Ученик Истока. Часть I

Буря в доме

В особняк вернулись тем же путём, которым пришли — через портал, — и Максиму стоило немалых усилий убедить себя шагнуть в кольцо фиолетового пламени во второй раз. Стараясь держать руки как можно плотнее прижатыми к телу, он перенёсся в кухню, пушечным ядром вывалился из потухшего очага, не удержавшись на ногах, и больно врезался животом в обеденный стол. Глаз юноша во время перемещения не размыкал ни на миг — отчасти это и стало причиной сниженной манёвренности. Столу-то что, он дубовый, а вот у парня в районе печени может остаться синяк. Шагнувший в обеденное пространство следом за ним колдун движением руки погасил магическую шаровую молнию — и теперь, погружённый в глубочайшую задумчивость, нерасторопно стягивал с плеч парадную мантию. Взгляд, обычно пронизывающий, залезающий глубоко под кожу, опустел, направленный в одному ему известную точку в пространстве.

Было о чём поразмышлять и самому Максу. Уличную одежду снимали в тишине.

— Совсем немного до полудня, — констатировал чародей флегматично-бесцветным тоном и махнул рукой в сторону главного входа: замок послушно щёлкнул. — Садись за азракт. Нет, не там, — одёрнул он, когда Максим, закинув толстовку на сгиб локтя, уже вознамерился подняться на второй этаж, в мрачную библиотеку. — Здесь садись, за стол у двери.

— Как скажете. Но… мне всё равно надо принести тетрадь и учебник… — сомневаясь в легитимности своего возражения, напомнил юноша.

Колдун ничего на это не ответил, только отмахнулся, дескать, делай что хочешь, повернулся спиной к торговому залу и вручную принялся возиться с котлом — сейчас ему было явно не до рутинных обязанностей подмастерья, голову забивали мысли иного толка, так что окружающее не могло его ни заинтересовать, ни отвлечь. Решив, что лучше его без необходимости не дёргать, парень живенько смотался к одинокому, заваленному со всех сторон книгами и бумагами рабочему столику в недрах библиотеки, похватал в охапку всё, что требовалось для чистописания, вернулся в лавку и, стараясь действовать по возможности бесшумно, разместился в указанном месте.

Круглый стол, поверхность которого ремесленник выложил из треугольных кусочков дерева разных пород, производил впечатление предмета дорогого и ценного. Замарать чернилами такую красоту не хотелось бы, поэтому Максу пришлось после недолгой прогрузки информации сбегать наверх ещё раз — за второй тряпочкой для промакивания.

Среди книг и листов с кляксами ему предстояло провести весь день — без малого восемь часов, покуда солнце не сядет и не явится в гости Его Высочество. Правда, сосредоточиться на занятиях юноше так и не удалось. Первой причиной стала всё ещё болевшая ладонь, обожжённая проклятым браслетом, и пусть чародей быстро купировал последствия неосторожного контакта и велел обмотать рану бинтом, держать перо по-прежнему было неприятно. Второй причиной стало то, что слишком много всего услышал Максим этим утром, чтобы взять и, абстрагировавшись, сосредоточиться на изучении иностранного языка — какое ему дело до закорючек и транскрипций, когда со дня на день начнётся война?

Война. Слово, с которым Макс никогда не был знаком по-настоящему. Он родился и вырос в мирное время, его мама сделала всё, чтобы заботливое и справедливое государство не отправило (с недавних пор единственного) сыночка на срочную службу. Для друзей — таких же счастливых обладателей «белого билета» — Максима не приняли в армию из-за слабого сердца, плоскостопия и ещё целого списка невидимых глазу, но крайне опасных для жизни болячек (никого в комиссии не смутило, что этот сердечник занимает призовые места в спортивных соревнованиях), и хотя каждый из его корешей рассказывал не менее слезливую и тоскливую историю, все прекрасно всё понимали. Парень автомат-то впервые в жизни увидел в девятом классе и всего дважды или трижды держал в руках — на уроках ОБЖ, где учили собирать и разбирать классический АК-47 на время, — да с военных сборов слинял в последний момент, прикрывшись справкой о сотрясении мозга.

Справедливости ради, сотрясение-то тогда действительно произошло — с товарищем за Дашку подрались, — но, положа руку на сердце, Максим искренне обрадовался, что травма удачно совпала с датой отправления в этот четырёхдневный армейский бета-тест.

И вот теперь на горизонте снова маячит риск быть вовлечённым в боевые действия. С корабля на палубу, как говорится.

Танками, конечно, в этом мире никого давить не будут. Не случится ковровых бомбардировок с самолётов, не развернётся многолетней окопной войны, не вылезет по полям и лесам блиндажей как грибов после дождя, не ощерятся деревни колючей проволокой и не вырастет печей и газовых камер. В этом мире, кажется, даже огнестрельного оружия ещё не придумали, поэтому Макс, откосив от срочной службы на Земле, не многое потерял. Однако здесь присутствовала магия. В том, что колдуны с обеих сторон примут непосредственное участие в конфликте между Эпирширом и этим Дендрием, ясно и глухонемому, и если бы даже парень почистил годик картошку в какой-нибудь отдалённой сибирской части, это никоим образом не спасло бы ему шкуру… в нынешней обстановке.

С одной стороны, хорошо, что королевства нового мира не знают ещё о ядерном оружии. С другой, Макс не мог с уверенностью заявить, что танки и водородные бомбы принесли бы больше разрушений, чем вооружённые копьями всадники… и их сверхсильная команда поддержки в чародейских мантиях на плечах.

Несмотря на то, что Захария определённо «крутой», — размышлял молодой Путник, на автомате выводя пером какие-то символы и знаки на тетрадных листах, ибо честно признался себе, что сегодняшнее занятие пройдёт вхолостую, — глупо надеяться или предполагать, что у Дендрием… О, название запомнил, какой я молодец… Что у Дендрием нет такого же «крутого». Или кого-то послабее, но зато нескольких. Другие магистры Захарию уважают явно не за красивые глаза, но если на него одного будет приходиться, скажем, три или четыре противника… и их суммарная мощь окажется примерно равной его собственной… сможет он отбиться, интересно? Конечно, у него уже есть опыт в подобных делах, много — две войны за плечами, как-никак. Но ему и лет-то сколько уже? Выглядит так, словно от любого порыва ветра…

Домыслить не позволила боль, в такт пульсу раздавшаяся внезапно в районе загривка — последствие позорного изгнания наставником из особняка никак не хотело проходить, и Макс уже сутки как подозревал растяжение. Физиологическое напоминание о том, как пятидесятилетний колдун-дистрофик одной рукой едва не переломил молодому и крепкому пловцу шею, как перетащил восьмидесятикилограммового кабана через всю лужайку и как вышвырнул его легко и непринуждённо за забор, заставило усомниться в объективности собственных рассуждений. Что-то как-то не произвёл тогда магистр впечатление немощного старика.

Ну ладно, от порыва ветра ему, может, ничего и не будет, — вынужден был поправить сам себя парень, потирая шею. — Но Захария всё равно старый. Скорость реакции уже наверняка не та, что прежде, гибкость движений утрачена, кости должны были стать хрупкими, суставы слабые — да мало ли как мог отразиться на нём возраст? Слух, зрение…

И сразу вспомнилась медвежья хватка, в которую Айгольд заключил своего приятеля буквально несколько часов назад. Такие «обнимашки» и сам Максим пережил бы только при грамотно подобранном лечении.

Легче просто признать, что я не хочу участвовать в войне, а хочу домой, — подперев левой рукой голову, облокотился на стол юноша и недовольно поморщился, когда перо зацепило край забинтованной раны. — И боюсь упустить единственную возможность научиться… как он там это называл-то… выходить в Путь. Разумеется, я не хочу участвовать в войне! Кто хочет? В сериалах про средневековье сейчас такие сцены на поле боя снимают, что просто атас. Я не хочу, чтобы кто-нибудь попал мне в глаз стрелой!

Ему следовало сосредоточиться на единственном порученном задании и осваивать местный язык, стоило собраться с силами и отринуть на время все отвлекающие мысли. Но слишком уж тревожными оказались вырисовавшиеся перспективы для девятнадцатилетнего юноши, не нюхавшего пороху как в прямом, так и в переносном смысле — и пока мозг активно придумывал способы и на сей раз «откосить» от безрадостного события, травмированная рука действовала автоматически. Символы, которые выводил Максим, подозрительно напоминали буквы местного языка, только кривые и перевёрнутые вверх ногами. Ученик этого не замечал: думы витали где-то очень далеко от стола — и ещё дальше от учёбы.

Как и любому здравомыслящему человеку, ему очень не хотелось принимать участие в войне — тем более в войне мира чужого, незнакомого и лично для Макса никакой ценности не представлявшего. Он тут и пробыл-то всего ничего — с какой стати ему отдавать жизнь за королевство, которому он ничем не обязан? Однако беспокойство распространялось ещё и на сохранность новоиспечённого наставника. Если с ним что-то случится, а на поле брани это не только возможный, но и вполне закономерный исход, Макс лишится учителя, а вместе с ним — возможности вернуться к маме.

Сегодня Захария, кажись, прибухнуть планирует, — решил пока остановиться в своих размышлениях и вернуться к азракту парень, выпрямляясь. — Язык развяжется, тогда я всё у него узнаю…

Тетрадь насмешливо чернела ему в ответ полностью изрисованным разворотом.

…если меня не убьют за эти художества раньше, чем я открою рот.

Книги, казалось, не выдержат его упрямого натиска. Тщетно силясь сфокусироваться на незнакомом языке, Путник листал страницы туда-сюда в поисках крупиц осознаваемой информации, выводил строчки из чёрточек, как в первом классе, и благодарил школьную программу за системный подход к изучению родной письменности. Здесь этот навык очень пригодился. Перо постепенно начало оставлять за собой меньше грязи — это дарило надежду в скором времени овладеть техникой как минимум сносно. Хоть какой-то луч света в тёмном царстве неопределённости.

И всё же магистры были встревожены не на шутку, — в сотый раз возвращаясь к терзавшему его наблюдению, трещал мозгом Максим. — Гаган этот про надвигающееся событие вообще оказался не в курсе, Женевьева и Дишо, если я верно понял, старались держать в секрете то немногое, что им было известно — население, интересно, догадывается о чём-нибудь? Люди тут, конечно, не самые сообразительные обитают, но не заметить войск, о которых говорил этот речной старикан… Хотя я лично не видел ни одного отряда, пока добирался сюда. Или король старается провернуть всё тайно? Почему тогда не сообщают даже этому их Кругу? Разве колдуны — не ударная сила и не должны узнавать о таких вещах первыми? Боже, я всего три дня живу при Захарии, а уже по горло увяз в дворцовых интригах…

Шелест страниц замедлялся. Перо выскальзывало из пальцев.

Мне нужно сосредоточиться, — бился Макс, вглядываясь в одну и ту же строчку уже минут десять. — Нужно выполнить то, что велено, а не голову ломать над политическими тонкостями местного правительства… блин. Что это за закорючка? Это разве не эгль?! Почему нет-то, когда это эгль, твою-то мать!..

Букварь над ним неприкрыто издевался. Символы оставались недоступными для понимания или хотя бы банального зазубривания, будто каждый раз незаметно для парня менялись местами, стоило ему отвести взгляд. Даже мелким почерком выведенные на полях пометки Захарии (он, походу, пользовался этими же книгами, когда только стал Путником) не проясняли картины, а только глубже загоняли студента в экзистенциальный кризис. Зачем вообще всё это нужно? Нельзя просто показать, какие жесты складывать и какие слова произносить, чтобы открыть портал на Землю? Или, что ещё проще, открыть этот портал самому и втолкнуть надоедливого мальчишку в родное измерение? Обязательно надо заставить этой ерундой заниматься?

Круг хочет вернуть Захарию в свои ряды, даже принц в курсе и планирует этому поспособствовать. Что такого сделал король, что Захария так его ненавидит? Да ещё и браслет этот долбанный появился и теперь нам придётся с ним возиться, какие-то расследования проводить — как же любит беда ходить не одна…

— Я со второго этажа слышу скрип твоих шестерёнок.

Макса дёрнуло, словно вместо голоса наставника он услышал рёв асфальтоукладчика над ухом. Слишком сильно он абстрагировался от действительности и слишком глубоко нырнул в размышления, чтобы почувствовать приближение колдуна в этот раз — и вот, пожалуйста, чуть не схлопотал сердечный приступ в неполные двадцать.

— Ох ты ж, — выдохнул парень, пытаясь успокоить заколотившееся сердце. — Вы меня напугали.

Колдун невозмутимо обогнул стол и встал по левую сторону от своего подмастерья.

— Как успехи? — поинтересовался он и хлебнул из вполне себе обычной Земной кружки какой-то явно горячий напиток.

— Никак, — обессиленно отшвырнув от себя перо, вспыхнул Макс. — Я уже хрен знает сколько времени одну страницу рожаю — и ничего. Вообще ничего! Ни единой буквы не запомнил! Я лингвистическая бездарность, Мастер, грамматический инвалид — сомневаюсь, что выучить всё это вообще возможно!

Магистр спокойно приблизился и вытянул из-под локтя ученика тетрадь, в задумчивости исчирканную почти наполовину. Провёл пальцем по некоторым символам, словно читал наискосок, и, видимо, увидел что-то, чего не заметили более молодые, необученные глаза.

— Я бы не сказал, что занятия бесплодны, — переложив тетрадь вверх ногами, Захария сунул её юноше под нос и удовлетворённо кивнул. — Правда, не до конца понимаю, почему твой мозг решил отразить написанный текст, но… Прочитай.

— Да это же какие-то караку…

— Читай, — безапелляционно приказал чародей гораздо жёстче.

Не видя в этом никакого смысла, Макс нагнулся над своими художествами и приступил к бесцельному вождению взглядом по строкам. Даже разобрать из-за нетвёрдых движений руки, какие именно буквы он нацарапал, казалось невозможным, а уж смысл уловить — подавно.

— Я ничего не вижу, — раздражаясь, поморщился он.

— Сконцентрируйся.

Ёклмн, он реально издевается надо мной, не иначе. На чём тут концентрироваться? Я просто хреначил первые попавшиеся линии…

И тут что-то произошло: сквозь косой и кривой забор однотипных закорючек проступили отдельные знаки, отдалённо напоминавшие то, что изображено в букваре — причём случилось это резко, как если бы у Макса в голове щёлкнул тумблер, ответственный за лингвистику, и больше напоминало озарение, нежели результат усиленного интеллектуального труда. Поддерживаемый слабой надеждой, парень вгляделся в следы чернил, смазанные и залитые кляксами, ломая глаза и не мигая — высохшая роговица нуждалась во влаге, в уголках скопились слёзы, — он упорно продолжал изучение, стараясь не отвлекаться на магистра, склонившегося рядом. Одна за другой, буквы, начертанные в неправильном порядке, принялись лениво складываться в слова, смысл которых пока не удавалось определить. Но то, что какой-то порядок здесь всё-таки присутствует, прослеживалось отчётливо.

— От края в центр, потом снова вверх, — подсказал колдун, тыча пальцем на зигзаг из каракулей в правой части разворота. — И дальше по тому же принципу остальные строки.

Глаза резало так, будто в них целиком впрыснули перцовый баллончик — парень не припоминал, чтобы сталкивался с подобным дискомфортом раньше. Ему вдруг почудилось, что он ощущает, как меняется давление внутриглазной жидкости и как щекочут веки пробегающие по нервам электрические импульсы; чем дольше Максим разглядывал страницы тетради, тем отчётливее разбирал какие-то фразы. Смысла в них не улавливалось никакого, но факт оставался фактом.

— Мозг Путника обучается быстрее и эффективнее, чем мозг обычного человека, — объяснял чародей неторопливо и размеренно. — Предполагаю, это связано с нашим квазиположением внутри вселенской системы координат… Иногда наше обучение идёт как бы в обход сознания. Твоё, например — очевидно, сейчас оно прошло через подсознательные процессы. Сам видишь. Они не так глубоки, как процессы бессознательного, но на данном этапе большего не требуется.

— Как это вообще возможно? — проморгавшись и утерев слёзы, уставился на своё творение Максим.

— А как Менделееву могла присниться его таблица? А как упавшее на голову яблоко помогло Ньютону сформулировать свои законы? А как принятая «ванна» помогла Архимеду войти в историю? Всё немного проще, чем кажется: вчера ты действительно занимался, вот и весь ответ, — Захария постучал пальцем по исчирканному развороту. — Вот первый результат твоего ответственного подхода к заданию.

— Так быстро?!

— Не волнуйся, у тебя сложностей в азракте впереди — поле непаханое. Обрывки предложений — неплохое начало, но не расслабляйся: в любой науке требуется осознанность действий.

Макс кивнул, стараясь в полной мере прочувствовать серьёзность предупреждений. Первые успехи, пускай случились и неосознанно, бросили в почву его души росток энтузиазма: если дело сдвинулось с мёртвой точки, значит, в теории со временем из этой затеи и правда может что-то выйти.

— Через полчаса обед, — как бы ненароком бросил чародей, отлипая от стола. — Учитывая опыт вчерашнего дня, посчитал нужным напомнить.

— Спасибо, Мастер, — он благодарно улыбнулся в ответ, не удержавшись от подозрения, не по этой ли причине наставник сегодня решил усадить его заниматься на первом этаже. — Вам, может, нужна какая-то помощь?

— Единственная помощь, которая мне нужна — чтобы ты научился читать, — Захария фыркнул, но беззлобно, и со стороны это отчасти даже напомнило добрую шутку. — Исключительно из научного интереса: о чём ты думал, пока писал?

— О войне, — тут же признался парень. — О том, как были напуганы ваши… коллеги. Если я могу их так называть, конечно.

— И всё?

— Ещё о доме. О маме. О том, что нужно побыстрее вернуться на Землю.

— Обо мне, случаем, ничего?

Макс повернулся к колдуну, стараясь не показать своего замешательства. Не зная, что и думать, он на всякий случай немного вжал в плечи голову — даже сам этого не заметил.

— Объясню, — чародей кивнул на тетрадь. — Ты, как я догадываюсь, не понял, что написал. В этих строках речь ведётся о моей персоне.

— И… что за речь?

Захария вместо ответа удалился на второй этаж, в библиотеку, пошуршал там немного и через минуту вернулся с тонкой книжицей в руках. Безусловно, он точно знал, на какой из полок найдёт искомое — среди сотен талмудов без данного знания полноценные поиски заняли бы гораздо больше времени.

— Ознакомься, — протянув находку подмастерью, велел магистр. — Там есть мой перевод, проблем возникнуть не должно. Считай, это твоё задание на оставшееся до трапезы время.

Максим вцепился в принесённую книгу и раскрыл на форзаце. Чем дольше его взгляд лежал на оглавлении, под которым острый почерк бывшего владельца нацарапал перевод, тем сильнее скручивало и покрывало льдом внутренние органы молодого Путника.

«Словарь нецензурной лексики» — гласила надпись.

Походу, я влип.

Парень в красках представлял, какой нагоняй может ему устроить начальство за подобные выражения в свой адрес. Конечно, в подсознательно выведенных матерных словах не было ничего так уж сильно оскорбляющего личность и достоинство магистра Хаоса, но приятного тоже не нашлось. Преимущественно смысл сводился к тому, какой колдун будет дурак, если согласится под командованием короля двинуться в бой, и какой колдун садист, раз не желает просто отправить Максима в родной мир. Подобные изречения в адрес гордой и себялюбивой персоны могли подорвать и без того хрупкое доверие — и наверняка знатно подмочили горе-ученику репутацию. Однако ни поволноваться, ни позаниматься по-человечески не удалось и потом, когда беседу сменила приятная слуху возня колдуна с продуктами.

Третья причина появилась на пороге практически сразу же, как только он закончил переводить ругательства.

Сначала сама собой открылась дверь — несмотря на то, что случилось это плавно, медленно и почти бесшумно, сидевший в непосредственной от неё близости парень от неожиданности вздрогнул. Ну, не смирился он ещё с тем, что в этом доме двери сами собой открываются и это абсолютно нормально — в фильмах, где происходило нечто подобное, героям в следующие несколько минут хронометража обычно наступал, тактично выражаясь, конец. Чаще всего болезненный и жестокий. Пригвоздив взгляд к дверному проёму в надежде, что оттуда не выползет никакой хтонической твари, Макс напряжённо подобрался и замер. К моменту, когда на пол легла неправильной формы тень, он успел уже немного поуспокоиться — напомнил себе, что не в ужастике снимается, — и стоило уже знакомому сухопарому мужичку в соломенной шляпе и болтающейся на худых плечах кожаной жилетке перешагнуть порог, окончательно расслабился и вернулся к букварю. Правда, ненадолго.

Незнакомец бегло оглядел удобно устроившегося за чародейским столом юношу, с которым уже сталкивался и который не вызывал теперь откровенного изумления, снял головной убор и прошёл вглубь зала — его не шибко волновали третьи лица и род их деятельности в торговой лавке, гораздо активнее клиент беспокоился о собственном благополучии во время своего здесь пребывания. Краем глаза Максим проследил за его перемещениями, а краем уха зацепил начало диалога — да так и остался подслушивать, хотя и успел пообещать себе буквально только что, что отвлекаться ни на кого не станет.

— Господин магистр, — робко позвал мужичок. — Я от мастера Оскара, стал быть. Вы меня, наверное, не…

— Помню, разумеется, — колдун кивнул ему вежливо, выйдя из кухни… с окровавленным ножом для разделки мяса в не менее окровавленной руке. — Камир, помощник фермера, у которого я закупаю коз восемнадцатого числа раз в год. Я вас сегодня не ждал: если мне не изменяет память, с вашим хозяином мы проводим сделки в месяце Хедус.

— Точно так, господин магистр, — названный Камиром опустил голову, исподлобья косясь на хорошо заточенное орудие в чужих руках. — Я… стал быть, по этому вопросу к вам и пришёл, господин магистр. Мастер Оскар передать вам велел, что скотина у него дохнуть начала, а у вас, стал быть, сделка скоро…

— Я понял намёк. Известно, отчего погибают?

— Да пёс его знает, господин магистр, — с досадой махнул рукой мужичок. — Вроде хворь какая, а, может, и порчу кто из соседей наслал — время нонче неспокойное, господин магистр, чарами балуют все кому не лень.

— Многовато зловредной магии на квадратный сантиметр моей жизни… — проворчал себе под нос Захария.

— Ась?

— Ещё что-то беспокоит или на этом всё?

Мужик потрепал немного шляпу в руках, обронив на вылизанный до скрипа пол торгового зала несколько соломинок, после чего, потоптавшись, вздохнул и поднял на собеседника виноватый и немного затравленный взгляд.

— Стал быть, разницы-то нету никакой, зараза это какая аль волшебство, коль скот дохнет, господин магистр. Ужо восемь голов закопали. Стал быть, мастер Оскар спросить велел, вдруг у вас, господин магистр, времечко будет к нему заглянуть да…

— Я же сказал, я понял намёк, — прищурился колдун, вынудив бедолагу как-то сжаться и сдуться под воздействием раздражённого прессинга. — Хозяин ваш решил, что, раз мне козы нужны, я его проблемой займусь, как только мы разговаривать закончим. Ещё и надеется, что бесплатно помогу — общее дело ведём всё-таки, да?

Камир совсем сник. С ракурса Макса казалось, что шеи у него нет вообще, а голова сразу начинает расти из плеч, насколько несчастный крестьянин скукожился.

— В общем-то, справедливо решил, — Захария спокойно отвернулся, оставил нож на кухонном столе и прошёл к своему рабочему месту, на ходу вытирая руки о фартук. — Про «бесплатно», разумеется, враки — без нужды и конь не тронется, — а вот визит к Оскару в овчарню, чтобы осмотреть поголовье, назначим на послезавтрашний день.

Работяга заглянул ему в глаза очевидно заискивающе.

— А… завтра, господин магистр… никак?

— Никак, — отрезал тот, вытащив из верхнего ящика лист бумаги. — Постойте спокойно пару минут, Камир, не отвлекайте.

И принялся что-то строчить. Рисковать заглянуть в письмо чародея дураков не нашлось, и мужичок, дабы не искушать судьбу и не поддаться случайно соблазну, отвернулся. Блуждающий взгляд наткнулся на тихонько навострившего уши Максима случайно — они внимательно друг на друга посмотрели, причём в тот миг в голове у каждого протекал свой напряжённый мыслительный процесс, — после чего подмастерье торопливо вернулся к лингвистике, а помощник фермера — к изучению интерьера.

— Вот, — колдун протянул ему сложенный втрое листок с уже знакомой Максу печатью — птичьим черепом. — Передадите хозяину по возвращении.

— Исполать вам, господин магистр, долгих лет жизни! Мастер Оскар ну шибко просит, чтоб вы непременно подсобили в этой беде, не то вся скотина передохнет, а у него и козы, и куры, и коровы…

Камир рассыпался в ещё каких-то благодарностях, преимущественно тривиальных, пока хозяин лавки, стараясь действовать непринуждённо и незаметно, аккуратно проталкивал просителя в сторону выхода. Ещё несколько раз поблагодарив покровителя уже в дверном проёме, мужичок нацепил на голову заметно полысевшую за последние несколько минут соломенную шляпу и бодрым шагом спустился по ступенькам крыльца. Дверь за ним закрылась так же тихо, медленно и плавно…

Чтобы всего несколько минут спустя открыться вновь.

Я такими темпами ничего не выучу, — недовольно нахмурился Макс, наблюдая за тенью стремительно подскочившего к порогу гостя. — Может, стоит всё-таки пойти в библиотеку?

Однако мечты о тишине и спокойствии пришлось временно отложить. Таких покупателей парень здесь ещё не видел.

Друзья и соседи по двору, с которыми Максим зависал в раннем подростковом возрасте, восхищались районным авторитетом Григорием в частности из-за его телосложения. Мужика прирезали в конце нулевых, когда бандитские разборки уже казались населению больше архаизмом, чем реалиями, но пацаны Григория помнили долго и особенно ценили, даже чтили такой тип фигуры, как у него, и именно такой фигурой желали однажды обзавестись: средний рост, коренастый, плотно и крепко сбитый, с короткой шеей и широкой грудью, похожий на бультерьера или ротвейлера, с крепкими руками и ногами и толстым квадратным черепом — любой мужчина, обладающий такими характеристиками, автоматически вызывал у шпаны уважение и авторитет. Крылась ли причина в их очевидном сходстве с бойцовыми собаками, останется для Макса загадкой, но и ему, далёкому от уличной романтики, подобным образом выглядевшие люди волей-неволей казались весьма внушительными и убедительными.

Григорий, — первое, что пришло парню в голову, когда очередной покупатель перешагнул порог чародейского особняка. — Ну очень похож.

Мужчина, носивший на себе никак не меньше дюжины килограммов чистой стали, тяжело и громко ступал железными сапогами по дощатому полу, но из-за ног довольно скромной длины его шаг казался размашистым и широким только для него самого. Лицо рассмотреть не позволили и высокий металлический воротник доспеха, за которым торчал только лысый затылок, и его быстрое перемещение по лавке, и здоровенный мешок, переброшенный через правое плечо, набитый под завязку — присутствие третьего лица вошедший даже не заметил.

— Аллюр, амаска! — низким дребезжащим голосом крикнул клиент, звуковая волна резко ударила Макса по ушам. — Как житуха?

Мужик вёл себя так, словно никакой разницы в положениях между ним и колдуном не существовало, в его словах не промелькнуло ни намёка на стеснение или робость, к которым в речи местных уже успел привыкнуть юноша. Учитывая тонкости нового мира, не отложить пера и не присмотреться было просто невозможно. Да и слова он использовал шибко знакомые… Можно даже сказать, почти родные.

— Ещё раз назовёшь амаской — выйдешь и больше не войдёшь, — проворчал магистр, поднявшись с рабочего кресла, но не только шагнул гостю навстречу, но и пожал руку, которую незнакомец торопливо освободил от латной варежки. — На жизнь не жалуюсь.

— Я тоже алмазно, — гоготнул тот. — А ты, братан, не меняешься: арабка с мой палец. Я бы тебе к диетологу дал наколку дыбать, да, боюсь, пошлёшь лесом.

— Верно боишься. «Братан» старше тебя на двадцать лет, прояви уважение. С чем на этот раз?

— Вот зря ты не любишь баланду травить, барин.

Вместо пояснений и рассказов мужик сбросил с плеча тяжёлую ношу и водрузил её на рабочий стол.

— Во, — заботливо погладив грязную ряднину ладонью, с гордостью первобытного добытчика, завалившего мамонта, лаконично и довольно выдохнул наголо бритый мужик. — Только что баклашил данж. Один алёха пробалаболил…

— Переключись на общепринятый язык, Серый, — перебил, морщась, чародей. — Не беси старика. Ты плохой пример детям подаёшь.

— Детям? — мужик огляделся. — Каким нахер детям, авиатор? Ты папашей заделался?

— За речью следи, я сказал. Максимус, подойди.

Это тюремный сленг, — дошло наконец до парня, пока он поднимался из-за стола. — Отечественный, интересно, или мой усовершенствованный мозг Путника просто переводит на знакомую альтернативу?

Лысый обернулся на Макса так, словно увидал перед собой привидение. Широкое лицо, массивная нижняя челюсть, большие, но вечно прищуренные глаза с сеткой морщин в уголках, нижняя губа больше верхней, низкий лоб и острые скулы — нельзя было придумать более типичную внешность для человека, изъясняющегося на воровском жаргоне. Первое впечатление смятения и удивления, однако, быстро сменилось радушием: блатной, ничуть не стесняясь недавнего замешательства, хлопнул по столу рукой и хохотнул.

— Вот же!.. Бельма слепые совсем. Проглядел пацана. Наш?

Колдун ограничился предупреждающим «угу».

— И где ты его откопал, барин?

— Сам пришёл, — стараясь говорить спокойно, ответил чародей. — Кузнец его от самого Бандичьего леса ко мне вёз.

— А ты принял?

— Куда деваться. Познакомься, Максим, это Путник Сергей, наш… соотечественник, скажем так.

К чувству, которое давно уже охарактеризовала народная поговорка «третий — лишний», привыкнуть невозможно. Ситуации складываются по-разному, но ощущение собственной инородности отражается на настроении в каждой из них. Вот в этот раз, например, Макс поймал состояние, как он сам его называл, «нового чувака» — когда все присутствующие на вечеринке люди так или иначе знают друг друга, а ты знаком только с тем садистом, который тебя на эту вечеринку зачем-то притащил. И стараешься, с одной стороны, держаться как можно ближе к этому садисту, а с другой — пытаешься неловко познакомиться и разговориться с кем-нибудь ещё, чтобы не шляться всюду хвостиком за единственным более-менее понятным человеком весь вечер.

Парню хотелось незаметно слинять от беседующих мужчин в свой уголок, к учебникам и лингвистике, чтобы не испытывать этой сокрушительной неловкости. Разумеется, шанса улизнуть ему не представилось.

— И что, твоё теперь, что ли? — не унимался лысый. — На кой-тебе хрен бахур сдался, барин?

— Максим у меня вместо конюшего пока что, — и колдун посмотрел на парня взглядом, который очень ему не понравился. Это был взгляд человека, совершившего импульсивную покупку и теперь не до конца понимающего, что ему, собственно, с этой покупкой делать.

— Отдашь?

— Кого? Максима?

— А то кого ж, — незнакомец бодро и резво подошёл к юноше и достаточно бесцеремонно принялся крутить, щупать бицепсы… и зачем-то бегло поворошил волосы. — Видно, что губошлёп, но для моего дела и бахур сгодится. Бегалы толковые на дороге не валяются, знаешь ли, а раз ты его принял — толковый. Мышца в ажуре, арбуз вроде крепкий, не базарный, арматурой пользоваться научу, беспределить не будем, но и бить пролетку не дам… Ты случаем не барсук, а?

— Серый, ты охренел? — чародей расплылся во вполне искренней и даже дружелюбной улыбке, но от его интонации Максу стало неспокойно. Ещё сильнее ему стало неспокойно от осознания, что обычно магистр не позволяет себе подобных выражений и вообще держится подчёркнуто-вежливо, а для коммуникации выбирает исключительно цензурные слова. — Забавно. Музыку свою блатную ты не забыл, а вот то, что в прежних кругах за такие вопросы можно было перо заработать — запамятовал. Не зли и прикрой амбразуру, иначе заставлю отвечать за базар как положено — оставь в покое парня, а замашки свои тюремные при себе держи.

Лысый замялся.

— Ладно, барин, не серчай, юморю я… Не знал, что ты по фени ботаешь.

Молодой Путник понял вдруг, что возлагает очень большие надежды на безукоризненный авторитет, которым пользовался его наставник. Сомнительные личности вроде этого Сергея, к счастью, относились к колдуну с уважением, даже учитывая их собственное происхождение из другого мира, но Максиму очень не хотелось бы остаться однажды беззащитным, случись что с репутацией Захарии. Возможно, маг и натворил в своё время немало бед, но теперь это приносило ощутимую пользу — и даже не столько самому чародею, сколько его подмастерью.

— Приходится, если ты по-другому не понимаешь, — наигранно вздохнул колдун. — Зачем тебе оруженосец вдруг понадобился? Ты и сам, как я погляжу, неплохо справляешься.

— Да заманался на своём горбу барахло таскать, барин, не бахур уже… — он поймал на себе предупреждающий взгляд и исправился: — Мальчишка, я хотел сказать. Да и данж крайний шибко тяжкий был — думал, не выберусь уже. Навара, гнать не буду, тоже много…

— И делить ни с кем не надо.

— Твоя правда. Но… старый я. Устал от беготни. Мне б постельку кто согрел да пивка налил с утреца.

— Кому ты это говоришь, — чародей перевёл взгляд на чужую добычу. — Жалеть тебя по объективным причинам желания нет, доживёшь до моего — поймёшь, что такое устать. Вместо того, чтобы время тратить и душу изливать друг другу, вернёмся к делу.

— Вот торопыга… Куда ж ты спешишь-то, барин, в лавке своей? — Серый усмехнулся, послушно развязывая верёвку на принесённом мешке. — Вроде сыч сычом, а на старого друга лишней минутки нет.

— Показывай, — в голос Захарии вернулась прежняя холодность.

Толстые пальцы блатного гостя резво и споро справились с тугим узлом, и за то мгновение, что верёвка летела до стола, успели извлечь из доверху набитого мешка целый ворох каких-то свитков. Затем из недр ряднины вытащили на свет божий несколько позвякивающих кульков, охапку ветхих ножен, четыре небольших сундучка и стопку книг, а дальше, с выражением глубочайшей гордости за содеянное, Серый достал громадный свёрток из ткани, явно пропитанной каким-то водоотталкивающим раствором. Всё это сомнительное богатство было аккуратно разложено перед чародеем и заняло весь его рабочий стол.

Макс, не получив новых распоряжений, собирался уже было по-английски удалиться, но наставник жестом велел ему остаться неподалёку.

— Ты сказал, что тебя на этот… кхм, данж кто-то навёл, — чародей степенно опустился на кресло и неторопливо достал знакомые Максиму перчатки.

— Один знакомец, — покивал тяжёлой головой, складывая опустевший мешок в карман, клиент. — Падла редкостная и бесогон, я с ним и ботать-то… — Серый запнулся, наткнувшись на неприятный взгляд собеседника снова, и, помолчав немного, продолжил рассказ: — Я с ним и говорить-то, с крысой этой, не собирался. Но тут он обмолвился о данже, а ты меня знаешь — я такую выгоду упустить не могу.

Колдун кивнул, надевая перчатки, и неспешно открыл первый из сундучков. Внутри лежали какие-то украшения, горсткой переплетённых друг с другом змей небрежно сваленные в кучу гостем-уголовником — с добычей он явно не церемонился. Со стороны могло показаться, что захватывающий рассказ о данже совсем чародея не интересует.

— Он, наверное, решил меня туда отправить, чтобы я там сдох, — усмехнулся Серый, подбоченившись. — Да только не на того напал, сукин сын. Меня так просто не кокнуть. Взял данж за две недели, хотя, гнать не буду, рассчитывал дня за три-четыре управиться.

— Звучит так, словно тебя, скорее, убили бы голод и жажда, — распутывая жемчужные нити, проворчал маг. — Великие боги, нельзя было аккуратнее как-то сложить?..

— Твоя правда, барин, запасов-то на неделю был расчёт. Я, когда прикинул, сколько мне ещё там корячиться, уже так далеко ушёл, что возвращаться-то смысла не было никакого.

— Когда это вопрос жизни и смерти, всегда есть смысл вернуться, — в раздражении прикрыл глаза колдун, отделив длинную нить жемчуга от остального богатства. Разобраться с остальными цепочками и сочленениями труда уже не составило. — Магии на твоих побрякушках нет, так что какую-либо ценность они представляют…

— Да это же чистое золото! — рявкнул Серый, переменившись в настроении как по щелчку пальцев.

— …не для меня, — выстрелив в него пронзительным и весьма недружелюбным взглядом, закончил чародей. — Пожалуйста, Серёжа, давай обойдёмся без театрального представления хотя бы один…

— Это же золото!

— …раз.

— Я зря, по-твоему, ползал на брюхе по этим сраным пещерам, Захар?! — лицо Серого исказилось в гримасе бешенства, побагровело и покрылось белыми пятнами. Бедолага прекрасно знал, к чему ведёт владелец лавки, и внутренне готовился к этому неприятному диалогу задолго до того, как переступить порог особняка, но и на сей раз не смог подготовиться полностью: обычно чародей гораздо позже заговаривал о цене выкупа. — Чтобы ты мне теперь всовывал свои алтушки сраные?!

— Ещё раз: ты. Всегда. Можешь продать. Драгоценности. В городскую ратушу. И нечего тут руки заламывать, — в ответ на почти искренние стенания «братка» колдун едва не закатывал глаза. — Если тебе. Не по душе. Мои условия…

— Да это грабёж среди бела дня!

— …ты всегда. Можешь договориться. С городской администрацией. И добывать для них.

— Да они совсем копьё дают, с-суки!

— Поэтому ты и носишь всё найденное мне, — спокойно и без свойственного ему напора, почти что вежливо и даже с толикой заботы напомнил магистр внезапно изменившимся вкрадчивым голосом. — Разве не так? И заметь: я тебе плачу гораздо больше, чем тебе заплатили бы в любом другом месте этого замечательного королевства. Или вру?

— Не врёшь, но…

— Могу ничего не брать, — ровно отрезал дальнейшие рассуждения маг, и внезапно зазвеневший в тоне металл вынудил Макса отступить на полшага. — Хотя здесь есть то, что может мне пригодиться. Отнеси барахло любому другому мастеру Эпиркерка. Потом расскажешь, сколько они тебе за это отсчитают, вместе посмеёмся.

То, что делал с другими людьми Захария… Это нельзя было однозначно назвать манипуляцией. Определённо, у магистра сформировался весьма занятный метод ведения переговоров — довольно грубый, надо отметить, но с нестабильными или лишёнными власти личностями вроде этого Серого работающий практически безотказно. Резкие перепады настроения, которые он (намеренно, как показалось Максиму) вкладывал в тон, больше напоминали своеобразный гипноз — только нацелен он был не на то, чтобы усыпить жертву, а на то, чтобы вытолкнуть из зоны познаваемого и предсказуемого. Макс наблюдал — он старался учиться всему, что видел в этой лавке, поскольку видел, насколько успешный у его учителя сформировался костяк. Именно поэтому парню так важно было разобраться, что же конкретно делает колдуна таким… жутким в глазах окружающих. Помимо мрачной биографии, разумеется.

Юноша мотал на ус. Только что они говорили как старые товарищи, но стоило оппоненту выйти из себя, и чародей тут же выстроил между ними стену — обозначил, за кем здесь последнее слово? Нет, вряд ли, в этом крылся некий иной смысл — хотя кто его знает… Потом вдруг этот вкрадчивый голос — не для того ли, чтобы запудрить мозги? А финальный аккорд, жёсткий и холодный, острый как бритва — чтобы вновь качнуть лодку чужого рассудка в противоположную сторону?

— Предлагаю продолжить диалог цивилизованно, — выдохнул Захария и протянул жемчужную нить оробевшему подмастерью. — Взвесь, будь любезен, этот… предмет. Весы в левом нижнем ящике комода за столом. А ты, Серый, сядь, хватит маячить.

И точно так же, как несколько дней назад подкатился к Максу, к ногам Сергея бросился управляемый колдуном стул для гостей и ударил его слегка под колени. Молодой Путник послушно забрал жемчуг из птичьих лап и направился к уже знакомому комоду — тому, из которого доставал недавно бинты для своей многострадальной руки.

Искомый предмет оказался… не самым современным и абсолютно точно не электронным. Пользоваться аптекарскими весами парень предсказуемо не умел.

— Просто положи на чашу слева, — как мог терпеливо пояснил Захария, буквально затылком чувствуя эмоциональное и интеллектуальное напряжение в воздухе за спиной. — Остальное они сами.

Догадываясь уже, что и здесь не обойдётся без магии, юноша подчинился. Стрелочка на шкале изящных фарфоровых весов медленно поползла вниз от нуля пропорционально тому, как плавно опускалась заполненная чаша. Затем с небольшой подставки по воздуху перелетело четыре крохотные гирьки из не знакомого Максу металла, стрелочка снова выровнялась на нуле, а в нескольких сантиметрах над весами загорелась полупрозрачная цифра.

— Восемнадцать, Мастер, — не получив никаких противоречащих этому распоряжений, вслух озвучил парень.

За время, пока он копошился с измерениями, колдун успел надеть на голову не менее хорошо знакомый Максиму прибор с увеличительным стеклом, достать небольшой блокнот и откопать среди добытого лысым братком скарба чернильницу и перо. Он забрал украшение из чужих рук, провёл ладонью над свечой и зажёг её на магической подставке оценщика — свет пламени, направленный при помощи зеркал, осветил жемчуг ярко, словно солнечный — и принялся изучать.

— У тебя разборчивый почерк, Максимус? — не отрываясь от работы, поинтересовался он.

— Ну… на любителя, если честно.

— Возьми блокнот и перо, — приказал чародей. — Записывай: пункт первый. Жемчуг, нить. Цвет: белый. Форма: овал. Без напыления, без обработки. Есть трещины на раз… два… три… пять… восемь… двенадцать… шестнадцати жемчужинах из тридцати.

— Какие такие трещины? — насупился Сергей, приподнимаясь. — А ну-ка дай посмотреть.

Захария, отчётливо скрипнув зубами, протянул клиенту увеличительное стекло. Увидев действительность такой, какая она есть, добытчик хмуро вернул устройство владельцу и, скрестив на груди руки, завалился на спинку стула, надувшийся как жаба.

— Вес: восемнадцать грамм. Длина: двадцать четыре сантиметра. Застёжка золотая, коррозии нет. Пункт второй: золото и рубины, брошь. Цвет камней: бургундское вино. Форма броши: щит. Без полировки. Есть сколы, трещины. Размеры: десять на восемь сантиметров. Коррозии нет. Взвесь, будь любезен.

Макс, отложив перо, взял указанный предмет и уложил на чашу весов.

В этой довольно безрадостной атмосфере монотонной работы они провели следующие полчаса. Чародей досконально изучил каждую из драгоценных безделиц, найденную Серым в, как он сам изволил выразиться, «данже», примечая несовершенства, на которые Максим бы в жизни внимания не обратил. По самым скромным подсчётам добыча, принятая в разработку, обошлась бы колдуну в тридцать золотых монет — Захария за эту сумму не только выкупил все украшения, но и забрал сундучки, потрёпанные клинки в древних ножнах, магические свитки и несколько книг на сдачу. У обоих молчаливых зрителей этого безмолвного представления — у Максима и самого Серого — осталось стойкое ощущение, что бедолагу бесцеремонно развели.

— А теперь к интересному, — и, отложив чудеса ювелирного ремесла в сторону так, словно вынужден был всё это время возиться с фантиками, чародей взялся за не тронутый пока свёрток пропитанной ткани.

Внутри, чудовищно смердя, покоились шкуры. На первый взгляд — крокодильи.

— Два золотых за штуку, — магистр к великому изумлению подмастерья даже осматривать их не стал. — Крайняя ставка.

— Давненько я к тебе не захаживал, барин, — присвистнул лысый. — Позабыл твои странные расценки. За драгметаллы копьё даёшь жалкое, а за требуху…

— Я мастер оружия и брони. Твоя «требуха» имеет гораздо больший вес, чем все эти побрякушки вместе взятые, — чародей с некоторой долей пренебрежения кивнул на груды бриллиантов и украшений. — На цену согласен?

— А то, — кивнул заметно подобревший и повеселевший клиент. — Удивляюсь я тебе, барин, но отказываться не дурак.

— Тогда по рукам.

Пока Серый, едва ли не присвистывая, пересчитывал выложенные ему монеты, чародей без ложной скромности подрядил Максима разобраться с принесёнными трофеями. Вооружённый бархатными мешочками разных размеров и цветов, юноша долго укладывал колечки, брошки, заколки, серьги, ожерелья и кулоны, пока, наконец, поток золота и бриллиантов не кончился.

Вот уж не думал, что когда-нибудь буду держать такое богатство в руках и при этом вообще ни разу не радоваться, — выдохнул парень, наблюдая за тем, как распихивает наполненные мешочки по разным ящикам и полкам его наставник. Фасовка драгоценностей оказалась чудовищно муторным занятием. — Правду говорят: у кого бабла много, тот его ценить перестаёт.

— Ну, бывай, аристократ, — добродушно махнул им напоследок Серый, подвязываясь. — А ты, малой, подумай ещё. Не век же тебе в этой конуре корячиться. Бегать подо мной будешь — героем станешь.

— Иди уже, — махнул ему в ответ Захария. — Максимусу ещё азракт учить.

В кухне пахло овощами и рыбой — ужинать маг предпочитал лёгкой пищей (бережёт престарелый желудок, а может, просто обжираться на ночь не хочет) и варил какого-то странного состава суп в своём привычном одеянии: футболка, штаны и накидка, похожая на докторский халат — и, разумеется, босиком. Остаток дня после внезапного визита лысого братка он провёл, копошась над ценными и очень дорогими шкурами — и, как это часто случается с персонами занятыми, припозднился: от конюшни уже минут десять как доносилось оглушительное ржание лошади, а люди ещё не поели.

— Придётся сменить порядок действий, — спокойно сказал чародей, не оборачиваясь. — Иначе Дрозд себе всю глотку сорвёт. Покорми и возвращайся, всё равно пока не готово.

У лошадей, давно живущих с человеком, появляется со временем интересная привычка: когда им скучно, когда они чего-то хотят или когда голодны, они могут бить копытами в двери своих денников, дабы привлечь внимание конюхов или посетителей и выклянчить у них угощение или поглаживание. Поощрять такое поведение вообще-то не по правилам, но Дрозд — единственная лошадь в хлеву, ему некого пугать, так что шут с ним, пусть стучит. Макс быстро намешал в ведре разных круп, залил водой и, перемешав, высыпал в кормушку. Плотоядная скотина набросилась на порцию жадно — как всегда, — но в этот раз жевала вполне безобидно. Вспомнив предупреждение о потерянных пальцах и справившись с порывом погладить жеребца по носу, парень сполоснул ведро и пошагал в сторону особняка. Но не успел дойти и до крыльца, как от калитки его окликнул уже знакомый голос.

— Приветствую Путника, — поднявшись по ступенькам вперёд подмастерья, кивнул приветливо Айгольд.

Он уже не носил тиары и красной мантии с подбоем, а укутался вместо этого в простую дорожную накидку неопределённого грязно-серого цвета с объёмным капюшоном, закрывшим лицо — видимо, не хотел доставлять старому товарищу ещё больше неприятностей своим появлением, слухи по городу и без того разлетались быстро. В руках он крепко держал и прижимал к животу увесистый ящик, внутри которого при каждом шаге позвякивало стекло.

Сдержал слово, припёр алкоголь.

Вместе молча вошли в особняк. Два не знакомых толком человека, объединённые только достаточно тесным контактом с третьей персоной, оба они чувствовали дискомфорт — Макс, правда, справедливо надеялся, что выпивка смягчит потенциально острые углы. Воспитанный в условиях жёстких норм и правил, принц ни единым мускулом не показал своего истинного эмоционального состояния, но от молодого Путника в последнее время сложно было утаить тонкости чужих внутренних переживаний.

Тягать тяжести королевич дольше необходимого не намеревался и грохнул ящиком об пол, стоило ему только зайти в зал. Удовлетворённо кивнув проделанной работе, он щёлкнул застёжкой на накидке и грациозно стряхнул её с плеч, ожидая, возможно, что кто-нибудь из слуг покорно и ловко поймает элемент монаршего гардероба. Расторопных слуг рядом не оказалось, так что пришлось Айгольду какое-то время в ступоре изучать упавшую на пол мантию под ногами.

— Ты рано, — заметил колдун, выставляя миски на стол. — Возрадуйся же, дитя, ибо ужин готов практически вовремя. Иначе ты поставил бы себя в неловкое положение.

— Неловкое положение — моё привычное состояние, Ария, — отмахнулся принц, поднял-таки мантию самостоятельно и бросил её небрежно на рабочий стул чародея. С правилами приличия на время пребывания в этом доме он явно завязал. — Что на ужин?

— Никакого такта, — пробурчал магистр. — Рыбацкая похлёбка, усовершенствованный рецепт из Страйдлеста.

Айгольд невозмутимо разместился за столом и нетерпеливо уставился на булькающий содержимым котёл. В тот момент он до смешного напомнил Максиму очень давно забытого знакомого из детского сада: пухлый четырёхлетний пацан, розовощёкий и улыбчивый, точно так же печально и выжидающе следил за действиями кухарки, поскольку почти всегда был удивительно голоден. Его имя, его внешность и данные о семье давно стёрлись из памяти, осталась только одна эта забавная и характерная черта.

— Тебя в замке что, не кормят? — увидев его выражение лица и жадный голодный взгляд, саркастически поинтересовался чародей, быстро осмотрел гостя и тут же вернулся к своему занятию, сосредоточенно помешивая варево и подсыпая периодически какие-то травки.

— Кормят, — королевич тряхнул головой, и подозрения Макса подтвердились: волосы принца пустили ему в глаза солнечного зайчика, словно металлические. — Но там еда в разы более скверная.

— Ужин короля не может сравниться с моим рыбным супом? Какая наглая, неприкрытая лесть, Айгольд, ты явно можешь лучше. Попробуй ещё раз.

— Я не понял, принца будут кормить в этом доме или как?

— Воспитанные люди платят за еду.

— Воспитанные люди не берут денег с друзей.

— Кто сказал, что мы друзья?

Макс тихонько примостился сбоку и наблюдал, прикидываясь ветошью. Вмешиваться не хотелось, равно как и доставлять присутствующим неудобства — он являлся в этой компании новым человеком, ничего не знал и не успел стать чьим-либо другом, чтобы иметь право дискутировать или шутить на равных. Позволение наставника хотя бы находиться здесь и учиться, крайне приятное, могло легко трансформироваться в строгий запрет — хватило бы одного неосторожно брошенного слова.

— Пока ты кашеваришь, — поставив оба локтя на стол и уложив на скрещенные ладони подбородок, протянул принц, — Расскажи, как прошёл разговор с членами Круга. Мне нужны детали, чтобы всё как следует обдумать.

Хозяин дома усмехнулся и выставил перед каждым из присутствующих по миске с ароматным бульоном. Помимо рыбы и овощей, в составе блюда явно присутствовало молоко или, может, что-то вроде сливок — Максиму даже показалось, что это отдалённая пародия на том-ям из подручных ингредиентов.

— Я уже говорил. Неплохо. Они как могли изобразили радость при встрече. Вынужден признать, что играли убедительно.

— Зря ты так. Ты обучал добрую половину нынешних магистров, почти всех других привёл в замок едва ли не за ручку, — принц мягко и, как показалось Максу, несколько снисходительно улыбнулся своему приятелю. — Рискну допустить, они тебе по крайней мере благодарны. И раз уж мы говорим искренне, как не обрадоваться? Ты же душка.

— Остроумно, Айгольд, молодец.

Макс приложил немало усилий, чтобы не усмехнуться.

— Или ты ещё переживаешь, что из всех Истоков тебя выбрал именно Хаос?

— Дишо всё ещё скрипит зубами при упоминании Дестины, ты знал? — сделав вид, что не услышал вопроса, поинтересовался колдун и приказал ещё не остывшему котлу с остатками супа убраться подальше от горячего очага.

— Разумеется, — сделав вид, что не заметил соскока с темы, кивнул Айгольд, пристально наблюдая за его действиями. — Об этом только ленивый не судачил. Знаешь, какая у сморчка случилась истерика, когда генерал Коул позволил Дестине покинуть Эпиркерк до вынесения судом её приговора? А как тряслась от бешенства Дестина, когда суд удовлетворил апелляцию Дишо? Прошло столько лет, а я смеюсь каждый раз как впервые. Уверен, их со стариком взаимная любовь крепчает с каждым днём и исчезнет только после их кончины. Желательно, конечно, одновременной.

Захария, невзирая на необходимость копошиться в кухонной утвари с сосредоточением, повернулся-таки к гостю в пол-оборота — не смог сдержать удивления и вместе с тем подозрительности.

— Ладно Дестина, но за что ты так со стариной Дишо? — улыбнулся чародей одними только губами, взгляд оставался пронзительно-серьёзным.

— Да ни за что, — отмахнулся королевич, — Просто он мне не нравится. Имею право.

— В этом доме никто тебя прав не лишает, разумеется. Но всё же интересно, чем магистр Реки насолил наследнику престола. Насколько я помню, он всегда придерживался консервативных идей…

— Да нет, нет, — Айгольд поморщился. — Никаких инициированных сморчком заговоров или сплетен касательно моей персоны, будь спокоен. Всё-то ты сразу о самом дурном… Просто он некрасивый. Эти его морщины, складки — и ладно бы только в этом было дело, но он и сам по себе, мягко говоря, не красавец: кожа да кости… Только не принимай на свой счёт, Ария, тебе худоба и возраст очень к лицу.

— И в мыслях не было, — протянул магистр медленнее обычного и, не торопясь так скоро расслабляться, отвернулся обратно к столешнице. Обоим Путникам показалось, что королевич не договаривает, однако, впрочем, выпытывать чужие секреты попытки не предприняли. — Истоки разрушения на всех накладывают отпечаток: кто-то слепнет, кто-то стареет, кто-то выживает из ума. Дистрофия — скромная плата, с которой я давно смирился, и на чужое мнение внимания уже не обращаю.

— Зато сколько такая магия сил даёт… — мечтательно возведя взгляд к потолку, прошептал принц. Мгновением позже он, однако, уже сосредоточенно глядел на собеседника и подозрительно щурился; Макс в этой стремительной перемене отчётливо углядел черты поведения колдуна. — Так что за срочное происшествие заставило главного чернокнижника континента появиться в зале Совета?

— Покушение, — спокойно ответил Захария, вытирая руки. — На одну из твоих подданных, госпожу Ровен Агнеотис. Знаешь такую?

— Как не знать. Её брат — один из членов парламента, — отчеканил Айгольд.

Чародей хмыкнул, нахмурился и замер. Глаза вновь быстро забегали от одного предмета кухонной утвари на столе к другому. Наблюдать за ним в такие моменты, как оказалось, очень занимательно: проследить за мыслями, разумеется, не удалось бы даже приблизительно, но Макс с интересом запоминал внешние проявления его задумчивости.

— Расскажи об этом человеке.

— Что-нибудь помимо того, что он жуткий скупердяй и ни единого медяка лишнего за всю жизнь не потратил? — хохотнул королевич, смахнув волосы со лба. — Так сразу ничего в голову и не приходит, признаться. Его зовут Бирмунд, ему сорок или около того, женат, двое детей…

— Айл.

— Да шучу я! Нормальный он — в меру сообразительный, в меру подхалим, только очень жадный. Как и все Агнеотисы, закончил МАЭ, но ходили слухи, что природа каким-то особенным даром Бирмунда не наградила. Учитывая репутацию их рода — при дворе Агнеотисов чтят за едва ли не самых влиятельных и могущественных повелителей магии огня, знаешь ли, — непросто ему приходилось.

— Ох уж эти репутационные риски, — наигранно-сочувствующим голосом протянул чародей, усаживаясь, наконец, во главе стола. — Сколько ему, бедняжке, пришлось пережить с таким клеймом — уму непостижимо.

— С твоими подвигами в этой области всё равно никому не сравниться, я не спорю, — едко парировал принц, задорно и по-детски провокационно скалясь в улыбке. — Но не забывай, что тебя окружают живые люди, с которыми общество тоже может обходиться бесчеловечно и даже жестоко.

— Поучи меня ещё, засранец.

— Простите, что вмешиваюсь, — рискнул подать голос до этого сидевший смирно Максим. — Что такое «МАЭ»?

— Магическая Академия Эпиркерка, — тут же выпалил Айгольд, довольный возможностью продемонстрировать молодняку свои знания.

— До появления советских Путников в Цельде аббревиатурами не пользовались, — пояснил колдун в ответ на недоумевающий взгляд подмастерья. — Но во время Второй мировой войны, когда погибшие солдаты обеих сторон повалили толпами, этот мир вынужден был претерпеть некоторые изменения, нравилось ему это или нет.

— Их появление пришлось на период, когда большинство королевств начало на Путников охоту в самом прямом из смыслов, — принц поближе придвинул миску с рыбной похлёбкой. — Хотя, как утверждают историки, эту охоту именно их массовое нашествие и спровоцировало. Большинство «ваших» воинов, как ни странно, честно пытались адаптироваться к новому измерению, но разница менталитетов и старые обиды провоцировали локальные конфликты. А некоторые и вовсе открыто продолжили грызться друг с другом даже после смерти.

— Ты слабо представляешь, что творилось в те годы на Земле, — сухо возразил чародей. — Не стоит судить о возможности или невозможности примирения. Даже после смерти.

— Так или иначе, это вносило в наш быт… определённый разлад, — Айгольд решил ничего не отвечать, хотя тон у него и смягчился. — Участились вооружённые столкновения, иногда случайными жертвами становились мирные люди, обстановка накалялась, а с Земли прибывало всё больше солдат. Короли один за другим теряли терпение и в какой-то момент практически единогласно утвердили закон, разрешающий уничтожать Путников за опасное для жителей Цельды поведение.

— А потом — за любое поведение, — невесело подытожил Захария. — К моменту, когда сюда явился я, Путников уже приравняли к преступникам за сам факт пресечения границы между мирами. Наказывали одинаково: незамедлительной аннигиляцией.

— А Цельда — это?..

— Название этого мира, Максимус, — пояснил колдун. — Ладно, давайте лучше опустим исторические подробности бытия и вернёмся к более насущным вопросам. Ты мне про господина Бирмунда рассказывал.

— Как скажешь, — послушно кивнул монарх. — Должен отметить, до недавнего времени рассказывать о нём толком было нечего. Он пребывал где-то в пространстве и занимался мелкой торговлей, пока несколько лет назад не был назначен на обустройство порта в Энларке, руководить строительством и облагораживанием прибрежной линии. Ничего серьёзного, знаешь, пристани всякие, брусчатка, фонари — стандартный набор. До столицы доходили слухи, что Бирмунд буквально из каждого подрядчика душу вытряхнул, но сторговался на какую-то неприлично маленькую сумму и в замок возвратился, потратив чуть больше половины выделенного на порт бюджета. По возвращении скромно сообщил о результатах, вернул в казну остаток и с тех пор папашу не покидал. На том и сказке конец.

— Значит, зимой… — задумчиво нахмурился Захария, вяло помешивая горячий бульон, но пояснять мысль не стал. — Не нравится мне, что Энларк за сегодняшний день уже второй раз в разговорах с разными людьми появляется.

— А когда был первый?

— В беседе с Кругом. Сначала Дишо сообщает, что туда стягиваются войска нашего доблестного государства, а теперь ты говоришь, что оттуда начался путь славы Бирмунда Агнеотиса, на сестру которого накануне совершили покушение.

— Совпадение, — не слишком-то уверенно предположил Айгольд, поджав губы. — Пускай и подозрительное. Если подозреваешь Бирмунда в какой-нибудь противозаконной глупости, то можешь смело забыть: скряга чист, как горный ручей, его проверяли. Несмотря на алчность, он крайне печётся о репутации и в жизни бы не рискнул тем, чего смог добиться… Учитывая сомнительные магические способности.

— Член парламента, говоришь? — колдун прикусил нижнюю губу и уставился в какую-то точку на поверхности обеденного стола. — Нужно будет поручить Кругу проверить все каналы в Энларке. Может, всплывут какие-нибудь детали. Напряги стражу прошерстить порт, когда чародеи там закончат. Если закончат. Про покушение на мадам Ровен уже говорят?

— Возможно, — не стал скрывать королевич. — А ты-то как об этом узнал?

— Давид приходил.

И магистр, выйдя из спонтанного оцепенения, словно вспомнил, где находится и зачем, крайне быстро принялся уплетать свою порцию, заинтересованно поглядывая периодически в сторону ящика, который ему принесли. У Максима во время наблюдения за ним сложилась стойкая ассоциация с крокодилом, проглатывающим жертву не жуя и лишь изредка прищёлкивающим челюстью для проформы.

— Её сыночек-то? Рыжий такой?

— Они все рыжие, Айгольд. Но да, старший сын. Вчера он принёс браслет…

— Браслет?

— Украшение такое, на руке носят, — беззлобно фыркнул Захария.

— Благодарю за пояснение, без тебя бы в жизни не разобрался. При чём тут какой-то…

— Его прислали мадам Ровен вчера днём, — пояснил колдун. — Вещь, созданная при помощи магии разрушения. Давид обнаружил посылку и сразу принёс мне, даже матери сообщить не успел. Спрашивал, могу ли я помочь найти этого щедрого человека, пожелавшего остаться инкогнито.

— И ты обратился к Кругу, потому что участвовать в расследовании не собираешься, — заключил Айгольд.

— Ты поразительно проницателен сегодня.

— Я просто хорошо тебя знаю. Тебя и твоё отношение к расследованиям, особенно касающимся высокопоставленных господ. Подобный поступок со стороны неизвестного недоброжелателя может быть расценён придворными как покушение на их власть и стабильность, знаешь ли, — принц изобразил безучастие к эффекту, который оказали на собеседника его слова, и принялся преспокойно хлебать супчик, наблюдая краем глаза, как меняется серое худое лицо.

Захария задумчиво следил за кусочками рыбы и овощей, плавающими в чужой тарелке.

— Ты прав. Родственная связь жертвы с членом парламента несколько усложнит работу ищеек, — наконец протянул он. — Хотя люди там заседают и не глупые, они могут сделать какие угодно выводы, особенно на пороге военного конфликта и смерти короля, милостиво нами правящего… Вплоть до того, что твой отец сам отослал эту дрянь к госпоже Агнеотис, чтобы намекнуть придворным на своё к ним отношение.

— Странный поступок был бы, но, к сожалению, не лишённый логики. Весть о болезни папаши стараются сдерживать как могут, однако по тёмным углам уже шепчут. Вот только зря ты надеешься, что они решатся на переворот, даже если это так, — принц хохотнул и постучал ложкой по краю наполовину опустевшей тарелки. — Ты переоцениваешь смелость парламента и недооцениваешь отчаяние папаши, Ария, при всём моём к тебе уважении. Стоило узнать, что боги вот-вот призовут его на Высший Суд, как началась активная подготовка к войне с соседними королевствами. Поверь мне: Дендрием — только начало. Во дворце всё туже затягивают обручи. Старый лев пусть и ранен, но хватки не потерял и остаётся вожаком, ещё слишком много преданных ему до последнего вздоха наушников и гвардейцев топчут пол моего замка. Хотя, разумеется, первый на очереди к расправе, как ты уже и сам знаешь, Дендрием — не зря под Энларком гремят доспехи. Они всегда нам поперёк горла рыбьей костью вставали, а тут подвернулась возможность с этими кораблями…

— С этого момента поподробнее.

Айгольд поджал губы и спрятал глаза за золотыми ресницами, но Максим чувствовал: он просто играет. Отчасти именно затем, чтобы проинформировать колдуна обо всех деталях созревшего политического конфликта, принц и явился в этот дом.

Ну, и выпить ещё.

— На самом деле, ситуация медяка ломаного не стоит. Любой младенец сразу же догадался бы, что это просто повод, но Эпирширу именно повод и нужен был. В общем, недели за две до того, как в Энларке прошла буря, — голос принца притух и сделался вкрадчивым, как у демона, искушающего человека на грех, — Наши наблюдатели сообщили, что в гавань пришли корабли с флагами Дендрием. Выгружали скоропортящийся товар — не то мясные, не то молочные продукты — и как будто нарочно не разобрались должным образом с накладными. Ты знаешь, как это бывает — после моря всем хочется поскорее ступить на твёрдую землю, а не с бумажками возиться битый час.

— Знакомая ситуация, — кивнул чародей.

— Потом один из матросов покуролесил немного в портовом трактире, вроде в «Хромой кобыле» или как-то так, не суть. Разбил какую-то утварь — и! — заплатил нечеканным золотом. Где он его взял, никто так и не выяснил — скорее всего, во время странствий подобрал с какого-нибудь другого корабля или в песке откопал, я в подробности не посвящён. В парламенте под давлением папаши сложили одно с другим и выдвинули Дендриему обвинения в… внимание: незаконной перевозке драгоценных металлов. Плохая статья в Эпиршире, сам знаешь. Документов у торговцев, разумеется, на это нечеканное золото не оказалось, хотя матрос и выложил-то крупицу, не больше, на борту тоже ничего не нашли, но наши умельцы умеют обвинить, если захотят…

— Чем больше ты рассказываешь, тем сильнее ощущение, что я вернулся на Землю, — невесело улыбнулся Захария.

— …и как итог: четверо из команды корабля болтаются в петлях, остальные задержаны и вывезены на родину, а вместе с ними уехали и официальное обвинение, и объявление войны, — принц хлопнул в ладоши, напомнив Максиму довольного ребёнка.

— Глупости, — нахмурился колдун, болтая ложкой в остывающем супе. — Легенда не просто слабая, она из пальца высосана. Кто в это поверит?

— Многие, как выяснилось, — просиял Айгольд, разводя руками. — Хотя, если хочешь знать моё мнение, люди просто рады разделаться с неудобными соседями, вот и закрывают глаза на очевидную ересь. Эпиршир давно точит зуб на Дендрием и жаждет их ресурсов… Одна только Киверская руда чего стоит.

— Киверская руда из Киверии, — уточнил на всякий случай магистр. — Ты же учил географию?

— Да, мой всезнающий друг, а ещё учил политику и основы транспортного сообщения между королевствами континента, в которых явно понимаю побольше твоего, — не меняя улыбки, ответил принц. — Киверия у нас где? На западе от Дендриариса. Поставки этой руды у нас проходят как?

— Через Дендрием, с его налогами и пошлинами, я понял, — отмахнулся Захария. — А процент они берут немаленький. Мне Каглспар несколько лет назад из-за этой поездки весь мозг чайной ложечкой выел, хотя его даже не я туда посылал.

— Всё верно. Но, как мы все прекрасно понимаем, металлы и камни — далеко не единственное, чего жаждет папаша.

— Месть, — колдун кивнул и почему-то усмехнулся.

Смешок спровоцировал стадо мурашек пробежаться по загривку Макса.

— Сам знаешь, старый хрыч, пока совсем не сляжет, не успокоится: хочет расквитаться с Его Величеством Жерданом Третьим и его потомками, цитата, «за непередаваемое унижение, повлекшее за собой тысячи невинных смертей моих подданных». Про подданных, разумеется, враки — а вот про унижение…

— Какой злопамятный, — усмехнулся магистр и сам не заметил, как велел взлетевшему с крючка котлу подлить гостю ещё супа.

И тут Айгольд сказал то, чего явно говорить не стоило.

— В этом вы похожи.

Непринуждённая беседа в миг перетекла в совершенно скверное русло: кажется, королевич задел собеседника за живое. Захария побледнел и сжал кулаки, хотя выражение лица сохранил спокойное и даже придал ему равнодушия для пущей убедительности. Вот только всполохи тёмного дымка на шее замаскировать не удалось. Отчётливо скрипнув зубами в образовавшейся тишине, он медленно опустил взгляд в стол и с тихим шипением выдохнул переполнявший его грудь воздух из лёгких.

— Моя ситуация, насколько тебе известно, несколько… иного толка, — медленно поправил колдун. По лицу и рукам Макса пробежал прохладный воздух, сдвинутый источаемыми чародеем эманациями. — Хэдгольд — паскуда. Знаю, что он твой отец и мне не стоит отзываться о нём в твоём присутствии подобным образом, но… ты понимаешь. В каждом из миров существуют непростительные поступки.

— Да мне всё равно, — прорычал Айгольд с жаром, вообще не соответствующим настроению человека, которому «всё равно». — Я ненавижу его не меньше тебя.

Они напряжённо переглянулись и замолчали. Максим, борясь с возникшим вдруг беспокойством, заёрзал на стуле.

— Считаю своим долгом напомнить, Ария, — гораздо мягче добавил принц, поразмыслив. — Я не одобряю и никогда не одобрял его решений. Особенно тех, что касались тебя.

— Знаю.

— Бесчеловечные поступки — его отличительная черта, с этим ничего не поделать. Остаётся просто подождать его смерти и… учитывая, что она наступит уже совсем скоро, выпить за скорую кончину главного ублюдка последнего тысячелетия. Что ты на это скажешь?

— Принято. Для этого разговора нужно меньше супа и больше медовухи.

Чародей быстро и нервно убрал из-под носа Айгольда недоеденный ужин (последний совсем немного не успел вцепиться в миску руками, чтобы не отдавать, и очень обиженно поглядел товарищу вслед), лишил остатков похлёбки и своего подмастерья, свалил посуду грудой на кухонной столешнице и широким шагом удалился в недра торгового зала. Он однозначно злился и поэтому двигался стремительно и резко, вернулся магическим образом всего через несколько секунд и грохнул ящиком с бутылками о стол — так, как если бы вообразил, что разбивает этим самым ящиком голову ныне правящему королю. Одним рывком маг сорвал приколоченную крышку вместе с гвоздями и как мог спокойно уложил на пол в углу.

Что я там про силу-то его думал?..

— Прямо из горла будем пить? — нарочито весело поинтересовался принц.

Захария оставил вопрос без ответа: вместо того, чтобы тратить время на слова, он вытащил одну из бутылок мутного стекла с напитком облепихового цвета, сорвал восковую пробку и на одном дыхании влил в себя почти половину.

— Мне нравится твой боевой настрой, — Айгольд последовал его примеру, но осилить смог не больше четверти. — Напьёмся!

Разворачивающаяся картина всё больше напоминала Максиму его прошлое — в частности, брата и компанию, упивавшихся до беспамятства. Ярославские богатыри точно так же опрокидывали полторашки с пивом вверх дном, словно пираты, глядевшие в подзорную трубу на звёздное небо. Только на Земле старшие товарищи не предлагали ему присоединиться.

— Максимус, изволь стать частью нашего празднования, — подмигнул ему королевич. — Тем более, что причины для веселья есть.

Протянутая принцем медовуха, как и большинство местных алкогольных напитков, оказалась густой и оставляла жирный маслянистый след на стенках стеклянной тары. Макс покосился на чародея: они пересеклись взглядами, и колдун разрешающе кивнул, только после этого парень решился принять угощение от местного представителя власти. Кое-как отковыряв ногтями крышку (офигеть, как ловко это у них получилось — она ж намертво вогнана!) и понюхав зелье счастья, он осторожно коснулся губами жидкости облепихового цвета и… мог поклясться, что никогда ещё не пробовал алкоголя вкуснее. Сравниться могло, пожалуй, только вино Захарии. Ну, то, с ягодами.

— Мальчишке нравится, — довольно констатировал Айгольд. — Что же… Выпьем за то, что едино для всех людей во всех мирах — за Смерть! За единственную неотвратимую вещь, за единый справедливый суд для каждого из нас!

В кухне зазвенели бьющиеся друг о друга горлышки. Принц и магистр сделали несколько больших глотков и опустили донышки, но на стол их не поставили. Королевский сын тут же заговорил вновь:

— Вторым словом будет скорая Смерть, беспощадная, надёжная и крайне болезненная! Выпьем за то, чтобы к папаше пришла именно такая погибель!

— Аминь, — фыркнул Захария.

Вновь, пока Максим старательно пытался замаскировать испуг, принц и магистр ударили бутылками — и в этот раз пили гораздо усерднее, будто от количества проглоченного на одном дыхании спиртного зависела скорость, с которой испустит дух Хэдгольд. Если они и верили в это, то оба единодушно стремились приблизить разрушительное воздействие лейкоза: даже королевич, не шибко-то крепкий на подобных мероприятиях, одолел половину медовухи по такому случаю. Молодой Путник из уважения к присутствующим сделал несколько глотков — и, пока вытирал тыльной стороной ладони губы, размышлял.

Сначала о том, почему может родной сын пить за упокой ещё не умершего отца. Потом о том, почему может наставник презирать собственного короля. А затем и о том, что и сам король, очевидно, должен был конкретно насолить этим двоим, чтобы даже спокойный Захария ненавидел его всем сердцем.

Что-то произошло, — думал Макс, ставя бутылку на стол и уже чувствуя, как спиртное стремительно всасывается в кровь через слизистую рта. — Что-то такое, что настроило на короля двух влиятельных людей. Борьба за власть? Может, это и стало причиной для Айгольда — он, кажется, любит всеобщее внимание. Но Захария? Вряд ли. Не сидел бы он здесь, в своей лавке, и не лечил бы людей по мере необходимости, если бы всё дело было в общественном влиянии. Деньги? Захария… довольно бережливый и не чурается торга, но что-то мне подсказывает, что его не обделили бы средствами. Тогда что?

— Простите, Мастер, — аккуратно позвал он. — Вы не боитесь, что кто-нибудь услышит, как вы пьёте за гибель короля?

— На доме Оглушающий щит, — ровно ответил колдун, садясь за стол и параллельно извлекая трубку из нагрудного кармана домашней накидки. — К тому же, Хэдгольд прекрасно осведомлён, как мы с Айлом к нему относимся. Наша нелюбовь совершенно взаимна.

— И вам не страшно жить в столице, когда…

— Мне некого бояться в замке, Максимус, — магистр пожал плечами и пригубил медовухи. — Единственный человек, способный хоть как-то мне навредить, в жизни не придёт сюда с мечом. У нас с Коулом слишком длинная совместная история, чтобы идти друг против друга. Правители имеют свойство сменять один другого, а друзья — это надолго.

— Коул — один из членов Триады?

Захария кивнул.

— Господин Михейр рассказывал мне о нём, — задумчиво проговорил парень. — Он, кажется, генерал армии Эпиршира?

— Именно так, — подтвердил вместо колдуна принц. — И, скажу откровенно, он очень хорош. Отменный стратег, прекрасный воин и в молодости был объектом влажных женских фантазий по всему королевству, но, в отличие от Арии, имеет скверную привычку стареть.

Опа, — тут же сделал пометку Макс. — Хорошую тему ты поднял, Айгольд, спасибо. Надо будет разузнать, как это так выходит, что Захарии на вид лет двадцать, а на деле — полтинник, если не больше.

— Сейчас, насколько мне известно, он преспокойно доживает свои дни в личной усадьбе на окраине города, — продолжил будущий монарх. — Весть о назревающей войне его, к удивлению придворных, не обрадовала.

— Я всё больше склоняюсь к решению появиться завтра на Совете, — вдруг ни с того ни с сего заявил чародей.

Принц покосился на него, вкладывая во взгляд всё имеющееся в нём сомнение.

— Зачем?

— Из-за господина Давида.

— Ого!

Айгольд неожиданно для Максима пихнул Захарию локтем в бок и весьма развязно провёл ладонью по его растрёпанным сухим волосам. Медовуха, выпитая быстро и в большом количестве, делала своё дело — королевич стремительно пьянел.

— Кому-то понравился молодой студент Академии, а?

— Вот тебе лишь бы глупость какую-нибудь сморозить. Ты знаешь, я ненавижу подобный юмор, — раздражённо отстранился, недовольно морщась, колдун. — Юный Агнеотис попросил меня о помощи и волнуется за свою мать. Этих причин уже достаточно, чтобы завтра сходить к Кругу и помочь им разобраться. Но ещё меня тревожит напоминание Гагана… Совет и правда может растянуть заседание на несколько месяцев, а мадам Ровен, боюсь, не обладает таким запасом времени.

— Это при хорошем раскладе, — возвращая руку на бутылку, проговорил заметно медленнее Айгольд. — Если их какие-нибудь мухи покусают всех одним скопом. А так — помню, был случай: эти бараны почти полгода раскладывали каждую деталь по полочкам. И знаешь, что в итоге? Пришли к тому же, с чего начинали.

— Почему я не удивлён…

— Твоё появление определённо ускорит процесс.

— Уверен. Добрая половина Круга меня как огня боится и так же сильно ненавидит, они что угодно сделают, чтобы я убрался с их глаз и вернулся туда, откуда выполз.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь свою невостребованность среди магистров двора, — справедливо заметил принц, и Макс не мог с ним не согласиться: на встрече колдуны явно искренне приветствовали своего коллегу по цеху. — Понимаю, что тебе нравится думать, будто ты тут персона нон грата, но если смотреть на вещи реалистично…

— Ну-ка, — наставник опёрся о скрещенные руки и наклонился в сторону Айгольда. — Порази меня.

— Нечем поражать. Это правда, что Исток Хаоса наложил на тебя своеобразную… печать ужаса, если можно так сказать. Даже мне рядом с тобой находиться боязно, особенно когда ты злишься. Ну, знаешь… мало ли, вдруг рванёт, а я прикрыться не успею. Никто не спорит с тем, что ты жутковатый тип, но люди тебя уважают. По крайней мере, те, кто умеют думать головой, а не седалищем.

— Они меня боятся.

— И правильно делают, — хохотнул принц. — Потому что есть кого бояться, Ария. У тебя есть власть, есть сила, влияние, авторитет — таких людей всегда опасаются. Думаешь, меня в замке в зад целуют?

— Ты непредсказуемый, порывистый, неадекватно реагирующий на безобидные слова сын короля, — парировал Захария: кажется, он тоже уже был немного нетрезв, и следующая фраза это наглядно доказала: — Тебя нельзя в зад целовать — пёрнуть можешь.

Айгольд, закрыв глаза рукой, заливисто расхохотался. Макс, совершенно не ожидав чего-то подобного от наставника, вскоре к нему присоединился. Последним, кто сдался под натиском всеобщего веселья, был сам чародей: прикрыв острые зубы ладонью, он подпёр голову кулаком, сжимавшим трубку, и вдоволь насмеялся, прежде чем взяться за медовуху.

— Что правда, то правда! — давясь воздухом, воскликнул королевич и отнял руку от глаз. — Выпьем за нашу непредсказуемость!

В этот раз Максим намного охотнее задрал бутылку вверх дном. Становиться свидетелем этой забавной попойки, особенно зная, что один из присутствующих — могущественный маг, а другой — будущий король, оказалось и правда интересно. События развивались стремительно отчасти по той причине, что в Цельде пьянеешь гораздо быстрее, но это играло на руку — особенно после целого дня, проведённого за книгами. Парень знал, что никогда и никому не расскажет подробностей, но сохранит воспоминание о первом действительно уютном вечере в новом мире на всю жизнь. Ему не было тревожно или грустно: эти двое умели не только нагнать страху, но и хохотать от души, и что-то неуловимое присутствовало в воздухе, что незаметно для окружающих связывало их. Наверное, так и выглядит настоящая дружба?

Раньше не подворачивалось возможности понаблюдать со стороны за тёплыми взаимоотношениями чужих друг другу людей, раньше никто не приглашал его стать частью безопасной и доброжелательной компании. Отчасти из-за того, что у Макса не открывалось на Земле столь острого восприятия эмоций, отчасти из-за того, что не с кем было дружить. Но теперь он стал Путником и начал ощущать вибрации куда лучше и чётче.

— Максимус, — обратился принц: щёки уже порозовели, но взгляд по-прежнему оставался ясным. — Ты молчишь, потому что тебе нечего сказать или потому что стесняешься? Поведай нам что-нибудь. Или, если хочешь, можешь о чём-нибудь спросить. Как-никак, ты здесь недавно, вряд ли тебе понятно всё, о чём мы с Арией толкуем.

Моментально ушла весёлость и лёгкость. Будучи не до конца уверенным в том, что это уместно, молодой Путник вновь покосился на наставника. Тот, всё ещё улыбаясь, кивнул.

Быть в центре внимания всегда становилось для юноши испытанием. Обычно это плохо кончалось: то ляпнет что-нибудь глупое, то сделает что-нибудь смешное. По своей природе молодые мужчины испытывают некоторую неуверенность в обществе, где не успели занять определённое место — или успели, но место не шибко удовлетворительное. Поэтому резкая смена вектора диалога выбила парня из равновесия.

Очевидно, принц просто проявляет дружелюбие. Равно как очевидно и то, что ему не особо-то хочется слушать чужие истории — ему куда приятнее рассказывать свои. Но если уж даже Айгольд совершил своеобразный широкий жест, стоит хотя бы попытаться быть благодарным.

— Ну… моё настоящее имя Максим, — неловко начал он и сделал небольшой глоток. — Я всю жизнь жил в городе, в котором родился, с мамой и братом. Брат погиб несколько лет назад, мы с мамой остались одни, поэтому я хотел попасть к Мастеру в ученики — чтобы вернуться домой.

— Как-то… не слишком весело, — Айгольд поджал губы и нахмурился. — Нет, слушай, давай что-нибудь бодрое, ладно? Мы тут празднуем, а не на поминки приш…

— Айл, — внезапно сурово взглянул на него наставник. — Пусть расскажет.

— Сразу бы сказал, что тебе интересно, — тут же заулыбался принц и насел на медовуху. — Рассказывай, Максимус, обожаю грустные истории!

— Да там особо нечего рассказывать, — он пожал плечами и смущённо улыбнулся. — Помимо того, что я скучаю по матери и своей девушке.

— О, дела сердечные! — подобрался королевич. — Я тоже в этом кое-что пон…

— Айл, — мягче повторил колдун. — Уймись уже. Мы не о тебе.

— Я просто хотел поделиться опытом…

— Макс, рассказывай. Не отвлекайся на него.

— В каком это смысле — не отвлекайся? Мы вообще-то все вместе тут сидим.

— Так что за девушка? — подбодрил магистр, явно веселясь.

И так вдруг стало забавно потешаться над принцем, что Макс решил подыграть.

— В общем, на Земле Дашка осталась…

— Вы ведёте себя бестактно, я — будущий король!

— И чем она так мила твоему сердцу?

— Она красивая очень, добрая, умная…

— Сколько ей?

— Совсем обнаглели!

Оба Путника закрыли лица руками и приглушённо рассмеялись — на то, чтобы притворяться ещё дольше, у них не хватило выдержки. Спиртное делало своё дело: настроение повышалось пропорционально градусу, растворённому в крови. Чародей ткнул легонько своего товарища в плечо, но Айгольд, от природы одарённый фантастическим актёрским талантом, изобразил крайнюю форму оскорблённой чести.

— Какой ты всё-таки обидчивый, диву даюсь, — колдун усмехнулся, глядя на приятеля и белозубо улыбаясь. — Ты же наследник престола. Выпей-ка ещё, глядишь, начнёшь понимать Земной юмор.

Принц сделал вид, что ему всё равно, и взялся за медовуху с выражением самодовольного пренебрежения на лице. Однако от товарища своего отвернулся как-то слишком быстро — только золотые ресницы задрожали.

Старшие совсем превратились в детей: поддатый, расслабленный и потому пребывавший в чудесном расположении духа, чародей, не меняя счастливой и довольной мины, подыгрывал королевичу и приторно-мягко просил прощения за якобы неуважительное поведение; принц, как зачинщик дурацкой игры, всё гротескнее «страдал», театрально прикладывая ладонь ко лбу, и активно прикидывался раненым в самое сердце; Макс, уже вообще ничего не боясь и не стесняясь, в голос хохотал, лицезря спонтанный спектакль. Первые опустошённые бутылки отправились на пол.

И только из какого-то самого отдалённого уголка подсознания Максиму шептал тревожный голосок: с Айгольдом что-то не так. Что-то, чего парень не понимал, крылось в добродушном, честном и забавном собеседнике, отравляя светлую энергию, бившую из него мощным потоком.

— Отличный вечер, — колдун вытащил из ящика следующую порцию горячительного напитка. — Открывай, Айл.

— Приказываешь своему властителю? — тут же завёл любимую шарманку тот.

— В этом доме только одна власть: я, — заявил маг твёрдо, но без злобы, и протянул добычу. — Так что, пока ты здесь, пей.

Возразить на это было нечего.

— А что касается вопросов, Максимус, пока есть время и настроение, ты действительно можешь о чём-нибудь спросить, — повернувшись к Максу, добавил чародей. — Возможность уникальная, советую воспользоваться.

Иногда случается при знакомстве с кем-либо услышать фразу из серии «расскажи о себе», и в тот же момент твоя личность словно перестаёт существовать — возникает ощущение, будто ты только что на свет родился и ещё не успел сформироваться. Пытаешься выскоблить из черепушки хоть крупицу и понимаешь, что вообще ничего путного вспомнить не в состоянии. Примерно так же почувствовал себя юноша, когда к нему обратились с щедрым предложением. Хотелось о многом спросить, но возникал резонный вопрос: насколько такие вопросы будут заданы вовремя? Не слишком ли наглыми они покажутся? Не разозлит ли и не расстроит ли его какая-то из поднятых тем?

— Ну, начну я, наверное, с основного, — наконец решился парень. — Почему вы ко мне так добры?

Возможно, подобные слова не стоит произносить посреди увеселительных мероприятий. А может, именно такие слова и нужно произносить. Взыграла ли в парне генетическая память с типичным русским «ты меня уважаешь?» — чёрт его знает, но ответ ему внезапно понадобился здесь и сейчас. Ведь, если говорить начистоту, магистр, равно как и семейство Каглспара, ничем не был обязан молодому Путнику и никакой ощутимой пользы от его пребывания в доме не обретал. Он мог и во второй, и в третий раз послать надоедливого бродягу куда глаза глядят, мог кликнуть стражу и даже создать ему ворох непреодолимых проблем, если бы захотел. Прошло всего несколько дней с момента, как Максим оказался постояльцем особняка, а уже пьёт на равных с хозяином и принцем, мать его, участвует в их приватных разговорах и видит, что они позволяют молодняку не только молча учиться, но и высказывать собственное мнение — в компании Стёпки к младшему товарищу всегда сквозило совсем иное отношение.

Макс отдавал себе отчёт в том, что чужой здесь. Что путается под ногами, что может нести примитивную околесицу, что является надоедливым, надолго задержавшимся гостем. И доверие, оказанное, по сути, чужому человеку, вызывало вместе с чувством безграничной благодарности такую же безграничную тревогу. Давайте говорить откровенно, кто так поступает? Кто принимает незнакомого бездомного… ну, пусть и не как родного, ладно. Но тем не менее — кто даёт чужаку без гроша в кармане жить возле себя, есть рядом с собой — и поручает взамен только кормление плотоядного скакуна и расчленение домашней скотины? Не слишком ли радушно к нему относятся? Другие жители Эпиршира, может, и считают своим долгом любому Путнику в ноги кланяться, но когда речь заходит о другом Путнике — взрослом, опытном, прожжённом войнами и дворцовыми интригами человеке…

— С чего ты взял, что я к тебе добр?

Какой… тупой вопрос.

— Вы меня приютили, — не до конца понимая, почему наставник вообще уточняет подобные вещи и почему не понимает, насколько его доброта очевидна, начал перечислять Макс. — Кормите со своего стола, фактически содержите постороннего человека, сегодня привели в королевский замок, хотя я этого не заслужил и вообще там находиться не должен был — даже зарплату мне решили платить, хотя я объективно нахлебник и только ваше время отнимаю и матерные слова про вас пишу. Я вам не сын, не брат и не сват, а просто какой-то… рандомный персонаж.

Он решился поднять глаза на замершего наставника и заметил, что Айгольд смотрит на товарища не менее вопросительно. Очевидно, подобными вопросами задавался и наследник престола. Колдун сосредоточенно сдвинул к переносице брови, медленно выпил немного медовухи и одними губами улыбнулся.

— То, что ты перечислил, не есть проявление доброты, — спокойно возразил он, отставляя бутылку. — Проявление уважения — возможно, хотя я бы и так выражаться не стал. Быть твоим Мастером — моя новая должность, если тебе так удобнее, и одна из обязанностей Мастера — содержание подмастерье в пристойном виде. Корм, конура, одежда, защита и знания — то, что я обязан дать, а не то, что даётся из прихоти или при хорошем настроении. Это почти как быть родителем.

— Но ещё несколько дней назад вы вышвырнули меня за порог едва ли не пинком под зад и велели стражникам в тюрьму отвести. Почему передумали?

— Причин несколько, — Захария пожал плечами и откинулся на спинку стула. — Во-первых, ты не сдавался, как остальные. Необходимо было убедиться, что тебе действительно нужно попасть именно ко мне, а не просто покичиться новым званием перед ровесниками или ещё зачем-то. Потребовалась небольшая проверка — Палланика читал? Мне показалось, что метод довольно эффективный. Нужно учитывать и тот факт, что настоящую проверку я проводил впервые — никогда прежде не допускал даже возможности взять кого-то… под опеку. Я собирался помариновать тебя на солнышке ещё пару дней, но вмешался юный Жан Манценер и невольно ускорил процесс.

— Вы пожалели меня?

— Отнюдь. Когда он применил ментальный огонь, я наблюдал с удовольствием — и, признаться, рассчитывал, что мальчик приложит больше усилий к показательной пытке. Не по той причине, что хотел твоих страданий, разумеется, а потому, что важно было понять, из какого теста ты вылеплен и посмеешь ли вернуться к моему порогу вновь.

— Тогда почему вы вмешались? — стараясь не показать напряжения, допытывался парень.

— Если кратко, потому что ты сделал именно то, что всегда требуется в таких ситуациях, — Захария принялся загибать пальцы. — Справиться с первичным воздействием. Обезоружить противника. Предотвратить его дальнейшее нападение. Удар в лицо закрыл сразу два пункта из трёх, я посчитал это высокой степенью эффективности, особенно при условии, что у тебя не было ни понимания происходящего и как это остановить, ни теории, ни практики. Ты достойно вытерпел, как я выкинул тебя из дома, достойно справился с ночёвкой в темнице и достойно вышел из конфликтной ситуации, да ещё и победил куда более обученного соперника. Это показатели, достойные моего Ученика… которым ты, возможно, в будущем станешь.

— Прекрати лукавить, — вмешался Айгольд. — Причину, по которой ты потащил его в замок сегодня, уже поняли все… ну, кроме него, — принц кивнул на Макса.

— Пока я не ставил на нём метку Ученика, он не Ученик, — отрезал колдун. — И хватит перебивать, что за дурацкая привычка?

— Перенял у своего учителя, — иронично улыбнулся королевич, отчётливо намекая на всем известную персону. — Одного старого ворчливого зануду…

— Вернёмся к теме, — магистр хлебнул медовухи. — Я не хочу, чтобы ты думал, что я к тебе добр. Снисходителен — да. Отношусь с пониманием к некоторым моментам — да. Но добр? Вряд ли.

— Я бухаю с вами на кухне, — парировал парень. — У русских это показательное событие.

— Но ты больше не на родине. Здесь пригласить гостя к столу и разделить с ним трапезу — обычное дело, и совершенно не обязательно при этом быть друзьями. Или хотя бы знакомыми. Посмотри на Айла, — наставник кивнул на мгновенно сконцентрировавшегося гостя. — Завалился в мой дом, даже толком разрешения не спросив, и пьёт вместе с нами, будто это нормально.

— Я пью свою медовуху, ты не возражал против моего появления и я принц, в конце концов, — парировал он.

— Тем не менее, — громче продолжил колдун. — Гостеприимство здесь — норма. Равно как и подселение к себе страждущих. Тот факт, что ты занял одну из моих комнат, ничуть меня не стесняет, так что…

— Одну секунду. Он занял гостевую комнату?

— Разумеется, а что?

— А мне теперь где оставаться прикажешь?!

— В публичных домах по всему городу достаточно коек. Ты там постоянный клиент, сделают скидку. Или домой возвращайся, ты же принц, кажется? А принцу необходимо периодически появляться и при дворе.

— Фу ты! — Айгольд вспыхнул, как торфяники в засушливое лето. — Вот надо же мне было — из всех магистров двора! — подружиться с тобой! Грубиян!

— Ты напиваешь здесь и, когда уже на ногах стоять не можешь, спишь в моём доме, ешь мой завтрак, отвлекаешь меня от работы своими сплетнями, вызываешь посреди дня на променады — а я ещё и грубиян? — на удивление спокойно поинтересовался колдун.

— Твоя доброта не мешает тебе быть редкостной сволочью.

— Вообще-то, это два взаимоисключающих качества.

— Не в твоём случае… Но, знаешь, я зря раздражаюсь, теперь у меня есть идея получше, — он вдруг расплылся в немного жутковатой улыбке: явно придумал какую-то гадость. — Я буду спать в твоей кровати. А ты и в лавке неплохо устроишься.

— Разбежался, — фыркнул магистр. — Его Высочество к моей комнате близко не подойдёт, если не хочет, чтобы я ему капельницу поставил.

— Это тот прозрачный мешок с трубкой и иглой на конце?

— Он самый. Отрезвляет так, что до замка бодрым бегом добежишь.

Всё это до боли было похоже на старый американский ситком. Двое закадычных друзей, один из которых явно хранил какой-то неприятный секрет, пили и бранились, пока за ними наблюдал их единственный зритель. Максима даже не смутило наличие капельниц в средневековом особняке: нет ничего удивительного в том, что чародей периодически мотается на Землю за какими-то препаратами и лекарствами, он же, вроде как, университет закончил или…

Стоп.

— Мастер, можно ещё один вопрос?

Колдун явно рад был сменить тему и потому подбадривающе кивнул.

— Вы обмолвились сегодня утром, что помните лекцию о лейкозе. Вы учились в медицинском?

— И успешно окончил, хотя не с красным дипломом.

— Но господин Михейр сказал, что вы… эм… упали в этот мир совсем маленьким.

— Кто, по-твоему, мешал мне уже в старшем возрасте вернуться на Землю и поступить?

Логично.

— Когда я покинул достопочтенного короля Харта, пусть земля ему будет периной, — магистр одним махом прикончил свою бутылку и тут же откупорил следующую. — Я оказался в ситуации, при которой, кроме связей и денег, имел ещё и репутацию. Как ты уже наверняка знаешь от Каглспара, не совсем лучезарную. Не смотри на меня так — я осведомлён, что наш общий знакомый то ещё трепло, но не вижу проблемы в том, что ты в курсе о моих прежних делах… К тому же, это многое говорит. Если, даже имея представление о реальном положении, зная, кто я такой и чем занимался в прошлом, ты всё равно добивался места в этом доме… Твоя смелость и глупость даже похвальны. Что же касается образования… Граждане меня боялись — соответственно, торговлю вести было затруднительно. Со мной попросту не рисковали работать. Мысль на некоторое время отправиться на Землю, получить высшее образование в сфере медицины и вернуться сюда уже с достаточным багажом знаний показалась логичной — тем более, что стать врачом было моей детской мечтой. Помощь простым людям со временем смягчила их отношение, исчез суеверный страх… Не до конца, но всё же.

— Спар упоминал, что выполняет поручения, потому что от вас на улицах шарахаются, — осторожно заметил Макс.

— Есть такое дело. Но это не проблема. Даже наоборот… удачное стечение обстоятельств. Если бы не страх, народ валил бы сюда толпами, заваливал бы просьбами помочь с бабайками или простудой, а так и я живу относительно спокойно, и ведьмам остаётся работа.

Ведьмам?.. Вот же… блять!

— Ведьма! — вскрикнул вдруг подросток. — Одна ведьма, Эльма, просила меня передать вам, что сидит в темнице! Я забыл совсем!

— Эльма? — Мастер нахмурился, о чём-то активно соображая. — Она всё ещё в Эпиркерке?

— Она просила меня попросить вас о помощи… блин! У меня совсем из головы вылетело!

— Не страшно, — Захария незамедлительно поднялся и прошёл к рабочему столу. — Я пошлю письмо стражам на стене, и, если она всё ещё там, её освободят. Эльма давно привыкла к подобным условиям, несколько лишних дней в клетке ей не навредят.

И пока магистр доставал из ящика стола бумагу и писал послание жандармам, в кухне царила полная тишина. И принц, и подмастерье понимали, что лучше не отвлекать колдуна, молча потягивали медовуху и исподтишка друг друга изучали.

Интересно, — заметил вдруг парень. — У него в ухе серьга.

Раскрылась входная дверь, раздались хлопки крыльев, в лавку влетел уже знакомый Максу грач и, забрав сложенное трижды письмо, так же быстро покинул помещение. Захария затянулся трубкой, сложил писчие принадлежности и вернулся за стол, на ходу опустошая порцию напитка.

— Ты собираешься до потери памяти сегодня напиться? — мягко поинтересовался Айгольд, наблюдая, как стремительно исчезает облепиховый алкоголь. — Потому что такими темпами однозначно упадёшь ещё до полуночи. А тебе идти завтра на Совет… если ты не передумал, конечно.

— Буду свеж, как огурец, — ответил чародей. — О чём мы говорили? Ты спрашивал про моё образование, кажется.

— Да я, Мастер, уже всё узнал, что хотел.

— Хорошо. Ещё вопросы?

— Есть. Но не уверен, что…

— Задавай.

Максим замешкался. Потом всё же выдохнул, настраиваясь на любую реакцию из возможных, и выпалил слова, давно жёгшие ему язык.

— Что будет, когда начнётся война?

Королевич и колдун переглянулись, и молодой Путник ощутил волну тревоги, исходящую от Айгольда. Наставник, однако, сохранял полную безучастность.

— Будем сражаться, — просто ответил он.

— И вы тоже?

— Хэдгольд призовёт меня, — с толикой раздражения признал магистр, подлив в себя ещё спиртного. — И когда он это сделает, мы с тобой поедем туда, куда он скажет поехать, и будем делать то, что он скажет делать. Много времени это не займёт — когда остановится его сердце, остановится и война.

Стоп. Стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп стоп что?!

— Я… тоже? — хватило сил выдавить Максу.

— Разумеется. Не оставлю же я тебя здесь.

— На войну? Я поеду на войну?!

Путник вжался спиной в стул и до треска сдавил подлокотники. Глаза в ужасе забегали от одного лица (сочувственно глядевшего на него) на другое (равнодушное и даже несколько весёлое), и парень сам не заметил, как моментально вспотел. Он не имел ни малейшего представления о том, как следует вести себя в таких ситуациях, не понимал, какого чёрта забыл на поле боя и чем может быть полезен Мастеру, не умел ни драться на мечах, ни стрелять из лука — даже верхом ездил только два или три раза за всю жизнь, когда ещё маленьким мальчиком уговаривал маму потратиться на поездку на пони вокруг острова аттракционов. И то, с каким равнодушием о возможном отъезде сообщил ему Захария, ввергло Макса почти в то же состояние, в какое его ввергло путешествие через портал утром. Тёплая капля пота прокатилась по лбу и виску, дыхание хрипнуло в бронхах, не способное покинуть рта или носа, и когда он начал задыхаться, то понял — его панические атаки никуда не делись.

Просто затаились.

— Что с ним? — словно сквозь бесконечно широкое пространство донёсся до затуманенного страхом сознания голос Айгольда.

— Всё нормально, — ответил ему с другого конца вселенной чародей. — Он просто напуган.

— Ты это называешь «нормальным»? Может, сделаешь что-нибудь?

— Просто подождём, пока приступ пройдёт, — тёмное пятно, смазанное из-за слёз, приблизилось к лицу, и в очертаниях Максим узнал колдуна. — Послушай внимательно. Тебе ничто не угрожает. Мой подмастерье останется жив и здоров, мы оба вернёмся оттуда невредимыми. Моя работа — защищать людей, моя обязанность — вернуть тебя в прежнем состоянии с поля битвы. Так что восстанови дыхание, и когда справишься — кивни.

Сердце колотилось как бешеное, грудь отказывалась расширяться, чтобы впустить немного воздуха, но тогда на помощь пришёл голодающий от недостатка кислорода мозг и подкинул мысль о том, что вообще-то ничего плохого ещё не случилось, а истерика преждевременна. К тому же, продолжало убеждать сознание, при нас действительно будет Мастер, так что вражеские войска если и доберутся до тыла, то нашу шкуру им точно не снять.

— Успокоился? — ровно спросил наставник.

Макс неуверенно кивнул.

— Отлично. Тогда выпей, а мы с Айлом пока расскажем, как в этом мире выглядит война.

— Я-то что ему сказать смогу? — встрепенулся принц. — Когда в Эпиршире в последний раз брались за мечи, я только в планах существовал.

— Но ты многое знаешь. О стратегии, о типах ведения боя, о вооружении разных стран… о роли магов.

— Это да.

— Так поведай нашему юному другу, — Захария сделал приглашающий жест рукой и на одном дыхании выпил из третьей бутылки четверть содержимого. — А я буду добавлять время от времени, пока ещё в состоянии.

— Может, этот разговор может подождать? — Айгольд покосился на Макса неуверенно. — Ему бы расслабиться, а не нагружаться информацией.

— Хочешь продолжить обсуждение, Максимус?

Он сейчас вообще мало чего хотел, помимо горячей ванны и чашки чая. Но медовуха тоже подходила неплохо, поэтому парень допил первые пол-литра и тяжело вздохнул.

— Лучше не сейчас, Мастер, — признался он.

— Хорошо. Тогда… ещё вопросы?

— Пока нет… не знаю. Я отойду ненадолго? Мне бы умыться.

Захария кивнул, и Макс неуверенно встал из-за стола. Алкоголь тут усваивался быстро и был достаточно крепок, чтобы уже после пятисот миллилитров сразить неподготовленный организм в пьяный сон, но ему хватило сил доковылять до чана с водой, подчерпнуть немного чашкой и плеснуть на лицо. Разговор за спиной продолжался, но подмастерье не прислушивался: его гораздо сильнее волновало сейчас собственное благополучие.

То, как легко он провалился в панику, нельзя было назвать нормой. И можно сколько угодно убеждать себя в том, что причины для ужаса были веские, но что толку? Путешествие между мирами что-то сделало с ним, это ясно как день: чувствительность возросла в разы, беспокойные нервы затрагивало любое, даже незначительное событие. Может ли это быть реакцией организма на смерть и последовавшее за ней возрождение? Или суть крылась в чём-то другом? В его уникальной силе?

Анализируя события прошедшей недели, можно смело сказать, что он и правда стал гораздо… восприимчивее. Тот воздух, что облаком сгустился над телегой во время разговора с Падальщиками, те волны магии, исходившие от проклятого браслета, те образы, возникавшие перед глазами и принадлежавшие явно не ему — всё это становилось подтверждением теории: Макс меняется. Его внутренний радар с каждым днём улавливает больше и больше сигналов.

Помедитировав какое-то время над чаном в раздумьях, «не вырвет ли?», Путник отставил чашку на место и неторопливо вернулся за стол. Видно, на данном этапе опорожнение желудка всё же было несвоевременным.

— Ты жив, уже неплохо, — услышал он вдруг тихий голос принца. — Многие другие Путники не могут похвастаться подобной привилегией.

— Это не жизнь, — так же тихо возразил ему колдун. — Я — безропотный скелет, тлеющий на земле в ожидании, когда что-нибудь изменится.

Макс бросил быстрый взгляд на магистра и уже пустую бутылку в его руках, опасно наклонённую над столом. Собеседники за каких-то несколько минут из вполне трезвомыслящих людей превратились в полноценно пьяных, а тема их беседы ушла в не доступное пониманию юноши русло. Стоило отойти всего на минутку, и нить разговора утеряна, а спрашивать как-то неловко. Только по исходившей от чародея волне негодования, горечи и гнева, слегка притупленного временем, Максим и мог догадываться о сути новой дискуссии.

Неспокойно. Что-то происходит.

— Это не так, — Айгольд горячо помотал головой. — Не так! Ты столько всего сделал, стольким помог! Где были бы все эти люди, где был бы я?

— И они живут свою жизнь, благодарные или забывшие, это правда. А со мной-то что дальше?

— А ты здесь, — принц развёл руками, окинув широким жестом и кухню, и себя, и Макса. — Развиваешь торговлю, защищаешь слабых, подмастерья вот себе завёл, выручаешь монаршую особу. Для меня одна надежда выжить на престоле — твоя защита, твоя мудрость и преданность! Этого разве мало?

— Я тоскую по небу, — вздохнул маг, подперев голову рукой. — Снова хочу… лететь.

Слушатели замерли. Безусловно, королевич уже эту историю слышал, просто сочувствовал, а вот для Макса слова о полёте стали столь неожиданными, что даже отрезвили немного.

— И каждую ночь мне снится один и тот же сон: воздух наверху, такой холодный… — грустно улыбнувшись, продолжал колдун; он поднял ладонь, словно изображал самолёт, и начал описывать круги над головой. — Облака из капель воды, влажные лицо и одежда… Снится, как я спускаюсь на землю, словно из реки вышедший… И виды, Айл, оттуда, сверху! Горы, поля, дома становятся крошечными… Реки серебрятся змеями, крыши чернеют размером с горох… Дышать тяжело, ветер бьёт в нос… Когда я только учился, то порой задыхался, приходилось натягивать на лицо тряпки, закрываться ворот-тниками… Но как было красиво. Я, помню, однажды чуть не разбился… — он с тоской усмехнулся. — Решил попрактиковаться над горами Двиста и немного не рассчитал силы. Воздушный поток… ну, мотнул меня в скалу… Хорошо, что там лежал снег…

— Мастер, — аккуратно обратился заторможенный услышанной информацией Макс. — А о чём вы рассказ…

— О полёте, дурень, — туповато хохотнул Айгольд.

— У меня были крылья.

…чего?

Какое-то время он просто смотрел, как медленно описывает круги уже почти не подчиняющаяся рассудку костлявая рука наставника, и никак не мог переварить услышанное. Что-то не складывалось, что-то ускользало от Макса неописуемо быстро, что-то очень важное, без чего невозможно понять чужих слов. У него были крылья? Настоящие? Логично, что настоящие, иначе как бы Захария мог подняться в небо, но…

— А… где они?

Только договорив предложение до конца, ещё даже не успев закрыть рот, Максим осознал: это непростительный промах. В чародейском доме существовали-таки вопросы, которых не стоит задавать.

Лицо колдуна потемнело — и нет, это была не знакомая уже юноше мрачная мина: каждый сосуд под тонкой серой кожей нёс теперь кровь, чёрную как нефть. Полностью исчезнувшие белки глаз, закрытые тьмой, заблестели как застывший гудрон, в прозрачных хрусталиках вспыхнули разряды белого электричества — словно одержимый, он медленно поднял опустевший, лишившийся разума взгляд на своего подопечного, и парня, с недавних пор до головокружения восприимчивого к эманациям магии, едва не сбил с ног выстрел злобы и ненависти из узких прорех вертикальных зрачков. Казалось, мага ударило током — лохматые волосы встали дыбом, как у предвкушающего драку бродячего кота, разряды цепочками прокатились по оголённым участкам кожи — сидевший в опасной близости королевич, уже сталкивавшийся с подобными спецэффектами, в спешке соскочил со стула и, стянув за руку Максима, напряжённо отошёл подальше.

От спины и затылка в воздух над обеденным столом поднялся дым — чёрный, густой, как если бы колдун загорелся от переполнявшей его ярости. Танцующие, завивающиеся кольцами, пульсирующие, рассыпающиеся в песок и вновь сгущающиеся под потолком, потоки дыма плясали над Захарией словно сумасшедшие, формируясь в причудливые очертания колючек и игл, растворяясь, смягчаясь и вновь заостряясь, становясь густыми и осязаемыми. Искрящаяся мраком космических порталов, сверкающая непознаваемой чернотой, эфемерная масса нарастала душным облаком, обдавая умертвляющим льдом. Порыв ветра, внезапный, поднявшийся за одно мгновение, пронёсся по кухне, сбивая пустые бутылки на пол — бутылки взрывались, осколки тут же взметало в воздух и в нарастающем смерче закручивало вокруг чародея, неподвижного, с застывшим на молодом Путнике взглядом и с абсолютно равнодушным, омертвевшим выражением лица. Неосязаемые тени, отбрасываемые шкафами и комодами, словно ожившие потянулись к заклинателю со всех сторон, обволакивая кухню непроницаемым куполом, закрывая от слабого уличного света оставшихся наедине с Захарией гостей. По стенам особняка прокатилась вибрация. Затем ещё одна. Снова. Задрожали стёкла в оконных рамах, запрыгала на стеллажах керамическая посуда, на втором этаже с библиотечных шкафов с грохотом западали книги.

За несколько секунд сгнили овощи, ровными рядами выложенные в ящиках.

Как в замедленной съёмке Макс видел, что чародей набирает в грудь воздух. В этот же момент крепкая хватка Айгольда потянула юношу назад, в недра лавки, и он попятился, догадываясь смутно, почему не может оторвать взгляд от вертикальных зрачков, уставившихся ему строго в глаза. Чувствуя себя зайцем в смертельных объятьях змеиных колец, он осознал, что парализован, что не может дышать, что сейчас Айгольд — единственный, кто способен толкать его прочь от кухни, потому что собственных ресурсов катастрофически не хватает, потому что вот-вот бомба взорвётся, и все, кто не успел спрятаться, окажутся…

— Спроси у Хэдгольда.

Голос колдуна ему больше не принадлежал.

Стол под спокойно лежащими ладонями чародея треснул, как яичная скорлупа, и лопнул, расшвыривая щепки по углам. Дубовые доски рухнули на пол, погребая под собой ящик с медовухой, почти одновременно раздалось несколько хлопков — это бутылочное стекло взрывалось, выплёскивая алкоголь. Принц схватил Макса за локоть и резко толкнул за один из стеллажей, после чего забился за стойку с доспехом — побелевшее лицо, обращённое к источнику опасности, сияло в полумраке как у призрака. Магистр Хаоса поднялся на ноги и медленно подошёл к ближайшему комоду, после чего равнодушно, без капли сожалений или сомнений рывком опрокинул его на пол — бешеный рёв ветра, подцепивший и усиливший звуки разрушений, прокатился по особняку, взвивая к потолку рассыпавшиеся из полок специи и курительные смеси. Затем со стен были сорваны полки — посуда билась до последнего блюдца, усыпая кухню горами черепков. Чем дальше заходил чародей в своём стремлении уничтожить всё, до чего мог дотянуться, тем больше ярости проступало на его безучастном лице: переворачивая мебель, топчась по осколкам босыми ногами, раня себя и даже этого не замечая, полосуя когтями по доскам и шкафам, он всё глубже и быстрее погружался в процесс, всё ярче начинал получать от этого извращённое удовольствие, как если бы выпускал на волю то, что давно забил и от чего давно пытался откреститься. Следом досталось стульям — их швыряли в стены словно пластиковые, словно они ничего ровным счётом не весили: бычья, совершенно точно нечеловеческая сила, невесть откуда бравшаяся в тщедушном теле, не оставляла мебели ни единого шанса уцелеть, и когда с кухней было покончено, парень увидел: Чудовище, проснувшееся после долгого и безрадостного сна, размялось и теперь движется к целям поинтереснее.

Айгольд крепко сжал плечо Путника и жестом велел сидеть смирно. Максим предполагал, что они останутся в укрытии и будут послушно ждать, пока Захария не выпустит пар и не успокоится — на красивом аристократичном лице, обрамлённом золотыми вихрами, лежала тень того же ужаса, который испытывал Макс. Этот план ему пришёлся по душе, потому что парень понятия не имел, куда бежать и кого звать на помощь, и присутствие ещё одного человека его сильно подбадривало. Вот только, игнорируя голос рассудка, сам королевич, видимо, обезумел от страха или окончательно опьянел и потерял остатки инстинкта самосохранения — ничем иным не удалось бы объяснить тот факт, что, одними губами проговорив: «Не показывайся», он на полусогнутых вылез в проход между рядами брони и оружия и плавно двинулся навстречу торнадо. Осколки, осколки и ещё раз осколки — мерцающая пыль из стекла, фарфора, керамики и дерева на неописуемой скорости вращалась вокруг потемневшей фигуры. Хаос, растекавшийся по полу мазутными пятнами, словно грязь или слизь, оставлял на камне брызги, подтёки и лужи — из каждой из капель, обронённых на пол, сочился космический дым.

Королевич случайно задел и пнул носком ботинка скатившуюся с рабочего стола чернильницу. Чародей обернулся на звук — полностью чёрные, его глаза вцепились во встречный взгляд намертво.

— Свали нахрен, — по-кошачьи прошипел колдун, оскалившись.

Острые клыки на фоне мертвенно-синих дёсен казались белее, чем были на самом деле. Приказ расслоился на три, но каждая из отдельных интонаций сквозила ненавистью. Максим, подчиняясь не столько распоряжению принца, сколько здравому смыслу, снова задвинул голову за стеллаж. В фильмах ужасов, которые он любил посматривать на Земле, таким образом обычно обрабатывали демонический голос, только если дома он пусть и вздрагивал, но понимал — по другую сторону экрана простые актёры, — то теперь это был ни черта не фильм. Здесь главный герой сцены насилия вполне спокойно может убить неосторожного зрителя.

— Это вряд ли, — как мог ровно ответил Айгольд, до белизны в костяшках сжимая кулаки за спиной. — Я явно нужнее здесь.

— Ты ещё не понял? — проклокотали голоса на разный лад. — Никому ты не нужен, ни здесь, ни где бы то ни было!

— Я знаю. Но я всё-таки останусь, пожалуй. Мне здесь нравится.

Невидимый взрыв бесшумно прогремел за чародейской спиной — то, что в силу своей тяжести не было поднято ветром, швырнуло во все стороны разом: остатки стола размолотило о стены внезапно вздувшимся как пузырь пространством отвратительной пародией на фейерверк.

— Надоедливый глупый ребёнок, — прорычал маг, поворачиваясь, — Ищешь место, куда можно приткнуться, забиться, где можно забыться. Отовсюду гонимый, никем не любимый — тебе нечего делать в моём доме. Ты здесь чужой, ты всегда и везде был чужим, убирайся!

Макс не до конца понимал, кто — или что — говорит губами Захарии: озвучивал ли он эти гадости осознанно, позволяя себе быть искренним хотя бы в моменты срыва, или не только не мог контролировать сказанное, но и даже остановить. Магистр производил впечатление одержимого, потерявшего способность управлять собой или хотя бы заткнуться, как если бы всё скверное, тёмное и злое, которым по воле судьбы ему довелось управлять — весь тот Хаос, гнетущий и бесконечный, пустой, бездушный и неудержимый — рвался наружу, в мир Цельды, используя мага как распахнутую дверь.

— В таком случае мы одинаковые, и здесь мне самое место, — невозмутимо заметил Айгольд, даже не думая отступать. — Ты не сможешь меня обидеть, Ария, мы оба знаем, что это не ты.

— Не смей сравнивать нас, щенок! — рявкнул Захария, и сквозь острые зубы ему на грудь вместо слюны цыкнула струйка чёрного мазута. Или, быть может, крови? Магия переполняла его, рвала изнутри, из тонких ноздрей упало несколько капель — что бы ни происходило, мрак поднимался в нём как вода поднимается на палубу повреждённого корабля. — Не смей даже на мгновение допустить, что ты, носящий лицо своего отца, знаешь, кто я такой! Ты, его плоть и кровь, его потомок и наследник — ты никогда и никому не станешь другом! Никогда не будешь здесь своим! Нигде не будешь своим! И если ты думаешь, что нужен нам — ты глубоко заблуждаешься, потому что нам не нужен никто!

Айгольд не двигался, только крепче сжал кулаки. Красивое лицо побледнело до белизны, Макс видел, как он дрожит, ощущал поднимающийся в принце гнев и сосущую боль. Чародей бил по уязвимым точкам, бил точно и без промаха, целенаправленно, безжалостно и жестоко, прекрасно зная, куда давит и к какой реакции это приведёт. Молодой Путник даже забыл о взлетающих в воздух осколках стекла и щепках дерева — это было несравненно страшнее, гаже и отвратительнее. Вспыли в памяти откровения Каглспара о бессердечности, злобе и беспощадности… И ярости, в которой колдун осушал реки, выкорчёвывал с корнями деревья, разрушал людские жизни… убивал их.

Одиночество. Отсутствие любви. Сходство с отцом. По всему прошёлся… почти.

— Я тебе не верю, — удивительно спокойно вдруг произнёс принц, поджав губы, и плавно, с дикими для сложившейся ситуации статью и благородством пошагал в сторону колдуна. Голос дрожал, в каждом слове сквозила горькая насмешка. — Я знаю, что это не ты. Твой Хаос вырвался на свободу, посмотри: он рушит всё, что ты создавал и чем дорожишь. Портит твой дом, отворачивает и настраивает против тебя людей. Я слишком давно тебя знаю, Ария, я приказываю взять себя в руки.

Чем ближе он подходил, тем сильнее колдун морщился, отворачивая лицо. Максим видел напряжение, с которым сорвавшийся маг пытался теперь вернуть контроль над погодными условиями в доме, как острая стеклянная пыль и дубовые занозы по неправильным дугам огибали вошедшего в смерч Айгольда, чтобы ему не навредить. Самоуверенность королевича, граничащая с безумством, вызывали у единственного из них троих здравомыслящего человека закономерный страх.

— Ты даже не стараешься. Ничего не добавил про «мерзкую содомию», ничего не сказал о позоре для собственного отца. Знаешь, я этого уже столько наслушался, что вот на столько, — королевич оставил крохотный зазор между большим и указательным пальцами и продемонстрировал эту прореху чародею, — Не оскорблён. Верни себе власть на этим чудищем, Ария. Не позволяй ему ломать и дальше.

Макс так переживал за сохранность принца, что до крови прикусил щёку. Впрочем, произнесённые им слова, к счастью, подействовали как надо. Маг, капитулировав, закрыл глаза, мягко опустился на пол, согнувшись почти пополам, сел, обхватив себя руками, и поджал к груди колени, напоминая ребёнка — вот только не нашкодившего, а одинокого, покинутого и испуганного. Это однозначно была уже проверенная поза, используемая далеко не впервые — пытался ли вышедший из-под контроля чародей таким образом успокоиться, или подобное положение перекрывало магические каналы в теле — Максим не знал. Но всё, что кружилось в вихре мгновение назад, замедлилось, затем застыло в воздухе и через несколько секунд с грохотом попадало на пол. Тьма рассеялась. Большая её часть впиталась обратно в тело наставника.

Всё стихло так же резко, как началось.

Принц медленно сел рядом, чуть боком, и устало запрокинул голову к стене, рассматривая потолок опустошённым взглядом. Можно было только догадываться, насколько прозвучавшее недавно психологическое расчленение со стороны Захарии глубоко его ранило.

— Знаешь, чтобы нас рассорить, тебе понадобится что-то посерьёзнее оскорблений, — печально улыбнулся монарх. — Даже не старался ведь.

— Не хочу, — уткнувшись лицом в колени, хрипнул колдун: изо рта капнула не то чёрная кровь, не то эссенция Хаоса. — Не хочу больше… не хочу… Ну нахрена так делать, Айгольд?.. Зачем ты опять полез?..

— Угомонись. Никому ты не навредишь, — принц мягко коснулся чужого плеча и поморщился, пусть и сохранив улыбку: очевидно, его пальцы укололо ещё пульсирующей вокруг чародея магией. — Точно не мне. Сильнее, чем уже, ты меня ранить не сможешь, прости.

— Прости меня… Это ужасно, прости меня…

— А что до смерти, — ровно продолжал королевич, улыбаясь всё так же грустно. — То и чёрт с ней. Умереть от твоей руки гораздо лучше, чем от рук восставших крестьян, вражеских шпиков или предателей короны. Так что, коль решишь убить, не стесняйся. Я не против. С какой-то стороны… буду даже признателен.

— Так не должно быть… Я не должен так делать… Это плохой поступок, я плохой человек, почему ты здесь?..

— Ублюдок здорово тебя потрепал, — Айгольд почесал чародея по загривку словно гигантского кота, взъерошив колючие волосы. — И иногда я забываю, насколько серьёзно и глубоко. Когда сукин сын сдохнет, королём стану я — и тогда всё изменится, даю слово.

— Людей… Ты не сможешь изменить людей.

— Твоя правда. Я и не буду пытаться. Ты сделаешь это сам, когда перестанешь жить в опале: при мне никто не посмеет гнать тебя прочь. Если захочешь — запрещу оскорблять магистра Хаоса на законодательном уровне. Хочешь? Я могу.

Не поднимая головы, Захария мелко затрясся. Сложно было понять, смеётся он или плачет.

— Ты кретин, — наконец, фыркнул он и показал лицо; всё-таки смеялся. — Законченный кретин.

— Так ведь кто мой учитель.

Королевич глянул в ту сторону, где должен был находиться молодой Путник, но не увидел его, и вынужден был признать, что парень спрятался неплохо. Кивком головы наобум он разрешил Максу покинуть укрытие.

— Теперь всё в порядке.

Максим явно не торопился, но и медлить не стал. Чтобы не показать, что боится, он осторожно выполз из-за стеллажа с доспехами и без резких движений поднялся на ноги. Хотя он боялся. Сильно. Оглядевшись, молодой Путник едва не присвистнул: разрушено было столько, что теперь совестно станет брать у наставника деньги за домашние работы — сколько же сбережений уйдёт на восстановление порядка?

Как я только могу об этом думать сейчас?

— Простите… — на грани слышимого шепнул Захария. — Вы оба. Мне так жаль, что я… что вот так вот всё обернулось.

— Ты свой дом можешь хоть до основания разворотить. К тому же, все живы-здоровы, так что волноваться не о…

— Есть о чём волноваться. Я мог случайно убить вас.

Его взгляд был пустым, лицо окаменело, превратилось в маску. Максим уже видел такое однажды: такой же маской, чужеродной, неестественной ему казалось лицо брата, лежавшего в гробу. Обескровленная кожа, смягчившиеся черты лица… Восковая кукла в чудовищном представлении безжизненного театра вскрывшихся грехов.

— Но мы-то тоже не лаптем деланые, — усмехнулся принц. — Выдыхай, мой тревожный друг. Подмастерье спасён, наследник трона невредим и даже в прекрасном состоянии, а магистр Хаоса просто немного покуражился и теперь ему легче.

— Избавь меня от этой наигранной доброты, Айгольд, чёрт побери, и хватит притворяться, что всё в порядке. Ты мой единственный друг, а я — свинья.

Айгольд, нахмурившись, помолчал. А потом сделал то, чего от него не ожидал, пожалуй, никто: приподнял кончик своего носа пальцем, а затем громко и задорно хрюкнул. Колдун уставился на принца, широко распахнув глаза, кровь в его сосудах различимо посветлела.

— Видишь? — хохотнул он в ответ на изумлённый взгляд магистра. — Мы оба свиньи.

— Мне стоит попросить прощения.

Максим уже не удивлялся, пока наблюдал, как Захария за считанные секунды полностью восстановил сломанное и разложил по полочкам разбитое и рассыпанное. Пускай тревога фонила теперь почти непрекращающаяся, не восхититься возможностями, которые дарует освоение магии, было бы преступлением: на Земле навык прибраться в комнате, погладив воздух несколько раз определённым образом — мечта многих, если не всех. Двигался колдун вяло, действовал автоматически и молча — поэтому, когда произнёс то, что произнёс, Макс нехотя, но всё-таки подошёл ближе и сел за обеденный стол. Ни следа разрушения: вновь целёхонький дуб, вновь идеальный порядок на полках и в ящиках, только пустота на месте сгнивших продуктов напоминала о случившемся погроме. Остановив порыв взяться за медовуху, юноша решил пока не торопиться с алкоголем: вспышка ярости наставника у них обоих почти полностью выпарила спирт из крови, чародей вновь казался спокойным и уравновешенным. К сожалению, память о том, как страшно было скрываться за полками и как лихорадочно мозг вспоминал молитвы, так быстро не исчезнет.

Его только по касательной зацепила тёмная сторона колдуна — никто не погиб и не пострадал у Макса на глазах, — но теперь он лучше понимал причины, отчего его «Мастера» так не любят. Мало кому понравится находиться рядом с человеком, способным в порыве гнева столько натворить.

— Я повёл себя неразумно и недостойно, — продолжал колдун, убирая остатки специй обратно в горшки. На собеседника он не смотрел. — Помимо прочего, подверг твою жизнь опасности. С тезисом, что рядом со мной ты будешь в безопасности на поле боя, этот инцидент не вяжется…

— Хэдгольд отобрал ваши крылья? — понимая, что теперь, в случае чего, некому будет спасать его от гнева магистра, спросил Макс.

Захария вздрогнул, после чего сначала молча удалился за угол, делая вид, что не закончил какие-то ремонтные работы в дальней части торгового зала, хотя его и не потрепало почти. Затем вернулся, поставил последние банки в шкафчики и, не оборачиваясь, вздохнул.

— Не совсем. Но сейчас мы это обсуждать не станем.

Сев напротив подростка, он сложил пальцы в замочек и какое-то время смотрел в стену, собираясь с мыслями. После всего, что случилось за последние полчаса, Максиму было неприятно касаться чужих эмоций — и всё же контакт с ними утихомирил его возмущение и страх: чародея одолевали самые гнусные и скверные чувства, а больше всего его терзало искреннее раскаяние. Удивительно, насколько скромно богатый спектр внутренних переживаний, красочных, стремительно сменяющих одно другое или переплетающихся меж собой, отражался на его лице.

Когда спонтанное светопреставление закончилось, а старые друзья обменялись взаимными извинениями, принц, сохранявший не то по привычке, не то из чувства собственного достоинства внешнюю невозмутимость, вернулся к алкогольной трапезе. Быстренько подняв испарившийся было градус, он объявил, что утомился и желает отойти ко сну, после чего свернулся совсем не по-королевски на узкой софе, забитой в тёмный угол второго этажа рядом с лестницей, и через несколько минут преспокойно засопел. Путники остались наедине, и совершенно теперь уже трезвого Макса подмывало поговорить с наставником ещё немного, как бы невзначай разобраться в свершившемся акте вандализма, выстроить для себя какие-то точки отсчёта — хотя бы мысленно, — но он помалкивал, изредка исподтишка изучая чародея и в то же время подрагивая от не до конца отступившего напряжения.

— Хочешь о чём-то спросить?

Ему не нужно было поднимать взгляд, чтобы удостовериться: попал в десятку. Юный, ничему толком не обученный, сталкивающийся со всем этим «новым» впервые, этот парень, свалившийся как снег на голову, напоминал колдуну ребёнка детсадовского возраста. Да и, справедливости ради, девятнадцать лет — сам по себе срок небольшой, даже в родном городе и в родном мире Макс котировался как человек, мало пока ещё смыслящий в жизни. Он не сумел действовать скрытно даже сейчас, когда один только факт взаимодействия с Захарией вселял в душу малоприятный трепет — наивный, прямолинейный, он смахивал на мотылька с самосознанием: знал, что пламя опалит ему крылья, но всё равно стремился подлететь поближе.

— Да, Мастер. Про Айгольда. И… про то, что он сказал. Я слышал, его оскорбляют за глаза. Называют… ну…

— Педиком, — кивнул чародей. — Это если опустить никому не нужные формальности. Называют. Не без помощи его отца, к слову.

— Почему?

— Почему Айл не любит женщин или почему Хэдгольд стал тем, через кого об этом все узнали?

Подозрения подтвердились.

— Э-э-э… ну, и то, и другое, наверное?

— Про причину возникновения у нашего королевича сексуальной девиации, думаю, объяснять не стоит, — маг, как показалось юноше, затянулся трубкой недовольно. — Отец его не любил, равно как не любил и никого другого, кроме себя… и, может, ещё королевы. Хотя это вряд ли. Айла, как и многих других принцев до него, воспитывал взвод гувернанток и нянек — королева Диари умерла через какое-то время после того, как разродилась. Если память не изменяет, месяцев через шесть. С рождением Айгольда это никак связано не было, о чём я не раз и не два пытался говорить королю, но Хэдгольд винил ребёнка — он же лучше разбирается в медицине, твою мать…

— Вы считаете, Айгольд… из-за отношений с отцом такой?

— Максимус, — Захарий вздохнул утомлённо, но терпеливо. — Ты в курсе, что на Земле в своё время проводилось исследование на эту тему? Изучали отношения между супругами, у которых хотя бы один из детей с подобными предпочтениями. Уже не могу назвать точную цифру, но вероятность, что у человека с сексуальной девиацией либо слишком строгая мать и слишком мягкий отец, либо деспотичный отец, тиранящий и мать, и детей, что-то около девяноста процентов. И я не про эпоху нацистской Германии говорю, а про вполне современные данные. Генетически обусловленный гомосексуализм — меньше десяти процентов, остальное — ответственность родителей.

Макс об этом ничего не знал. Он и сейчас-то разбираться желанием не горел, но, раз уж укусила его какая-то муха ляпнуть про первое, что в голову пришло (лишь бы не это тошнотворное молчание), придётся послушать и помотать на ус абсолютно никак ему не способную пригодиться информацию.

— В общем, маленький принц жил в опале отца, тонул в женском внимании, не знал любви — и теперь пытается хоть как-то это компенсировать. Однако есть большое но, — колдун сцепил пальцы в замок, травы медленно тлели в его трубке. — Если говорить откровенно, в Цельде всё несколько иначе. В здешних королевских семьях выбирать объектом обожания кого-то своего пола — нормальная практика. Многие правители были увлечены именно мужчинами, как в Древней Греции в период расцвета. Такая близость считалась — и до сих пор считается — у местных сильных мира сего правильным способом удовлетворения физиологических потребностей. Детей они, разумеется, рожают от женщин, в этом аспекте ничего не изменилось — высокопоставленных наследниц, породистых и здоровых, — но любить их… любить их любят редко. Хэдгольд, пожалуй, чувствовал к королеве Диари определённую привязанность, хотя, если интересно моё мнение, это была, скорее, привычка.

— Хрена се, — только и смог прокомментировать Макс.

— Таковы нравы местной аристократии, — спокойно развёл руками колдун. — Мне как-то, если честно, всё равно, кого и где любят другие люди. За время, проведённое в Цельде, я настолько привык не удивляться, что просто существую в контексте и не лезу другим в душу. Чего и тебе желаю.

— Но, если это нормально, — нахмурился Макс, — Почему тогда Айгольда…

— Потому что обычно подобные истории не выходят за пределы королевского двора, — пояснил магистр, выпуская в потолок клуб обычного серого дыма; кажется, в этот раз он курил-таки табак. — Простой люд такими вещами не занимается. У них мало времени, чтобы развлекаться, им бы поля вовремя засеять и коров на пастбищах от волков отбить, а не это всё… И дворяне обычно послушно держат рот на замке, тем более, что это выгодно обеим сторонам. Стать фаворитом кого-то из королевского рода — честь, сулящая богатством и лёгкой карьерной лестницей, даже если при этом фавориты не силой и народной любовью пользуются, а какими-нибудь частями тела.

Он выдержал небольшую паузу, но, видимо, не для пущей убедительности или театральности, а для того, чтобы правильно подобрать слова.

— С Айлом ситуация… иного толка: отец его терпеть не может, будучи искренне убеждённым, что он — причина гибели королевы. Да и сам принц, ты сам видел, не отличается послушанием и вежливостью. Затаённые обиды имеют неприятное свойство накапливаться. Вот и намекнул Хэдгольд кому надо, что фавориты нашего королевича пользуются как раз не силой и не народной любовью, и ещё как «не пользуются» — только успевай их из опочивальни в одних ботинках выставлять. А слухи имеют свойство распространяться быстро, особенно когда речь заходит о правящей династии.

— Хреново.

— Вообрази, какого Его Высочеству будет восходить на трон, когда собственные подданные его ни во что не ставят и считают, цитата самого Айла, «мерзким содомитом». Сказка, а не правление. Даже сейчас находятся смельчаки, судачащие за его спиной и особо не скрывающиеся, а уж дальше… К счастью, принц уродился на редкость сообразительным мальчиком, он легко находит влиятельных союзников.

— Вас, например?

— И не только. Но я в первых рядах, безусловно.

Помолчали. Захария, очевидно, давал подмастерью время на обдумывание… и заодно на переоценку ценностей. А может, вовсе не преследовал никакой цели.

— А вы… — нервно потея, выдавил Макс. — Вы с ним…

— Спим?

Твою-то мать, ну нельзя такие вещи вот так вот в лоб-то!

— Нет, — добавил чародей.

Нет?

— Максимус, — колдун наклонился чуть вперёд, вновь проявляя чудеса выдержки. — Дитя, что сейчас храпит на кушетке, пьяный в жопу, умирал в утробе матери, обтянутый собственной пуповиной. Он погиб бы, не увидев света солнца, если бы Хэдгольду не хватило мозгов призвать меня на помощь. Этот ребёнок родился на моих руках — родился в мои руки — и может стать замечательным преемником великого Харта благодаря этим ладоням, — он кивнул на свои растопыренные пальцы, — Накладывавшим магические сигилы на его петлю через живот королевы Диари. Я люблю его настолько, насколько вообще способен испытывать это чувство, но не той любовью, о которой говорят люди. Он мне… почти как сын.

— Ё-моё, — глубокомысленно изрёк Максим, обмякая в кресле; картинка продолжала складываться. — Но он, кажется, всё-таки немного иначе к вам относится, Мастер? По крайней мере, мне так показалось. Если вы понимаете. Вас это не…

— Айл производит впечатление легкомысленного бунтаря, заигрывающего с любым, кто будет с ним добр. Но это не так, — ровно и решительно произнёс наставник. — Его Высочество останется под моей защитой, пока один из нас не умрёт. Он слишком многое перенёс и пережил, пока меня не было в Цельде. Если на кого-нибудь в этой жизни он и может рассчитывать, то на мелочного и психически нестабильного магистра Хаоса — и не надо так глаза пучить, Максимус, я про себя всё прекрасно знаю. Говорю как есть. Что бы в его голове ни происходило, он имеет право чувствовать всё, что чувствует, к тому, кого посчитает достойным — не в моей юрисдикции ему запрещать. Но… Со мной у него иные отношения.

— То есть?

— Я знаю Айгольда с младенчества. Обучал его наукам и искусству, подбирал преподавателей и наставников, защищал и рассказывал об устройстве этого мира и других миров. Фактически, выполнял функции Хэдгольда — функции отца. И думается мне, что принц так стоически терпит мои… скажем так, недостатки, потому как в глубине души считает брюзгу-старика, — Захария не без иронии указал на себя пальцем, — Семьёй.

На деталях парень настаивать не стал. В целом, ему и без продолжения всё было понятно.