Участковый

Глава 2

— Это шутка такая? — Поинтересовался я спокойным голосом, хотя на самом деле мне хотелось сделать что-нибудь крайне неспокойное.

Наши переговоры длились уже десять минут, а мы никак не могли прийти к единогласному решению. Предложение девицы на поверку оказалось стопроцентной аферой. Она на полном серьезе предложила мне стать… как бы это сказать покультурнее… Черт… Не получается культурно.

— Почему шутка? — Красноглазая особа сделала обиженное лицо, будто мои слова задели ее за живое.

— Потому! Вы предлагаете отправиться в Советский Союз, в 1980 год и под личиной участкового следить там за нечистью. — Я помолчал пару минут, а потом весомо, со значением, повторил. — В Советском Союзе. За нечистью.

— Ну да… — Девица небрежно пожала плечами, словно речь шла о чем-то вполне обыденном. — Нечисть, она, знаете, политический строй не выбирает. Ей что монархия, что демократия, что социализм — все одно. Ситуация с Союзом осложняется высоким уровнем секретности, который ведьмы, колдуны, бесы и вся эта братия должны соблюдать. Сами понимаете, в стране, где религия — опиум для народа, нечисть, если что, не на костер потащут, а в Комитет Государственной Безопасности. Или, тьфу-тьфу…на исправительные работы. Еще не известно, какой вариант хуже.

— Так… Ладно. С этим, пожалуй соглашусь. Но… Взаимовыгодное предложение? Серьезно? — я скептически посмотрел на девицу. — Напомните, где моя выгода?

— Выгода, Артём Николаевич, в том, что вместо вечности в «Секторе 7-Г» с постоянными перебоями горячей воды и поющими сиренами вы получите шанс снова стать живым! Пусть даже на время. О, кстати! Про сирен-то я вам не рассказывала. Поверьте мне — это самое настоящее испытание. Через пару веков их вокальные «таланты» сводят с ума даже необычайно стойких.

— Сирены? — я громко хмыкнул. — Ну знаете, на первый взгляд подобная перспектива кажется гораздо привлекательнее, чем ваше предложение отправиться в прошлое.

— О, нет-нет-нет! — Девица энергично замотала головой, её волосы облаком взметнулись вверх. — Распространённое заблуждение! Современные сирены прошли некоторый… ммм… ребрендинг. Они теперь… э-э-э… более соответствуют запросам массовой аудитории. Хотите убедиться?

Вообще, я ничего не хотел. И уж тем более, знакомиться с какими-то сиренами. Однако, девица, не дожидаясь моего ответа, щёлкнула пальцами.

В центре белой комнаты заклубился розоватый дым, запахло дешёвым парфюмом и синтетикой. В какой-то момент мне показалось, что из этого дыма выплывет одна известная рыжеволосая дама и запоёт про айсберг в океане. В принципе, я почти угадал.

Из дыма действительно выступила фигура и она действительно была…ммм… женщиной. Когда я говорю «женщина», это не только про половую принадлежность. Это — про состояние души. Думаю, по человеческим меркам явившейся даме стукнуло лет шестьдесят, не меньше.

Вся эта «красота» была упакована в невероятно кричащее, усыпанное блестками, платье ядерно-красного цвета. Волосы дамочке кто-то уложил в «башню», которая при каждом ее движении немного кренилась вправо. Макияж нанесли по принципу «чем больше, тем лучше». Одним словом, данная особа полностью соответствовала расхожему утверждению:«Красота — страшная сила».

— Представляю вам, Артём Николаевич, Сирению! — с деловым видом объявила кураторша. — Наша лучшая сотрудница отдела по работе с особыми клиентами. Именно она трудится в секторе, куда вам предстоит отправиться в случае отказа от сотрудничества.

Сирения радостно улыбнулась во все тридцать два зуба. Я мог бы назвать ее улыбку голливудской, если бы не три золотые коронки, ослепившие меня своим блеском.

— Эм… Если это — лучшее, что же у вас считается худшим…– Я машинально сделал два шага назад, дабы увеличить расстояние между мной и Сиренией.

Очень уж меня настораживал ее плотоядный взгляд. Так обычно смотрят одинокие женщины, когда хотят наладить свою личную жизнь.

Красноглазая ответить не успела, потому что Сирения взяла в руки микрофон, внезапно появившийся из воздуха, поднесла его к губам и…

— Привет, малыши! — просипела она хриплым, прокуренным голосом. — Для вас сегодня споёт ваша любимая Сима!

Честно говоря, уже на данном этапе я хотел попросить кураторшу отправить Сирению обратно, в дымчатый туман, но…кто бы мне дал. Чудо-женщина решила, что она — гвоздь программы и запела. Если, конечно, звуки, вылетавшие из ее рта, можно назвать пением.

Голос дамочки из низкого и прокуренного внезапно превратился в высокий, визгливый, нарочито-слащавый. Она с ходу завыла песню о любви. О такой приторной, сладкой, невыносимой любви, что у меня несколько раз дернулся глаз и, по-моему, обострился гастрит.

— Мы будем вместе навсегда-а-а, как два голубка у пруда-а-а, и наша страсть, что на двои-и-их, сильнее в мире нет таки-и-их…

Сирения растягивала слоги, закатывала глаза, прижимала руку к груди в драматическом порыве. От её высоких нот по белым стенам пошли трещины. Потолок начал осыпаться мелкой белой пылью. А в ушах у меня зазвенело так, будто в мозгу взорвался цех по производству карамели.

— Остановите её! — Попросил я, зажимая уши ладонями. — Всё понял!

— Что, Артём Николаевич? — перекрикивая визг певицы, весело спросила кураторша. — Не расслышала! Нравится?

В этот момент Сирения окончательно вошла в раж. Она упала на колени и закатила глаза, с усердием завывая следующий куплет:

— Я без тебя как без рук, мой котик, мой лупоглазый друг!

— Согласен! Все! — взревел я. — СССР! 1980-й! Согласен! На всё согласен! Только прекратите этот вокальный апокалипсис!

Кураторша снова щёлкнула пальцами.

Сирения, её микрофон и розовый дым мгновенно исчезли. В комнате воцарилась блаженная тишина, нарушаемая лишь лёгким звоном в ушах.

— Ну вот и славненько, — удовлетворённо сказала красноглазая девица, поправляя платье. — Кстати, меня зовут Лилу. А то я даже и не представилась. Вы сделали верный выбор, Артем Николаевич. Вы — человек разумный. Просто поймите, мы не можем нанимать на работу людей, реально живущих в 1980 году. Это же Советский Союз! Они не верят ни во что, кроме идеологии партии и ценности дефицитных товаров. А тут — нечисть. Сами понимаете… Вот и приходится заключать договор с такими, как вы. С душами, зависшими на переходе. Готовы к инструктажу?

Я, всё ещё пребывая в ступоре после недавнего «концерта», кивнул. Мысль о вечности под аккомпанемент Сирении сделала перспективу командировки в советский 1980-й год не просто приемлемой, а почти курортной.

— Только, ради всего святого, — выдохнул я, — Чтобы там не было никаких песен. Никаких «котиков» и «лапочек».

— Обещаю, — Лилу игриво подмигнула мне красным глазом. — В СССР с этим строго. Там главная опасность — не сирены, а бдительные граждане. Но это, как говорится, уже совсем другая история. И да…Самое главное… Отработав положенный по договору срок, вы получите шанс на… пересмотр дела! Условно-досрочное освобождение из буфера! Выполните миссию — ваш инцидент с Бельфегором будет признан героическим самопожертвованием. Гарантируем направление в сектор повыше. С горячей водой и расширенным телепакетом.

— Миссию? — я почувствовал, как у меня начинает потихоньку закипать мозг. — Какую ещё миссию? Вы сказали, надо просто отправиться в прошлое и некоторое время отработать там. Я участковый, а не Джеймс Бонд.

— О, Артём Николаевич, вы гораздо лучше, чем Бонд! — Лилу хлопнула в ладоши, отчего нижний край её короткого платья опасно подпрыгнул вверх. Я силой воли отвёл взгляд в сторону безупречно белой стены, стараясь не пялиться на длинные стройные ноги кураторши. — Бонд работает на одну контору. А вы… вы будете работать на баланс! На равновесие! На священную бюрократию! Только… сразу обозначу, не вздумайте искать там девятилетнего мальчика Артёма, чтоб предупредить его о будущих жизненных сложностях или о конкретных событиях. Менять прошлое нельзя. А теперь перейдём к делу.

Лилу взмахнула рукой, разворачивая свиток, который с треском опустился вниз. Всего секунду назад эта писулька была гораздо меньше. Теперь же ее нижний конец стелился почти на метр по полу и был испещрён какими-то мерцающими иероглифами.

— Внимание, инструктаж! — объявила Лилу с очень серьёзным видом. — Ваша миссия — операция «Советский мираж». Кодовое имя агента — «Упырь-01».

— «Упырь-01»? — переспросил я. — Серьёзно? А нельзя было придумать что-то менее… хм… идиотское?

— Все приличные кодовые имена уже разобрали! — отрезала Лилу. — «Домовой», «Леший», «Водяной» — всё занято! Так что будете «Упырём», и не спорьте! Итак… Ваша легенда. Вы — лейтенант милиции Иван Сергеевич Петров. Родились в 1955 году. Служили в ВДВ. После армии, спустя пару лет, поступили в школу милиции. Мечтали… — Лилу оторвалась от чтения свитка и, громко вздохнув, закатила глаза. — Эх… Хороший был парень. Да… Мечтал стать следователем по особо важным делам. Но сердце, понимаете ли, подвело. Остановилось. Буквально около пяти минут назад. Так что вы, можно сказать, получите себе оболочку с пылу, с жару. И нам, кстати, надо торопиться, пока его не нашли. Иначе сложно будет объяснить окружающим внезапное воскрешение товарища лейтенанта.

— Прям само остановилось? — Спросил я с подозрением.

— Конечно! — Лилу так искренне вытаращила свои красные глаза, что я точно понял — не само. — Молодое, горячее, не выдержало нагрузок. Идеальная пустая оболочка для вас. Вот, посмотрите на себя нового.

Кураторша взмахнула свободной рукой и в ту же секунду из воздуха появился еще один документ. Он выглядел как папка, в которой хранят личные дела. Причем материализовалась папочка прямо в моих руках.

Я открыл первую страницу. На меня с черно-белой фотографии смотрел молодой парень с челкой и наивным взглядом. Ничего общего со мной.

Лилу снова уставилась в свой свиток и менторским тоном начала зачитывать текст:

— Памятка контрагента в зоне повышенной идеологической бдительности. Пункт первый –забудьте всё, что вы знаете о будущем. Любая оговорка о «мобильных телефонах», «интернете» или «катании на бананах» будет расценена как распространение слухов и антисоветская пропаганда. Пункт два… Запрещено использовать терминологию, связанную с потусторонними силами — "демон', «ведьма», «порча». Рекомендуемые замены: «антиобщественный элемент», «морально разложившаяся личность», «лицо с признаками психического отклонения на почве религиозных пережитков». Пункт три — процедура изгнания бесов классифицируется как «профилактическая беседа о вреде алкоголизма и тунеядства» с последующей организацией общественно-полезного труда.

Девица замолчала и посмотрела на меня. Видимо, предполагалось, что здесь я что-нибудь должен сказать. А мне, как бы, сказать было нечего, потому что, несмотря на принятие факта собственной смерти, все происходящее один черт казалось мне воспаленным бредом сознания.

— Ну хорошо… — Лилу недовольно надула губы. Ей явно не нравилось мое безэмоциональное поведение. — Пункт четыре…Помните: КГБ не шутит. Если вас возьмут «на карандаш», договор будет расторгнут, а ваша душа уйдёт на переработку. Не допускайте утечек информации. Ваша главная задача — не дать «аномальным инцидентам» стать достоянием общественности. То есть, ходите по участку, смотрите, наблюдаете.

— Переработку? — Переспросил я, — Это что-то вроде ада?

— Хуже! — мрачно ответила кураторша. — Ад — это хоть какая-то система. А переработка… это бесконечные коридоры, тонны бумаг и необходимость заново проходить все стадии реинкарнации, начиная с амёбы. Вы же не хотите стать амёбой, Артём Николаевич?

Я представил себя одноклеточным организмом и содрогнулся. Пополнить ряды амёб мне категорически не хотелось.

— Ладно, — сдался я. — Что делать?

— Вам понравится! — Лилу просияла. — Вы будете работать участковым! Это важно! Именно участковым. Теперь ваши подопечные — не только обычные граждане, но и всякая нечисть, которая нарушает «Договор о ненаблюдаемости». Ее, кстати, в Советском Союзе не так уж и мало. Ведьмы, колдуны, бесы, домовые, русалки, вампиры. В общем — полный набор. Текст «Договора» будет ждать вас на месте службы. Подробно изучите. Там же вас встретит наш информатор, который поможет войти в курс дела. Нечисть в городе сильно неспокойна в последнее время. Сейчас они притихли, маскируются, но иногда их прорывает. Ваша задача — находить такие случаи и незаметно улаживать. Без шума, без паники. «Смерты» не должны знать о существовании «иных». С этой целью и создана служба инквизиторов, членом которой вам выпала честь стать.

— Смерты? — Переспросил я.

— Ну да. — Лилу небрежно повела плечом. — Так мы называем смертных. Важно — на конце именно буква «т», а не «д». Не забывайте о политкорректности.

— А если не справлюсь?

— Справитесь! Вы же двадцать лет с алкашами, мелкими жуликами и Валентиной Семёновной имели дело. После такого любой бес покажется милым шалунишкой. Ну что, готовы?

— У меня есть выбор? — горько поинтересовался я.

— Конечно, нет! — весело ответила Лилу, затем осенила мою голову неким загадочным знаком, от которого возникло ощущение, будто кураторша хотела ударить меня по лбу, и щелкнула пальцами.

Белая комната поплыла перед глазами. Последнее, что я увидел, была ехидная улыбка красноглазой девицы и её рука, машущая мне на прощание.

В ту же секунду раздался сильный грохот. Вполне себе обычный, человеческий, очень знакомый. Кто-то долбил кулаком в дверь, надрываясь хриплым басом:

— Петров! Эй, Петров, вставай, а то проспишь все на свете! Первый день, а ты уже в запой ударился? Петров! Открывай, в рот те ноги!

Я несколько раз моргнул, пытаясь сфокусироваться. Картинка изменилась. Белый потолок сменился потолком, с которого свисала пыльная паутина, а серый цвет и жёлтые пятна рождали в душе много вопросов. В нос ударил стойкий запах дешёвого табака, не очень чистых носок и почему-то капусты.

Я лежал на железной кровати с провалившейся почти до пола панцирной сеткой. Напротив стояла такая же кровать, застеленная серым шерстяным одеялом. На столе — огарок свечи в бутылке из-под портвейна, пепельница, полная окурков «Беломора», и раскрытая книга «Инструкция постовому милиционеру».

Судя по всему, комната, в которой я очнулся, находилась в общаге. Этот общажно-общественный дух не возможно перепутать ни с чем другим.

— Петров! Ты живой там? Вещдок мне в бок…— дверь снова задрожала от ударов.

Я сел и посмотрел на свои руки. Молодые, сильные, без возрастных изменений. Вскочил, подбежал к маленькому зеркалу, висевшему на гвозде. Из него на меня смотрел тот самый парень лет двадцати пяти, с густой шевелюрой и широко раскрытыми голубыми глазами, чья фотография находится в личном деле. Я улыбнулся. Незнакомец тоже оскалил ровные белые зубы.

— Иван Сергеевич… — Произнес тихонько, чтоб никто не услышал. Голос был чужим, молодым и звонким. — Твою ж мать… И правда… Иван Сергеевич Петров.

Дверь, не выдержав напора, распахнулась, в комнату ввалился здоровенный детина в милицейской форме старшего лейтенанта. Лицо у него было круглое, как блин, с носом-картошкой и большими усами, напоминавшими Будённого. Рост где-то под два метра. Без преувеличения. Этакий русский богатырь с очень добродушной усатой физиономией.

В комнату он ворвался очень бодро, в боевом настроении, но, переступив порог, наткнулся на мой выразительный взгляд, говоривший о том, что ломать двери, в некотором роде — моветон. А я умею делать не просто говорящие взгляды, я умею этими взглядами молча посылать на хрен.

Мое настроение было понято старлеем верно. Поэтому от дверей в центр комнаты он шагал вроде бы бодро, но каждый следующий шажок у него получался короче предыдущего, в результате чего создавалось ощущение, будто детина в милицейской форме просто марширует на месте.

— Очнулся, салага! — Нежданный гость окинул меня насмешливым взглядом, делая вид, будто все хорошо и мы с ним давно знакомы.

Хотя… Черт его знает. Может, так оно и есть. О прошлой жизни Ивана Сергеевича воспоминаний в моей голове не имелось. Совсем.

— Я уж думал, ты с катушек слетел после вчерашнего. — Сказал старший лейтенант и вроде как немного смутился от своего же заявления. Потом сразу пояснил, — Говорят, вы отмечали заселение с комендантом. А после попойки с Иванычем не каждый проснется живым. Иваныч пьет литрами. Ну что, как самочувствие? Голова не кружится? Ты бледновато выглядишь.

— Все в порядке, — неуверенно ответил я, пытаясь говорить молодым голосом и не скатиться на свой привычный, хрипловатый бас. — Просто… сон странный приснился. А вы, пожалуйста, в следующий раз, когда решите войти, дождитесь все-таки пока я открою. Замок, знаете, не казенный. И не саморемонтирующийся.

— Это тебе в десантуре снились сны, красавицы да самолёты с парашютами! — старлей прекратил переминаться с ноги на ногу, подскочил ко мне и так звезданул меня по плечу, что я чуть не присел. — Здесь, брат, реализм. Суровый советский реализм. И давай сразу на «ты». Я — старший лейтенант Виктор Семёнов. Живу тут рядышком. Буквально через пару дворов. Вот меня к тебе и прикрепили. Буду уму-разуму учить. Значит, ты у нас из ВДВ? Это хорошо. Это правильно. Одевайся быстро, в отделение идём. Начальство объявило общий сбор.

Семёнов громко хохотнул, будто мысль о предстоящей встрече с начальством его ужасно веселила, а затем с разбегу плюхнулся на соседнюю кровать. Честно говоря, в момент его прыжка я немного напрягся. Подумал, ну все, трындец кровати. Старлей семимильными шагами загоняет меня в долги. Замок сломал и кровать сейчас расхреначит. К счастью, обошлось.

Я покрутил головой по сторонам, пытаясь понять, что именно нужно одеть. Конкретно в данный момент на мне были только треники и майка-алкоголичка. Но в комнате, помимо двух кроватей и стола, имелся еще огромный трёхстворчатый шкаф. Форма обнаружилась именно там.

Я метнулся в душ, который находился здесь же на этаже, и начал собираться.

Попутно размышлял о насущном. Вот и началась, моя командировка… Поработаю немного, а потом тихо-мирно уйду на покой. Теперь уже на самый настоящий покой. По крайней мере, очень хотелось бы в это верить.

Только почему-то перед глазами стояло хитрое лицо кураторши в тот момент, когда она провожала меня, помахивая ручкой.