Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Глава 13

Дождавшись, когда последний слуга покинет горницу, разделась и залезла в ушат. Улада налила туда густого отвара из темной бутыли, отчего над водой поплыл аромат летних лугов. Привычно хотела сама помыться, но не дали. Улада сначала занялась волосами, потом потерла мочалом тело. Когда ополоснула волосы подкисленной водичкой, служанка бросила на пол тканый коврик, чтобы я на него встала, и укутала меня в простыню.

Ганна молча наблюдала за нами, но стоило вылезти, как юркнула за дверь. Еще не успели вытереться, как явилась компания из трех женщин в годах. Все три были вылеплены как с одного образца: грудастые, широкобедрые, румяные лицами. Волосы скручены на макушках и спрятаны под платками. Поверх рубах тяжелые сарафаны, подпоясанные фартуками. Меховые безрукавки и войлочные чуни делали баб еще массивнее.

Улада тут же отошла в сторону и потупила взор. Ганна застыла у двери, сложив руки на груди. Я не поняла, что происходит, поэтому не успела ни поздороваться, ни спросить, что надобно. Самая старшая подошла и сдернула с меня влажную простыню. Я ахнула и закрыла грудь руками.

А женщины закружили вокруг меня, точно вороны над добычей. И каждая рассматривала так, будто выискивала какой-то изъян.

– Зачем глумитесь? – спросила я испуганно.

– Не куражимся, а дел делаем, – ответила старшая. – Еще не хватало, чтобы перехожий люд в дом хворь принес.

Когда повозились в волосах и ничего обнаружили, приказали открыть рот.

– Вы точно коня на ярмарке выбираете, – я уклонилась в сторону от цепких пальцев, готовых впиться мне в подбородок, чтобы заглянуть глубоко в глотку.

– Если бы коня, так не придирались бы, – выдохнула средняя, удовлетворившись осмотром глаз, для чего раздвигала мне веки.

Третья женщина наклонилась и неожиданно сунула мне между ног руку. Мазнув пальцем по срамным складкам, поднесла его к носу. Понюхала.

– Когда ждешь дитя? – спросила, вытирая руки.

– К весне.

Все трое так же, как вошли, покинули горницу, не объясняя причины. Ганна шмыгнула за ними.

– Что это было? – кутаясь в простыню, спросила я у Улады. На глаза наворачивались слезы. Я испытала унижение и самое обидное, что никак не могла противиться ему. Даже обозные были со мной, пришлой нахлебницей, учтивы.

– Князь каждую новую зазнобу осматривает, прежде чем позвать в постель, – служанка отвела глаза. Ее щеки пылали от смущения.

– Разве для того я пришла, чтобы постель князю греть? – возмущение распирало меня. – Я же не вещь безмолвная, чтобы без моего ведома решать, с кем любиться. Я ведунья. Этим и славна.

– Раз хозяин велел осмотреть, значит, приглянулась.

Я не поверила. Этим девкам–служанкам лишь бы болтать. А может, князь о моем здоровье печется? Если бы была хворая, лечить приказал бы. Знаю же, что о дорогом всегда заботятся, а уж тем более о таком, что стоит две деревни.

Нашу беседу прервало появление еще двух девушек. Те принесли рубахи, сарафаны, башмаки из войлока, чтобы дома ноги не стыли. Отдали все Уладе. Пока та расчесывала мне волосы, служанки вычерпали из ушата всю воду и подтерли полы. Меня уже одели, когда пришли крепкие парни и унесли ушат.

– Какие у вас в доме порядки? – поинтересовалась я, глядя на себя в зеркальце.

Понравилось мне, как умело Улада заплела косы и красиво уложила короной. Одежда тоже пришлась по душе. Из простой ткани, но хорошо сшитая. Нижняя рубаха до пят. По вороту верхней и по подолу теплого сарафана – вышивка. На здешний манер надели на меня еще белый фартук, но я сняла его, чтобы сарафан, и без того поднявшийся впереди из–за живота, спадал вниз свободными складками.

– Простые порядки. Как у всех. Встаем затемно, – Улада раскладывала принесенные наряды по сундукам. Говорила неторопливо, часто делая остановки, чтобы рассмотреть принесенное. – Накрываем стол для перехватки на заре. Потом, как полагается, обед, полдник и ужин. А уж перед самым сном паужин. Утром творог и каша, в обед уха, ботвинья или калья. Вечером с реки приносят рыбу. Соль только возле хозяина, остальным не положено. Слуги едят в трапезной, а хозяину накрывают в главной зале.

– Его родные сходятся к столу? – меня волновала встреча с княжеской женой и детьми.

– После Иванова дня ест один или с гостями, что были приглашены. Бажена из своих палат не выходит, ей туда носят.

– А дети?

Ладно, князь дуется на жену, но дети же не виноваты, могли бы трапезничать вместе?

– У хозяина только от старшей жены есть. Они с матерью в тереме у реки живут. Сын и две дочери. Больше уже, на выданье. Сюда редко приходят. Обычно он сам их навещает. Вот только не знаю, как пройдет застолье на Коляду. В этот день все у нас собирались. Пир горой устраивали.

Мое сердце екнуло. Рано радовалась, что никого из его жен не увижу. Придется знакомиться, если только хозяин не велит мне в горнице сидеть.

– Скажи, а шутов–балалаечников князь к себе на пир приглашает?

– Какое без скоморохов веселье? – хмыкнула Улада, перестилая мне кровать на все новое.

– Я знаю, что на дальней стороне ярмарки лучшие ряженые выступают. Их ватажный командир дядька Петр. Вот бы их сюда зазвать. Животы бы надорвали над частушками. А уж кукольники какие они затейливые!

Пусть неловко, но я попробовала намекнуть. Наверняка спросят у Улады, о чем с новенькой беседовали. Может, и прислушаются к моему совету.

Вопреки ожиданиям, что есть придется вместе с князем, обед накрыли в моей комнате. На одного человека.

– А хозяин? – спросила я у служанки, хлопочущей у стола.

– Так нет его дома. В город вышел. Мальчонка какой–то прибежал, сказал, что в таборе рома убили кого–то.

Я схватилась за сердце.

– Уж будь добра, как разузнаешь, шепни мне. Сама видишь, я из рома. Может, знакомый кто пострадал.

– Не похожи вы на рома. Слишком кожа белая, да волосы точно огонь.

– Не выдумывай, рома разные бывают, – отрезала я. Увидев, как смутилась девушка, сменила тон. – Давай условимся, что я не хозяйка тебе, а ровня. Называй меня Ягори. Если сладимся, будем подругами. Я тебе добра не забуду.

– А нагадать мне грядущее можешь? – сама простота Улана тут же решила воспользоваться «подружкой». Глядя умоляюще, протянула руку ладонью вверх.

– Позже, милая. Еще не время тебе будущее знать, – я взяла ложку и принялась хлебать уху из речной рыбы. Наваристая, она горячим медом потекла по горлу.

Я изводилась без новостей о таборе до поздней ночи. Улана ходила за мной по пятам, пока не сдалась и не уснула, сидя на стуле.

Не от нее я узнала, что вернулся князь, а по шуму во дворе – окна моей горенки как раз выходили на задние дворы. Въехал он уставший, с осунувшимся лицом. Я вздрогнула и отпрянула т окна, когда он внезапно посмотрел на меня. Затаилась, пока не услышала шаги в соседних покоях. Растолкала Уладу.

– Сходи, разузнай, что случилось и чем дело закончилось. Князь вернулся.

Со сна она не сразу поняла. Зевнув, поплелась к двери. Пришлось в спину толкнуть, чтобы пошевеливалась. И только выпроводила, как отворилась дверь, ведущая в княжеские покои. На пороге стоял он сам.

– Скажи, за что рома может так обозлиться, чтобы за день двух беременных женщин зарезать?

Я схватилась за сердце. Думала, что услышу весть о гибели жениха Зорьки, ведь было мне видение, что беременная поберется к нему, прикрываясь темнотой, и вонзит в его сердце нож. Откуда видела, что беременная? Разглядела, когда она из темноты вынырнула и встала в проеме ярко освещенной комнаты. Больше ничего, кроме блеска мониста не рассмотрела, поэтому и не могла назвать, знакомая мне была или нет.

– Как ее звали? – в памяти всплыли имена, названные Гожо. – Роза, Ляля или… Шофранка?

Из всех троих известны была лишь одна.

– Откуда знаешь? – князь склонил голову на бок.

– Так кто же? – от нетерпения даже топнула ногой.

– Роза и Ляля.

Я выдохнула. Шофранка жива. Надо бы предупредить ее. Я своим языком отправила на тот свет двоих ни в чем неповинных женщин. Вот она, сила слова. Мы произносим, не задумываясь, что оно может иметь такой вес. Я полагала, что Гожо побоится подходить к Зорьке, понимая, что над ним нависла смерть. А он уразумел по–другому отодвинуть ее. Принялся разбираться с любовницами.

– Поймали убийцу?

– Не видел его никто. Остался неизвестным. Со спины нападал. Один удар по шее и все.

– Ищите Гожо. Сына барона. Их табор или вчера вечером пришел в город, или сегодня утром. Это он своих любовниц убивает.

– Тише–тише, девочка. Чего ты так разволновалась? Лица на тебе нет, – князь шагнул ко мне. Посадил на кровать, сам рядом сел. – В твоих покоях тебе ничего не грозит. Не выходила, что ли, за дверь весь день? Если бы выглянула, убедилась бы, что там двое стоят, тебя стерегут. И так везде. Внизу тоже. Никакого Гожо близко на порог не пустят.

Увидев слезу на моей щеке, потемнел лицом.

– Уж не он ли отец твоего дитя? Может, и тебе смерть от его руки грозит?

Пришлось рассказать все. И о том, что дружна с невестой Гожо, которая не хочет за него замуж выходить. И как встретила его на улице и увидела пророчество. И выплюнула ему в лицо слова о скорой смерти.

– Тут меня и выручил Ярослав. Иначе из меня всю душу вытрясли бы, – закончила я рассказ.

– Слушаю тебя и убеждаюсь, что никакая ты не рома. Насмотрелся я на них сегодня. Горластые, точно грачи. Глаза огнем полыхают. Резкие. Чуть что в драку кидаются, а как начнешь расспрашивать о деле, замолкают, глаза отводят. Своих не выдают. Говорят, сами разберутся. А у тебя речь связная, толковая. Не удивлюсь, если читать умеешь.

Я потупила взор. Не могла я ему карты о себе открыть. Да, он защитник мой, но в то же время тюремщик.

– Я гадалка. А много без связной речи не заработаешь. Все мы умеем людей словом привлечь, иначе не поверят и монетой не отблагодарят.

– Ты лучше скажи мне, как мне найти нужный табор, чтобы выловить Гожо?

Я немного помялась. Кто, как не Зорька, знает, где найти Гожо? Не хотелось бы мне ее в страшное дело ввязывать, но стоило представить, как Гожо появится на постоялом дворе, чтобы убрать последнюю свою любовницу – Шофранку, и что может в итоге выйти, как решилась на признание.

– Его невеста живет на постоялом дворе у холма с Богами. Зовут Зора. У нее поспрашивайте. И лучше было бы, если вы ей рассказали о моем видении, иначе не поверит. О ней переживала, когда выплевывала пророчество в лицо баронского сына. Не думала, что он решится опередить своего убийцу.

Когда смотрела в спину князя, удаляющегося со двора во главе отряда, в моем сердце теплилась надежда, что он передаст обозным весточку обо мне. Даже если имя утаит, дядька Петр поймет, кто стоит за видениями. И смекнет, где меня можно искать.