Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Глава 28

Мне так хотелось увидеть, жив ли дядька Петр и нашла ли его Зорька. Хотя здесь их нитей могло и не быть. В полотно вплетались жизни только верующих людей, а у рома и скоморохов были свои причины сторониться богов, и я могла потерять время, но так и не найти переплетения их путей. Но был один человек, судьбу которого я страстно желала узнать прямо сейчас.

– Ты иди, Игнат. Я скоро тебя догоню. Я только посмотрю, жива ли Добронега. Ее нить должна быть где–то рядом с нитью князя Олегом. Они связаны тремя детьми, – я умоляюще посмотрела на любимого и вновь вернулась к станку.

Игнат направился к выходу, воркуя с капризничающим сыночком. Его голос становился все тише, а я торопливо искала нить старшей княгини. Она нашлась, и я схватилась за горло, понимая, что Добронеге осталось жить совсем немного. Ее ниточка истончилась. В колдовское стекло я увидела обескровленное лицо княгини, измученное болезнью тело и угасающий взор.

– Нет-нет-нет, – прошептала я, крутанувшись на пятках. – Я не позволю. Больше не хочу быть предвестницей смерти. Я буду дарующей жизнь. Я уже дала одну своему сыночку, поэтому у меня получится.

Я кинулась к челноку, но на нем не было подходящей по цвету нити. Я ползала по полу на карачках, хватала то один моток обрезанных нитей, то другой, подбегала к станку и сравнивала с той, что вот-вот должна была кончиться. Я выла от отчаяния, боясь не успеть.

Но я нашла нужную нить. Вытерев пот с лица подолом сарафана, я вытащила из корзины свободный челнок. Намотав на него так много, сколько получилось распутать, трясущимися руками вставила челнок между нитями основы. Доведя его до обрывающейся нити, связала концы в крепкий узел. Шепотом поблагодарив маменьку за то, что та заставляла нас с сестрой шить–вышивать и набивать в этом мастерстве руку, я принялась проталкивать челнок через нити основы. Станок стонал, клацал, трясся, грозясь окончательно разрушиться, но я упорно ткала. Успокоилась только тогда, когда закончилась нить на челноке.

– Живи долго, милая княгиня, – прошептала я и заторопилась к выходу.

Пусть жизнь Добронеги будет не такой гладкой, как была до того, все же я неопытная ткачиха, но ее дети и князь Олег не останутся без присмотра.

Игнат не ушел далеко. Он сорвал полевой цветок и крутил им перед носом Добромила. Тот пытался схватить его пухлыми ручками. Правда, начинал ныть, когда вспоминал, что голоден. Я не стала ждать, когда мы вернемся в дом, а села на кочку и принялась кормить прямо здесь.

– Почему так долго? Узнала что-то новое? – Игнат сел рядом и, сунув стебелек цветка в рот, лениво прикусывал. Его взгляд бродил по холмам.

– Да, княгиня Добронега будет жить долго, и сама сыграет своим детям свадьбы.

Игнат покосился на меня.

– Но ты же говорила, что супруга Олега смертельно больна?

– Уже нет, – я улыбнулась Игнату.

– Ты что–то изменила? – он напряженно ждал ответа. Я не сразу, но кивнула. В голосе Игната появилось беспокойство. – Но так нельзя! Это вмешательства в дела богов. За это положено наказание.

Он зло швырнул помятый цветок.

– Но я всего лишь спасла жизнь человеку. Хорошему человеку, истово верующему в богов. Они же зачем–то наградили меня колдовскими способностями? Станок сразу послушался меня, а если бы я что–то нарушала, то нить не вплелась бы в полотно.

– Так нельзя. Ну как ты не понимаешь? – Игнат встал. Посмотрев на меня сверху, заметил выступившие слезы и смягчился. – Что бы не случилось, помни, я рядом с тобой. Можешь спрятаться за мою спину. Я тебя не брошу.

Наказание не задержалось. Вечером в доме появилась Ега. Взгляд пытливый, движения сдержанные. Пропали прежние приветливость и душевность.

– В храме Великой Ткачихи пахнет человеческим духом, – произнесла она, садясь на скамью в горнице. Мы с Игнатом стояли перед ней с поникшими головами. Как провинившиеся дети.

– Да, мы были там, – не стал отпираться Игнат.

– Что-то поменяли?

– Я поправил станок, – Игнат сделал небольшой шаг вперед, и я оказалась за его спиной. – Ему требуется ремонт.

– Его уже не спасти. Он будет разрушаться все больше и больше. Как и все здесь, – ведьма огляделась.

Я тоже подняла голову. Только сейчас заметила паутину трещин на потолке и кое–где на стенах. Изменения уже начались, но они не были заметны глазу. Печь вроде как стала более низкой, углы кривее. Словно дом тихо просаживался.

– Что еще изменили?

Нельзя было не ответить. Ега ждала. Я вышла из–за спины Игната.

– Я вплела в полотно длинную нить, – я опять опустила глаза. Нервно теребила фартук. – Не дала умереть княгине Добронеге. Она добрыми делами заслужила долгую жизнь.

– Не тебе судить, что заслужили люди, а что нет, – строго попрекнула меня ведьма. – Каждому воздается по заслугам. У Добронеги руки в крови. Она легко посылала людей на гибель. Встань ты ей поперек пути, и тебя не пожалела бы. За то ей и были посланы муки и ранняя смерть. А ты, поперешница, все изменила. Теперь придется отвечать за самовольство.

Я со страхом посмотрела на Егу, понимая, что наказание неотвратимо. Действительно, что я знала о Добронеге? Княгиня спасла меня от домогательств Олега, вытащив из княжеских палат и услав подальше?

Но здесь можно было рассудить совсем по–другому: законная супруга убирала молоденькую соперницу, в которую влюбился князь. Наверняка Добронега прознала, что Олег отвалил за меня две деревни. А значит, от сына часть наследства убыла, что любой матери не понравилось бы.

Так же лихо убрала старая княгиня Бажену, рассказав Олегу о ее неверности. И Добронега же приказала утопить любовника Бажены, трепавшегося о связи с той на каждом углу. А смерть Ярослава от укуса змеи? Да, он собирался захватить земли брата, но ей ли вершить суд над ним?

– Что теперь будет? – прошептала я, тяжело сглотнув ставшей вязкой слюну. Благодарно взглянула на Игната, который взял мою руку в свою большую ладонь и сжал ее. Ведьма тоже увидела этот жест, печально вздохнула.

– За вмешательство в дела богов полагается смерть, но Великая Ткачиха, взявшая тебя под покровительство, милосердна. Ты мать, и твой ребенок нуждается в тебе. Но больше тебя здесь видеть не хотят. Ты покинешь приграничье Слави, Яви и Нави сегодня же. До заката солнца. Твой колдовской дар тоже останется здесь. К людям ты выйдешь простым человеком. Каким и была до встречи с богиней.

Я всхлипнула. Я разом потеряла все: покровительство Мокоши, возможность перенять опыт ведьмы, а значит и силу, которая могла пригодиться для восстановления прав на земли Беримиров. А главное, я не успела найти полотно жизни своей сестры. Как теперь не ошибиться и не пройти мимо нее?

– Я уйду с Ясной, – твердо произнес Игнат. – Я в ответе за сына и его мать.

– Твое дело, – ведьма поднялась. – Я тебя не гоню. Твоей вины здесь нет. Но учти, там, за перевалом, жизнь не будет к тебе милосердна. Там ты никто. Ни княжеский сын, ни наследник богатого отца. Придется начать все заново.

– И все же я уйду. Хватит прятаться от людей, – Игнат развернулся и направился к лестнице. Как я поняла, за сыном.

Я упала перед ведьмой на колени. Нет, не для того, чтобы умалять о прощении. Я знала, что боги не простят и брезгливо отвернутся, если я буду рыдать и виться ужом. Обидно, что я поступила так глупо, но я всей душой верила, что делаю все правильно. Когда же я наберусь мудрости?

Мой необдуманный порыв обрек на скитания сразу троих. Что у нас ждет там, за перевалом? У нас ни кола, ни двора. Мы даже не сможем заявить права на свои земли. Кто в нас признает наследников Ратиборов и Беримиров? Кто пойдет за нами? Мы сами на себя не похожи. Самозванцы. Легко рассуждать и строить планы, когда ты сыт и живешь в тепле.

– Я знаю, что виновата. И принимаю наказание. На колени встала не умолять, а поблагодарить за ласку и тепло, какими вы нас одарили. Я благодарна вам за милость, оказанную сироте, и никогда не забуду ваших добрых деяний. Вы вернули мне мужа, а вместе с ним веру в чудо. Но сейчас у меня болит душа за вас... Как вы справитесь, оставшись одна?

Ега положила ладонь мне на голову.

– Думаешь, дом, корова и куры были нужны мне? – она покачала головой. – Я создала этот мир для вас. Боги не нуждаются в мирском.

– Боги? – я подняла голову. Ега лишь хранительница колдовского источника и посредница между людьми и богами, но сама всегда остается смертной. Пусть живущей долго, но нуждающейся в еде, воде и отдыхе.

– Мне очень жаль, Ясна, что я вынуждена с тобой расстаться. С вами я узнала, какой была бы матерью, если бы мои дети дожили до ваших лет, – Ега стянула с шеи платок, и я увидела под ним нитку жемчуга. Я помнила ее. Я поднесла эти бусы в жертву Великой Ткачихе в храме города Ахмыла.

– Богиня Мокошь?! – прошептала я, не веря своим глазам.

– Ты единственная, кто спросил у меня, как я вынесла гибель своих детей, как справилась со смертельной болью. И отдала самое ценное, что у тебя осталось в память о родителях. Так вот я отвечу, – Великая Ткачиха сняла с себя жемчуг и навесила его мне на шею, – я не справилась. Я до сих пор не справилась. Боль матери, потерявшей своих детей, ничем не унять.

Она заставила меня встать с колен. Богиня Мокошь поцеловала меня в лоб.

– Спасибо тебе за то, что была мне хорошей дочерью. А тебе спасибо, – она обернулась на застывшего в дверях Игната, который уже навесил на себя люльку со спящим ребенком, – за то, что был мне ласковым сыном. С вами я вспомнила, каково это быть любящей матерью. И узнала, что значит быть бабушкой, – она подошла к Добромилу и погладила его по рыжей головке.

– Это вы пели мне песню, когда я не могла разродиться? – я смотрела на богиню во все глаза. Она за мгновение неуловимо изменилась. Из старухи превратилась в прекрасную деву с длинными распущенными волосами, с добрым взором и ласковой улыбкой.

– Да, я. Эту песню я пела бы своей дочери, если бы она маялась, как и ты, в родах. Берегите своего мальчика. Я привязалась к нему. И буду следить за ним столько, сколько хватит сил, – Мокошь наклонилась и поцеловала Добромила в лоб. Мальчик во сне улыбнулся.

Я заплакала. Нет, она не оставила нас своей милостью. Мне будет достаточно, если Великая Ткачиха хоть одним глазом присмотрит за нашим сыночком.

– Берите все, что понадобится в долгом пути. Будьте счастливы и... прощайте!

Мы оба поклонились Великой Ткачихе в пояс. А когда распрямились, ее уже не было. Через некоторое время содрогнулся дом, застучал станок. Богиня вновь принялась ткать. Еще есть люди, верящие в нее, еще есть судьбы, за которые она в ответе.