– А Альда?
– О, дорогая, твоя сестрица сидела рядом с матерью, не отходя ни на шаг и периодически вздыхала так, что бедный барон решил – девушка чем-то больна. Он даже спросил об этом у госпожи Вельфорд, чем привёл даму в немалое смущение.
Баронесса Вельфорд, по словам барона, даже немного расстроилась и пояснила собеседнику, что её дочь совершенно здорова, а вздыхает от восхищения его, барона, талантами и умом. Баронесса заявила, что далеко не каждый мужчина умеет так здраво рассуждать, и её дочь, которая всегда была отменной хозяйкой, расстроена тем, что молодые мужчины, которые приглашают её танцевать и готовы шептать на ушко разные любезности, не имеют даже десятой части ума господина Джарвиса и его практической хватки.
В общем, барон провёл не самое скучное утро, имея двух таких покладистых слушательниц. А вечером, после того, как вернувшиеся гости отдохнули и был объявлен ужин, он на долгое время задержался у стола, пробуя различные деликатесы, а уж затем отправился в соседний зал и отпустил, наконец, подпрыгивающую от нетерпения Ребекку танцевать ланферту со своим давним знакомым.
В промежутках между танцами Ребекка прибегала ненадолго посидеть с бароном, восхищённо чирикала о том, как ей все нравится и как ей весело, и снова пропадала то в хороводе танца бантато, то в напоминающем ручеёк танце партето.
А потом к барону подошла служанка, самая обычная горничная, лица которой он даже не запомнил, и, перекрикивая гремящую музыку, сообщила, что баронесса Вельфорд просит немедленно подойти его в малую голубую гостиную, так как ей срочно нужен совет.
На все вопросы горничная отвечала, что ничего не знает, ей приказала баронесса, она и пошла…
Вела его служанка по каким-то длинным коридорам, где барон раньше не был ни разу, а потом сообщила:
– Вот по этой лесенке, господин барон, десять ступенек вверх. А меня, прошу простить, старшая горничная уже, наверно, разыскивает… – с этими словами девица поправила чепец, сделала книксен и свернула в какой-то узкий коридорчик.
Барон, недовольно пыхтя, начал подниматься по ступенькам и толкнул узкую дверь. В небольшой полутёмной комнате с одной единственной свечой на столе сидела и рыдала Альда. Рядом со столом, застеленным голубой шёлковой скатертью, валялось опрокинутое кресло. Никакой матери поблизости не было, и барон, движимый чувством сострадания, сделал несколько шагов от двери и встал напротив девушки, тихо спросив:
– Что случилось, дитя моё, может быть, нужно найти служанку и позвать вашу матушку?
Альда нервно тряхнула головой, так, что рассыпалась часть белокурой причёски, и, всхлипывая, проговорила:
– Ах, господин барон… Матушка не сможет мне помочь!
Барон чувствовал себя неловко и растерянно, совершенно не представляя, как можно утешить молоденькую рыдающую девицу. Тем более что на вопросы прелестная блондинка больше не отвечала и только пуще всхлипывала, тяжело дыша. Он оглянулся в поисках кувшина с водой, но комната была украшена только двумя вазами, стоящими на каминной доске, и цветы там явно были искусственные.
– Пожалуй, госпожа, я пойду поищу прислугу, и вам дадут воды и помогут...
– Ах, не уходите, барон! Мне так плохо! – и она снова принялась всхлипывать, яростно вытирая глаза сжатыми кулачками.
Барон, уже шагнувший к дверям, неуверенно вернулся к столу, растерянно гадая, что ещё можно предпринять.
Впрочем, слишком долго гадать ему и не пришлось: в комнате распахнулась дверь, совсем не та, через которую вошёл он, а другая – большая и двустворчатая, и на пороге появилась целая группа людей. Несколько женщин, два лакея, держащих в руках шандалы со свечами, и даже господин сенешаль герцога, сопровождающий эту странную компанию. Громкий голос баронессы Лиззи фон Вельфорд прозвучал для господина Джарвиса приговором:
– Я никак не могла подумать, господин барон, что вы осмелитесь покуситься на самое святое! Я не позволю вам увильнуть от ответственности! Вам придётся жениться, чтобы покрыть собственный грех…
– Ах, бедная малышка Альда! – сочувственно пробормотала одна из пожилых дам. – Эти мужчины бывают так нетерпеливы и грубы! Пойдём, дитя, я помогу тебе прийти в чувство, пойдём со мной!
Альду окружили женщины и увели, жалобно причитая над «бедной малюткой». В комнате остались только баронесса Вельфорд, глуповатая и тугая на ухо графиня де Мурен и пожилая баронесса, имени которой барон не знал. А ещё – сенешаль герцога и два лакея.
Глядя на серьёзные, почти трагическике лица сопровождавших баронессу Вельфорд дам и укоризненно качающего головой сенешаля, господин барон Леопольд Джарвис понял, что назад дороги нет…
***
Помолвка была объявлена следующим же утром, и барону пришлось вынести и поздравления старых знакомых, и сальные взгляды некоторых юнцов на бюст его невесты, и долгие обвиняющие речи баронессы-матери, которая не забывала причитать о том, что её дочь, «бедная, несчастная девочка», могла бы устроить свою судьбу гораздо лучше.
Больше всего барона волновало причина, по которой рыдала Альда, но узнать её он так и не смог – до свадьбы с невестой с глазу на глаз его никто не оставлял. Господину Джарвису очень хотелось знать, была ли невеста в сговоре с матерью, но теперь за девушкой следили неустанно. Более того, будущая тёща возмущённо заявила:
– Вы, господин Леопольд, и так уже наделали глупостей и опозорили честное имя моей девочки! Больше – никаких нарушений приличий! И учтите: я лично обратилась с просьбой к герцогине, избежать свадьбы вы не сможете. Их светлости вместе с мужем обещали присутствовать на вашем бракосочетании с Альдой. И состоится оно через пять дней, в домашней церкви герцогского замка.
Больше всех, пожалуй, удивлена была Ребекка. Разумеется, барон, попавший во всем известную «сладкую ловушку», стыдился собственной глупости и слабости и потому объяснять невестке ничего не стал. Но жена сына не зря была его любимицей: через день она и без пояснений свёкра выяснила все нелепые и грязные подробности, но при этом вовсе не стала осуждать отца собственного мужа. А, кажется, просто очень жалела его.
Через два дня после бала гости разъехались, а их светлость, встретившись с бароном Джарвисом взглядами за завтраком, с удивлением сказал:
– Признаться, дорогой барон, я не ожидал от вас такой прыти. Впрочем, раз уж вы согласны покрыть грех… – герцог пожал плечами и переключился на беседу с женой.
Может быть, честный разговор с герцогом и избавил бы барона от брака, но ему было стыдно сознаваться в собственной глупости. Даже понимание, что он не первый и не последний, кто так глупо попался, не могло заставить Леопольда Джарвиса выглядеть беспомощным идиотом в глазах окружающих.
Сам барон неожиданно быстро смирился с предстоящим браком. И вроде бы умом понимал, насколько глупо попался, но в то же время мысль о том, что рядом с ним будет жить молодая, благоразумная и хозяйственная девушка, оказалась неожиданно приятной. Тем более что невеста, прекрасно понимая всю несправедливость обвинений, всегда молчала, находясь рядом с матерью, и даже стеснялась посмотреть барону в глаза.
«Даже если девочка наглупила и поцеловалась с каким-нибудь хлыщом… Да и пускай! От меня не убудет, а я ей, бедолаге, выделю во вдовью долю небольшое село. Как раз у меня Малая Рябиновка есть – ни туда и ни сюда. Вот её и отдам. Надеюсь, Рон на меня обиды держать не будет – не такое уж там богатство. А для неё Рябиновка, да плюс собственное приданое – уже и неплохо будет. Что ж поделать, если у неё такая мамаша оказалась…»
На пятый день, как и говорила госпожа баронесса фон Вельфорд, ранним утром в домашней церкви герцога произошло венчание, на котором присутствовало очень мало гостей. Зато торопливую свадьбу почтили сами их светлости. Никакого свадебного пира, разумеется, не было, хотя герцогиня и постаралась устроить для молодых нечто вроде парадного завтрака, на котором подали настоящие сахарные пирожные.
А сразу после завтрака барон с невесткой и молодой женой уселись в карету и отправились в обратный путь. В дороге Альда вела себя более чем скромно, сидела молча, так и не поднимая взгляд на новообретённого мужа, и даже на вопросы Ребекки отвечала тихо и односложно.
Первая брачная ночь дома прошла с некоторым скрипом, но закончилась победой барона. Признаться, в своём возрасте он уже и не помышлял о юных девах, да и в целом не слишком нуждался в постельных утехах, но всё же со своей задачей справился. И в качестве подарка на утро молодая супруга получила прелестный сапфировый гарнитур, оставшийся от покойной жены барона. Тот самый гарнитур, которым давно восхищалась Ребекка.
Барон опасался, что невестка начнёт выражать неудовольствие подарком, но вот как раз и невестка, и сын пусть и не были в восторге от скоропалительного брака, но вели себя вполне достойно. А молодая жена, некоторое время молчаливо присматривающаяся к порядкам в доме, со временем начала слегка капризничать.