Глава 44

Госпожа Ильда Ольберг оказалась миловидной и приятной дамой лет тридцати пяти.


Графиня де Эстре лично привела её ко мне утром, сразу после завтрака, представила нас друг другу и предложила попить чаю. Это были уютные дамские посиделки с единственным крошечным минусом: беседу вела только госпожа Аделаида и за эти полчаса за общим столом госпожа Ольберг не произнесла и десятка фраз. Зато графиня всячески расхваливала свою протеже, превознося её достоинства. Сама же госпожа Ольберг ласково и скоромно улыбалась и предпочитала молчать. Только уходя их моих покоев она сообщила, что начнёт свою службу с завтрашнего дня.


***


День выдался достаточно суматошный, графиня водила меня в ткацкий цех, где мне долго и подробно рассказывали о процессе работы. Мне многое не понравилось там. Нет, ткани-то они делали прекрасные, спору нет, но пыль, тусклый свет, шум и скученность...


При мне со станка снимали льняное полотно тонкой выделки, и я поразилась, что такого качества материя может быть сделана вручную.


- Вот, госпожа графиня! Такая ткань пойдёт на рубахи господину графу или его брату. Конечно, для солдат полотно будет попроще. Пойдёмте, ваше сиятельство, я вам покажу…


Тересия Люсор заведовала этой большой и очень шумной комнатой. Вдовая горожанка лет сорока, которая в своё время поставляла ткани в графский замок и славилась как большая умелица, схоронила мужа шесть лет назад и кастелян замка, Эдвин Хофман сманил её в мастерскую. Женщина была простовата, грубовата, но знала столько мелких и важных деталей о собственной работе! Не удивительно, что графиня общалась с ней достаточно уважительно.


За эти несколько часов пребывания в ткацкой, и я успела узнать много любопытных фактов. Мне объяснили, что для хорошего тонкого полотна льняное волокно обязательно нужно тщательнейшим образом вычёсывать не меньше трёх раз…


Графиня де Эстре уже давно удалилась, а я все ещё с удовольствием слушала подробнейший рассказ Тересии и поражалась тому количеству ручного труда, которое вложено в обыкновенный кусок ткани.


***


Для начала лён нужно было посеять. То есть, сперва землю пахали, затем щедро раскидывали семена и появлялось огромное поле, цветущее нежно голубыми цветочками. На этом вся мужская работа над будущей тканью заканчивалась. Всё остальное делали женщины.


Осенью лён собирали. При этом нельзя было использовать косу или серп: такой сбор - стопроцентно ручная работа. Выдернуть из земли стебли нужно было непременно с корнем! Из этих длинных стеблей вязали небольшие снопы, которые оставляли сушиться на поле.


Потом лён относили на молотилку, чтобы удалялись все семена. Именно из этих семян и выжимается льняное масло. Дальше лён отправлялся на «расстил»: аккуратно, стараясь не путать стебли, расстилали по полю, выбирая непременно влажное низинное место. Хорошо было, когда стебли мочились дождем и туманами – будущей ткани это шло на пользу. Поскольку «расстил» происходил всегда осенью, то влаги было достаточно. Таким образом лён отдыхал целый месяц, а дальше его принимались сушить.


- Я ведь сама, госпожа графиня, в деревне уродилась. Так что все эти дела до тонкостев знаю! Это уж опосля я взамуж вышла и в город уехала к мужу, а до замужа сколь я того льна перетеребила! – я слушала Тересию, её спокойный вдумчивый рассказ и наблюдала, как ловко, совершенно машинально, её руки создают полотно.


Высушенный лён, который Тересия назвала «неказистым», несли в мялку. Насколько я поняла, это такое своеобразное приспособление, которое облегчает работу. Делалось оно из нескольких досок и было в каждом доме.


Измятое растение обязательно чистили от остатков кострики. Держать пучки будущих нитей нужно было на весу левой рукой, а правой по нему сильно бить специальным деревянным инструментом который назывался – трепало. Работа эта была очень тяжёлая и грязная.


- Ой, госпожа графиня! За день этак нахлопаешься – и рука отымается, и вокруг все пылью серой покрыто. Лица, хоть платком и прикрывали до самых глаз, а все равно домой возвертались не лучше порося.


Следующая стадия обработки: «очёс». Весь лён проходит две таких процедуры, а вот тот, из которого ткут господское белье – три. Сперва чешут очень крупной железной щёткой. Ткань из такого волокна получится только самого низкого сорта. Второй раз - расчёской с частыми зубьями. Получается волокно среднего качества. Из этого волокна и ткут рубахи для крестьян и солдат, платья для женщин и всевозможные фартуки.


И последний раз чешут щёткой из жёсткой щетины. Вот то, что осталось в руке, а не вычесалось – это и есть самый что ни на есть лучший лён. Из него скатывались так называемые кудели, проще говоря – пучки и уже из них пряли нить.


Пряли тоже руками и самые тонкие нити получались у девочек восьми-двенадцати лет, ну, во всяком случае, Тересия была в этом уверена:


- У них, госпожа графиня, пальчики уже самые наиловкие и чуткие, а кожа-то ещё не загрубела от работы. Вот от таких девочек нити собираем и господскую ткань делаем, а остальное, что у баб выходит – на обычные ткани идёт. С веретён пряжу на мотовило перематываем, по шестьдесят ниток собираем и получается пасмо.


Дальше пряжу тщательно мыли и, поскольку к этому времени осень уже заканчивалась и начинались морозы – обязательно вымораживали, выкидывая мокрые пасмы на улицу. Вот в процессе такой обработки нитки из грязно-серых начинали светлеть и становились светло-серебристыми, похожими на седой человеческий волос. И только потом нитки поступали в ткацкий цех, где дальнейшая их судьба зависела от Тересии.


- Ежли надобно, чтобы ткань была белая-белая, то их в золе обрабатываем. А золу, госпожа, непременно надо брать чистую, просеянную и чтобы из ольхи сделанную. А потом ещё раз морозим, а уж летом на чистом лугу или около озера расстилаем, и солнышко тогда всенепременно до самого лучшего вида ткань доведёт. Тут главное, госпожа графиня, чтобы ответственно следить и ткань все время мокрой поддерживать, как только просохла – опять в воду кунаем и снова расстилаем. В конце дня на такой луг выходишь, а там белым бело, будто бы снег выпал!


Пожалуй, этот день, проведённый в мастерской, лучше всего дал мне понять, чего стоит окружающая меня роскошь.


***


На следующее утро госпожа Аделаида не вышла к завтраку, но прислала служанку сказать, что приболела. Заволновавшийся Антонио сразу же ушёл к матери и вернулся расстроенный, недоуменно пожимая плечами:


- Матушка не приняла меня.


- Ничего удивительного, господин Антонию. Женщины, да ещё и возрасте, не любят показываться на глаза в таком виде, – успокаивающе пояснила госпожа Ильда.


Сегодня она первый раз села к завтраку вместе с нами в качестве моей компаньонки.


Дама оказалась весьма любезна, показывала и рассказывала мне все, что я хочу знать, вполне охотно отвечала на вопросы и не отходила от меня ни на шаг. Уже к концу дня меня это стало немного напрягать. Я сдерживалась, понимая, что это не её прихоть, а некоторые особенности моего нового социального положения. Но переносить чужого человека рядом с собой с утра до вечера оказалось не слишком приятно. Благо, что сама госпожа Ильда по большей части не заводила никаких разговоров.


Я никогда не была интровертом, да и моя прошлая жизнь и работа почти всегда проходили среди других людей, но когда госпожа Ильда пожелала остаться моей комнате на ночь, я искренне удивилась:


- А зачем это нужно?

- Ну как же, госпожа графиня?! – с лёгким недовольством в голосе проговорила компаньонка. – А как же иначе? Я не могу оставить вас одну.

- Неужели вы каждую ночь проводили в спальне госпожи Аделаиды? И что вы делали, когда её навещал муж? – возможно, госпожа Ильда уловила в моем голосе некоторое недовольство и потому ответила достаточно подробно:

- Брак госпожи Аделаиды продлился почти девятнадцать лет. Разумеется, я не ночевала в её комнате. Но вы не учитываете, госпожа графиня, что её муж в это время находился в замке. Неужели вам есть что скрывать и поэтому вы так недовольны?


С этого момента, с этого самого провокационного вопроса, который показался мне не просто неприятным, а имеющим второе дно, вынуждающим меня ответить так, как угодно моей компаньонке… Вот с этого момента я и насторожилась.


По моим представлениям, госпожа Ильда изрядно перегнула палку, рассчитывая смутить молоденькую бестолковую девушку, не обладающую жизненным опытом. Только не смотря на юное тело и личико без единой морщинки, я то давно уже была зрелой женщиной, прожившей хороший кусок жизни. Я спинным мозгом почувствовала неправильность ситуации…


Несколько мгновений я внимательно рассматривала компаньонку, нарочито забыв мягко улыбаться ей и затем спокойно и ровно произнесла:


- Госпожа Ильда, я считаю совершенно недопустимым присутствия кого-либо в моей спальне. Если вы вспомните, госпожа Ильда, в Библии упоминаются такие города как Содом и Гоморра. Господь, если вы помните, стёр эти города с лица Земли. А ведь там жили не только мужчины, но и женщины, поплатившиеся за свои грехи.


Я немного помолчала глядя на её ошарашенное лицо: госпожа компаньонка явно не ожидала, что я прибегну к таким дерзким доводам. А затем, чтобы раз и навсегда поставить даму на место, я добавила:


- Вы можете сходить с докладом к госпоже Аделаиде и даже можете выставить десяток солдат за моей дверью, охраняя моё же доброе имя... Но вы не можете остаться в моей спальне на ночь, это вызовет дурные сплетни.

Загрузка...