Леон уснул, только коснувшись головой подушки. Этот разговор сделал нас немного ближе. Мне перестали казаться «мутными» его заботы, напротив, я посочувствовала молодому парню, попавшему в такой переплёт. Он действительно не попытался завалить меня в постель и относился, скорее, как к сестре. Это меня радовало и говорило, что мой муж – человек слова.
Возникнет ли у нас когда-либо любовь – я не знаю. Чувство это редкое, драгоценное и даётся не всем. Мне не шестнадцать лет, чтобы серьёзно мечтать о бабочках в животе. Но радовало уже то, что он готов считаться с моим мнением и не пытается в нашем странном союзе занять место божка, чьё слово – истина в последней инстанции.
Мне не спалось и я, вспоминая земную жизнь, с удивлением подумала, что не укладываюсь ни в какие каноны попаданских романов. Обычно прекрасный принц выручает нежную героиню, попавшую в беду. А вот мой личный «принц», как оказалось, сам имеет кучу проблем. Я даже усмехнулась в темноте, радуясь, что муж посапывает рядом и не видит моей ухмылки. Все же я маловато знала его и, хотя он не производил впечатления трепетной натуры и не казался излишне обидчивым, но кто знает…
Из этого рассказа я узнала его настоящий возраст, который меня поразил. Я думала ему дет двадцать пять – двадцать семь, но, по его словам, мама умерла, когда ему убыло четыре года, отец сразу же женился и через год мачеха родила сына, которому сейчас семнадцать лет. То есть, моему мужу сейчас всего около двадцати трёх лет.
Похоже, жизнь в приграничном графстве совсем не лёгкая, раз внешне он смотрится лет на пять старше, да и рассуждает здраво и логично, как взрослый, поживший мужчина. Пожалуй, это совсем не плохо и если дальше все пойдет так же…
Загадывать далеко мне не хотелось, но я решила, что окажу Леону любую помощь, которую смогу. Пусть и для решения своих проблем, но он выдернул меня из весьма тяжёлой ситуации. Странно только, что он не выбрал Альду или Эрнесту. Вряд ли для него имело такую уж ценность моё полуразорённое баронство.
С этой мыслью я и уснула наконец-то, а с утра, когда молча завтракала вместе с мужчинами, услышала свежую порцию новостей. Вдовствующая графиня Эстре, мачеха Леона, оказывается уже находилась дома. За её жизнь запросили выкуп золотом и Антонио, которому пришлось срочно «поправиться», опустошил не только казну графства, но и успел назанимать в долг у соседей.
- …у вас тоже занимал, дядюшка Бруно?
- Я сам послал малышу восемьдесят золотых, как только прискакал гонец с письмом, – тяжело вздохнул барон. – Мои земли не богаты, ты знаешь… но и позволить Аделаиде гнить в плену я не мог. Надеюсь, ты поправишь дела, когда вернёшься домой, мой мальчик.
- Не переживайте за деньги, дядюшка Бруно. У Антонио не было допуска к казне. И он, и я, по воле отца, имели доступ к малой казне. Той, где лежала лишь часть денег - на налоги и близкие траты. Не думаю, что они смогли открыть тайную комнату. Скорее уж, Антонио выгреб расходные деньги и добавил к ним драгоценности матери и серебряную посуду из дома. Ну, и ещё назанимал у соседей.
- Что ж, Леон, это хорошо, что твой отец умел скопить деньги. Аделаида, говорят, слегла от потрясения.
Леон и Генрих переглянулись, и я поняла, что они не обсуждали с бароном Бруно своих подозрений на счёт участия графини в нападении.
В разговоря не встревала, ела молча, но больше ничего интересного не услышала. В основном мужчины обсуждали предстоящую нам поездку в графство Шартонг, барон настаивал, чтобы мы взяли с собой ещё десяток человек охраны и ворчливо убеждал, что без этого не отпустит «глупых мальчишек».
- Дядюшка Бруно, тогда нам придётся брать ещё одну телегу и двигаться мы будем медленнее, - вмешался Генрих. – Сам знаешь, как это бывает в дороге: то у одной из телег поломка, то у кого-то из солдат конь заболел…
- Я дам вам с собой двух запасных коней. Но без дополнительной охраны не отпущу! Ишь, чего удумали! Я поболее вас на свете прожил, и точно знаю, что лучше один день задержки, чем головы сложить по собственной лихости.
Отъезд был назначен на следующее утро, а сегодня мне было велено отдыхать. Но сидеть в своей комнате было скучно, а потому я попросила Линну показать мне хозяйство барона.
- Вчера Леон так интересно рассказывал, что мне захотелось увидеть все собственными глазами.
- Как прикажете, госпожа. Только вот мне удивительно, неужели у вас дома не так устроено? – с любопытством спросила экономка.
Мне не хотелось сообщать реальное положение дел и пришлось слегка соврать:
- Моя мать сама занималась ведением хозяйства и не позволяла нам с сестрой лезть в это.
- Глядиж ты, как бывает! А я свою дочку, напротив, сызмальства всему по дому обучаю. Ну, раз так, пойдёмте, госпожа.
В первую очередь я попросила сводить меня в ткацких цех. Мне было безумно интересно посмотреть, как производят ткани. Кое что, конечно, я знала из прошлой своей жизни. В разделе «Саквояж» о чем только писать не приходилось. Но одно дело надёргать фактов из «Яндекса» и собрать из них легко читаемый текст, а совсем другое – увидеть собственными глазами.
Надо сказать, что этот самый «ткацкий цех» выглядел ужасно. Там стояло несколько больших деревянных рам, на которых женщины ткали холсты. Было довольно шумно и от разговоров, и от щёлканья деревянных штучек в руках женщин.
Покопавшись в памяти, я сообразила, что держат они челнок с намотанной нитью, и именно этой нитью переплетают грубую основу. Полотно, которое у них получалось, выглядело немногим лучше мешковины. Чуть плотнее, но очень грубое и жёсткое, довольно тёмного грязно-серого цвета и совсем не интересное. В воздухе стояла такая пыль, что я несколько раз чихнула, рассматривая результаты их работы.
- Прошлый год, госпожа, лен богато уродился – до сих пор ещё не все соткали, – пояснила Линна.
Я помяла в пальцах свисающий со станка кусок готовой ткани и спросила:
- А на что такая идёт?
- И солдатам рубахи шьём, и прочим, кто в замке работает, – с удивлением в голосе ответила экономка.
- Она такая царапучая – вслух заметила я.
- Так готовую-то постирают, госпожа, да на солнышке её раскинем, она и помягчает и светленькая станет. Конечно, господину-то барону из другого шьют, - она протянула мне руку, давая пощупать ткань на собственной белой блузе. И с некоторой гордостью добавила: - Вот такая получается. Конечно, на такое доброе полотно и лен надо лучше вычёсывать, и ниточку потоньше спрясть. В ваших покоях шторки висят синенькие, заметили? Моя Люсия самолично пряла! Только двенадцать лет ей, а уже такая рукодельница! – похвасталась Линна.
Шторки я действительно видела, но надо сказать, особого впечатления они на меня не произвели. Шторки как шторки. Однако экономка рассказывала мне с такой гордостью, что я сочла нужным удивиться:
- Надо же, какая у вас дочь рукодельница!
- Как есть, рукодельница, – согласилась со мной Линна мягко улыбнувшись. – Господин барон обещал малышке приданое дать богатое! – снова похвасталась она и добавила – А уж красила я шторки ваши сама, лично.
- Красивый цвет получился.
- Так и есть, госпожа. Травка эта называется индигао, мне её издалека купец знакомый возит. Конечно, не саму травку, а уже краску готовую.
И вот вроде бы я взросла пожившая женщина, но эта мастерская произвела на меня несколько удручающее впечатление. Пусть я и знала, что здесь нет настоящих фабрик и промышленного производства. Но скорость получения крошечного куска ткани и количество вложенных в этот кусочек часов работы руками меня просто ужаснули.
Для начала нужно было пахать землю, сажать туда семена льна и ухаживать за ними, затем собирать лён и очень долго обрабатывать его руками. Всех процессов я не помню, но вроде как, его вымачивали длительное время в проточной воде, пропускали через всякие мялки, которые тоже работали не от нажатия кнопки, потом полученную кудель вычёсывали – и опять же, ручками! А затем нужно было её спрясть, натянуть нитки основы на станок и только потом приступить к процессу ткачества. Как по мне – так чистый ужас!
После посещения этой мастерской я совсем по-другому стала смотреть на одежду окружающих мне людей. И тем более гадким мне показался поступок сестры, испортившей моё бальное платье. Эта сытая дурочка даже не представляла, сколько человеко-часов тяжёлого труда вложено в одёжку.
Линна показала мне красильный цех: пустующую сейчас избушку на берегу ручья. Он располагался за крепостной стеной и, как только мы вышли к мосту, за нами пристроились двое солдат. Экономка даже не обратила на них внимания. Для неё это было настолько обычным делом, что казалось, она просто не видит охрану. А вот я заметила этот момент и только вздохнула: этот мир каждый раз подчёркивал, насколько беспомощна здесь женщина, и насколько опасна жизнь.