прижала руку к сердцу и еле сдерживая слезы заговорила…

Если бы я сама лично не беседовала с умирающим капитаном, я вполне могла бы поверить вдове, так искренне звучали её слова, так правдивы были её переживания о чести семьи и так жалко становилось бедную женщину, на которую свалилось столько предательства сразу.

Она рассказывала о том, как неприлично я вешалась на Антонио и как толкнув бедную мадам Ольберг и покалечила ей ногу, чтобы освободиться от надзора:

- Больше всего, мой дорогой, я боялась, что ты будешь обвинять брата. Клянусь, он не поощрял поведение твоей жены, Леон. Я клянусь!

Госпожа Аделаида подробно повествовала, как я лезла во все дела замка, не слушая ни добрых советов, ни даже уговоров, желая унизить бедную вдову перед слугами. Как собственная горничная…

- ...да, да, дорогой Леон, Эмина готова поклясться на Библии!… - графиня даже перекрестилась от усердия, показывая, что она полностью верит горничной…- Твоя жена бегала по ночам в казарму и предавалась там разврату под покровительством лекаря. Конечно, дорогой Леон, все это звучит ужасно, но я счастлива, что здесь нет чужих людей. Так опозорить род и свою новую семью – просто уму непостижимо! Уж я не знаю, что твоя так называемая жена наплела нашему многоуважаемому кастеляну, – легкий кивок в сторону кастеляна и мягкая улыбка прощения. – Но вчера днём мэтр Хофман приказал взять меня, ту, что заменила тебе мать, под стражу! Я надеюсь, мальчик мой, что ты разберёшься в этой ужасной ситуации и очистишь моё доброе имя, – уже успокаиваясь графиня снова набожно перекрестилась и, скромно опустив взгляд, аккуратно сложила руки на столе.