Участковый

Глава 8

Возвращались мы в отдел под очередные размышления и рассуждения Семёнова о превратностях участковой службы.

Мне показалось, старлей был очень рад, что ему не пришлось идти к Бесову, а потому стал еще более разговорчивым, чем до этого. А еще мне показалось, что утреннее происшествие, связанное с кумом Семёнова, вроде как нас сблизило. По крайней мере, Виктор был в этом уверен.

Он трындел без перерыва, поучая меня всему, что знает сам, но теперь доносил информацию в более дружеской форме.

Мы проходили мимо двухэтажного здания, напоминавшего барак, когда старлей усмехнулся и кивнул в сторону дома:

— Вон, глянь. Видишь? Головная боль, хорошо, что не твоя. Вотчина Капустина. Женское общежитие. Ох, он с ними и намучался.

— Почему? — Искренне удивился я, разглядывая двор, «украшенный» верёвками, на которых висели стиранные вещи.

— Почему⁈ — Переспросил Семенов и весело хмыкнул, — Бабы — это ж такие граждане, хуже рецидивистов. Возьмешься за них спустя рукава — слезами умоешься.

Я, не удержавшись, тихонько хохотнул себе под нос. В голове упорно крутилась очередная шутка. Например, что за баб нужно браться спустя штаны, а рукава в этом деле действительно мешают. Однако, с юмором у меня как-то не задалось, поэтому решил, обойдемся без стендапа.

— Не так давно… Восьмое марта, что ли было… — Продолжал Семёнов вводить меня в курс всех местных дел, — Устроили наши доярки себе праздник. Ну, доярки, понял? С колхоза. Он вон, сразу за выездом из города. И что думаешь, упились до такой степени, что начали горланить песни. К обеду стали неуправляемыми, а после полудня начали разбредаться как стадо, в зависимости от настроения, желая либо рвануть домой, выплакаться на плече милого-любимого, либо немедленно пойти и надавать бригадиру по мордасам. Бригадир у них тот еще ходок. Любитель женских прелестей… Еле угомонили их. А вообще… — Семёнов посмотрел на меня с сомнением, будто размышляя, настолько ли мы близки, чтоб рассказывать все, как есть. Потом, наверное, решил, что — настолько, и тихим, заговорщицким голосом продолжил. — Ты только не смейся и за дурака меня не принимай. Но у нас всю жизнь бабы считались особенными.

— Это как? — Не понял я, с удивлением покосившись на старлея.

— Да вот так! — С досадой высказался он и махнул рукой. — На месте нашего города раньше поселок был. Так считай все местные бабы… ну… — Семёнов помялся, а потом все же выдал, — В общем, ведьмами их обзывали. Ага. У меня у самого бабка иной раз мутные дела творила. Помню, помоложе был, лет, наверное, пять назад, поехал к ней в гости, с хозяйством помочь. Она как раз в колхозе жила, который тут, рядышком. И что ты думаешь… Спать вообще не мог. До утра глаз не сомкнул. В пустой комнате, представь, кто-то за спиной стоит и дышит в ухо, оборачиваюсь — никого! Я под кровать, в шкаф — пусто. Говорю: кто здесь? Хихикают, молчат. А потом меня, представь, под утро, когда на крылечко покурить вышел, кошка как-то нехорошо обматерила, но я по складу характера человек спокойный, решил не заострять внимания…

Семёнов замолчал и снова посмотрел на меня с сомнением. Наверное, пытался понять, не считаю ли я его идиотом. А я, как бы, не считал. Я сам десять минут назад с настоящим чертом разговаривал. Тьфу, блин! С бесом. Куда уж тут на Семёнова грешить.

— Ну ладно, это я так… Вспомнилось просто. — Старлей усмехнулся, — А вон там, смотри, дом того самого Бориса Ефимыча…

Он снова переключился на дела обыденные и принялся тыкать пальцем в дома, мимо которых мы проходили, чтоб пояснить за каждого жителя.

Я слушал старлея молча, не перебивал. У меня на душе было неспокойно. Возилось там какое-то странное ощущение, определение коему я, пожалуй, затрудняюсь дать.

Не Бесов меня смущал — с этим я, кажется, разобрался. В общем-то, получается самое главное — опознать нечисть и жёстко поставить ее на место. Беспокоило другое — настырное чувство, подозрительно напоминающее дежавю. Оно маячило где-то на периферии сознания и я никак не мог от него избавиться.

Валентина Семеновна — здесь, Орлов, отчего-то похожий на Лёлика, тоже здесь… Совпадение? Не уверен.

И потом, эта странная реакция Бесова. Почему он назвал меня Инквизитором таким тоном, будто я — убийца малолетних, невинных пионеров? Что-то красноглазая кураторша утаила. Сто процентов. Что-то сильно неприятное.

А еще у меня имелось ощущение, будто кто-то наверху (или внизу), решил проверить меня на прочность, подкидывая старые грабли в виде того же Серикова. А я себя хорошо знаю. Я на эти грабли, если что, снова наступлю. С удовольствием.

Семёнов, не замечая моего настроения, закончил с наукой и вовсю начал делиться планами на ближайшее время.

— Вот сейчас Василию Кузьмичу покажемся, чтоб он наше рвение к работе видел, потом смоемся из отдела, и я тебя, Иван, в столовую отведу. Рядышком тут находится. Прямо в центре. Железнодорожники туда постоянно ходят. Но нам тоже будут рады. Щи у них — пальчики оближешь. Повариха, тетя Катя, ко мне хорошо относится, всегда половник поглубже опускает…Ох, а на раздаче Сонька работает. Не девка, огонь. Надо тебя с ней познакомить. Ты же у нас холостой.

Мы уже подходили к зданию отдела, я уже почти проникся рассказами Семёнова о тете Кате и о ее щах, когда судьба внесла свои коррективы в наш распорядок дня.

— Виктор Николаевич! — Из кустов, словно чёрт из табакерки, выпрыгнул тот самый плюгавенький мужичонка — Поташевский. Вид у него был ещё более помятый и испуганный, чем утром.

— Да чтоб тебя! — Гаркнул старлей.

Одновременно с выкриком он от неожиданности отскочил в сторону, не рассчитал прыжка и всем своим сорок пятым растоптанным приземлился мне на ногу.

— Да чтоб тебя! — Взвыл я вслед за Семёновым. — Ты ж меня так инвалидом сделаешь!

— Не боись, Петров. Советское государство своих в беде не бросает. — Хохотнул Виктор, затем резко повернулся к Поташевскому, сурово свел брови и спросил:

— Ты какого черта тут в кустах сидишь, Володя⁈ Да еще людей пугаешь. Мы так раньше времени чоботы отбросим!

— Товарищ Семенов! Виктор Николаевич! — взмолился Поташевский, хватая старлея за рукав. — Я ж вам говорил! Труп лежит рядом с кустами! Натурально труп! А меня в дежурке — за грудки да в шею! Сказали, чтоб я со своими выдумками больше не совался, а то привлекут за распространение заведомо ложных… э-э-э… всего такого!

Семёнов тяжело вздохнул. Звук получился такой, будто где-то внутри старлея сломался насос.

— Поташевский… Володя… Владимир Матвеевич…ну сколько можно? Тебе опять напомнить прошлые случаи? Например, когда ты «труп» в виде вязанки хвороста нам предъявил. Или старая шуба. Помнишь? Я уже молчу про «инопланетный десант». Ты его в лесу обнаружил. Всю милицию на уши поднял. А десант этот оказался студентами-геологами с палаткой и фонариками. Иди домой уже. Успокойся. Только крепче валерианки ничего не пей!

— Да нет же! — Поташевский затряс головой, его глаза наполнились искренними, почти детскими слезами. — На этот раз всё не так! Земля… земля фиолетовая! И чертополох растёт, а на нём иней! В мае-то!

Я насторожился. «Фиолетовая земля», «иней» — это уже пахло не просто бредом сумасшедшего, а претензией на участие нечисти.

Ладно, труп Поташевскому померещился. Хорошо. Пусть так. Тем более Семёнов говорит, у Володи это раз через раз происходит. Но вот насчет любопытных деталей…Не очень похоже на фантазии. Если психи что-то придумывают, они делают это масштабно, не уделяя внимания мелочам. А здесь… Трава, чертополох.

— Поташевский, — выступил я вперед, осторожненько отодвигая плечом Семёнова. — Вы можете точно место показать?

Семёнов посмотрел на меня как на ненормального.

— Ты чего, Петров? Ты когда успел-то от Володи дурью заразиться? Что это за коллективное помешательство? Не поддавайся его бредням. У нас своих дел по горло.

Я подхватил Виктора под локоток, отвел его в сторону, чтоб гражданин Поташевский нас не слышал, а потом тихонечко принялся увещевать старлея:

— Витя, давай на минуточку сгоняем. Есть у меня подозрение, что Владимир Матвеевич может говорить если не правду, то что-то около того. И потом… Ты видишь, он уперся рогом. Не останет. А так… Проверим — если ничего нет, да и слава богу.

— Иван… В бок вещдок! Я уже на сытный обед настроился… Ведь просто время зазря потратим. Ну какой труп? У нас все убийства… — Семёнов осекся, помолчал пару секунд, затем поднял указательный палец и назидательно уточнил. — Убийства, которых было мало. Так вот они все — исключительно на бытовой почве случались. Там сразу было ясно и понятно — кто, кого, за что. В нашем городе трупы по кустам не валяются.

— Витя… Ну что нам стоит? Зато этот настойчивый гражданин отцепится. А представь, если он с дуру ума начнет каким-нибудь приезжим жаловаться, что в родном городе милиция игнорирует обращения ответственных граждан.

Семёнов нахмурился, осмысляя масштабы возможных проблем, затем хлопнул меня по плечу, подмигнул и повернулся к Поташевскому.

— Хорошо, Володя. Идем. — Вздохнул он с таким видом, будто решение было принято им самостоятельно.

Поташевский, получив неожиданную поддержку, воспрял духом и рванул в сторону, где не так давно мы с Семёновым «катались» на лошади.

Он бежал впереди, через каждые два шага оглядываясь назад. Наверное, проверял, не потерялись ли товарищи участковые. Тем более, такое счастье привалило. Не одного милиционера уговорил, а целых двух.

Место, куда нас притащил Володя, оказалось безлюдным. Оно действительно располагалось на отшибе, чуть дальше дома Егора Золотарева. Мы прошли по соседнему проулку, спустились с горки и уперлись в реку. Небольшую поляну от людских глаз укрывали чахлые кусты и деревья.

Когда мы оказались на месте, Поташевский ткнул дрожащим пальцем и торжественно провозгласил:

— Вон! Смотрите!

Мы посмотрели.

В наличие имелся разбитый пузырь из-под портвешка, горка аккуратно сложенных сигаретных «бычков», и… действительно, небольшой участок примятой травы, метров пять в диаметре, странного, серо-лилового оттенка.

На интересующем нас участке рос чертополох, но колючки его не только были странного цвета, их покрывала изморозь, хоть сейчас на ёлку вешай. От полянки тянуло не майской прохладой, а леденящим до костей холодом, будто от приоткрытой дверцы морозильной камеры.

На этом — все. Трупов нигде не наблюдалось. Ни поблизости, ни в далеке.

— Ну и? — Семёнов развёл руками. — Где жмурик? Где? Опять твои фантазии, Поташевский. Иди-ка ты…

— Да он тут был! — завопил Володя. — Клянусь! Лежал, весь синий! И лицо такое… Перекошенное. Аж страшно. А потом… потом я в отдел побежал. Украли, сволочи. Как пить дать, украли!

— Кого, Поташевский! Труп? Ну ты говори да не заговаривайся. Кому он нужен? — Начал всерьёз заводиться Семенов.

— Виктор Николаевич, зуб даю, он тут был! — Поташевский в отчаянии заломил руки.

— Значит, встал и ушёл, — ехидно сделал вывод Семёнов. — Бывает. Труп ушел и ты иди, Володя. В последний раз говорю по-хорошему.

Поташевский жалобно всхлипнул, и понурившись, поплёлся прочь. До нас донеслось его невнятное бормотание. Что-то про про «несправедливость» и «всем наплевать».

Я подошёл к странному месту, присел на корточки. Провёл рукой над инеем на чертополохе — пальцы сразу же заныли от холода. Земля была твёрдой, мёрзлой.

— Виктор Николаевич, ты посмотри, — попытался я привлечь внимание старлея. — Иней. В мае. И земля… Мёрзлая.

— Петров, да брось ты, — Семёнов махнул рукой. — Это канализация, наверное, прохудилась. Или грунтовые воды. Не нам с тобой тут геологией заниматься. Мы с преступниками должны работать, а не с природными аномалиями. Пошли, в столовой щи остынут.

Старший лейтенант был непоколебим. Мне пришлось подчиниться.

Для себя решил, вернусь позже. Сначала заберу из отдела треклятый Договор, надеюсь, там есть вся информация о моей службе, а потом один хрен разберусь, что это за «яблоки на снегу» в начале мая образовались.

Пока мы шли к отделу, Семёнов уже выбросил из головы все случившееся и снова принялся рассуждать о предстоящем походе в столовую. А я, хоть убейся, не мог забыть этот ледяной пятачок. Слишком уж он вписывался в «аномальные инциденты», о которых говорила Лилу. Ничего просто так не бывает, а подобных выкрутасов природы — тем более.

Первым, кто попался навстречу, едва мы с Семёновым вошли в отдел, был следователь Сериков. Он стоял возле дежурки, что-то обсуждая с одним из оперов.

Заметив наше появление, Эдуард, прости Господи, Павлович снял очки и начал методично протирать их платочком. Физиономия его при этом приобрела максимально ехидное выражение.

— А вот и герои невидимого фронта вернулись, — пропел Сериков абсолютно тошнотворным голосом. — Семёнов, ты куда Петрова таскаешь? У нас тут работа кипит, а вы черт знает где шастаете.

— Товарищ капитан… — Начал Семёнов с не менее противной интонацией. Но договорить не успел.

Из дежурки выскочил молодой сержант, лицо его было бледным.

— Товарищ капитан! — обратился он к Серикову. — У нас ЧП! Бдительные граждане позвонили. Говорят, возле речки — труп. Молодой мужчина, лет двадцати пяти. Без признаков жизни. Как раз, где улица Советская заканчивается, на пустыре.

— Почему «как раз»? — Сериков завис с очками в руках.

— Дык нам почти час этот… ну… местный дурачок про труп рассказывал. Поташевский который. По его словам, он обнаружил мёртвое тело еще несколько часов назад. На том же самом месте. — Растерянно произнес дежурный. — Мы его взашей выгнали. Думали, опять плетёт, что попало. А вон, люди говорят, лежит. Точно лежит труп. Именно там, где и говорил Поташевский.

Мы со старлеем застыли, бестолково таращась на дежурного. Как такое возможно? Пятнадцать минут назад я своими глазами видел, что трупа нет. Чертополох есть. Иней есть. И все. Никакими трупами там и не пахнет.

— Как лежит? — выдавил Семёнов. Лицо его смешно вытянулось и стало каким-то обиженным. — Мы же только оттуда! Там никого не было! Ходили проверить, так сказать сигнал, поступивший от населения.

Сериков медленно надел очки и посмотрел на Виктора.

— Значит, товарищ старший лейтенант, либо вы плохо смотрели, либо были не в том месте. Других объяснений не имеется. Я не знаю, как можно не заметить труп? Ну или кто-то нам жмурика подбросил. А! Есть еще один вариант. Он сам приполз и умер, чтобы вам работу создать. Участок-то чей? Ваш. Выезжаем. Немедленно. Сбор группы.

В отделении поднялась суматоха. В коридоре засуетились люди, зазвенели телефонные аппараты.

Через десять минут мы с Семёновым, Сериковым и двумя операми мчались на 'УАЗике" к злополучному пустырю, расположенному возле речки.

Для себя я отметил, что в отделе нет криминалистов. Видимо, они в данном времени работают как самостоятельная структура. Хреново. Серикову я не особо доверял с профессиональной точки зрения. Возможно, сказывалась личная неприязнь, которая, чего уж скрывать, возникла с первых минут знакомства.

По большому счету, нас со старлеем могли с собой и не брать. На кой черт на месте возможного убийства два участковых? Но Семёнов с таким энтузиазмом рванул к «УАЗику», что остановить его могли только непреодолимые обстоятельства в виде землетрясения или цунами. Ни первого, ни второго в средней полосе России не бывает.

Я, естественно, тоже не собирался оставаться в стороне. Чертополох, покрытый инеем, взывал к моему профессиональному долгу.

Семёнов в машине сидел молча, уставившись в одну точку. Он явно был в ступоре.

— Не может быть… — тихо сказал Виктор, толкнув меня локтем в бок. — Мы смотрели… Я сам…смотрел.

Я молча пожал плечами. Возразить старлею не мог, потому как своими глазами, как и он, видел — трупа не было.

На месте нас уже ждали двое мужиков с удочками в руках, бледные как полотно. Они показали на ту самую поляну, где совсем недавно мы с Семёновым изучали сиреневую траву.

Теперь там, в тени деревьев, лежало тело. Молодой парень, в легкой рубашке с коротким рукавом и в темных, расклешенных брюках. Лицо его было искажено гримасой немого ужаса, а кожа имела синюшный оттенок. Но самое удивительное — одежда и волосы парня были покрыты тем самым инеем, а земля вокруг стала еще более холодной и фиолетовой.

Сериков присел рядом с трупом, внимательно его разглядывая.

— Обморожение…похоже на то… — пробормотал он. — Но как? Май на дворе. Ладно, работаем, товарищи. Оцепление, фотофиксация. Понятых давайте сюда! И аккуратнее! Не топчитесь тут как стадо коней, бога ради. Возможно, парня привезли сюда после смерти.

Я стоял в стороне, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Это было оно. Первое реальное дело, которое явно пахло не обычным криминалом. Вот тут я точно своей интуиции доверяю. Неизвестный гражданин умер не от человеческой руки. Это — первое. А второе… Такое чувство, будто кто-то знатно повеселился, пряча и подкидывая обратно труп.

Внезапно из ближайших кустов послышался знакомый голос:

— Я же говорил! Говорил! А вы не верили! А я все видел. Да. Видел, как этот тут опять появился.

Семёнов, стоявший рядом со мной, резко обернулся, рванул в сторону зарослей и вытащил оттуда за шиворот брыкающегося Поташевского.

— Говори! — Старлей со всей силы тряхнул Володю. У того даже зубы клацнули.

— А вот теперь не скажу ничего! Так вам и надо! Вы не захотели меня слушать! Не поверили! — Поташевский выкрикивал фразу за фразой, дрыгая ногами.

Так как Семенов в полтора раза превосходил ростом Володю, то держал он его на весу, оторвав от земли.

Сериков обернулся и поморщился.

— Этого психопата кто-нибудь уберёт? — раздражённо бросил он в нашу сторону.

— Я свидетель! Я всё видел! Но теперь ничего не скажу. Пусть теперь этот усатый бегает за мной и упрашивает! — Поташевский яростно задергался, пытаясь вырваться из крепкой хватки Семенова.

Следователь, услышав это, медленно поднялся и направился к нам. Его лицо было каменным.

— Гражданин, — тихо, но очень чётко произнёс он. — Или вы немедленно излагаете всё, что видели, или я оформляю вас как подозреваемого в умышленном сокрытии информации по уголовному делу. И тогда не усатый побегает, а вы. Но не за мной, а по КПЗ. Вам какой вариант больше нравится?

Поташевский съёжился, торжество мгновенно испарилось с его лица, сменившись привычным страхом.

— Я… я не подозреваемый… — залепетал он. — Я ничего не видел…Извините. Пошутил. Да-с. Вот такие у меня дурацкие шутки. Да-с. Просто разозлился и ляпнул, не подумав. Да-с.

Не знаю, с какого перепуга, но Поташевский вдруг начал к каждому своему «да» добавлять эту нелепую «эс». Будто мы не в 1980, а где-то в дореволюционной России.

— Так видел или нет⁈ — Рявкнул на Поташевского Эдуард Павлович.

— Да! Нет! Не знаю! — Задергался в руках Семёнова Володя.

— Труп ты нашёл? — Тихим, напряжённым голосом спросил Сериков. Судя по заливающей его физиономию красноте, он медленно, но верно зверел от всего происходящего.

— Это мы нашли! — Подали голос двое мужиков с удочками.

— Это они нашли! Ничего не знаю! Ничего не видел! — Причитал Поташевский.

— Как не знаешь, если ты битый час дежурного изводил рассказами о трупе⁈ — Лицо у капитана стало такого цвета, что я невольно запереживал, как бы и он не прилег рядом с мёртвым парнем.

— Врут все! Врут! Не видел я! У меня помутнение было. Да! — Заявил Поташевский, чем изрядно впечатлил Серикова.

Глаза у следака сделались бешеные, а от злости, похоже, так перехватило горло, что он ничего не смог сказать в ответ. Только выдвинул вперед челюсть и сделал движение рукой, словно располовинил кого-то на две части.

— Да вы что! — Ужаснулся Семенов, неверно расценив жест следователя. — Мы ж советская милиция, а не звери какие. Зачем живого человека на части рубить? Ну не видел и не видел. Я с ним позже поговорю. А вам, товарищ капитан, настой корня валерианы попить надо, или пустырник еще неплохо помогает.

— Попить? — непонимающе глянул на Семёнова Эдик и тут же упрямо мотнул головой. — Нет, старлей, не время пить. Видишь, что творится. И почему это на нашей территории произошло? Нет бы, с другой стороны речки умер, сволочь… Тогда пришлось бы третьему отделу суетиться. Испортит нам теперь все показатели…

Затем мрачный взгляд Серикова снова переместился на Поташевского, который продолжал дрыгаться в руках Семёнова, не теряя надежды на освобождение, аж покраснел от натуги.

— Товарищ старший лейтенант! — Рявкнул Сериков, окончательно теряя терпение, — Уберите вы отсюда этого… этого…– Следак пожевал губами, подбирая приличные слова. А потом махнул рукой, наплевав на приличия, и закончил, — Дебила! Чтоб я его жо конца жизни не видел! Но недалеко! Возьмите у него показания!

Семенов, не выпуская Поташевского, широким шагом двинулся в сторону домов, видневшихся неподалеку. Володя что-то ныл, причитал и пытался освободиться, но старлей держал его крепко.

Я повернулся к следователю, который снова подошел к месту преступления, посмотрел на него, потом на синюшное лицо мёртвого парня, на иней, не таявший в майскую жару. Что-то мне подсказывало, это странное убийство перенесёт еще много проблем. А мне — особенно.