Участковый

Глава 19

Свет моргнул еще раз, будто нехотя, и наконец зажегся в полную силу, выхватывая из полумрака возмущенные лица посетителей и беспомощные гримасы персонала. Но мое внимание было приковано не к ним. Я смотрел туда, где лежал маленький, туго свернутый в трубочку клочок бумаги.

Мой взгляд переместился к Ля Флёр. Вампирша не двигалась, ее лицо стало похоже на маску из самого белого и холодного мрамора. Только глаза, два угля, горели каким-то своим, внутренним, леденящим пламенем. Она медленно, с преувеличенной осторожностью, словно боялась повредить бумагу, взяла записку своими длинными, изящными пальцами.

— Интересно, — тихо произнесла Любовь Никитична, ее голос потерял всю свою томную хрипотцу, став острым, как лезвие бритвы. — Очень интересно. Послания на столах… Эдакий домашний призрак общепита, разносящий записки. Привидение на любителя.

Вампирша развернула записку, прочла. На ее прекрасном лице тут же появилось выражение холодной ярости.

— Что это? — спросил я.

— Послание, — прошипела она сквозь сжатые зубы. — Мне. На, читай, — Флёрова одним небрежным щелчком отправила писульку в мою сторону по столешнице — Раз уж ты влез в эту историю по долгу службы.

Текст был написан размашистым почерком, скорее мужским, чем женским. Хотя, не факт.

«Мадам. Предупреждаю. Не лезьте не в свое дело. Следующий раз кончится для вас плачевно. А еще лучше — убирайтесь из города. И скажите своему новому дружку, инквизитору, чтобы он последовал вашему примеру. Иначе его тоже ждет печальный конец. Он станет вечным рабом в царстве холода и теней.»

Я прочёл текст послания еще раз, более внимательно, вдруг упустил что-то, а потом поднял взгляд на Ля Флёр. Ее глаза горели ледяным пламенем ярости.

— Угрожают, — произнесла она таким тоном, что я, даже при том, что точно ни в чем не был виноват, почувствовал себя крайне неуютно. — Мне! Мне, Ля Флёр, которая помнит времена, когда на месте этого убогого кафе шумел дремучий лес! Смеют!

— Как вы думаете, кто? — спросил я. — Ваши сородичи?

— Нет, — она резко мотнула головой. — Не их почерк. Они бы не стали прятаться за анонимками. Мы если воюем между собой, делаем это красиво. И уж точно последние несколько сотен лет не вмешиваем в наши войны смертных. Записку написал кто-то другой. Кто-то, кому мешаем мы оба.

Мадам потянулась ко мне, взяла бумажку из моих рук, поднесла ее к носу и втянула воздух ноздрями.

— Странно… Вообще не чувствую запаха. Никакого. А он должен быть. След. Либо человеческий, либо… Ну, ты понимаешь.

Она посмотрела на меня.

— Знаешь что, Иван? Я, пожалуй, проигнорирую совет неизвестного отправителя. Останусь здесь. Совершенно не планирую уезжать из-за какого-то ублюдка, решившего, что он может мне угрожать. Имей в виду, инквизитор, мы с тобой теперь, похоже, в одной лодке. А то, что кто-то очень хочет, чтобы эта лодка потонула, делает всю ситуацию интереснее. Честно говоря, я даже испытываю странное ощущение, которое смертные называют «прилив адреналина». Прямо взбодрила меня писулька.

Вампирша взяла свою сумочку и резко встала.

— Сейчас нам лучше разойтись. Да и вообще… Мне в таком состоянии нельзя находиться среди смертных. Могу сделать что-то крайне нехорошее. Всплеск гнева провоцирует жажду. Но… Считай, что наша дружба только началась. Найди того, кто это сделал. И кто посмел пригрозить мне. А я тебе помогу. Не из любви к справедливости, а из чисто вампирского гнева. Не люблю, когда какая-то шваль указывает мне, что делать.

— Позвольте, провожу. — Вежливо предложил я, поднимаясь со своего места.

На самом деле, причиной внезапно проснувшегося джентльменства было желание задать еще несколько вопросов. Думаю, пока будем идти к выходу, успею перекинуться парой слов с Флёровой.

— Хорошо. — Она кивнула и направилась к двери, ведущей на улицу. Я, естественно, двинулся следом.

— Вы понимаете, что это значит? — спросил ее тихо, как только мы оказались на крыльце «Железнодорожника», — Кто-то следит за нами.

— О, да, — кивнула Ля Флёр. — И не просто следит. Говнюк использовал какую-то марионетку. Бес-недоросточек или прирученный призрак. В суматохе с отключением света подбросить записку — проще простого. Но только не вампиру под нос. Поэтому послание оставил точно не человек. Другой вопрос… Даже не человека я должна была заметить. Увидеть. Почувствовать. Что угодно! Но нет. Ничего подобного. Это, знаешь, вызов.

Вампирша посмотрела на меня, в ее янтарных глазах плясали искорки азарта.

— А значит, я с удовольствием сыграю в эту игру. Тот факт, что меня пытались напугать банальными угрозами… Даже не так. Тот факт, что меня вообще пытались напугать, вызывает дикое желание найти того, кто додумался до подобного и разорвать ему горло. А чтоб ты понимал, я могу сделать это не только со смертными. Старшие вампиры способны пить помимо крови еще и энергию. Кем бы ни был отправитель письма, он только что нажил себе кровного врага. — Любовь Никитична покачала головой и усмехнулась, — Так что, мой дорогой Иван, с этого момента можешь считать меня своим… союзником. Пусть и временным.

В голосе вампирши не было ни тени сомнения. Угроза на самом деле лишь распалила ее, заставила окончательно встать на мою сторону. Я мысленно поблагодарил неведомого врага за тактическую ошибку. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Иметь в числе друзей данную особу гораздо выгоднее, чем быть ее противником.

— Профессор говорил, что чувствовал эманации шаманской, некротической энергии, — вспомнил я. — И чертополох этот… Он предположил, что убийство парня может быть работой ведьмы. Как вы считаете, это похоже на правду?

Ля Флёр на мгновение задумалась.

— Ведьмы… — произнесла она с легким пренебрежением. — Да, в городе их пара штук водится. Одна — бабка-травница, ворожит на любовь да на деньги. Вторая — помоложе, с претензиями, но ее силы хватает разве что на сглаз коровы. Ни та, ни другая не способны на такое. Тем более, изморозь… Видишь ли, чертополох, которых ты видел на месте, где нашли парня… Он весьма необычный. Никто из вас, имею в виду сотрудников милиции, не удосужился уточнить, а был ли он до появления трупа. Но это и понятно. Откуда вам знать столь специфические вещи. Особенно, твоим коллегам. Так вот… Чертополох именно такого цвета, покрытый изморозью может появиться лишь в одном случае — как реакция на использование очень мощной некротической энергии. Настолько сильной, что даже я, к примеру, будучи вампиром, не смогу выдать нечто подобное. Это происходит при непосредственном контакте с миром мертвых. Когда силу для каких-либо манипуляций черпают прямо оттуда. Открывается канал и по этому каналу течет… хм… ну не знаю, как сказать, чтоб было понятно. Наверное, сама смерть. Так что, кем бы не был тот, кто убил Женю, он сто процентов обладает большой силой. Убить человека страхом, оставить следы мертвой земли… Это уровень архи-ведьмы, чернокнижницы. Или чернокнижника. Таких в этом болоте быть не должно. По крайней мере, я ничего подобного не слышала. Чтобы овладеть столь огромной силой, нужны десятилетия, если не века. Если бы ведьма такого уровня жила в городе, поверь, об этом было бы известно наверняка. Значит, если рассматривать подобную версию, ведьма либо пришлая, либо… — Вампирша сделала многозначительную паузу, — Либо у местной дурочки появился доступ к очень мощному артефакту. Или к месту силы. Классическим местом силы для ведьм всегда был лес, но это для природных, кто не творит настоящего зла. Для дамочек, практикующих что-то посерьезнее местом силы будет кладбище. Желательно старое кладбище.

Вампирша высказалась, попрощалась со мной, а затем, небрежно помахав ручкой, исчезла в темноте. Реально исчезла. Сделала несколько шагов и словно растворилась в ночи.

Я бы, конечно, тоже с огромным удовольствием отправился домой, но…Мне нужно было поговорить со Смотрителем. В этом городе есть лишь одно старое кладбище. Вот его и надо проверить. Поэтому я направился по уже знакомому маршруту на очередную встречу.

Ночь была тихой и безлунной. Фонари на этой окраине города горели тускло, нехотя, оставляя между собой большие пятна густой темноты. Воздух казался прохладным. Он пах влажной землей и прелыми листьями. А еще он пах опасностью. Честное слово. Возможно, из-за того, что теперь я знал наверняка, враг где-то рядом. Бдит.

Кладбище встретило меня гробовой, в прямом смысле слова, тишиной. Калитка была так же не заперта, как и пошлый раз. Я прошел внутрь, соображая, где найти деда. Чисто машинально направился в уже знакомую часть, туда, где забирал инвентарь инквизитора.

Возле могилы А. П. Кротова горел тусклый, но уютный огонек. Рядом стоял небольшой походный столик, а на нем — настоящий медный самовар, от которого шел легкий пар. Пожалуй, более странной картины представить сложно.

За столиком сидел Смотритель. Он был одет в свой неизменный спортивный костюм, вид имел вполне даже довольный. Старик с наслаждением потягивал чай из кружки-бочонка.

Но дело даже не в этом. Рядом со Смотрителем, на небольшом пенечке, устроился подросток. Лет шестнадцати, худой, с остреньким, как у лисенка, лицом и взъерошенными темными волосами. На пацаненке была заношенная куртка и джинсы, а взгляд его светился дерзким любопытством.

— О, а вот и наша доблестная милиция! — приветственно поднял кружку Смотритель. — Присоединяйся к скромному чаепитию. Ночь, как назло, выдалась прохладная.

Я подошел ближе, кивнул Смотрителю, а затем с любопытством принялся разглядывать его партнера по вечерним посиделкам. Подросток оскалился в ухмылке, и мне показалось, что его зубы выглядят как-то слишком уж остро.

— Не поздновато для детских прогулок? — Спросил я, в большей мере деда.

При этом посмотрел на старика очень выразительно. Мол, ты, конечно, не совсем нечисть, но не странно ли это, сидеть на кладбище, распивать чаи со смертными? Как ни крути, но попахивает если не нарушением договора, то возможными проблемами точно.

Я бы, например, на месте пацана задался бы вопросом, что это за мутный дед обитает на погосте. Да еще устраивает тут вечеринки в семейном стиле.

— Это Васька, — представил парня Смотритель. Он мой взгляд понял правильно и решил, видимо, сразу пояснить ситуацию. — Местный… Да ты глазами-то не вращай, инквизитор. Не пугай. Мы пуганные. Васька из наших. Ему можно. Кстати, Василий, познакомиться. Перед тобой стоит закон и порядок нашего города. Вернее, особых его жителей.

— Добрый вечер. — Кивнул подросток, а потом с вызовом заявил. — Оборотень я. Ну, почти. Пока еще учусь. Но уже могу… Вот!

Пацан вскочил с пенька и для начала задрал руки, словно собираясь помолиться небесным светилам, а потом, «хекнув», согнулся пополам и уперся лбом в землю.

— О! — оживился дед. — Смотри, сейчас оборачиваться будет. У него не особо пока получается. Молод еще. Эй, Васька, тебе бы посильнее разбежаться. Сколько раз собрался кувыркнуться? Если траекторию не рассчитаешь, лбом в какое-нибудь дерево врежешься. Тебе прямо от калитки надо было начинать.

Василий, игнорируя сарказм деда, кувыркнулся вперед. В итоге — ничего не произошло. Васька с недовольным сопением снова вскочил на ноги, затем опять принялся исполнять свои поклоны, которые закончились очередным безрезультатным кувырком. И так раз восемь.

— Нет. Не от калитки. С соседней улицы надо было начать, — захихикал Смотритель, снова берясь за чашку.

В этот момент Васька закончил свои упражнения — на последнем кувырке, шумно и как-то даже хулиганисто ударившись лбом о дерево. От удара его отбросило назад. Я, если честно, не понял — это считалось уже завершением девятого кувырка или началом первого назад?

Вселенная, видимо, задумалась о том же самом, потому что целую минуту с Васькой не происходило ничего. Он полежал, раскинув руки, потом открыл глаза, понял, что жив, здоров, не убился, только опозорился, и решив, что пора кончать балаган, перевернулся на живот. Вот тут-то пацан с громким хлопком и потерял человеческий облик.

Я от внезапности такого поворота событий чуть не присел прямо на землю. Вот — передо мной стоял обычный парнишка. А теперь — молодой, но достаточно крепкий волк.

— Охренеть… — Вырвалось у меня против воли. Честно говоря, вампиров, бесов и деда Смотрителя я как-то спокойнее принял. Но тут… Своими глазами увидеть, как обычный пацан превратился в хищное животное — так и крыша может поехать.

— Вот дурень. — Старик покачал головой и причмокнул несколько раз губами. — Ты домой-то теперь как пойдешь? Голым задом будешь по улицам светить? Кто ж оборачивается в одежде?

Мы с волком одновременно повернули головы и уставились на рваные куски Васькиных шмоток, а вернее на то, что от них осталось.

Васька мотнул башкой и тихонько заскулил.

— Ага. Вот и я о чем. — Кивнул дед. — Ступай домой, бестолочь. Да смотри, никому на глаза не попадайся. Батя твой когда так же учился оборачиваться, один раз по городу рыскал и прямо на секретаря горкома выскочил. Так потом нас охотники ушатали. Все бегали по ночным улицам искали матерого волчищу, который партийного товарища чуть не загрыз. А батя твой никого и не собирался грызть. Так, рыкнул чуть, чтоб секретарь быстрее домой убежал.

Волк снова махнул головой, а потом в несколько прыжков исчез в темноте.

— Отцу привет передавай! — крикнул Смотритель ему вслед. Затем повернулся ко мне и кивнул на освободившееся место. — Да ты присядь, служивый. В ногах правды нет.

— Мне бы поговорить с вами. — Сказал я деду, устраиваясь на пенек.

— Да мы только рады, — Смотритель налил мне чаю в жестяную кружку, которая тут же оказалась у него в руках, словно из ниоткуда. — Чай с травами, собственного сбора. Успокаивает нервы. У тебя, я смотрю, они опять на взводе.

Я поблагодарил, сделал глоток. Чай и правда был прекрасным — ароматным, с легкой горчинкой полыни и еще каких-то незнакомых трав.

— У меня к вам вопрос, — начал я, грея руки о тепло кружки. — Как к хранителю этого места. В последнее время — скажем, за последнюю неделю — появлялись ли здесь чужаки? Особого толка. Те, кто мог бы использовать кладбище для… ритуалов. Связанных с мертвой землей, с некротической энергией.

Смотритель задумался, его лицо, обычно невозмутимое, стало серьезным.

— Ритуалы… — протянул он. — Постоянно кто-то что-то пытается делать. Девчонки на любовь ворожат. Дуры… Понаслушаются точно таких же дур, только старых, и прутся сюда травки всякие собирать. Одна вообще додумалась, фотографию возлюбленного припёрла и на могилку ее присобачила. Уж не знаю, кто научил. А у ейного друга сердечного на следующий день у бабули годовщина была. Он пришел родственницу проведать. Глядь — на соседней могилке его собственная физиономия лежит, улыбается. Так парень чуть рядом с бабулей не прилег. Ага… Но это редко бывает. За последний год раз пять, может, влюблённые особы являлись. И все наши, местные. Но это — детские шалости. Ничего серьезного. Ни одна из них силой не обладает. — Дедок покачал головой. — Нет, служивый. Никто не проводил здесь ничего такого, что могло быть связано с настоящими ритуалами. Я бы почувствовал. Это место — мое. Я тут каждую травинку, каждый камень знаю. Если бы оскверняли землю настоящими темными делишками, я бы такое точно не пропустил.

Его слова прозвучали с абсолютной, неопровержимой уверенностью. Любые сомнения отпадали сами собой. Если Смотритель говорит, что здесь ничего не было, значит, так оно и есть.

— А вообще насчет ведьм? — не унимался я. — Не местных, а пришлых. Сильных. Может, слышал что-нибудь?

— Сильные ведьмы не ходят по чужим погостам без спроса, — усмехнулся Смотритель. — К тому же, у них свои места силы. Свои леса, свои болота, свои кладбища. Им здесь делать нечего. Извиняй, служивый, не смог помочь.

Итак, кладбище — чистый участок. Значит, ритуал, если он был, проводили каким-то другим способом.

Поблагодарив Смотрителя за чай и информацию, я отправился назад, в общежитие. В голове гудело от усталости и переизбытка информации. Пазлы были, но сложить их в единую картину не получалось.

Я добрался до своей комнаты, чувствуя себя так, будто меня пропустили через мясорубку. К счастью, успел до того, как Иваныч закрыл общагу на замок. Второго такого приключения с окнами и всякими случайностями я бы точно не пережил.

Разделся, повалился на кровать и почти мгновенно провалился в тяжелый, без сновидений сон.

Меня разбудил грохот. Глухой, настойчивый, как пушечная канонада. Он доносился сквозь сознание, пробивался сквозь усталость, вынуждая проснуться.

— Петров! Иван! Открывай, блин! Хватит спать!

Это был голос Семёнова. Грохот в дверь продолжал набирать обороты. Этак он мне сейчас опять замок сломает. А я его только починил.

С трудом открыл глаза. В окно лился радостный свет майского утра. Голова была чугунной. Я повернулся на бок, собираясь с силами, чтобы подняться, а потом открыть дверь своему не в меру бодрому напарнику.

И замер.

Мой взгляд упал на соседнюю кровать. На этой кровати кто-то лежал.

Я медленно, с нарастающей тревогой, которая холодной змеей вползла в сердце, сковывая все тело, поднялся на локте.

На кровати лежала девушка. Ее темные волосы растрепались по подушке. Лицо казалось неестественно бледным, почти синим. Глаза девчонки были закрыты.

Но самое хреновое, что я девушку узнал. Это — Аня. Та самая страдалица, которую встретил на кладбище в первую ночь. Та, что плакала из-за парня и которую я по глупости напугал, назвавшись призраком.

А вот теперь впору было пугаться мне. Из ее тонкой, почти детской шеи сочилась и растекалась казённому одеялу алая, еще не успевшая потемнеть кровь. Она текла медленно, лениво, образуя на сером одеяле ужасающе яркое, праздничное пятно.