Ученик Истока. Часть I

Королевский Круг

И всё-таки, хорошо обстоятельства складывались в тот день: визит в королевский замок Захария запланировал на раннее утро, до официального открытия своего магазинчика, чтобы не нарушать устоявшийся распорядок жизни и не вынуждать клиентов обивать пороги понапрасну. Со вчерашнего дня ещё оставалась где-то в обозримом пространстве половина козы для Дрозда, так что Максу не пришлось бы браться за топор и самостоятельно приводить в исполнение первую в жизни казнь. Юноша с содроганием представил, в каком состоянии вышел бы из конюшни, вынуди его распоряжение начальства лично попрактиковаться в умерщвлении домашней живности — ни о каком достойном виде и адекватном поведении речи бы уж точно не шло, а ударить в грязь лицом при дворе ему было категорически непозволительно, он отчасти нёс ответственность за репутацию чародея.

Полный предвкушения и приятного беспокойства, взволнованный, молодой Путник поднялся с кровати аж за полчаса до обговорённого времени подъёма. Бодрый, несоразмерно обстоятельствам активный и слегка избыточно довольный, он совершил все необходимые по пробуждении водные процедуры, откопал более-менее сносную для такого случая одежду — всё местного пошива, никакой «иноземщины» — и ровно в семь потопал в кухню на негнущихся подрагивающих ногах. Возможная встреча с членами правящей династии будоражила парня: только в самых смелых мечтах он мог допустить мысль о том, что однажды его пути пересекутся с путями реальных королей — монархов с коронами и в мантиях, тех самых, о которых написаны учебники по истории… Но посмотрите на Максима теперь: вот-вот его ноги войдут в настоящий замок, а глаза наткнутся на настоящих правителей средневекового государства!

Безусловно, ему этот день запомнится на всю жизнь. Но, к сожалению, далеко не только восторг трепал чувствительную юношескую душу.

Перспектива прогуляться до цитадели местных правителей была чем-то похожа на размышления о первом сексе: пока тема не поднималась и не вставала ребром, это событие казалось нереальным и не слишком-то желанным, а как появилась возможность воплощения — начали потеть ладошки. Он переживал, что не сможет соответствовать ожиданиям наставника, что сморозит какую-нибудь ерунду или по глупости сделает нечто, что очернит их имена во веки вечные, думал о том, как ему следовало бы нарядиться (да и стоило ли)… Словом, неподготовленного, не обученного правилам поведения и брошенного буквально в эпицентр надвигающейся бури Максима захватил обыкновенный мандраж.

Замок короля, — размышлял он, проходя мимо мрачных библиотечных шкафов к лестнице на первый этаж, — это наверняка очень хорошо охраняемое место. Со своим… дресс-кодом, если можно так выразиться. Что, если меня не пропустят? Посчитают каким-нибудь оборванцем или высмеют на глазах у придворных? Мастеру придётся за меня краснеть? Нужно срочно спросить о правилах поведения, о дворцовом этикете… Да обо всём! И почему только он ещё сам не удосужился меня проинформировать, интересно?!

Мандраж усиливался по мере приближения к кухне. Когда биение разбушевавшегося сердца начало влиять на походку, юноша вынужден был остановиться на полпути, прикрыть глаза и несколько раз глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Перед ответственными соревнованиями его иногда колотило точно так же, как теперь, вот только раньше на кону стоял кубок из «Ашана» за пятьсот рублей и титул городского чемпиона. Сейчас же риски скакнули на невиданную доселе высоту.

Только удовлетворение информационного голода могло выровнять пульс. Без сведений, которыми магистр отчего-то не спешил делиться, Макс мог и в обморок свалиться от переизбытка чувств.

Главное — без панических атак, пожалуйста. Такого позора я точно не переживу.

Искомый колдун обнаружился в обеденной зоне, где, собственно, его и ожидал встретить подмастерье. Пахло привычно: варёным мясом, крупами и какими-то специями — варево призывно булькало в котле над огнём, пока в него падали всё новые щепотки трав и минералов. Одет он был как обычно — в футболку и рабочие штаны местного пошива, босиком (кто бы сомневался-то) — кажется, не переодевался со вчерашнего дня. Короткие жёсткие волосы растрёпаны, на щеке розовеет след от подушки. Судя по тому, как неуверенно чародей двигался и поминутно зевал, прикрывая заострённые зубы кулаком, он проспал и теперь старательно пытался уложиться в сроки… и вместе с тем — не уснуть на ходу, прямо возле очага.

— Ты сегодня рано, — отметил Захария, даже не обернувшись.

Чует он меня, что ли?

— Да, Мастер, не спалось.

— Вот как.

По воздуху к чародею перелетело из трюмо две глубокие миски с нарисованными вручную голубыми цветочками: при помощи левитирующего половника они наполнились кашей из котла и встали на стол вместе с ложками. Тяжёлый густой пар свежеприготовленной пищи поднимался к потолку молочно-белыми спиралями, и сдувала их слегка вбок только источаемая кожей повара прохлада. Колдун покопошился ещё немного над столешницей, затем вяло развернулся, держа одной рукой пузатый чайник из фарфора, другой — две чайные чашки, и установил посуду на пёстрые вязаные подставки под горячее.

— Красивые… э-э-э, салфетки, — смещённая активность, включавшаяся у Макса в моменты стресса средней силы, вынудила юношу ухватиться за первую попавшуюся тему для разговора. Лишь бы не молчать. — Вы сами делали?

Захария поднял на него сонный, но оттого даже более красноречивый укоризненный взгляд.

— Ну да, согласен, тупой вопрос, — парень покивал, чувствуя, как теплеют кончики ушей.

— Госпожа Бертша оказала мне честь и связала их в качестве подарка на прошлую Самаину, — пояснил колдун.

— Самаина? Что-то знакомое…

— Не удивительно, — голос не до конца отошедшего ото сна чародея звучал не только спокойно, но и непривычно мягко, вызвав почему-то у слушателя стойкую ассоциацию с начинкой в конфете «Коровка». — Самайн, он же Самхейн на английском, он же Сауин на гэльском — это вообще-то праздник кельтских неоязычников и виккан с Земли, означавший раньше окончание сельскохозяйственного сезона, а в Ирландии и Шотландии также являвшийся «днём мёртвых». Потом ему на смену изобрели День всех святых, а Самайн переименовали в праздник, известный как Хэллоуин.

— Но… это же наши приколы, «отечественные», если можно так выразиться: Земля теперь мной целиком как Родина воспринимается… Так здесь-то они откуда? А, или госпожа Бертша празднует наш, то есть, кельтский Самайн?

— Нет, разумеется. Но я понимаю твоё замешательство, сам был искренне поражён, когда во всём разобрался. Суть в том, что этот день отмечен как особенный — внимание — практически во всех мирах. Населён он людьми или другими разумными существами, открыто ли сельское хозяйство или народы ограничиваются собирательством и охотой — везде, где есть хотя бы зачатки культуры, одна и та же дата является красным днём календаря и носит приблизительно похожее по звучанию название. В тех из реальностей, где времена года совпадают друг с другом, значение Самайна — последний день сбора урожая. В других, где климатические и астрономические пояса разнятся, в этот день отмечают, скажем, весеннее Равноденствие, летнее или зимнее Солнцестояние…

— Охренеть, — выдавил Макс, и на этом его конструктив кончился.

— И правда весьма загадочно, — маг, усевшись во главе стола, принялся бесцельно помешивать скромную порцию завтрака, наблюдая за собственными действиями из-под опущенных ресниц — странное зрелище, немного непривычное, равно как и его спонтанная разговорчивость. — Я хотел изучить такое аномальное… «единодушие». Предполагал, что оно связано с замиранием времени в момент перехода. Но, к сожалению, Цельда забирает львиную долю моего внимания: жаль имущество терять, а тут то войны, то голод, то короли невменяемые…

— Постойте, Мастер. Вы сказали «замирание времени»?

Колдун заторможенно моргнул, словно пытался вспомнить, о чём рассуждал секунду назад, и ограничился лаконичным «ага».

— Что это значит?

— Давай об этом потом поговорим. Я еле мозгом шевелю.

— Но если…

— Это знание не приблизит тебя к возвращению домой, Максим, — чуть твёрже, на миг вернув тону привычную безапелляционность, перебил чародей и, тут же поддавшись уговорам ленивого сознания подремать на ходу ещё чуточку, смягчился вновь до состояния карамели. — К тому же, замирание распространяется далеко не на всех и срабатывает далеко не при каждом выходе в Путь. Это избирательное, необъяснимое, непредсказуемое и, скажем прямо, иррациональное явление, о природе которого остаётся только догадываться: не стоит возлагать на него слишком большие надежды. Я даю слово, — вдруг добавил он серьёзно в ответ на строптивый взгляд собеседника, — Что всё тебе объясню. Просто не сейчас.

Захария подержал немного Макса под прессом, потом непринуждённо-сладко и затянуто зевнул, закрыв рот ладонью, и вернулся к раскопкам в своей тарелке.

— Расскажи лучше, почему подорвался ни свет ни заря.

Максим нахмурился, растерянно наблюдая за тем, как безуспешно пытается проснуться его Мастер, и всё силился понять, что же в открывшемся ему зрелище не так. А потом к собственному изумлению осознал внезапно, что Захария этим утром ведёт себя не как небожитель и даже не как чародей, а как простой живой человек — эта мысль стала таким для парня потрясением, что некоторое время он просто смотрел на крупный выпирающий светло-серый лоб и не мог поверить ни внешней картинке, ни внутренним ощущениям. По обыкновению своему маг всегда источал энергию — не шибко светлую и добрую, конечно, но мощную, практически видимую глазу, — а тут… тривиальный, сильно недоедающий студент, только-только поднявшийся с кровати и буквально принуждающий себя идти на лекции. По крайней мере, именно такая ассоциация пришла молодому Путнику на ум.

Конечно, причины воспринимать колдуна как полубога у парня были весомые. За всё время их весьма непродолжительного знакомства ни разу у него не возникло даже тени подозрения, что некто вроде Мастера, вообще-то, тоже может проспать свои дела, тоже может не отдохнуть во время ночного сна, тоже может испытывать негодование по поводу предстоящих ему рабочих задач и лениться их выполнять. Чародей производил впечатление высокотехнологичного робота с перечнем программ, неукоснительно соблюдаемых, а тут вдруг такой сюрприз.

Треск разрывающегося шаблона, к счастью, заглушил треск за ушами — утренняя каша у наставника получалась невероятно вкусной.

— Да как представлю, что вы отведёте меня в замок, и сразу неспокойно становится, — признался Максим, тщетно пытаясь отвести взгляд от медленно бледнеющего розового пятна на щеке магистра: оно было таким естественным, таким нормальным — а нормальное и естественное никак не хотело вязаться с образом скелетообразного колдуна. — Всё-таки это главный человек в этой стране. Немного волнуюсь.

— Не стоит, — Захария медленно вытащил кусок мяса из каши и обтёр дно ложки о край миски. — Мы не на официальный приём собираемся, с Его Величеством сегодня столкнёмся разве что случайно. Да и он человек занятой, вникать в вопросы, его, в общем-то, и не касающиеся толком, не захочет. Замок — настоящий проходной двор, и если обращать внимание на каждого посетителя, то даже остановившегося времени не хватит. Самое высокопоставленное лицо, которое может нам попасться — и, скорее всего, попадётся — Айгольд, но перед ним, к счастью, не нужно строить из себя не пойми что.

— Айгольд — это кто-то из королевской семьи, Мастер? — решил на всякий случай прикинуться невеждой Максим.

— Сын нынешнего правителя, также известный как «Его Высочество». Достаточно эксцентричный, красивый и остроумный, чтобы притягивать к себе всеобщее внимание… Если честно, эта его способность невероятно полезна: мне просто достаточно стоять где-нибудь неподалёку от принца, и ровным счётом никто из придворных меня не замечает и не донимает. Королевич сильно склонен к самолюбованию, обожает слушать о себе хвалебные песни и всегда окружён толпой обожателей обоих полов, но при его социальном положении подобная специфика вполне позволительна. Даже, можно сказать, естественна.

— Вы друзья? — опасаясь возможной реакции, осторожно спросил Макс. Он осознавал, что рискует — подобные вопросы могут быть расценены неправильно, как попытка влезть не в своё дело, например, — но сдержаться просто не смог. Если что, всегда существовала возможность скосить за дурачка. — Вы много о нём знаете.

— Сомневаюсь, что у меня есть друзья, Максимус, — подслеповато рассматривая кашу в поисках мяса, ответил сонный колдун, в упор не замечая очевидной осведомлённости своего подопечного в вопросах королевской четы и их с чародеем взаимоотношений. — Мы, скорее, товарищи по несчастью… Ешь живее и шагай кормить зверинец. Через полчаса на выход. И фартук надень.

Развести на откровения не вышло. Что ж, не последний раз разговариваем.

Подмастерье почти не жуя проглотил остатки завтрака — ел с аппетитом, забывая дышать, — затем снял с крючка на стене знакомый уже кожаный фартук и, стараясь не думать о намеченном перечне утренних работ, потопал в сторону выхода. Но уже на середине комнаты вдруг остановился: внезапное откровение снизошло на юношу, вынудив крепко задуматься и помолиться на всякий случай.

— Мастер, а мясо… разве не испортилось за ночь? Тут же вряд ли есть холодильник.

— Вот оно — поколение интернета, — усмехнулся колдун непривычно тепло, без свойственной ему язвительности (и правда не проснулся ещё). — Люди давно уже придумали волшебную штуку под названием погреб. За лестницей есть люк, потянешь за кольцо — дверца и откроется. Иди уже, не мозоль глаза.

Цитирующий сказку о Красной шапочке чародей вверг Макса в ещё больший шок. Не день, а череда каких-то немыслимых открытий, ей-богу.

Разговор, помимо того, что действительно успешно отвлёк от волнения перед предстоящим походом во дворец, нагнал и немало интриги. Взять хотя бы упомянутое замирание времени: какое конкретно время должно было замирать, если верить словам колдуна (а не верить оснований не было), и как это могло оказаться связано с возвращением Максима домой? Некоторые соображения на этот счёт у юноши, разумеется, имелись. Вот только насколько верные — и верные ли хоть чуть-чуть? Не стоило тешить себя необоснованной надеждой, следовало дождаться, пока Захария обо всём подробным образом расскажет, но… Удержаться молодой Путник не мог.

Слишком уж привлекательно-сладкой казалась пришедшая на ум догадка.

За лестницей действительно отыскался массивный деревянный люк, обитый со всех сторон железом, с тяжёлым чугунным кольцом вместо ручки и гравировкой птичьего черепа на широкой и плоской эмблеме посередине. Одно только то, чтобы сдвинуть его с места, стоило парню немалых усилий, а уж поднять удалось и вовсе с титаническим трудом — вместе с металлом, он весил килограмм под пятьдесят. Хорошо, что хоть петли смазаны — не пришлось бодаться с силой трения.

Стоило крышке замереть в верхней точке, по ногам Макса тут же ударил холод. Юноша не мог, впрочем, не обратить внимание, что холод этот, в отличие от холода, исходящего от Захарии, имел вполне естественную природу и не вызывал поганого внутреннего ощущения… небезопасности. В «погреб» вела каменная округлая лестница, достаточно широкая, чтобы не бояться с неё навернуться, но на всякий случай подмастерье схватился за перила. Фильмов ужасов он в своё время пересмотрел предостаточно и совершенно не ожидал оказаться когда-нибудь в доме, где есть подвал — но жизнь, как известно, имеет странную привычку преподносить сюрпризы, когда их совсем не ждёшь и когда к ним совсем не готов.

Поёжившись и быстро вспомнив всё, что происходило с героями триллеров, Максим набрал в грудь побольше воздуха и осторожно приступил к спуску, шаг за шагом погружаясь всё глубже во мрак и на всякий случай прислушиваясь — вдруг раздастся какой-нибудь шорох, намекающий, что ему стоит как можно скорее и спокойнее вернуться в торговый зал и поплотнее за собой запереть. Парню и в голову не пришло пораскинуть мозгами хоть немного: в доме чародея вряд ли завелась бы нечисть… по крайней мере, такая, чтобы не подчинялась его контролю. Даже на крыс рассчитывать не стоило.

Шаги отзывались гулким эхом в каменном коридоре. Когда нога коснулась залитого бетоном пола (где только он бетон откопал?), свет в погребе загорелся сам собой: на стене, оказывается, висел фонарь, один в один как тот, что приветствовал гостей на крыльце особняка — внутри за прозрачными стенками вспыхнул и теперь мерно освещал дорогу такой же маленький тёплый огонёк, только жёлтый, обыкновенный, а не фиолетово-голубой. Его мощности не хватало, чтобы озарить подвал целиком, зато можно было не бояться, что какой-нибудь призрак лопнет лампочку или задует фитиль.

Богато живём, — мелькнуло в голове Путника, когда он отвлёкся от нарисованных воображением страшилок и осмотрелся.

Погреб буквально до отвала оказался уставлен съестным. В полумраке на полках высоких стеллажей блестели полупрозрачные закрутки: парень без труда узнал огурцы, помидоры, сладкие перцы, а также обсуждаемые накануне фрукты — персики, яблоки… да вообще все плоды, что росли в чародейском саду. Присутствовали фрукты и овощи, которых Макс прежде не видел: странная форма, подозрительно-бледные цвета — закрутки с эндемиками нового мира выглядели куда менее привлекательно. В шкафах с ромбовидными полочками покоились винные бутылки — из мутно-зелёного и прозрачно-бежевого стекла. На каждом из горлышек — по блёклой бирке, на каждой бирке — дата изготовления, судя по всему, сорт винограда и ещё какие-то комментарии, написанные почерком колдуна на родном Максу языке.

Успев вспомнить свои недавние опасения про невозможность читать во сне, юноша прикусил губу. Стройная версия с комой дала лёгкую трещину.

Ровные стопки головок сыра разного диаметра и толщины заняли несколько невысоких столов, завёрнутые в холщовые мешочки; сосисочные гирлянды и кольца сыровяленых, сыро-копчёных и варёно-копчёных колбас висели вдоль стен как новогодние украшения; на увесистых крючьях чародей подвесил чуть ближе к центру погреба вяленые туши оленей… или коров… или свиней, быть может… или каких-то других, похожих по размеру животных, в разделанном состоянии сложно было утверждать наверняка; от одного угла до другого тянулась вереница закупоренных дубовых бочек, окованных стальными обручами, о содержимом которых оставалось только догадываться; какие-то ящики, хорошо сколоченные вручную, покоились друг на друге рядами…

При желании и грамотном распределении ресурсов на этих запасах действительно можно было спокойно продержаться целый год. Как, в общем-то, и предупреждал Спар.

Макс обежал глазами помещение с непривычно низкими потолками и обнаружил знакомую уже половину козы, подвешенную на крюке к потолку среди прочих туш. На ней ожидаемо не оказалось ни мух, ни грязи — порядок везде, как в операционной. Осторожно сняв её, стараясь не испачкаться, он потащил козу наверх и уже почти подобрался к ступенькам, когда взгляд случайно зацепился за предмет абсолютно инородного происхождения — металлическую, выглядящую совсем как в промышленных морозильниках на Земле дверь в дальней от лестницы стене, там, куда свет фонаря практически не дотягивался. Тяжёлую и, безусловно, запертую.

Мандраж от предстоящего визита в королевский замок, задумчивость после диалога за завтраком — всё это мягко и незаметно отошло на второй план, уступив место медленно сжимающему грудь интересу. Сходить-то они сходят, конечно, но рано или поздно вернутся домой (интересно, в какой момент я начал считать это место и своим домом тоже?) и забудут об этом визите, а вот загадочная дверь в подвале, смахивающая больше на вход в бомбоубежище, никуда не денется. Разрываясь между желанием узнать о ней побольше и обязанностью покормить плотоядную лошадь, Макс несколько мучительно долгих секунд простоял на месте, с силой сжимая обескровленную тушу руками. Ноги будто приросли к бетону, в голове стало тихо и пусто, а потом тело в обход здравого смысла сделало шаг к таинственной комнате, скрытой за не менее таинственной дверью. Чем ближе он подходил, тем острее и чётче осознавал: ему совершенно точно нельзя туда, ничего путного из этой авантюры не выйдет, наставник в восторге от наглого вмешательства в его секреты не останется.

Ноги покорно встали. Сердце глухо ухнуло в груди и вновь приказало двигаться вперёд.

Парня больше не беспокоил риск испачкаться козлиным мясом.

Над головой грохнуло что-то очень увесистое, грохнуло резко и громко, как если бы рухнул один из многочисленных чародейских комодов — за миг до того, как протянутая к ручке рука коснулась железа. Отдёрнув ладонь, Максим верно истолковал знак свыше (в прямом смысле этого слова) и посеменил к лестнице, больше не оборачиваясь, и стоило ему шагнуть на первую ступень, как огонёк в фонаре потух. Несомненно, механизм действия этого светильника основывался на магии, но на какой именно, парень пока не знал. Да и не торопился выяснить: темнота, вернувшаяся в подвал, подгоняла его подняться гораздо ощутимее, чем любознательность — остаться.

В торговом зале он лицом к лицу столкнулся с первым посетителем: худощавым мужиком, явно работягой, в соломенной шляпе и несуразно большом жилете, висевшем на худых плечах как мешок. Они скомкано и неуверенно обменялись приветствиями, крестьянин отступил, робко пропуская подмастерье колдуна в проход между стойками с бронёй, Макс опустил взгляд и тут же едва не врезался в самого Захарию.

— Куда летим? — безучастно поинтересовался он, поджав губы. — Запачкаешь товар — прокляну.

— Простите, Мастер, задумался.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, поскольку прекрасно понимал, что на «о чём?» ему ответить решительно нечего, Максим как мог осторожно покинул особняк через главный вход. «А я вам ещё раз повторяю, уважаемый: мы закрыты до полудня» — последнее, что донеслось до его слуха из недр зала, погруженного в вечный сумрак.

Наблюдать за юношей, едва не бегом выходящим из мрачной лавки магистра Хаоса с половиной козлиной туши в обнимку, стало для случайных тому свидетелей весьма занятным развлечением. Парня проводили взглядами, но ему было всё равно: из головы никак не выходил загадочный ход в подвале. Что-то, чему пока не было имени, тянуло Макса зайти в ту комнату, пока здравый смысл изо всех сил убеждал хозяина не делать глупостей понапрасну.

Торопливо направляясь широким шагом к конюшне мимо дубов, грядок, кустов и сада, он пытался выдвигать предположения. Как назло, ни одной стоящей идеи в голове не появлялось. Логичнее всего было бы предположить там наличие треклятого холодильника (уж слишком похожим образом выглядела дверь), но тогда почему мясо на крюках висит, а не на полках разложено? Точно не по безалаберности и лени колдуна. Ясно как день — внутри что-то ценное, иначе не поставил бы он массивную металлическую преграду, — но не настолько, чтобы защищать вход магическими печатями…

Точно! Печать!..

Макс остановился. Поджал губы, обернулся на особняк, гадая, сможет ли войти в конюшню без вреда для здоровья и стоит ли ему вернуться за чародеем. Потом всё-таки продолжил движение к хлеву и вскоре дошёл до массивных ворот. Фиолетовая метка посверкивала на ярком утреннем солнце, но, стоило ему приблизиться почти вплотную, дважды моргнула и погасла. Дистанционное управление охранной системой? Или чародей и на самого Макса какое-то заклинание наложил незаметно, чтобы охранные чары его током не били и не проклинали почём зря? Сплошные загадки с этим Захарией, сколько можно! Вопросы, вопросы — и ни одного стоящего ответа! А ведь только семь утра!..

Стоило внести мясо в конюшню, Дрозд оживился: вытянув шею, он без труда перекинул голову через невысокую оградку своего денника и нетерпеливо уставился на кормильца своими жёлтыми, как лимоны, глазами, зашлёпал губами и забил копытом по стенке. В глотке коня тихо раздался какой-то хрип, похожий на булькающее тигриное рычание. Очевидно, жеребец здорово проголодался за ночь. Отперев его и на всякий случай отойдя на внушительное расстояние, Максим задвинул тушу себе за спину: конь, всхрапнув, глянул на посетителя с укоризной, но возражать не стал и кинулся рысью в леваду. Голод голодом, а по распорядку сначала утренняя гимнастика.

Господи, у него даже животные по струнке ходят, меня-то что ждёт тогда?

Макс за топор браться не рискнул: во-первых, размер кормушки позволял впихнуть половину козы без использования вспомогательных инструментов, во-вторых, снова вспомнил про то, что неплохо было бы сохранить одежду чистой, брызги или ошмётки могли испортить впечатление придворных о новом помощнике магистра Хаоса. Затолкав добычу кое-как в прорезь между решёткой и днищем кормушки, он поспешил покинуть конюшню тем же путём, которым и пришёл, и старался двигаться как можно дальше от загона. Дрозд, навострив уши, внимательно следил за перемещениями человека, пока кусты ежевики не скрыли его полностью, после чего поднялся на свечу, ударил несколько раз передними ногами по воздуху, оглушительно заржал и вернулся к зарядке.

На городской площади вдоль оградки особняка уже собралось несколько зевак: появление Максима сопровождалось неразборчивыми восклицаниями, кто-то ткнул в его сторону пальцем — когда рядом не было видно мрачного чародея, поведение толпы становилось куда более развязным, исчезала скованность и трепет, на смену им приходила смелость показывать лица и улыбаться. Видно, их притягивала сюда одна только возможность посмотреть на нового подмастерья, даже если заговорить с ним никто бы и не рискнул. Макс заметил шепчущуюся кучку ещё на подходе к кольцу из дубов и внезапно почувствовал какое-то необъяснимое, не свойственное ему прежде презрение. В конце-то концов, сколько можно доставать и преследовать простых людей, да ещё так нагло пальцем тыкать? Ни стыда, ни совести! Мёдом им тут, что ли, намазано?

А чародей? Неужели они ещё не надоели самому Захарии? Наверняка ему поперёк горла такое внимание к собственной персоне, он личность нелюдимая, старается лишний раз на глаза не попадаться… И если уж всего за несколько дней горожане успели заколебать даже Максима до зубовного скрежета, можно представить, как сильно они бесят колдуна. Так почему он… не поставит, скажем, какой-нибудь защитный экран на территорию или не пустит электричество по ограждению? Этих придурков палками отгонять пора да тряпками ссаными!

Люди разной наружности, разного социального статуса и разной степени интеллекта, отпечатавшегося (или не отпечатавшегося) на лицах, в голос обсуждали, как недавний дебошир огибает тёмно-синий дом и поднимается на крыльцо. И тут какой-то ребёнок, прорвавшись сквозь плотно сомкнутые ряды любопытных, вдруг махнул Максу рукой. И даже окликнул. Зеваки зашикали, сменив лёгкое настроение тревожным предчувствием неприятностей, но мальчишку это не остановило — он крикнул снова и только активнее принялся штурмовать идеально чистый белый заборчик. Кто-то особо умный попытался сдёрнуть ребёнка обратно на землю, да с такой силой схватил за воротник, что едва не придушил — одного этого оказалось бы достаточно, чтобы Максим вмешался и на правах Путника высказал грубияну всё, что по поводу жестокого обращения с детьми думал…

Однако звал Макса не абы кто: светлые волосы, крепкие широкие плечи — это был Пьетр собственной персоной, и негодование юноши от увиденной сцены усилилось троекратно.

— Привет, Максим! — поприветствовал мальчик, не переставая махать.

Он уже уверенно встал ногами на нижнюю перекладину, держась свободной рукой за верхнюю, и широко улыбался, словно встретил лучшего друга. Цепкая мужская хватка на загривке ослабла, стоило безымянному хаму осознать: эти люди знакомы.

А юноша, пока подходил, активно забирал слова об электричестве назад. Едва ли он задумывался о том, как выглядит со стороны: взъерошенный, возбуждённый, в фартуке, измазанном кровью, похожий больше на маньяка-похитителя, чем на прилежного ученика. Хорошо, что сын кузнеца то ли проигнорировал эти детали, то ли давно к ним привык — и правда, мясника он прежде не встречал, что ли?

— Привет, — улыбнулся в ответ Путник, остановившись в метре от оградки, и вцепился в неотёсанного работягу самым злобным и предупреждающим взглядом из своего арсенала. Зеваки, шепчась, слегка отошли, а бедолагу-мужика и вовсе к месту пригвоздило, правда, сложно было сказать наверняка, от чего конкретно: неожиданности или всё-таки страха. — Ещё раз ребёнка тронешь — получишь в зубы, козлина. Пшёл отсюда. Как у тебя дела, Пьетр?

— Хорошо! — кивнул мальчишка, который, казалось, даже не заметил интервенции в его личное пространство со стороны постороннего человека. — Мы пришли в гости!

Плотность скопившегося неподалёку народа стремительно снижалась, однако уходить никто и не помыслил: отойдя на всякий случай назад и расступившись пошире, они с упорством баранов и наглостью мясных мух продолжали своё раздражающее наблюдение.

— Мы? — игнорируя поднимающуюся из живота злобу, Максим постарался вместо этого сфокусироваться на диалоге. — Ты не один?

— Не-а, мама и Элли тоже здеся, — Пьетр кивнул куда-то на торговые лавки по другую сторону площади. — Но мы тебя не видели, так что мама повела Элли чевой-то купить. Мы соскучились! Мама сказала, что стража тебя в тюрьму увела! Это правда?

Тут Максу закономерно стало неловко: сначала, правда, по мелочной причине — горожане, подслушивавшие их беседу, зашептались гораздо бодрее и заулыбались. Однако затем проснулся уже вполне благородный стыд: он же собирался зайти к Бертше, хотел поблагодарить за помощь и сообщить, что всё хорошо! Ничем ему не обязанное семейство проявило неслыханную доброту и щедрость, накормив и дав крышу над головой незнакомцу — что же он за неблагодарная скотина, раз даже несколько минут не выделил в своём плотном графике на спасителей от голода, холода и даже без малого смерти? Из-за поручений магистра юноша совершенно об этом забыл. Да и сейчас, откровенно говоря, дел намечалось невпроворот — совсем скоро идти в замок по какому-то важному делу, представать на суд дворянства, рискуя быть высмеянным за непристойное поведение или скромный вид, а Макс даже руки не помыл.

— Пьетр, слушай, я бы с радостью с вами поболтал, но…

— Вон тама!

Мальчик указал рукой куда-то назад, в сторону продуктового рынка, развернувшись всем корпусом, и Максим, проследив за его пальцем, заметил кузнецову жену: она только что вышла на улицу из какой-то лавки, держа дочку за руку и прижимая к груди корзину — судя по позе и порозовевшему лицу, тяжёлую ношу. В простом платье, с туго собранными в косу волосами, Бертша производила впечатление самое благопристойное. Кто бы мог подумать, что эти ангельские карие глаза могут здоровенного бородатого мужика ростом под потолок заткнуть без единого слова… Заметив, с кем разговаривает её сын, женщина одёрнула девочку, кивком головы определила их новое направление движения и поспешила перейти через вечно пустующую дорогу — самую непопулярную у жителей города. С широкой улыбкой, не свойственной человеку обиженному или расстроенному (Макс, увидев эту улыбку, несколько выдохнул), она подошла к несуществующей калитке, поставила корзину на землю и заключила блудного мальчишку без лишних разговоров в крепкие объятья.

— Здравствуй, дорогой мой, — хохотнула Бертша, стискивая парня как старого знакомого и не стесняясь показывать физическую силу. — Я уже слышала, что господин магистр взял тебя на работу, но увидеть воочию гораздо приятнее, чем узнать от соседей! Поздравляю!

— Благодарю, госпожа, — Максим, как только его выпустили, согнулся в полупоклоне: подсмотрел этот жест уважения у вчерашних студентов академии, и ему показалось, что сейчас применить шпаргалки уместно и даже необходимо.

Говоря откровенно, было за что челом бить.

— Господин чародей, смотрю, уже начал тебя воспитывать, — усмехнулась женщина, подбоченившись. — Быстро! Как тебе с ним живётся? Только честно рассказывай. Не донимает?

— Всё в порядке, спасибо за беспокойство. По правде говоря, он… неплохой человек. Не хочу сглазить, но есть ощущение, что мы нашли общий язык.

— Найти-то нашли, но работой загружает по самое горло, да? — Бертша понимающе покивала. — Понимаю. Правильно делает. Но ты всё равно мог бы зайти к нам ненадолго, хоть бы сказал, что всё получилось. Мы волновались! Я даже ходила к Йену в темницы, спрашивала, не приводили ли тебя туда ещё раз.

— Мне правда очень жаль, госпожа Бертша, — Макс раскаивался искренне. — Стоило заглянуть, я знаю, просто…

— Не страшно, полноте. Главное, что твои ночёвки на улице позади! Заходи как-нибудь в гости. Сегодня вечером, например? Мы забьём поросёнка.

— Не уверен, что…

— Максимус. Госпожа Бертша. Госпожа Элеанна. Господин Пьетр.

Колдун, видимо, всегда появлялся вовремя, предотвращая неловкие объяснения и опасные ситуации просто своим присутствием, словно чувствовал, когда стоит вмешаться, а когда можно и постоять в стороне. Он удобно расположился в дверном проёме особняка, подперев плечом косяк, и лениво посасывал трубку, наблюдая за чужим разговором с лицом безучастным, но спокойным. Серебристого цвета молочный дым поднимался над его головой, и Макс готов был поклясться, что на сей раз смесь курится специально для того, чтобы проснуться. Приветственно кивнув Бертше и мельком окинув взглядом стремительно рассасывающуюся толпу, чародей воззрился на Пьетра недовольно — ребёнок по-прежнему стоял ногами на обычно чистом заборе, однако, верно истолковав намёк взрослого, поспешил с него слезть. И руки за спину убрал, приняв позу нашкодившего, но такого милого котёнка, что и злиться на него не оставалось никакой возможности. Судя по всему, маг и не злился.

О подготовке к выходу в свет, кажется, у Захарии сложилось за время жизни весьма специфическое представление. Да, он пускай и небрежно, но всё же набросил на плечи какую-то мантию: глубокий иссиня-чёрный цвет, мягкая и плотная ткань, края обшиты странными острыми вставками из стали, напоминающими ряд заточенных лезвий, на груди сверкает крупная брошь — вернее будет сказано, застёжка — в форме птичьего черепа, по всей поверхности одеяния искрится россыпь звёзд-точек и детально изображённая полная луна (совсем как на бардинге), вышитые серебряной нитью. Явно парадное облачение, но вот всё остальное…

Он реально пойдёт к королевскому дворцу… так?

Ни повседневных штанов колдун не переодел, ни причесался (сухие волосы торчали во все стороны) — даже футболку домашнюю сменить не удосужился (или хотя бы заправить), и она спущенным парусом болталась на груди.

Хорошо, что хоть ботинки надел. Тоже не местного, кстати, пошива…

— Чета Беренж почти полным составом. А Каглспар? Ещё не в городе?

— Нет, господин, — поклонилась ему женщина, сменив радость хмурой сосредоточенностью. — Отбыл четыре дня назад, мы его не ранее чем через трое суток ждём.

— Куда он там на сей раз отправился, в Эпфир?

— Именно так. И коль меня спрашивать, — она разогнулась и, вытянув губы по-детски недовольно, уставилась на Захарию с нескрываемым негодованием, как если бы именно он был причиной её бедствий: — Так пусть бы лучше он только на вас трудился, господин магистр, чем брался за поручения других людей тоже!

— У меня нет столько работы для твоего мужа, — покачал головой колдун, спускаясь по ступенькам с крыльца. — И давай говорить открыто, госпожа: мастер кузнец из тех, кому всегда будет не хватать.

— Ох, господин, да я понимаю, — она окончательно скривилась, борясь с желанием вылить на собеседника всё негодование до последней капли. — Но уж больно тяжело это и нечестно…

Она собиралась поведать о чём-то ещё — не исключено, что о глубоких своих эмоциональных терзаниях, — но Захария жестом вынудил женщину замолчать.

— Знаю. Жизнь вообще редко с кем обходится по справедливости. Но если тебе нужен взгляд со стороны, за которым ты, очевидно, и начала эту беседу, госпожа… — он подошёл к проёму в заборе и, посасывая трубку, остановился напротив оробевшей и опустившей плечи жены кузнеца. — Могу сказать одно: успокойся и смирись.

Несколько следующих секунд, которые оба они молча смотрели друг на друга, Макс, внешне сохранив каким-то чудом спокойное выражение лица, внутренне задыхался от накатившего возмущения. Воспитанный немного в других реалиях, он слушал и ушам не верил: какое, в общем-то, право имеет колдун — могущественный, влиятельный и небедный мужчина, на секундочку — говорить подобные вещи простой женщине с двумя детьми, на хрупкие плечи которой легли и забота о доме, и все бытовые вопросы и проблемы, которая при всём этом не владела заклинаниями, поднимающими в воздух тяжёлые и до краёв наполненные котлы, словно они весят не больше птичьего пера, и вряд ли могла себе позволить нанять кого-то в помощники?

Легко ему говорить о смирении, владея тем, что недоступно большинству! — за то мгновение, которое Бертша и Захария молча смотрели друг другу в глаза, вспыхнул Максим.

— От того, что ты злишься или печалишься, госпожа, Каглспар своего графика не изменит, — продолжил мысль чародей. — Он будет уезжать и возвращаться, чтобы снова погрузиться в работу в кузне, а после — опять уехать. Такой уж он человек. Но, возможно, прямо сейчас он столкнулся с шайкой бандитов или дикими зверями. Прямо сейчас его пробуют ограбить или даже убить. Ему может быть страшно или грустно точно так же, как сейчас страшно и грустно тебе, госпожа. Кузнец рискует здоровьем и жизнью не для себя. Ему, как человеку решительному, деятельному, желающему для своей семьи только лучшего, как никому другому важно возвращаться домой. В тот дом, где жена и дети ценят такую самоотверженность. Где его обнимут и поцелуют, накормят и обогреют, поддержат и будут любить.

Окей, — косясь на наставника с уже нескрываемым изумлением, думал Макс. — Теперь я вообще ни черта не понимаю.

— Твои злость и расстройство не дадут ему сил, госпожа. Не залижут ран, не успокоят душу. Если ты думаешь, что Каглспар рад покидать каждый раз близких ему людей, ты глубоко заблуждаешься. Ни одно, даже самое грубое твоё слово не сравнится с виной, которую он чувствует каждый день, находясь вдали от вас. Дай ему то, что нужно каждому мужчине: ощущение, что он нужен. Что в нём нуждаются, что ему необходимо продолжать жить ради кого-то помимо себя. Только так ты сможешь облегчить его ношу и только так тебе станет легче самой.

Бертша молчала. Макс торопливо запихивал негодование туда, откуда оно вылезло. В целом, с точки зрения логики он оказался с наставником почти полностью согласен, мысленно приказав себе на будущее не делать поспешных выводов.

— Я давно хотел это сказать, вообще-то, — прикусив мундштук, задумчиво протянул чародей. — Но как-то возможность не подворачивалась. Надеюсь, госпожа, мои слова тебя не обидели.

— Напротив, господин магистр, — она ответила тихо и медленно покачала головой. — Есть о чём поразмыслить. Благодарю вас.

— Не затягивайте ваше прощание, мы должны совсем скоро отправляться ко двору. Пятиминутная готовность, Максимус… И надень толстовку. Другим наверняка захочется поглазеть на твой иноземный видок.

Парень обернулся к своим собеседникам, виновато и немного по-идиотски нелепо улыбнувшись. Он не мог ничего с собой поделать и почувствовал в тот миг облегчение — не придётся самому выкручиваться из неловкой ситуации, в которую его поставила собственная неорганизованность, — однако правила приличия велели как минимум объясниться со знакомыми, прежде чем придётся с ними попрощаться. Неловко было и смотреть конкретно на Бертшу, выслушавшую в свой адрес довольно прямолинейное нравоучение от постороннего человека — ему почему-то казалось, что женщина сейчас отчего-то непременно должна испытывать стыд.

— Простите, госпожа, но…

— Я понимаю, Максим, — жена кузнеца посмотрела на колдуна с выражением глубочайшего уважения в глазах и кивнула. — Ступай, и куда бы вы ни шли — удачи!

— Удачи! — нестройным хором повторили за матерью дети.

Макс махнул им рукой и, не оборачиваясь больше, пулей взлетел на крыльцо. Просочившись мимо наставника в дом, он юркнул к лестнице, прыжками поднялся на третий этаж на одном дыхании, даже не задумываясь о смысле и значимости всего происходившего, кое-как смыл с рук остаток козлиных слизи и крови в ванной комнате, нашёл на постели и натянул чистую толстовку (хотя он точно помнил, что ничего не стирал, кофта приятно пахла мятой) и так же оперативно спустился вниз. Ему, быть может, и хотелось бы остановиться ненадолго, пораскинуть мозгами, переварить разворачивавшиеся вокруг него события, но время не стояло на месте, вынуждало лететь сломя голову в пучину событий, до поры позабыв про рефлексию и анализ. Парень и сам толком не мог ответить себе на вопрос, почему так суетился поскорее выполнить приказ — слушаться «старшего», более опытного и мудрого, вошло в привычку так давно, что уже не подлежало обсуждению.

— Три минуты, — удовлетворённо кивнул колдун и вытянул руку к очагу, с которого предварительно снял котёл. — Пройдём через портал, так быстрее. Опорожнение желудка не приветствуется, но и не возбраняется… В первый раз многих выворачивает.

— Это цитата из «Гарри Поттера», Мастер? — рискнул уточнить Макс.

Чародей покосился на подопечного и с не свойственным ему весельем промурлыкал:

— Дамблдор был великим волшебником.

На краткий миг парню почудилось, что Захария улыбнулся — и эта улыбка не шла ни в какое сравнение с предыдущими версиями, угрожающе-приторными или откровенно злыми. Хорошо, что он умел улыбаться ещё и вот так — по-человечески спокойно, тепло и тихо, как улыбаются нормальные люди, демонстрирующие на лице именно то, что чувствуют. На лице психопата или маньяка с непоправимо порушенной психикой ничего подобного промелькнуть, по мнению юноши, не могло.

Потушенное пепелище, на котором обычно готовилась еда, заискрилось фиолетовым огнём: угли охватили лиловые искры, вихрь засверкал и принялся стремительно расширяться, образуя нечто, похожее на шаровую молнию. Свет рос и растягивался до тех пор, пока не достиг величины в человеческий рост: внутри мелькнуло расплывчатое очертание какой-то белой лестницы.

— Проходи, — кратко велел наставник, опустив ладонь: от сотворённой на сей раз магии кожа его, в нормальном состоянии светло-серая, потемнела на несколько тонов, а вены приобрели практически чёрный оттенок. — Лучше закрой глаза. Внутренности моего портала — не самое приятное зрелище.

Максим в нерешительности замер. Только теперь в его пустую, пусть и светлую головушку закрался закономерный вопрос: а что он творит вообще? Волшебство, порталы, левитирующие тарелки, плотоядные лошади и невидимые барьеры, не пускающие за забор — едва только столкнувшись с этими явлениями, Макс почему-то практически сразу воспринял их как само собой разумеющееся, словно обитал в схожих условиях всю жизнь. Не испугался, не опешил, ни о чём даже толком не расспросил нового покровителя. А теперь как ни в чём не бывало планирует пройти через какой-то телепортационный коридор… При этом не имея ни малейшего представления о том, что это такое, что ждёт его внутри и насколько такое мероприятие безопасно — пролом в пространстве и времени впечатления надёжности не производил.

— Проблемы? — уточнил равнодушно чародей, повернувшись.

— Н-нет, Мастер.

И Макс, предчувствуя нелёгкую поездку, с тяжёлым сердцем шагнул вперёд. Нога опоры не встретила — прежде чем кухня осталась позади, он успел осознать, что падает.

По первому впечатлению то, что встретило парня внутри, до боли напомнило быструю горную реку — как если бы мощный водопад подхватил тонкий прутик и стремительно увлёк за собой куда-то в неизвестность. Ноги подкосило ударом по коленям и швырнуло в неопределённом направлении, вихрь перевернул тело вниз головой, взъерошил волосы и перехватил дыхание. Потоки ледяного ветра ударили в лицо, задрали одежду — стало действительно холодно, по загривку и вдоль хребта противно-склизкой змеёй прокатились мурашки. Дезориентированный, вынужденный зажмуриться, юноша с неописуемо высокой скоростью летел куда-то вперёд — и отчаянно нуждался в понимании творившегося вокруг беспорядка, испуганный непредсказуемостью телепортации. Какие-то вспышки проступали сквозь плотно сомкнутые веки, но не раздавалось ни рёва, ни крика, ни каких-либо ещё предупреждающих звуков: понадеявшись на вероятность, что ничего страшного не произойдёт, Макс лишь чуть-чуть приоткрыл глаза для успокоения души… И вдруг широко распахнул оба и как зачарованный впился взглядом в бесконечную, искрящуюся серебристым светом магических потоков космическую пустоту, проносившуюся вокруг.

Его будто бы несло по какой-то трубе, как на водных горках в аквапарке, только вместо пластмассы со всех сторон парящего Путника окружал хрупкий, легко разрывающийся от любого неосторожного прикосновения свет… А коридор-трубу, в свою очередь, со всех сторон окружала Тьма: беспросветная и всеобъемлющая, чернее самой тёмной ночи, она простилалась повсюду, куда только удавалось посмотреть. От одного только мельком брошенного взгляда в эту беспросветную пустоту Макс внезапно ощутил себя бесконечно жалким и маленьким, беззащитным и слабым. Он вспомнил, что его родной планете сотни миллиардов лет, что бытие человечества со всей его богатой историей — ничтожный миг в биографии Вселенной, космического пространства, галактик и созвездий. Бескрайние просторы мрака заворожили Путника, околдовали своей таинственностью и заведомой непознаваемостью — и тянулось это сладостное таинство ровно до тех пор, пока неосторожно поднятая рука не коснулась случайно световых потоков-стен, несущих Максима к другой стороне.

Осязаемый свет вдруг задрожал, тряхнул его как следует, перевернул вверх головой, а стена — защитный барьер между непроницаемой тьмой — на миг прорвалась, и из пустоты внутрь его телепортационного коридора хлынул чёрный и вязкий туман, обжёгший лёгкие абсолютным нулём. Путешествие сквозь пространство длилось не более секунды, но для субъективного восприятия секунда растянулась в тысячу лет. И тогда Макс впервые осознал в полной мере, впервые на собственной шкуре прочувствовал, насколько сильным и острым может оказаться страх.

Панические атаки, случавшиеся с ним прежде, не шли с этим ощущением ни в какое сравнение.

Ослепительно сияющее солнце хлестнуло по глазам, ноги врезались в землю с такой силой, что не смогли удержать тела — Макс вывалился из космической бесконечности на светлую улицу и буквально нырнул лицом в мостовую. Острая боль во лбу от столкновения с камнем должна была отрезвить странника, но дрожь в теле не унималась. Весь его жизненный опыт схлопнулся подобно только что погибшей сверхновой, оставив лишь отголоски воспоминаний — то, что он только что испытал, что он только что видел, накрыло разум чистым ужасом. Коридор из магических потоков оказался чудовищно ненадёжным, падение в бездну, в невесомый и обезличенный космос было таким вероятным, таким… близким.

Хрен с ней, с тошнотой. Головокружение от вращения в невесомости и от столкновения с мостовой — ничто по сравнению с первобытным страхом, звериным и не поддающимся контролю. Дрожь в теле только усиливалась, пока Максим судорожно хватал воздух ртом, по щекам бежали обжигающе-горячие слёзы — и в них не было ни намёка на жалость к себе или слабость, это были слёзы доисторического животного, инстинктивные порывы тела избавиться от гормонов стресса всеми доступными способами. Он даже не подозревал, насколько невыносимо может перемениться состояние души за то мгновение, пока его несёт в другую часть города, не догадывался, насколько кошмарной окажется первая телепортация, даже не подозревал, что описанное в фэнтези действо на самом деле таит в себе столько опасности. Паника волокла назад, в недра бескрайней вселенной, он чувствовал, что чья-то невидимая сила тащит его обратно в пустоту, где даже схватиться не за что, где нет воздуха, чтобы им хрипеть, где нет голоса, чтобы им вопить о помощи, где нет ничего и никого…

Рука, мягко коснувшаяся плеча, в восприятии Макса приняла образ спасительного якоря, дотянувшегося едва ли не в последний момент. Наличием формы, веса, температуры и текстуры она силком вытянула парня из бесконечности, чёрной, как самая страшная тьма. И пусть от неё исходил всё тот же холод, до рвоты испугавший в портале, но это не был холод обезличенного Ничто, равнодушно взирающего на случайно залетевшую внутрь мошку из мрака необъятного… Хаоса. Мелкая дрожь сменилась крупной, сознание, забывшее о существовании гравитации, ещё парило где-то в стороне от тела, и только рука на плече не давала ему оторваться окончательно. Главное, что в мире вокруг осталось нечто, к чему можно прикоснуться и что может прикоснуться к тебе в ответ. Ориентир, за который можно зацепиться. Что-то, что не даст провалиться в бездну.

— Я, кажется, велел закрыть глаза, — тихо сказал Захария, и Максу почудилась в его голосе нотка… вины?

Зато не прозвучало ни упрёка, ни недовольства. Только спокойствие, присущее Захарии, и немного, совсем немного сочувствия. Этого оказалось достаточно.

— П-простите.

— То, что ты видел… — едва слышно шепнул колдун и решил не договаривать. Здесь и сказать-то толком нечего, не придумали ещё слов, чтобы описать это кошмарное ощущение, и не придумали слов, чтобы от этого фантома избавить. — Если будет необходимость поговорить об этом — скажи. Но сейчас нужно взять себя в руки. Много времени моё дело не займёт. Ты справишься. Встань.

Костлявая птичья пятерня мягко потянула Максима за загривок. Парень подчинился её воле и поднялся на ноги, всё ещё дрожа и дыша беспокойно и рвано, но стоило ледяным пальцам коснуться лба, как боль и страх отступили. Остановилась кровь, согревавшая кожу от портального озноба, ушла пульсация разодранных коленей, разбитых о камни, затянулись раны на оцарапанных ладонях. Сфокусировавшись на сосредоточенно-мрачном лице наставника, парень заметил, что его змеиные зрачки сузились в едва различимые щёлки, хотя обычно оставались широко раскрытыми и почти не отличались формой от человеческих, если не приглядываться. Возможно, они стягивались вот так, когда колдун применял особенно сильную магию? А может, всё дело в том, что обстоятельства вынудили его сконцентрироваться острее обычного.

По-прежнему недолюбливая солнечный свет, чародей надел на голову объёмный капюшон, полностью скрывший лицо. Теперь узнать Захарию можно было только по птичьему черепу и лёгким волнам холода, источаемого кожей даже сквозь плотную ткань парадной мантии.

— Идём, — ровно велел он и, поправив своё облачение, двинулся вперёд. — И… да. Так держать.

Максим огляделся, скорее, просто чтобы убедиться лишний раз, что разлом в пространстве, способный затянуть его в космос, заперт и в ближайшее время на горизонте не появится. Оставь колдун свой портал незакрытым и… кто знает, с какой скоростью и как далеко умчал бы сломя голову как можно дальше молодой Путник. Однако вместо портала увидел только красивую прямоугольную пешеходную площадь, посреди которой они материализовались из воздуха: дорога вымощена булыжником, камень подогнан один к другому; со всех сторон расставлены кадки с цветами; в центре — живописный фонтан со статуей широкоплечего статного мужчины: массивная нижняя челюсть, густые вихры волос, лихо сдвинутая чуть набок корона и меч, поднятый над головой; несколько фонарей, по ночам освещавшие ухоженные улочки, а сейчас потушенные, безжизненно сверкающие стальными столбами. Белоснежный мрамор искрился повсюду, куда хватало дотянуться взгляду. Всю площадь затопило выжигающим глаза светом солнца. И ни одного человека, праздно прогуливавшегося или занятого работой — только вооружённая стража.

Колдун кивком головы указал на мраморные ступени, ведущие к такому же белоснежному, как и всё остальное здесь, фасаду неприступного замка. Очевидно, им следовало сперва подняться к воротам с подъёмной герсой.

Архитектура серьёзного впечатления на Макса, впрочем, не произвела: наклонные стены, несколько величественных донжонов, рондели с многочисленными бойницами… Ничего примечательного. Только симпатичные островерхие башенки со светлыми крышами и отличали этот дворец от тысяч других таких же — на каждой из башенок красовалось по гигантскому циферблату: один показывал время, и парень в изумлении приоткрыл рот, будучи до этого абсолютно уверенным, что часов в этом мире ещё не изобрели; другой, с какими-то созвездиями, тоже обзавёлся стрелками, вот только стрелки эти (одна с солнцем, другая — с луной) явно имели какое-то отношение к сегодняшней дате. Лестница, ведущая к воротам, оказалась не только высоченная, но и широкая — настолько, что на ней без труда могло бы разместиться телег пять колесом к колесу. К счастью, ступеньки сделали редкими, длинными, и это, безусловно, не только вытягивало лестницу на многие метры, но и сильно облегчало посетителям подъём. Голубело прекрасное небо, тёплый и погожий денёк не предвещал ничего плохого, а Максу всё ещё было не по себе, когда он последовал за наставником наверх.

У ворот их уже ждали: двое стражников, но, в отличие от тех, кого довелось повстречать молодому Путнику в Эпфире или даже при въезде в Эпиркерк, этих никому и в голову не приходило вырядить в несуразные латы с птицей на груди. Да и лица безнадёжной тупостью не сквозили. Очевидно, караулившие вход в королевский замок люди принадлежали не к городским жандармам, а входили в число личной охраны правителя и относились к элите местных силовых структур — королевской гвардии. Двое мускулистых мужчин с загоревшими суровыми лицами, с мечами на поясах, в полном военном доспехе и в плащах за спиной отвесили Захарии глубокий поклон, не стесняясь скрежета металлических сочленений, и даже не попытались его досмотреть. А вот на Максима поглядели весьма красноречиво: грозно и пристально, как на прокажённого, посмевшего рискнуть здоровьем и подойти вплотную к чумным докторам.

— Достопочтенный господин магистр, — обратившись к колдуну с искренним уважением в голосе, громыхнул тот, что стоял слева. С виду они показались парню одинаковыми, поэтому отличить одного от другого возможность оставалась только по положению относительно ворот. — Этот человек с вами?

— Да. Мой подмастерье, Максимус.

— Приветствуем достопочтенного господина магистра Захарию и его подмастерье Максимуса в замке Его Королевского Величества правителя Хэдгольда, — склонился правый. — Позвольте узнать цель вашего визита.

— Мне нужно пообщаться с членами Круга, — наставник прикрыл глаза и ещё сильнее посерел, словно свет солнца, падавший на один только кончик носа, причинял ему боль. — И побыстрее, дело срочное.

— Прошу простить, — склонились стражники. — Проходите, достопочтенный господин магистр, господин подмастерье.

Герса незамедлительно поползла наверх — гостей, всё ещё кланяясь, пропустили во внутренний двор, практически безлюдный и потому производивший впечатление места весьма негостеприимного. Все, кто попадался Максу на глаза, принадлежали охране и даже в такую жару носили на себе столько экипировки, что смотреть больно. Невозмутимые, с виду равнодушные и не замечающие ничего вокруг себя, они циркулировали по заданному маршруту внутри каменного колодца относительно небольшого гостевого двора. Появление посторонних на миг вынудило их повернуться, оценить внешний вид пришельцев, но стоило гвардии отыскать на тёмно-синей мантии птичий череп, их интерес стремительно и даже демонстративно-стремительно улетучивался. Только глаза в узких прорезях стальных шеломов наблюдали за перемещениями колдуна — впрочем, Захарию это не беспокоило.

Его вообще сейчас мало что беспокоило помимо острой необходимости как можно скорее уйти в тенёк.

Непринуждённо и резво шагая в противоположный конец двора, где уже медленно расползались в разные стороны массивные дубовые двери гостевого входа, колдун разве что только не шипел: чем шире открывались створки, тем стремительнее становился его шаг — подмастерье едва поспевал следом. В прохладу просторного каменного коридора Захария практически прыгнул, явно мало беспокоясь о том, как это выглядит со стороны. Проворчав под нос нечто, отдалённо напомнившее Максу проклятье, он со вздохом, полным нескрываемого облегчения, сбросил капюшон — Земной этикет не позволял оставаться в помещении с головным убором, пускай даже маг и не обитал в родном мире уже очень давно.

— Не отставай, — велел колдун, снова машинально поправив встопорщившуюся на воротнике складку мантии.

А вот Максим бы с радостью остался на улице и стремления своего мастера поскорее войти во дворец не разделял: перспектива находиться в незнакомом месте, принадлежащем действующему королю, полном посторонних и не последних в государстве людей и богато обставленном всевозможными ценностями, его порядком нервировала. От мысли, что он может прийтись не по вкусу здешним буржуа, оказалось не так уж легко отделяться.

— Если честно, я надеялся, что меня не пропустят, — вынужден был признаться юноша, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу перед порогом. — Вы уверены, что я не буду мешаться под ногами, Мастер? Может, лучше тут подождать?

— Вероятность, что ты натворишь бед под моим присмотром, ничтожно мала, — резонно возразил Захария. — Так что следуй за мной.

Да что же это делается-то, — причитал Макс, ступив в длинный коридор. — Если всё, что происходит — плод моего воображения, то я требую, с-сука, перейти на уровень полегче!

В холле веяло приятной прохладой. Выложенные плитами из цельного камня полы возносили звук их размеренных шагов к высоким арочным потолкам, где эхо, блуждая под гранитными сводами, путалось и терялось. Толстые витые колонны с зелёной, синей и жёлтой эмалью поддерживали опорные балки следующего этажа, позолота украшала на них ботанические узоры. Гобелены на стенах с изображениями охоты, пиров или битв, обтравленные золотой нитью, висели вперемешку с картинами — портретами королей вплоть до момента основания Эпиршира. Вернее, как раз с основателей вереница правителей и начиналась: все как на подбор мужественные, статные и с жёстким пронзительным взглядом, роскошными густыми волосами пшеничного оттенка и в роскошных одеждах. Даже проходить мимо этих картин было неприятно, словно изображённые короли как живые следили за каждым пришедшим просителем — впрочем, к счастью, на чародея их суровые лица не оказывали никакого воздействия (ещё бы — ему и реальные-то люди пофигу), поэтому Макс без зазрения совести прятался за его спиной. Через каждые метров двадцать вдоль коридора стояли статуи, закинув на плечи алебарды, и поначалу юноша не разобрался толком, что к чему — только когда Захария кивнул одной из статуй, а статуя, к великому изумлению Макса, ответила таким же кивком, до него дошло: люди не мраморные, а вполне себе настоящие, просто на постах своих дежурят абсолютно неподвижно.

Сразу видно военную муштру. Впрочем, мне-то откуда знать…

Впереди маячил свет — это сияло солнце сквозь потолок, куполообразный, застеклённый, чем-то похожий на потолок современных торговых центров. Атриум во дворце должен был выглядеть инородно и неестественно, однако архитекторам Эпиршира удалось настолько аутентично вписать его в общий стиль, что даже искушённый двадцать первым веком на Земле Путник не смог придраться: окованные железной решёткой, стеклянные витражи превращали обычный белый свет в цветной калейдоскоп, и мраморный пол под куполом окрашивался многочисленными искрящимися узорами…

Посреди атриума их уже ожидали.

Я его явно где-то видел, — понял Макс по мере приближения.

«Кем-то» оказался высокий и статный молодой человек: не больше двадцати пяти лет на вид, крепкий и атлетичный, он стоял в позе сахарницы, расставив ноги чуть шире плеч, и ослепительно улыбался только что прибывшим гостям. К некоторому неудовольствию, в котором Максим бы не хотел признаваться и на котором явно не планировал концентрироваться, этот человек оказался просто неприлично красивым — настолько, что можно было хоть сейчас везти его на съёмки и безбедно жить, продав фотографии, до конца дней своих: симметричное лицо с правильными и утончёнными чертами, большие глаза, идеальная пропорция мышц и стройности в теле. А больше всего прочего поражали волосы — возникало чувство, будто он носит парик из золота, потому что у обычного человека просто по природе не может появиться такого оттенка. Тиара, точно так же лихо сдвинутая набок, как на голове статуи в центре фонтана на площади, дорогие одежды и красная мантия с белым подбоем на вороте и полах свидетельствовали о его принадлежности к правящей династии.

Молодой человек махнул приветственно рукой и, не дожидаясь ответа, двинулся им навстречу — не только по-хозяйски вальяжно, ибо дворец являлся его родным домом, но и свободно и легко, несмотря на то, что шёл к магистру Хаоса.

— Ария, — констатировал красавец с выражением крайнего радушия и совершенно неожиданно для Макса заключил колдуна в такие крепкие объятия, что на секунду ему стало искренне боязно, как бы тонкие кости чародея не треснули от подобного натиска. — Как поживаешь, друг мой? Давно тебя в замке не видели.

— Здравствуй, Айгольд, — высвободившись из сильных рук и недовольно оправив встопорщившуюся мантию, кивнул маг. — Век бы здесь не появляться.

Ну конечно. Этот тип мне снился… мистер Перебью-тебя-во-всех-разговорах.

— Твой скверный характер крепнет с каждым днём, — фыркнул принц и только после этого заметил за спиной своего знакомого ещё одного человека. — О, а это что ещё за ребёнок с тобой?

— Это Максимус, мой подмастерье. Макс, — колдун обернулся и довольно вежливо указал на нового для юноши человека рукой. — Представлю вас как положено. Перед тобой Его королевское Высочество принц Айгольд, первородный сын Его королевского Величества короля Хэдгольда, будущий правитель королевства Эпиркерка и покровитель полуострова Паберберда, единоличный наследник престола.

— Фу. Если бы ты знал, сколько раз в неделю я вынужден это выслушивать, ты бы пощадил меня и ограничился простым «Айгольд», но я тебя прощаю, — королевский сынок нырнул к Максиму и крепко пожал ему руку: вблизи не составляло труда рассмотреть, насколько зелёными и блестящими были у принца глаза. — Рад приветствовать в моём замке, уважаемый подмастерье. Ты свежеиспечённый Путник, верно? Я о тебе уже наслышан. Весь город только и делает, что перемывает вам с Арией косточки.

Юноша опешил от тёплого приветствия: хватило смелости только кивнуть и покоситься на наставника в поисках спасительной подсказки. Чародей наблюдал за их знакомством, скрестив на груди руки, и хмурился, наверняка всё ещё возмущенный наглым нарушением его физической неприкосновенности. Но молчал, хотя и торопился совсем недавно как можно скорее приступить к делу, вынудившему явиться ко двору.

— Молчаливый, скрытный, зажатый, неуверенный в себе, — сканируя пока не знакомую персону, Айгольд бегло осмотрел Максима с ног до головы, в особенности долго разглядывая что-то в чертах его лица. — Не гнушается презрения к окружающим и считает себя лучше других, самокритичный, горделивый… Забавно, вы довольно похожи. Только Ария отчаянный, как раненый волк, а ты, Максимус, похож больше на кролика, загнанного псами в угол.

— Не обращай внимания. Его Высочество увлекается художественной литературой и планирует стать писателем, когда вырастет, — в голосе магистра скользнула неприкрытая ирония. — Не разрушай его детскую мечту, подыграй.

— Прекрати выставлять меня в нелепом свете, я твой будущий король, как-никак, — принц даже не попытался изобразить оскорблённую мину.

— Да. И моя вечная головная боль.

Что бы между ними ни происходило, — решил Макс, наблюдая за обменом любезностями, — Мастер лукавил: они явно дружат.

— Так какими судьбами враждебно настроенного по отношению к моему папаше магистра Хаоса притащило в мой дворец? — принц улыбался безостановочно: быть может, настроение у него сегодня отменное, а может, и статус обязывает…

Ну, или он на каких-то стимуляторах. Интересно, в этом мире существуют наркотики?

— Я по отношению к Хэдгольду никакой враждебности в данный момент не испытываю, — помрачнел чародей. — А пришёл, потому что в городе появилась проблема, с которой должен разобраться Круг.

— Вот как? — улыбка королевича, никак не сочетающаяся с затронутой темой, растянулась уже до неприличных размеров. — И что, настолько серьёзная, что сам великий и могучий господин магистр Захария изволил почтить мою скромную обитель своим присутствием?

— Отнесись ответственно если не к факту моего появления, то хотя бы к благополучию подданных, — колдун отвернулся и прежним размеренным шагом двинулся к противоположному коридору, куда и держал путь до встречи с принцем. — И отпусти уже Максимуса, у него есть дела.

— Он всегда такой серьёзный, привыкай, — Айгольд хитро подмигнул и легонько подтолкнул парня в плечо следом за наставником. — Удачи с делами, Ария! Буду ждать здесь!

— Очень жаль, — усмехнувшись, кинул ему через плечо колдун и отвернулся уже окончательно.

Откровенно сказать, Максим не знал, как ему на это реагировать и как себя вести — никогда прежде ему не доводилось сталкиваться с подобными ситуациями. С одной стороны, это вообще не его дело, но с другой… С другой — его до чесотки сильно стала волновать правда. Вот прямо сейчас, а почему — не объяснил бы и под дулом пистолета.

Магистр производил какое угодно впечатление — в зависимости от настроения, как говорится, — но только не человека с нетрадиционной ориентацией. Нет, вернее, хотелось пару раз назвать его в сердцах тем ещё пидором за вполне конкретные действия — полёт из особняка спиной вперёд, например, или его молчаливое распоряжение Максима в камеру отправить. Вот только с предпочтениями в выборе партнёров это ничего общего не имело — как говорится, «пидор — это в первую очередь про характер». А так… Никаких жеманных движений, томных взглядов или классически взвивающегося голоска за колдуном замечено не было — уж Макс-то знал наверняка, он в чародейском доме и пожить успел, пусть и не долго, и в быту за Захарией понаблюдал… на всякий случай. Что до принца… Чёрт знает, в самом деле, но ни один, ни второй не были похожи на тех, кем их за глаза называли — вели себя, как обычные друзья, магистр позволял себе подтрунивать над молодым монархом вполне естественно. Почему тогда тот досмотрщик неприкрыто намекал?..

Макс никогда раньше не испытывал уважения к людям — особенно мужчинам, — предпочитающим иметь отношения с другими людьми своей половой принадлежности. И он, и его брат, и его друзья, и его город, и вся его страна в целом считали это мерзким и неправильным, хотя бы по той причине, что… да не важно. Это было просто недопустимо — в общем-то, он и сейчас был в этом убеждён. Кто-то аргументировал свою позицию нарушением биологических законов, кто-то — нарушением законов Божьих, кто-то — простым отвращением на физическом уровне, вызывающем тошноту и провоцирующем желание помыться. Но практически все, кто на этот счёт высказывался, весьма однозначно заявляли: это мерзко. И хотя Максим любопытства ради посматривал периодически видео для взрослых, где мужчины вообще участия не принимали… Одно дело — девушки. У них как-то всё… чище, что ли. И совсем другое — мужики.

Ни в его окружении, ни в окружении его окружения люди с такими «приколами» не встречались: может, отечество вытравливало из молодёжи намёки на альтернативные вкусы с воспитанием, может (но это вряд ли) его город находился в эпицентре аномальной зоны, где эти самые альтернативные вкусы не проявлялись в принципе. Максим тупо не знал, как с ними взаимодействовать, как разговаривать и стоит ли разговаривать вообще — собеседник же должен быть чем-то интересен как личность, а чем может быть интересен такой собеседник?

По телевизору и в интернете периодически мелькали видео и фотоматериалы ряженых клоунов, в одних труселях вышагивающих по улицам Европы с разноцветными флагами наперевес, и этот карнавал безумия вызывал только оторопь и гнев. Принять нечто подобное как данность, позволить этому стать нормой было для юноши немыслимо: эти люди не имели гордости, о которой кричали, не имели чести, за которую сражались, а лишь выставляли напоказ свою якобы уникальность, становясь для здравомыслящего большинства посмешищем. Уж с ними-то точно беседы беседовать не о чем. И пускай где-то очень глубоко внутри Макс допускал, что люди свободны делать всё, что им вздумается, и любить всех, кого хотят любить, он не менее искренне верил — делай это, пожалуйста, за закрытыми дверями и плотно занавешенными окнами, любезный.

А теперь, размышляя над тем, что его наставник, возможно (но только возможно, мне ещё ничего не известно наверняка, вряд ли стоит всерьёз воспринимать городские сплетни), сам… такой человек — по крайней мере, если верить слухам, — Макс вдруг понял одну очень заинтересовавшую его вещь. Вещь, захватившую его внимание настолько, что портреты королей с их строгими внимательными взглядами незаметно отошли на второй план.

Есть большая разница между тем, что показывают по телику, и тем, что происходит в реальной жизни.

Захария в любом случае не такой, как те демонстранты. Даже если это правда, даже если имеет место подобная «дружба» (на этом месте размышлений парня рефлекторно передёрнуло), всё это… не его дело. Можно ли перестать уважать колдуна только по этой причине? Может, конечно, и рискнул бы кто, но результат у этого неуважения будет отвратительный, а Макс не дурак — ему критически важно сохранить с горем пополам выстраданную должность. Да, конечно, если правда окажется жестокой, жить с ним под одной крышей будет… тревожно. Хотя, с другой стороны, разве сам Максим, любящий красивых девушек всем сердцем и душой, домогается до любой, кто оказался в радиусе поражения?

Столько историй было выслушано, как чародей убивал по приказу прежнего короля, столько рассказов о его безжалостности, жестокости и хладнокровии… Факт, что магистр — один из самых страшных убийц, которых когда-либо знал этот мир, если говорить откровенно, был гораздо более пугающим, чем пустой трёп стражников Эпиркерка. Личная жизнь «цепного пса Харта» — какой бы она ни оказалась — однозначно капля в море его чудовищной биографии. Можно сказать, несущественная мелочь. Руки Захарии в крови — и далеко не по локоть, душа настолько тяжёлая, что сограждане боятся его хуже врага, лицо омертвело от кошмаров, которым ему пришлось стать причиной или молчаливым свидетелем — это, чёрт возьми, страшный человек, не имевший ничего общего с фотками полуголых придурков из интернета.

Да и… Если даже кто-то вроде Каглспара в своё время сказал «не всё ли равно?», то уж потомок прогрессивного общества и подавно способен справиться с подобными новостями. Не сразу, конечно… Не сразу.

Да господи боже, о чём я вообще?! — взвизгнуло в его голове. — Это реально сейчас самое главное, по-твоему, Макс?!

Он не сразу заметил, что коридор кончился — перед гостями возвышались очередные массивные двери из дуба, только теперь каждая из тяжёлых толстых досок была украшена искусной мелкой резьбой. Бесчисленные завитки ростков, треугольники листочков, цветки и бутоны — кто-то явно расстарался и превратил створки в ремесленное произведение. Лёгкие на вид, из золота и хрусталя ручки, в противовес — тяжёлая и даже несколько грубая окантовка чёрным железом. Из залы, в которую они намеревались попасть, веяло теплом и влагой.

— Господин магистр, — низко поклонился гостям коренастый, полностью обритый мужчина неопределённого возраста в опрятных зелёных одеждах. Он стоял у входа и, очевидно, оглашал имена посетителей членам Круга. — Вас ожидают господа магистры Света Женевьев и Гаган и господин магистр Реки Дишо. Позвольте узнать, кто этот молодой человек с вами?

— Мой подмастерье, — колдун явно раздражался, вынужденный каждому встречному повторять одно и то же, и взмахом руки заставил двери распахнуться как от мощного порыва ветра. — Максимус.

Человек в зелёном проскользнул мимо них и первым вошёл внутрь.

Просторный зал с высокими потолками, по стилю интерьера напомнивший атриум со стеклянным куполом, был залит солнцем. Большие прямоугольные окна с витражами преимущественно голубых и лиловых оттенков, отделка из розового гранита, хрустальные подсвечники на стенах — лаконично, но богато, Максу здесь пришлось по душе. За круглым столом из светлого дерева, стоявшем ровно на середине зала, уже сидело на резных стульях-креслах трое человек. Возле каждого — по бокалу с белым вином. Единственная среди присутствующих женщина с волосами цвета недозревшей пшеницы, убранными в несколько круглых кос, осталась сидеть, но повернулась и с любопытством осмотрела Макса от макушки до пят. Двое мужчин — один совсем пожилой, сухой, с седой короткой бородкой и не соответствующим возрасту живым взглядом ярко-синих глаз, а другой лет тридцати, блондин с обозначившимся уже брюшком и широченной улыбкой, в которой он расплылся, стоило открыться дверям — поднялись.

— Господа магистры Света Женевьев и Гаган, господин магистр Реки Дишо, — звучно представил мужчина в зелёном. — Прибыл господин магистр Хаоса Захария и его подмастерье Максимус.

«Максимус» не знал, куда деть руки — три пары глаз уставились на него и смотрели так пристально, что у парня резко и невыносимо сильно зачесалось вообще всё. К счастью, их изучение продлилось куда меньше, чем могло бы — гораздо больше внимания разместившиеся за столом маги уделили своему коллеге. Прекрасно, видимо, знакомый с правилами приличия служащий в зелёном поспешил убраться восвояси — он знал, что, покуда не уйдёт, высокопоставленные чародеи не проронят ни слова.

— Так это правда? — стоило двери закрыться, дама незамедлительно встала со стула, хотя по местным правилам этикета должна была оставаться на месте, покуда все не рассядутся. На светло-жёлтой парадной мантии, величественно и элегантно ниспадающей с плеч, красовалось вышитое золотой нитью солнце. Рост колдуньи поразил Максима до потери речи. — Вы приняли на обучение этого юношу?

— Как видишь, — устало кивнул Захария, без ложного пиетета проходя вглубь залы. — И уже начинаю об этом жалеть.

— Это же хорошо, разве нет? — светловолосый мужчина (очевидно, тоже магистр Света, как там его представили… Гаган, кажется) подошёл ближе. На его мантии, как и на мантии Женевьев, красовалось солнце, так ослепительно сияющее золотом, что резало глаза. — Подмастерья продлевают своим мастерам молодость!

— В таком случае, мне подмастерье точно ни к чему, — придирчиво выбирая стул, на котором расположится, позволил себе усмехнуться колдун.

— Давно мы вас не видели, магистр Захария, — казалось, Гагана ничуть не смутил настрой собеседника. Напротив, его лицо просияло ещё откровеннее. — Рады приветствовать!

— Надеюсь, столько же ещё не увидите, особенно учитывая, что явился я с плохими новостями.

— Иначе не бывает, — усмехнулся старик в серо-голубой мантии, расшитой серебряными волнами. При каждом, даже самом незначительном его движении вихри воды закручивались и пенились, точно живые. — Вы, господин, когда появляетесь, только плохие новости и приносите.

— Потому что о хороших рано или поздно ты и без меня узнаешь, Дишо, — колдун сел-таки за стол и тут же, не спросив мнения окружающих (впрочем, кто бы сомневался) вытащил из кармана мантии трубку. — А плохие лучше не плодить. Да и не припомню я, чтобы нанимался гонцом — по каждому пустяку прибегать и «сообщать». У нас происшествие в городе.

— Это может подождать несколько минут? Хочу познакомиться с этим замечательным молодым человеком.

Женевьев оказалась почти на три головы выше Макса (и это учитывая, что Макс на последнем замере роста совсем немного не дотянул до метр-девяноста), потому ей пришлось склониться, чтобы лица были на одном уровне. Статная женщина с лучистыми глазами, излучающими тепло и свет, она взглянула на подростка так, что у него у бедняги снова задрожали ноги. В толстые косы, кругами опоясывавшие голову, кто-то бережно вплёл золотые нити с маленькими голубыми камнями — подобным образом выглядело и ожерелье на длинной белой шее, и браслеты на тонких запястьях. Голубое платье в пол из дорогой ткани, похожей на шёлк, ниспадало и сверкало подобно облаку в небе.

Великолепное создание.

— Максимус, да? — она неожиданно фамильярно потрепала его за щёку. — Какой очаровательный мальчик. Из какого мира ты к нам прибыл?

У Макса перехватило дыхание и из всех систем организма в рабочем состоянии осталась только та, что видела это непередаваемой красоты существо прямо перед собой. Он старался каждую деталь запечатлеть в памяти, поймав себя на скверной мысли, что боится, как бы это божественное создание не растворилось в воздухе подобно миражу. Разговаривать он по вполне объяснимым причинам не мог, хотя и старался выдавить из себя хоть словечко — восхищение напрочь отбило доступ к вокабуляру.

— Из моего, — ответил вместо своего подопечного Захария, пригубив вина из заранее для него подготовленного бокала. — Как и все начинающие Путники.

— Ох, так ты впервые бродил между мирами? Как интересно!

— Я не разрешал трогать свои игрушки, Женев, — проворчал колдун. — Оставь его и вернись за стол, а то у него уже вся кровь от головы отлила, так и до обморока недолго.

Дама искусно изобразила смущение и хохотнула, но от Максима отошла. Правда, парню не удалось долго тонуть в собственном стыде, потому как на смену Женевьев тут же явился другой магистр Света. Среднего роста, с небольшим животом, нависшем над туго перетянувшем талию ремнём ножен, с густой курчавой бородой — мужчина улыбался почти так же радушно, как Айгольд. Глаза — такие же жёлтые, как у Дрозда (только зрачок, слава тебе господи, не вертикальный), — рассматривали его в открытую.

— Рад знакомству, юный Путник, и приветствую тебя от имени магистров Света! Моё имя Гаган, — он хлопнул Макса панибратски по плечу — с такой силой, что юношу слегка мотнуло вбок — и рассмеялся. — Да не робей, малец! Понимаю, что тебе впервой с такими, как мы, разговаривать, но мы люди добрые, честные и справедливые слуги Его Величества. Не знаю уж, что тебе про нас рассказал господин Захария…

— Ничего, — вставил равнодушно колдун.

— …но здесь все свои! Если ты однажды вошёл в зал Круга, то уже никогда полностью его не покинешь, будь уверен. Не сомневаюсь, что однажды ты даже можешь стать одним из нас, если магистр Захария изволит принять тебя в свои Ученики.

— Вряд ли, — тихо прокомментировал наставник.

— Он пускай и суровый, и жёсткий, но скажу по секрету: он ещё никого из своих подопечных сюда не приводил, — продолжал Гаган, словно не слышал реплик чародея. А может, просто ловко их игнорировал. — А потому у тебя есть все шансы стать Учеником одного из величайших…

— Господа…

— …воинов и магов этого тысячелетия! — закончил наконец магистр Света и снова хлопнул Максима по тому же месту. — Так что считай, что ты в наших рядах!

— Я смотрю, время над тобой не властно, Гаган, — недовольно поморщился Захария. — Как был добряком, так и остался. Однако твоя оценка моих способностей неоправданно высока, а радушие к моему подмастерью чрезмерно. Максимус ещё даже Учеником не стал, а ты, как я погляжу, уже готов принять его в Круг.

— Да он мне почти как младший брат! — воскликнул магистр Света и снова шибанул здоровенной ручищей Максима по плечу. — Надо же, к магистру Захарии попасть — это большой должен быть талант!

Возможно, он таким незамысловатым образом пытался проявить своё расположение, но от подобного отношения юноше хотелось только как можно скорее скрыться.

— Легко к тебе в родственники записаться, — Захария не смог сдержать улыбки, но мина у него вышла раздражённая и нетерпеливая. — Смотри, как бы потом не пришлось делить с ним наследство. Ни у кого нет желания обсудить причину моего визита?

— Ваш подмастерье выглядит напуганным, — заметила Женевьев, состроив сочувственную мину. — Возможно, ему не мешало бы немного вашей поддержки?

И хотя парень в жизни бы этого не озвучил, всё, что ему на самом деле сейчас требовалось — это спокойный приказ наставника сесть где-нибудь в сторонке и не отсвечивать, а не пребывание в центре внимания незнакомых и каких-то ненормально доброжелательных людей. Они так активно реагировали на появление вполне заурядной личности, потому что им больше заняться нечем, а Путник — как глоток чистого воздуха или что? Поведение подобного рода уже даже не подозрительно, оно просто некультурно. Почему тогда они не обратили внимания на проблему, с которой пришёл к ним Захария?

— Здравствуй, Максимус, моё имя Дишо, — старик в мантии с волнами пожал ему руку, и даже он был крупнее и крепче Захарии, хотя колдун сохранил облик молодого парня, в то время как магистр Реки уже глубокий старик! — Очень рад видеть тебя здесь. Ты хорошо обустроился?

Да с чего бы им вдруг беспокоиться о моём благоустройстве?!

— Мы столкнулись с проблемой, — громко отчеканил Захария.

В голосе звенел металл.

Свечи, горевшие в хрустальных подсвечниках по стенам, потухли, будто от резкого порыва ветра, как одна, солнечный свет, льющийся сквозь окна в комнату, побледнел и потускнел, а по ногам ударило колючим холодом. Присутствующие просто физически не могли больше продолжать своё затянувшееся знакомство — игнорировать эти изменения не смог бы и мёртвый — и молча обернулись на него так, как если бы впервые увидели. Бокал, который колдун держал в руке, покрылся инеем. Он спокойно снял с ножки крупицы льда, стряхнул их куда-то под стол и пригубил вина с таким непринуждённым выражением лица, будто это не он стал причиной климатических изменений в зале и вообще ни сном ни духом, что произошло и почему.

— Наша проблема прячется где-то в Паберберде, — поставив напиток обратно на стол, ровно продолжил наставник. В момент, когда он заговорил снова, свечи загорелись, свет солнца вернул свои яркие тона, а прохлада сменилась теплом и влажностью. — И нацелилась она на госпожу Ровен Агнеотис, жену господина Эйна и мать господина Давида, который и обратился ко мне за помощью.

Решив, видимо, что Захария своим привычкам изменять не планирует и на долгую беседу ни о чём не настроен, коллегия придворных чародеев нехотя вернулась на свои места. Дишо, кажется, что-то проворчал себе под нос о дурном воспитании, но магистры Света отнеслись к выходке не только с пониманием, но и даже благосклонно. Наставник появлялся во дворце очень редко, так что… кто знает — вдруг они просто по-человечески соскучились по его безобидным выпадам в адрес социализации?

— Давид, насколько мне известно, ученик твоего курса, Женев, поэтому я в частности просил именно о твоём присутствии здесь сегодня. Кажется, ты рекомендовала его как добросовестного и одарённого мага огня, — колдун зажал мундштук во рту и принялся ковыряться в карманах брюк. Очевидно, табак свой искал. — Твоя высокая оценка, к слову, оправдалась: ему хватило ума распознать опасность и обратиться с этим ко мне. К сожалению, на этом прелесть ситуации заканчивается: сколько нашей проблеме лет, какого она пола и комплекции, мне неизвестно, однако магии она как минимум не боится и не чурается. Вот это, — он вынул из кармана уже знакомую Максу коробочку и выложил на стол. — Послали мадам Ровен вчера во второй половине дня. Рассказывать не буду, просто ознакомьтесь.

Маги заинтересованно склонились над добычей. Гаган — видимо, как самый решительный — первым потянулся к обычной с виду вещице, открыл футляр и провёл над браслетом рукой. Потом, не произнеся ни слова, передал его Женевьев, а та в свою очередь так же молча протянула Дишо. Когда на лицах магистров отразилось примерно одинаковое хмурое замешательство, проклятый предмет вернулся на стол, а колдуны, мрачно уставившись каждый в свою сторону, взялись за бокалы — «ознакомления» вполне хватило, чтобы Захария спокойно забил свою трубку. Теперь в воздухе не осталось ни следа от недавней непринуждённой болтовни: эти люди, наконец, готовы были работать.

— Сядь, — наставник кивнул Максиму на свободный стул возле себя.

Парень подчинился, выдохнув с облегчением — до сего момента возникало поганое ощущение, что ему тут не место (ставшее, впрочем, после знакомства с чародеем уже вполне привычным) — и принялся внимательно наблюдать за тем, как озадаченно переглядываются, что-то соображая, старшие. Ничего хорошего их растерянность не предвещала.

— Вы думаете, тот, кто отправил Ровен этот браслет, может быть в Эпиркерке? — наконец спросил Дишо.

— Вариантов множество, — ответил Захария, затягиваясь трубкой. В этот раз дым из неё струился зелёный. — Слишком много неизвестных вводных, чтобы делать выводы. Если преступник глуп и руководствуется только местью или, скажем, завистью, он купил эту побрякушку и сам подбросил. Подозреваю, он наверняка пожелал бы лично убедиться в том, что план сработал. Это облегчило бы вам задачу: прошерстить город труда не составит. Однако не стоит списывать со счетов и возможность целенаправленной мести кого-то умного и предусмотрительного. Если преступник пользовался мозгом, он не стал бы действовать своими руками, а нанял бы для этого кого-то глупого и жадного. В таком случае настоящего злодея в столице нет и, скорее всего, никогда не было. По этой причине вы должны не только разобраться с личностью несостоявшегося убийцы, но и с мотивами. А также выяснить, является ли создатель браслета и враг мадам Ровен одним и тем же человеком.

— Чувствуется хватка специалиста, — восторженно прокомментировал Гаган, от всей души восхищаясь своим собеседником.

А он, похоже, не очень сообразительный, — подумал Макс, заметив, как на мгновение потемнело лицо его Мастера и как обменялись Женевьев и старик-Дишо многозначительными взглядами. — Говорить подобное человеку, который ненавидит своё прошлое палача, даже не глупо, а грубо. Они не могут не знать.

— Благодарю за лестный отзыв, — стараясь говорить так же спокойно, как и прежде, протянул Захария. — Итак, господа. Ваши соображения.

— Такими вещами просто так не разбрасываются, это точно, — задумчиво произнесла Женевьев. Её лицо наконец стало серьёзным, исчезла кокетливость и игривость, и тогда Максим заметил, что настоящая магистр Света не так уж и красива, как ему сначала показалось — напротив, мыслительный процесс отразился на её чертах жёсткостью, глаза не выражали больше прежнего тепла. — Полагаю, Кругу необходимо начать с выяснения личности того, кто этот браслет сделал.

— Через него выйдете и на покупателя, если это был кто-то ещё, — кивнул колдун. — Рабочий вариант. Однако я рекомендовал бы вам не концентрироваться только на поиске кузнеца, необходима ещё одна ветка действий.

Чародеи притихли. Видно, ожидали ещё какой-нибудь мудрости, но её закономерно не последовало. Вопреки здравому смыслу у Макса складывалось ощущение, что для его наставника происходящее — какая-то забавная, интригующая, пускай и слегка опасная для чьей-то жизни игра: он веселился или как минимум получал удовольствие от их замешательства и инстинктивного стремления услышать готовый ответ.

— Все заметили, какой он… сложный? — выдавил Гаган, придвинувшись ближе к браслету. — Это явно не просто наложенное поверх металла проклятье.

— Не высший уровень, конечно, — магистр Хаоса выпустил в потолок густой столб дыма. — Но да. Достаточно высокий, чтобы дело затронуло Круг. Поэтому я, собственно, и здесь.

— Давид поделился с вами подозрениями, кто мог это сделать? — Женевьев подняла взгляд на Захарию. — Я не очень много знаю о его семье, но Агнеотисы не были замешаны в каких-то серьёзных конфликтах или нелегальной деятельности. Сомневаюсь, что покушение на жизнь госпожи Ровен может быть связано с какими-то их… рабочими моментами.

— Это очень влиятельная семья, — поддакнул её коллега по специализации. — Агнеотисы имеют множество связей, в том числе и при королевском дворе. Покушение на жизнь Ровен очень скоро дойдёт до ушей знати, если уже не дошло.

— Речь не только о благополучии мадам Ровен, — нахмурился магистр Реки. — Мы обязаны заняться колдуном, сотворившим эту вещь. Если какой-то маг позволяет себе ковать подобные предметы, то кто знает, в чьи руки попадёт проклятое украшение в следующий раз? Подобные нарушения необходимо искоренять, пока они не принесли ещё больше горя. Дела такого рода должны пресекаться в корне, должны быть запрещены или взяты под жёсткий контроль, это не…

— Меньше пространный изречений, Дишо, — колдун покосился на него, как показалось Максу, откровенно недовольно. — Мы не о политической регуляции магии разрушения речь ведём, а об этом неизвестном удальце и последствиях его фокусов.

— Магистр, — осторожно позвала его Женев. Теперь взгляд выражал тревогу. — Вы знаете кого-нибудь, кто способен создать… нечто вроде этого браслета?

Захария сделал вид, что задумался, хотя Макс не сомневался ни секунды: он уже не раз и не два задавался этим вопросом до того, как прийти сюда, и все имена давно пересчитал — и даже, скорее всего, распределил по степени вероятности их участия.

— Творцов разрушения в нашем королевстве меньше, чем в Круге привыкли считать, — на последних словах он сделал особенный акцент. Макс не сомневался ни секунды: это шпилька в адрес присутствовавших магистров. — А творцов серьёзного уровня — единицы. В Эпиршире их было трое, когда я в последний раз получал от братьев по цеху вести.

— Генерал Теней Дестина, магистр Хвори Волом… — Дишо в задумчивости загибал узловатые пальцы. — А кто третий?

— Я.

На какое-то время в зале воцарилось неловкое молчание. Гаган заёрзал на стуле, Дишо тихонько кашлянул, пытаясь скрыть напряжённость, Женевьев поджала губы — и все трое отвели взгляды, не желая случайно наткнуться на глаза своего коллеги. Очевидно, они до этого даже не думали о том, чтобы подозревать в подобном преступлении Захарию, но на краткий миг — всего на миг, и Максим это отчётливо почувствовал, — всё же допустили такую мысль. Те, кто имел неосторожность выбрать своим путём изучение тёмной стороны волшебства — или, вернее будет сказано, те, кого по воле злого Рока тёмная сторона выбрала сама — доверием явно не пользовались, кем бы ни являлись.

— Но это было достаточно давно, мне придётся навести справки, обновить данные. Дестину, к слову, можно не учитывать, — ровным тоном продолжил магистр Хаоса, делая вид, что не заметил их смятения. — Эта женщина скорее сама себе глотку перегрызёт, чем будет действовать подобным образом.

— Что вы имеете в виду? — пытаясь избежать ещё большей неловкости, поинтересовался Гаган.

— Много чего, — колдун равнодушно пожал плечами. — Во-первых, если бы она хотела убить кого-то, то просто убила бы старым как мир способом. Без браслетов, тайн и загадок. Невзирая на то, что она генерал Теней, Дестина до ужаса прямолинейна и в бирюльки играть не любит.

— Это точно, — криво усмехнулся магистр Реки и почему-то потёр своё левое запястье.

Не иначе как старые раны, — отметил Максим.

— Во-вторых, она привыкла к стопроцентной эффективности и не стала бы прибегать к такому ненадёжному методу, — тон чародея медленно приобретал оттенок профессорской лекции. — Браслет мог попасть не в те руки из-за неисполнительного наёмного рабочего, мог потеряться, перестать действовать… Да мало ли что могло приключиться? Это просто не её стиль. В-третьих, Дестина однозначно привела бы приговор в исполнение собственными руками, а её прибытие в Эпиркерк в свою очередь не осталось бы незамеченным для меня. И, наконец, в-четвёртых: ей совершенно нет дела до мадам Ровен, семейства Агнеотисов и Эпиршира. Даже если бы госпожа Агнеотис явилась к Дестине домой и отрезала ей волосы под корень тупым ножом, никто бы и пальцем её не тронул. Когда я общался с генералом Теней в последний раз, она занималась себе преспокойно какими-то исследованиями и была так увлечена, что вряд ли заметила бы падение метеорита на заднем дворе… Да, и в-пятых: она не умеет ковать. Никогда этим процессом не интересовалась и даже находила его недостойным ремеслом.

— Вы много о ней знаете, — восторженно заметил Гаган.

— Я много о ком много чего знаю, — безразлично признал Захария. — Но о магах разрушения обязан быть осведомлён ещё лучше. Как-никак, мы одного поля ягоды.

— Когда вы в последний раз с ней общались? — Дишо нахмурился ещё сильнее. Максим почувствовал, насколько старику не нравится Дестина — от магистра Реки исходили вполне очевидные вибрации негативной энергии.

— Две недели назад. Она прислала письмо, что уедет в горы Двиста для проведения финального этапа своих экспериментов. Обещала сообщить, как вернётся.

— И что она там за эксперименты проводит, интересно?

— Эту информацию я разглашать не стану, — одними губами улыбнулся Захария и выпустил зелёный дым из ноздрей. — Скажу только, что её работа не имеет отношения к данному делу.

— Маг разрушения занимается какими-то исследованиями в горах Двиста, а вы хотите бороться за её право неприкосновенности?

Ноздри Дишо опасно раздулись, лицо побагровело. Очевидно, он не в восторге от одного только существования тёмной магии, что уж говорить о правах человека, профессионально ею занимающегося. Странно, что он Захарию уважал при таком раскладе. Надувшись и насупившись, как атакующий индюк, старик сжал кулаки в ожидании ответа.

— Не люблю повторяться, но, видимо, придётся.

Магистр Хаоса чуть наклонился к магистру Реки, обдав его холодком — не сильно, но ощутимо колючим.

— Действия Дестины не связаны с вопросами, которые здесь сегодня обсуждаются. Если у тебя ещё остались с генералом Теней какие-то личные несведённые счёты, иди и разбирайся с ней в свободное от работы время. Меня беспокоит только судьба мальчика, принёсшего браслет и готового пожертвовать всеми своими ресурсами, чтобы защитить свою мать, но уж точно не твоя никому не сдавшаяся вендетта.

Дишо решил ему не отвечать.

— И если мы разобрались с этим, наконец-то, — очередной столп дыма поднялся к потолку. — Предлагаю вернуться к действительно важным вещам. Кругу нужно решить два вопроса: насколько сложившаяся ситуация серьёзна и станут ли придворные чародеи подключаться к расследованию полным или частичным составом. Это останется за рамками моей юрисдикции, поэтому рассчитываю на вашу способность здраво оценить масштаб проблемы и донести её до остальных.

— Вы не станете принимать участия в собрании? — встревоженно взглянула на него Женевьев. — Вы же…

— …терпеть не могу заседания. Именно.

— Но если…

— Я считаю появление этого браслета в Эпиркерке достаточно значимым событием, чтобы организовать полномасштабный поиск виновных, однако присутствовать на ваших многочасовых растеканиях мыслью по древу не планирую. Давид Агнеотис попросил о содействии — я его оказал. Необходимость моего появления на Совете сильно преувеличена… Говоря откровенно, её вообще нет.

— Именно по той причине, что Совет медлителен, нам и нужны вы, — вдруг заявил Гаган. Магистры Света и Реки воззрились на него в изумлении. — Я полностью согласен с вашей точкой зрения, господин Захария. Я нахожу этот предмет опасным хотя бы по той причине, что его хотели использовать против граждан Эпиршира, которых мы поклялись защищать. Но ещё и потому, что неизвестный маг разрушения позволяет себе творить подобные браслеты и это не контролируется Кругом — хотя это наша прямая обязанность. Все здесь присутствующие прекрасно понимают, что Совет может принимать решения месяцами, а за это время проклятых украшений можно сделать десятки… Ну, может, десяток. Возможно, прямо сейчас куются какие-нибудь кулоны или кольца, убивающие людей, и у нас нет роскоши рассуждать на тему законности наших действий и величины затрат. Необходимо организовать расследование, защиту возможных жертв и поиски злодея, а не размышлять и спорить друг с другом. И если кто и может ускорить этот процесс, то только вы.

Конкретно от него подобной речи никто из матёрых колдунов не ожидал, поэтому и эффект она произвела грандиозный: замерев от удивления, Женевьев и Дишо в растерянности переводили взгляды с Гагана на Захарию, изредка переглядываясь между собой, и терпеливо ждали ответной реакции. Которой, к слову, всё не следовало и не следовало — магистр Хаоса выпустил в воздух клубов шесть, прежде чем соизволить заговорить.

— Рад, что ты согласен с моей точкой зрения, Гаган, — впервые на памяти Макса подбирая слова, кивнул он. — Но, как и большинство членов Круга, ты почему-то склонен преувеличивать мои способности к организации подобных мероприятий. С ускорением вашего заседания спокойно справится любой, у кого хватит на это сил и решимости.

— А у кого хватит-то, помимо вас? Женев слишком мягкая, чтобы противостоять коллегии, Дишо — вспыльчив, дело наверняка закончится дракой, как в прошлый раз… Про меня и говорить нечего: я лицо новое, не все успели привыкнуть даже к моему присутствию, не говоря уже о том, чтобы серьёзно воспринять мою точку зрения.

— Ты хочешь затащить меня на Совет, я понял, — магистр Хаоса обречённо вздохнул. — Очень мило с твоей стороны заботиться о благополучии Круга, но в ближайшее время я точно не вернусь. Это не обсуждается.

— Разве вы не пообещали Давиду помочь?

И снова этот холод…

Максим заметил, как крепко сжали пальцы наставника трубку и подлокотник стула. Его острый взгляд впился в магистра Света с такой силой, словно собирался вырвать из его груди кусок плоти, и без того нездоровый оттенок лица сделался полностью серым. Но, что характерно, от кожи, не закрытой одеждой, принялся неторопливо подниматься и таять в воздухе маленькими всполохами чёрный дымок.

Вспыльчивости, так-то, не только у Дишо в избытке.

— Мне показалось — лишь на секунду — что ты намекаешь на моё бездействие, Гаган, — голос Захарии совершенно не соответствовал его состоянию: спокойный, безразличный, ничего не выражающий… Даже немного ласковый, вкрадчивый, каким он становился всякий раз, когда положение окружающих стремительно ухудшалось с каждым следующим словом. — Развей мои опасения, любезный магистр, объясни, что ты не желал упрекнуть меня в недостаточной помощи юному Агнеотису, потому что мне постепенно становится обидно.

— Разумеется, я не намекал на это, но вы должны понять, насколько ваше присутствие в Круге важно для всех нас.

Потрясающий человек, — признал Макс, вжимаясь в спинку стула с такой силой, что затрещали деревянные ножки. — Я бы на его месте и пикнуть не смог.

— Магистр, вы — единственный, у кого хватит и резкости, и авторитета, чтобы подбодрить работу Совета, — Гаган ускорялся: боялся, видать, что жуть, нагоняемая Захарией, помешает ему закончить мысль. — К тому же, вы непосредственный участник событий. Вы первым узнали о появлении браслета в Эпиркерке, к вам обратился за помощью Агнеотис. Вы не только специалист, вы ещё и свидетель ко всему прочему. В конце концов, вы — магистр Хаоса! Кто ещё знаком с магией разрушения так же хорошо, как вы? У вас богатый опыт в расследовании магических преступлений и преступлений против королевства, а этот браслет — очевидное преступление против королевства! И хотя я знаю, насколько вам не нравится сама мысль принимать в очередном расследовании участие, но, если мы хотим помочь этой семье и не допустить подобных случаев в будущем, необходимо действовать решительно и быстро.

— Не стоит прибедняться, — улыбнулся, стараясь взять себя в руки, наставник. — Опыта у всех присутствующих более чем достаточно.

— Но не настолько!

— Серьёзность данного вопроса позволяет любому из присутствующих взяться за дело без моего участия.

— Вы же сами сказали, что дело важное! И мы все понимаем, как срочно…

— Я сказал, нет.

Всполохи дыма потускнели, вот только атмосфера напряжённости никуда не делась. Не помогал даже солнечный свет.

— Круг сделал всё возможное, чтобы я покинул его ряды, — колдун, оставив на губах кровожадную полуулыбку, в театральном жесте развёл руками. — Некоторые особо активные магистры приложили впечатляющее количество усилий, чтобы настроить против меня практически всех остальных, что уж говорить о ваших стараниях за пределами нашего чародейского клуба по интересам. Пока Эпирширом правит Хэдгольд, я не вернусь.

— Вы всё ещё…

— Да, я всё ещё, — резко, словно не мог больше сдерживать внутреннего зверя на цепи, сорвался и огрызнулся Мастер, наклонившись над столом. — Вообрази себе, Гаган, у меня очень хорошая память и очень мстительное сердце. Разве не за это вы меня так любите?

Магистры молча рассматривали стол и стены, заинтересованные искусством плотников и архитекторов. Макс сделал про себя пометку при возможности разобраться с вопросом давней и явно всем известной взаимной нелюбви наставника и действующего правителя. Осознав, кажется, что потерял контроль, Захария по возможности плавно откинулся обратно на спинку кресла, неторопливо повертел початый бокал перед носом и сделал небольшой глоток.

— Когда Айгольд придёт к власти, первым делом он попросит меня вернуться, — с расстановкой и, как почудилось Максиму, немного обречённо и утомлённо проговорил магистр Хаоса и затянулся трубкой. — К сожалению для меня и к счастью для него, отказаться я не смогу. Так что вам следует проявить терпение.

— Недолго, кстати говоря, терпеть-то осталось, — вдруг сказал Дишо очень тихо.

И снова пауза, наполненная гораздо более значимым молчанием, чем могло показаться на первый взгляд, воцарилась в зале. Чародей повернул к нему голову медленно, словно опасался, что ослышался, и пронзительно уставился самым бесцеремонным образом. Это плавное движение больше смахивало на поворот головы совы. От негодования и злости не осталось и следа.

— О чём это ты, любезный?

Уже внутренне догадываясь, что именно услышит, Захария сдерживал подступавшее к груди ликование очень ловко и искусно, но Макс не увидел этого — он ощутил волну радостного предвкушения, мягко растёкшуюся от обычно веющих прохладой рук. Магистр Реки стушевался — видимо, благостного настроения от сей информации он с коллегой не разделял.

— Наш король болен, — ответила вместо старика Женевьев ничего не выражающим тоном. — И, насколько нам известно, состояние с каждым днём ухудшается. Госпожа Ринара уже не в силах его вылечить.

— Она? И не в силах? — колдун приподнялся и подобрался: он случайно напоролся на новость гораздо более важную, чем та, с которой пришёл, и не собирался отпускать пойманную за хвост удачу. — Известно, что с ним?

— Госпожа Ринара назвала эту болезнь каким-то странным словом. Я никогда прежде его не слышала, — дама нахмурилась, пытаясь вспомнить и выговорить. — Лейк… лийк…

— Лейкемия? — подсказал Захария.

— Да, оно. Откуда вы знаете?

— Это название… из нашего с Ринарой мира, — вновь ложась на спинку, протянул Мастер. И, хотя Максим этого никак не ожидал, нахмурился. — Вот же… чёрт.

Остальные магистры обменялись встревоженными взглядами.

— Это плохо?

— Для Хэдгольда? Хуже некуда.

Какое-то время наставник медитировал над своей курительной трубкой, пока Максим чутко считывал его внутреннюю борьбу. Было ясно, что какая-то часть колдуна абсолютно не намерена помогать королю, пока другая старается убедить в том, что сделать это необходимо через «не хочу». Сосредоточенно изучая игру солнечного света на поверхности белого вина, чародей поджимал губы, хмурился и щурился, рассуждая и прикидывая варианты.

— Как сейчас помню лекцию в университете, — проговорил он, всё ещё взвешивая моральную составляющую своего наклёвывающегося решения. — «Лейкоз — злокачественное заболевание кроветворной системы, клон которого может происходить из зрелых клеток крови или гемопоэтических клеток костного мозга». Думаю, вы и половины этих слов не поняли, но… плохи дела у нашего короля, чего греха таить. Болезнь смертельная, развивается довольно быстро.

— Эту хворь можно как-то вылечить? — с надеждой подалась к нему навстречу Женевьев. — Можно спасти его?

— Не знаю, — честно ответил колдун. — Но многое зависит от того, какая у Его Величества форма.

— Да вроде как обычно, — задумался Гаган. — Ну, может быть, слегка поправился за последние годы.

Захария беспокойно усмехнулся.

— Я о форме болезни, любезный, — снисходительно пояснил он. — Лечение подбирается в зависимости от того, с какой конкретно разновидностью лейкемии пришлось столкнуться, острый это лейкоз или хронический. Если острый, то какой вид — лимфобластный или миелоидный, если хронический, то, опять же, какой — лимфоцитарный, миелоцитарный или… Боги, зачем я вам всё это рассказываю? Если его лечила Ринара, она наверняка давно уже всё выяснила.

— Вы знаете о каком-нибудь лекарстве от этого… лейкоза?

— Насколько мне известно, цитостатических препаратов в вашем мире ещё не придумали.

— А где-то придумали? — подобрался и Дишо.

— В нашем мире — да. Странно, что Ринара не отправилась за ними на Землю. Или она уходила в Путь недавно?

— Постоянно уходит, — тихо признал Гаган. — Но это не даёт результатов. Она приносит оттуда какие-то стекляшки, какие-то механизмы, но недавно сказала, что у Его Величества осталось мало времени.

Наставник молчал. Его сосредоточенный взгляд бегал от коробки с проклятым браслетом к бокалу вина и обратно так быстро, что становилось не по себе. Макс прислушивался к своим ощущениям и вскоре понял, что таким образом организм его Мастера пытался справиться с ускоренной работой мозга и не допустить перегрева. Своего рода сброс температуры.

— Лейкоз — это рак, — пояснил Захария, глубоко и долго затянувшись трубкой. Дым, высвобождавшийся с каждым его словом, закручивался в заострённые спирали, похожие на схематичное изображение побегов с колючками. — Вам это вряд ли о чём-то говорит, но… Рак — вещь скверная. Это яд, который наш организм может выработать сам, и его метастазы быстро разносятся по всему телу как цветочная пыльца в ветреный день. Если Ринара принесла цитостатики и даже пользовалась магией, а вылечить его не смогла… Значит, четвёртая стадия. Процент выживаемости… небольшой. Мягко говоря. Сколько уже скрывают болезнь Хэдгольда?

— Около двух месяцев, — Женевьев тяжело вздохнула.

— Теперь понятно, почему он так торопится с этой войной… — Захария раздражённо потёр запястья: так обычно делают заключённые, с которых сняли наручники, и это совпадение показалось Максу очень характерным.

Магистры переглянулись. Подмастерье отчётливо ощутил их тревогу и осознал: про боевые действия информация ещё в Круг не просочилась. Может, Мастер ошибся всё-таки в своих умозаключениях?

Хотелось бы.

— Войной? — переспросил Гаган. — Какой войной?

— Я очень не люблю, когда из меня пытаются делать дурака, — голос колдуна вновь засквозил сталью. — Может, я и вышел из Круга, но мозги оставил при себе.

— Но… мы ничего об этом не знаем, — неспокойно ответил магистр Света. — Нам ничего не сообщали о…

— Сообщали, — едва слышно прервал его Дишо.

Теперь удивлённый взгляд Гагана был нацелен на старика.

— Не напрямую, конечно, — нехотя проворчал магистр Реки, взял свой бокал в иссушённую старостью руку и наполовину его осушил. — Ты ещё неопытный, не заметил, как по-особенному неспокойно при дворе. Армия явно готовится к боевым действиям, войска стараются как можно незаметнее стянуть в лагеря под Энларком.

— Значит, всё-таки Дендрием. Снова в десятку, — Захария не смог сдержать издевательский смешок и демонстративно погладил себя по голове, намекая на собственную сообразительность. — Хэдгольд не только смертельно болен, но и по-прежнему предсказуем. Знаете, не удивлюсь, если смогу предсказать запланированный ход его армии вплоть до подступов к Дендиарису.

— Он же ваш король, — осторожно возразил Гаган и был в ту же секунду награждён испепеляющим взглядом. — Разве… можно так?..

— Хэдгольд стал правителем только благодаря мне и генералу Коулу, так что я имею полное право говорить о нём всё, что про него думаю, — процедил, обнажая мертвенно-синие дёсны, Захария, уставший от общества коллег и не желающий больше маскировать истинное настроение за фасадом профессионализма. — И уж прости, что я от этого человека не в восторге. Хотя… тебя здесь не было, когда он здорово попортил мне кровь, так что тебе и знать неоткуда.

И вот, наконец, подобрался и Макс. Эта информация явно была известна очень небольшому кругу лиц, и он планировал войти в число избранных, даже если придётся просидеть в этом влажном тёплом зале весь день, даже если придётся ещё сто раз прыгать в портал туда-сюда. Он был вполне готов потерпеть. В данный момент информация — его единственный способ выжить. Ну, и обучение магии, разумеется.

— Значит, будет война? — магистр Света решил не продолжать животрепещущую для некоторых тему.

— Будет, — кивнул Дишо, вновь пригубив вина. — Если у короля и правда осталось мало времени, он захочет поквитаться с Дендрием, покуда ещё жив. И раз ему терять нечего…

— …это будет страшная война, — закончила единственная из присутствующих женщина. — Ох, как не вовремя-то всё…

Маги замолчали, погружённые каждый в свои мысли. И только Гаган остался в реальности, сдвинув густые светлые брови к переносице.

— Как это — «нечего терять»? — возмутился он. — А королевство? Эпиркерк? Граждане? Что он будет передавать Айгольду?

В гробовой звенящей тишине раздался робкий одинокий смешок, быстро становившийся всё громче и протяжнее. Через несколько секунд зал заполнил смех. Тихий, но звонкий, как колокольчик, чистый и искренний. Маги повернулись к источнику: Захария, закрыв рот ладонью и прищурившись, старался сдерживаться, но в уголке его правого глаза уже выступила слеза. Складывалось впечатление, что он услышал лучшую шутку за всю свою жизнь: плечи содрогались в такт его веселью, из воздуха пропала привычная лёгкая прохлада, которая обычно следовала за ним попятам, и Макс не мог не обратить внимание, как заливисто, почти что по-детски и от души звучит хохот его наставника.

И вот как такой человек мог быть жестоким палачом?

Захария пытался говорить. Сквозь нараставший по силе и громкости смех до слуха доносились обрывки слов и фраз, но приступ никак не мог дать ему довести мысль хотя бы до середины. Схватившись рукой за живот, постукивая в рамках приличия ладонью по столу, он задыхался от смеха.

— Вы находите это смешным? — магистр Света внезапно по-настоящему рассердилась, аж со стула поднялась, настолько сильно её выбило из равновесия веселье колдуна. — Вы считаете, что это смешно?!

— Естественно! — выдавил тот и запрокинул голову, блистательно продемонстрировав остальным оба ряда белых клыков. — Это… уморительно!

— Что я не так сказал? — шепнул Гаган.

— То, — подняв взгляд ещё влажных от слёз глаз, довольно пояснил всё ещё розовый от смеха Захария. — Что ты считаешь, будто Хэдгольду есть какое-то дело до собственного сына! Или ты и об этом не слышал?

Магистр Света потупил взор. Очевидно, он пробыл членом Круга гораздо меньше времени, чем Максу сначала показалось, и не успел окончательно погрузиться в мир дворцовых интриг и сплетен, а потому засмущался: было понятно даже дураку, что Гаган воспринимает Захарию если не как пример для подражания, то как крайне авторитетную для себя фигуру — точно. И выглядеть перед ним дураком ему не хотелось.

— Что в этом смешного? — продолжала злиться Женевьева. — Это грустно, печально, отвратительно, но точно не смешно!

— Расслабься, Женев, я не над Айгольдом хохочу, — выдохнув и смахнув с глаз слезинки, широко улыбнулся магистр Хаоса. — Дай мне повеселиться. Тем более, что наивность, с которой наш общий знакомый говорил о наследии Хэдгольда… ну очень забавна!

— Почему вы думаете, что Его Величество не заботится о Его Высочестве? — неловко поинтересовался Гаган, поджав губы, опасаясь вызвать очередной приступ неконтролируемой радости. — Это же его семья, его наследник, его кровь…

— Да… — протянул Захария. Улыбка медленно сползла с его лица, в воздух вернулся холодок. — И его позор.

Дишо решил прояснить ситуацию и уже начал было объяснять, с чего вдруг Айгольд стал для своего отца клеймом, но прочитать незапланированную лекцию по истории ему не позволили.

— Мы не станем это больше обсуждать, — восстановив душевное равновесие, подвёл черту магистр Хаоса. — Как я помню, мы собрались здесь не для сплетен и слухов, хотя я и признателен вам за информацию о состоянии короля. Что важнее на данный момент: загадочный кузнец проклятого браслета.

— Вы же сами начали этот разговор…

— И сам его закончу.

В зал против воли подавляющего большинства возвращалась рабочая атмосфера. И хотя Женевьев садилась на своё место ещё красная от негодования, вскоре краска с её лица спала.

— Донесите до остальных членов Круга мои слова, господа, — поднимаясь, произнёс Захария: его интонация подозрительно напоминала приказ. — Пусть примут все необходимые меры. Понимаю, что в связи с вероятностью начала войны им будет не до каких-то простых смертных, но всё же постарайтесь им объяснить.

— Я настаиваю на вашем присутствии на Совете, магистр, — Дишо поднялся следом за ним и пожал ему руку. — Как правильно отметил Гаган, вы свидетель событий. И никто из нас не разбирается в магии разрушения. Мы не просим принять участия в расследовании и поиске преступника, равно как и не станем больше просить вернуться в Круг, покуда Его Высочество Айгольд не взойдёт на престол, но хотя бы дайте нам инструкции. Магистры соберутся здесь завтра в полдень, мы будем вас ждать.

— Может, мне и правда стоит появиться, — кивнул Захария и с жутковатой улыбкой добавил: — А может, и нет.

Как и обещал, Айгольд ждал их — правда, на улице, у ворот, ведущих к широкой мраморной лестнице замка. Лучезарный, активный, добродушный, хотя и немного взбалмошный для своих лет, принц совсем не по-королевски непринуждённо расселся на верхних ступеньках и внимательно наблюдал за облаками, накручивая золотые волосы на палец. Казалось, его совершенно ничего не заботит и не волнует, кроме собственного благополучия и сиюминутного удовольствия побыть обыкновенным человеком.

Появление Захарии, однако, быстро вернуло королевича к реальности — не исключено, что его просто хлестнуло холодком по спине, как это всегда бывало, стоило колдуну оказаться в непосредственной близости. Чародей медленно опустился на ступеньки возле Айгольда, облокотившись локтями о колени, и напряжённо закурил. Зелёный дым, поднимаясь густыми клубами над его головой, в свете солнца приобретал приятный оттенок свежей травы. Макс благоразумно решил было к ним не приближаться, но наставник жестом пригласил его сесть рядом.

— Всё в порядке? — наклонив голову на бок, поинтересовался принц.

— Смотря с какой стороны посмотреть, — задумчиво ответил колдун, вцепившись взглядом в ползущее над горизонтом серое облачко. — Есть над чем подумать.

— Судя по тому, сколько вы там пробыли, тебя хотя бы выслушали. Это уже успех.

— О да, — кивнул тот. — Ещё как. К счастью, думать они не разучились, так что со срочностью вопроса согласились единогласно… пусть и не сразу.

— Тогда отчего ты такой хмурый? Опять звали вернуться?

Колдун отделался многозначительным «угу». Айгольд усмехнулся, убрав со лба явно раздражавший его отросший локон волос, и прицокнул языком.

— Как предсказуемо.

— Ты тоже оригинальностью не блещешь, — заметил чародей, рассматривая облака теперь непосредственно над городом. — Мог бы и рассказать об отце, но не стал меня радовать раньше времени.

— Рано или поздно ты обо всём узнал бы сам, — парировал принц словами мага. — Мне незачем напрягаться без необходимости. Да и откуда тебе знать — может, я хотел сделать сюрприз? Явиться к тебе домой с ящиком медовухи и от души отпраздновать сие великое событие?

— Ты можешь. Но неужели тебя совсем это не волнует?

— А должно? — Айгольд хохотнул, и в честности этого вопроса у Макса сомнений не возникло никаких. — Папаша никогда не был моим уязвимым местом… если ты понимаешь. С чего бы мне вдруг беспокоиться о его кончине? Заботиться надо о друзьях, а не о врагах.

— Ты взойдёшь на престол, как только он испустит дух. Осознаёшь хоть?

— Разумеется, осознаю, — недовольно скривился принц и снова убрал золотой локон с глаз. — Ты меня готовил к этому с пелёнок, Ария, и вполне доходчиво объяснил, насколько великая это ответственность. К тому же, я взойду на престол не один — рядом будет один ворчливый и нелюдимый магистр Хаоса.

Колдун решил ничего на это не отвечать. А Макс просто молча охреневал от происходящего и не смог бы прокомментировать услышанное, даже если бы очень хотел.

— Так что там с вашим разговором? — подтолкнув его локтем, спросил принц.

— Неплохо. Магистры встревожены покушением на госпожу Агнеотис и настаивали на моём присутствии на завтрашнем Совете. Хотят, чтобы я выступал в качестве свидетеля и… консультанта.

— Иначе они не были бы членами Круга. Папаша, может, и думает только о себе любимом, но он не дурак держать при дворе безалаберных магов, отлынивающих от своих обязанностей и не понимающих, кто нам нужен, а кто — нет. С твоим участием дело пойдёт куда быстрее, все прекрасно это понимают. Как только стану королём — прикажу тебе служить двору.

— Прикажешь? Ну-ну. Удачи.

— Помилуй, Ария, ты шикарно смотришься в парадной мантии, тебе явно стоит носить её каждый день. А куда наряжаться, если не на службу? Бить армию Дендриема тоже в ней поедешь?

— Понятия не имею, — раздражённо сжал челюсти чародей. — Пока нет официального объявления, я об этом не думаю.

— Хорошо, пусть так. Зайду к вам в гости сегодня. Выпьем, поболтаем.

— Ты вообще знаешь, насколько ты раздражающая заноза в заднице и как сильно мне надоел?

— Конечно, знаю, ты же не даёшь забыть об этом ни на минуту, ворчливый дед, — улыбка принца, однако, стала только шире. — Жди часам к восьми. И Ученик твой пусть тоже к нам присоединяется. Шумная компания тебе не повредит. Заодно отпразднуем маленькую победу смерти над жизнью и расскажешь мне про мадам Ровен. С меня медовуха!

— Поздновато для того, кто не планирует, пьянющий в жопу, на моём горбу до замка добираться, — заметил уже спокойнее и даже немного дружелюбнее колдун, поднимаясь. — Не говори, что хочешь опять сбежать из своей цитадели на всю ночь.

— Загляну в бордель по дороге. Или не загляну. В любом случае, в твоём доме моей королевской особе спится очень вольготно.

— Ты ужасный человек.

— Не хуже тебя.

Принц дружески похлопал мага по спине и получил в ответ улыбку одними губами, искреннюю, но очень утомлённую. Захария лениво кивнул на прощание и устало пошагал вниз по лестнице.

— Максимусу уже есть двадцать пять? Ему пить-то можно? — поинтересовался напоследок Айгольд, спустившись на одну ступеньку.

— А есть разница?

Королевич засверкал, как новогодняя ёлка.

— Да никакой!