Участковый

Глава 12

Следующее утро встретило меня противным свинцовым светом в окне и ощущением, будто всю ночь по моей башке колотили молотком.

Вообще, честно говоря, свет был не таким уж свинцовым, а даже наоборот — солнечным, по-весеннему радостным. Это, наверное, мне с недосыпу мерещилось, будто день выглядит так же погано, как я себя чувствую.

Думаю, сказалось вчерашнее путешествие на кладбище, знакомство с местной нечистью, трупы, исчезающие и появляющиеся, когда им вздумается, и осознание того, что я теперь не просто участковый, я теперь — инквизитор.

Звучит, конечно, отвратительно, с инквизицией у меня, хоть убейся, ассоциации не очень хорошие, но чего уж махать кулаками, если драка давно закончилась. Нужно было задавать уточняющие вопросы красноглазой стерве, а не соглашаться сходу на эту авантюру.

Ну и еще, на секундочку, сутки назад я вроде как умер. Тоже, знаете, не сильно бодрящая история.

По-русски говоря, за один день своей новой жизни я удолбался, как за пару лет старой. Если это и есть тот пресловутый «второй шанс», частенько восхваляемый фантастами и продюсерами развлекательных сериалов, то ну его к черту. При таком режиме долго мне не протянуть. Даром, что тело молодое. При большом желании не составит труда угробить даже его.

Я потянулся в кровати, посмотрел на часы, стоявшие на тумбочке, и тут же, громко выругавшись, кувыркнулся с постели на пол. Благо успел приземлиться на ноги, а не на задницу.

Круглый будильник на четырёх ножках, с надписью «Витязь» в верхней части циферблата, показывал 7.30 утра. То есть, я должен быть в отделе через полчаса. Забыл поставить будильник на нужное время и, естественно, проспал. Естественно — потому что, во-первых, домой вернулся поздно, а во-вторых, возвращение проходило не так гладко, как хотелось бы.

Появился я возле общаги где-то около часа ночи. Довольный и абсолютно по-идиотски уверенный, что на сегодня приключения благополучено закончились. Бодро подошел к парадной двери и… обнаружил ее наглухо запертой. Тяжеленная деревянная дверь, обитая железом, не подавала никаких признаков жизни, сколько ее не дергал.

— Дурацкое общежитие, дурацкий режим! — В сердцах высказался я вслух, а потом для острастки еще пнул ногой створку, будто это она во всем виновата.

Хотя вина была исключительно моя. На фоне всех событий, «радующих» своим энергичным сюжетом, совершенно забыл, что общаги после одиннадцати вечера закрывают двери на замок.

Я осторожненько сдвинулся в сторону и заглянул в окно комендантской. Там, на старом кресле, ухитрившись свернуться в какую-то странную загогулину, благополучно дрых Иваныч. Ну вот. Что и требовалось доказать. Все — люди как люди, отдыхают себе спокойно, один я — дурачок. Шляюсь по ночному городу.

Чисто теоретически, можно было постучать, разбудить коменданта и потребовать открыть дверь. Уверен, он бы точно не отказал мне в счастливой возможности попасть домой. Но!

В моих руках был чемодан, который я не хотел никому показывать. Особенно Иванычу. Это — первое.

Второе — настырный мужик точно будет задавать вопросы. А я еще, как назло, выгляжу полнейшим идиотом. Грязный, волосы взъерошенные. Мастерку только переодел нормально, а в остальном, учитывая мои приключения на погосте и попытку закосить под местного зомби, со стороны можно было подумать, что лейтенант Петров кувыркался по земле, лицом собирая местный чернозём.

Сначала я немного растерялся, но, как человек, прошедший школу выживания в милицейских буднях, быстро взял себя в руки.

Окно! Вот, что мне нужно. Не какое-то конкретное, а вообще любое. Моя комната находится на втором этаже. Туда не добраться. Однако есть ведь первый этаж. Главное — проникнуть внутрь общаги, а там уж как-нибудь разберусь.

Озираясь по сторонам на предмет наличия случайных свидетелей, я обошел здание с противоположной стороны и тут же обратил внимание на окно, расположенное в торце общаги, на первом этаже. Форточка этого окна была приоткрыта!

Чисто теоретически, здесь находится техническое помещение. Вроде бы. В своей секции я, по крайней мере, видел именно его. Маленькую комнату, заваленную тряпками, ведрами и прочей хозяйственной утварью. Учитывая, что в советское время общажная архитектура не отличалась разнообразием и креативным подходом, комнаты должны дублировать друг друга на каждом этаже.

Форточка выглядела не ахти какой большой, но все же она была достаточного размера, чтоб я мог через нее пролезть. В любом случае, это — шанс. Ночевать под дверью общаги или будить Иваныча, а потом отвечать на его вопросы, сильно не хотелось.

Рядом с окном стояла старая, проржавевшая бочка, которая всем своим видом говорила:«Не дрейфь, Ваня, лезь. Лезь, дурачок, я специально только тебя и ждала!» Прямо как под заказ, конкретно для меня и моих целей кто-то ее поставил.

Я забрался на бочку, просунул в форточку кейс, а затем, ухватившись за раму, начал медленно и мучительно втискиваться внутрь.

Процесс напоминал рождение на свет крупного млекопитающего в неестественных условиях. По крайней мере, со стороны, уверен, это выглядело именно так. Я изо всех сил впихивался в окно, упираясь ногами, высунув руки вперед и стараясь не заржать в голос. Ибо на мой взгляд вся ситуация была максимально нелепой.

Внутри оказалось темно, лишь слабый свет из коридора пробивался сквозь щель под дверью. Естественно, из-за полумрака, царившего в комнате, я поначалу не понял, куда именно попал. Вернее, был уверен, что это то самое техническое помещение, которое мне нужно.

Я уже наполовину просунулся внутрь, упираясь локтями в оконную раму с внутренней стороны, когда до моего сознания начало доходить — что-то здесь не так. Странные звуки и запахи. Тихое тиканье часовых стрелок… ровное дыхание… стойкий, цветочный аромат… женских духов.

Я замер в нелепой позе. Торчал из окна по пояс, как недоделанный кентавр. Верхняя половина туловища — в общаге. Нижняя, а именно зад и ноги — на улице.

И тут, наконец, пришло понимание.

Я лез не в техническое помещение. Я лез в жилую комнату. И самое поганое, что в комнате спала какая-то женщина. Как я это понял?Да очень просто! Из темноты, с того места, где стояла кровать, раздался сонный женский голос:

— Вась, ты? Опять с ночной смены смылся? Ну ты и шалун, Василий…Смотри, мой не дай бог заметит, ноги переломает.

А потом, прямо передо мной, в полумраке, на кровати шевельнулась крупная тёмная масса. Пока я цепенел от «предвкушения» возможных событий, которые теперь непременно произойдут, женщина приняла сидячее положение и повернулась к окну.

— Ну что ты там возишься, дурашка? Надо было постучать в окошко, я бы открыла.

Я замер. Почти перестал дышать. Просто дама, в чью комнату меня занесла собственная глупость, она… Как бы объяснить…

Это была особа монументальных, эпических форм. Мечта Рубенса, по роковому стечению обстоятельств проживающая в советском общежитии. Ее формы были настолько велики, что я смог разглядеть их даже в полумраке. Тем более, дама откинула одеяло и поднялась с постели, позволяя мне оценить всю красоту. На женщине была только ночная сорочка, которая откровенно обрисовывала мощные, пышные контуры ее тела.

Не то, чтоб я был противником бодипозитива. Упаси Господи! Каждый живет, как ему хочется, вообще ничего не имею против. Беспокоил тот факт, что в весовой категории я очевидно проигрывал хозяйке комнаты. Именно это заставляло меня нервничать. Возможная перспектива быть убитым женской рукой в процессе незаконного проникновения в жилое помещение. Потому что данная особа, в случае, если решит, что ей нужна самозащита, прихлопнет меня одним ударом. Даже не сильно напрягаясь.

Я молчал, лихорадочно соображая, как лучше поступить. Благодаря темноте, женщина пока что принимает меня за какого-то Василия. Который, так понимаю, наведывается к хозяйке комнаты в поисках любовных утех. Но если я открою рот и скажу что-нибудь, или если дама подойдёт ближе… Она сто процентов поймёт, что к ней лезет совсем не Василий.

В общем-то, ситуация зашла в тупик. Я понял, надо срочно выбираться на улицу, пока не начались реальные проблемы. Дернулся назад и… Стало очевидно, ни черта у меня не получится. Я ввинтился в форточку настолько успешно, что двигаться вперед — пожалуйста, вылезть на свободу — хрен там.

Ситуация припахивала не просто скандалом. Она припахивала претензиями со стороны коменданта, самой женщины и возможно ее мужа, так как общага у нас считалась семейной. Не знаю, почему Петрова поселили именно сюда.

А там ещё — большой вопрос, кто такой Василий. Что-то мне подсказывает, вряд ли муж к родной жене через окно пробирается. То есть, в список недовольных может добавиться еще и любовник этой дамочки.

Нужно было что-то предпринимать. Причем, желательно, срочно, потому как дама явно ждала, когда же ее возлюбленный Василий преодолеет все препятствия на пути к счастью, и они сольются в объятиях.

Я тихонечко, стараясь не производить лишнего шума, снова попытался задом сдать в обратную сторону. Но, видимо, судьба решила, что сегодня еще не достаточно посмеялась надо мной.

Моя нога, в поиске опоры на металлическом карнизе, соскользнула из-за резкого движения. Я неуклюже рванулся всем телом вперед, пытаясь сохранить равновесие, и в этот момент моя собственная задница предательски, с ощутимой отдачей, долбанулась в форточку.

Сначала раздался оглушительный треск рамы, которая вот-вот могла разлететься на части от таких акробатических этюдов, затем — чемодан, который я предусмотрительно засунул в форточку первым, с грохотом полетел на пол.

— Твою мать! — Выругался я, не сдержав эмоций.

Собственно говоря, на этом вся моя конспирация рассыпалась как карточный домик, к чертям собачьим.

Женщина взвизгнула. Не тонко и испуганно, а низко и грозно, как турбогенератор, внезапно давший сбой. Она резко хапнула одеяло и накинула его на плечи.

— Ты кто? — прогремел ее голос. — Грабитель⁈

Хозяйка комнаты подбежала к ночнику, висевшему на стене, и включила свет. Наши взгляды встретились. В ее глазах я увидел шок, ярость и готовность биться за свою «девичью» честь. В моих, уверен, был только животный, панический ужас.

— Доброй ночи! — выдавил я, чувствуя, как краснею до корней волос. — Я жилец! Иван Петров! Из сорок второй комнаты! Дверь закрыли… окно…

Наверное, моя сбивчивая речь звучала как несвязный бред.

Женщина пристально, с нескрываемым подозрением изучала мою персону. Я, наполовину торчащий из окна, в грязном спортивном костюме, с земляными разводами и с абсолютно идиотским выражением на физиономии, действительно мог показаться не сильно надежным человеком.

— Я сейчас Петю позову. — Сурово предупредила меня дама.

Я мысленно чертыхнулся. Был Вася, а теперь еще и Петя нарисовался. Какая, однако, любвеобильная дама.

— Не надо Петю… — Скромно попросил я. — Честно слово. Живу здесь. Просто Иваныча не поднять. Дрыхнет там без задних ног. А мне очень хочется попасть домой.

Не знаю, что там за Петя, но подозреваю, у такой мощной женщины должен быть не менее мощный мужчина. Не то, чтоб я боялся обычного мордобоя, однако те условия, в которых он мог произойти, слегка меня нервировали.

Буйное воображение рисовало картину, как я поутру, в кабинете товарища полковника, смущаясь и краснея, объясняю, какого черта лез в окно женской спальни и какие намерения у меня в тот момент имелись.

— Ой… Петров…– протянула вдруг женщина. Гнев в ее глазах исчез, сменившись искорками смеха. И еще, что совсем уж было неуместно, я заметил во взгляде дамочки чисто женское любопытство. — Так ты тот самый новый жилец, который с комендантом позавчера свое заселение отмечал? Десантник, холостой…

Последнее слова дама произнесла с придыханием, слегка поигрывая бровями. Мне стало совсем нехорошо. Я подумал, что перспектива позвать Петю в общем-то не такая уж плохая.

— Мне бы домой попасть. — Повторил я, чувствуя, как щеки буквально ломит от залившей их краски.

Женщина игриво фыркнула, и поправила одеяло на плечах, попутно выставив на обозрение ножку. Хотя, нет. Не ножку. Ногу! Взгляд ее стал влажным, даже, наверное, томным.

— Ладно, залазь уж, герой, — махнула она рукой. — И окошко закрой. Сквозняк. А то простудишь красотку.

Я не заставил себя уговаривать дважды. Уперся руками в раму, рванул вперед и выскочил из форточки, как пробка из шампанского. Потом схватил кейс и метнулся к двери. Хотелось как можно быстрее оказаться подальше от столь пылкой особы.

Выбежал в коридоре, пулей взлетел на второй этаж, заскочил в свою комнату. Прислонился к двери спиной и несколько минут старательно, глубоко дышал. Только после того, как понял, что меня не преследуют никакие женщины, от души, с чувством выматерился и пошел переодеваться.

Вот таким было моё триумфальное возвращение с тайной миссии. Само собой, на то, чтоб привести себя в порядок и улечься в постель, ушло еще время, поэтому уснул я совсем поздно.

Кейс со служебным арсеналом предварительно спрятал в шкаф, прикрыв его газетой «Правда». Выглядело это достаточно подозрительно, но лучше варианта не имелось.

В отдел я все-таки явился ровно к восьми. Успел за полчаса и умыться, и собраться, и рысью примчаться на службу. Правда, чувствовал себя, как выжатый лимон.

Сходу заскочил в кабинет, который числился за участковыми, но тут же замер, с удивлением изучая мужика, лет тридцати пяти, может, чуть больше. Судя по знакам отличия — капитана. Мужик этот сидел за столом, слава богу, не моим, с таким видом, будто выжидал какого-то очень важного момента. Спина прямая, плечи напряжены, взгляд — сама собранность и целеустремлённость.

На столе перед капитаном была расстелена газета, на которой в идеальный ровный рядочек лежали четыре ручки, две линейки, три карандаша и точилка.

Как только я переступил порог, мужик обернулся, заметил меня, вскочил с места, словно его подбросило пружиной, а затем одним прыжком оказался рядом со мной. Это было так энергично и резко, что я слегка прибалдел.

— Капустин! Капитан Капустин! Старший участковый! Уполномоченный! — Громко рявкнул он, протянув мне руку для приветствия.

Каждое слово этот товарищ почему-то выкрикивал, как солдат на плацу.

— Петров! Лейтенант Петров! — Чисто на автомате гаркнул я так же громко и с таким же энтузиазмом.

Затем схватил протянутую капитаном руку и несколько раз ее тряхнул. По-моему, вышло слишком резко, потому что от моего рукопожатия у Капустина тихонько клацнула челюсть.

— Петров! Соберись! Сейчас важный вопрос! — не понижая громкость, выпалил капитан. Он даже перекрыл своим голосом дребезжащий репродуктор, из которого неслась какая-то жизнеутверждающая песенка, — Ты вчера мой карандаш не брал⁈

А-а-а-а-а… Так вот, в чем дело… Карандаш… Бли-и-и-ин…

Я сразу сделал самое невинное лицо, какое только мог изобразить в сложившейся ситуации. Интуиция, а так же вчерашний рассказ старлея о педатизме Капустина, настойчиво советовали мне идти в полный отказ. Да и потом, начинать знакомство с конфликта — не самая лучшая идея. А у меня есть ощущение, что в случае добровольного признания конфликт точно будет.

— Карандаш? — переспросил я, затем напряженно свел брови, демонстрируя процесс глубокого размышления, — Какой карандаш?

— Химический! — голос Капустина дрогнул и перешел на более высокие частоты. — Заточенный! С зеленой окантовкой! Он у меня всегда лежал здесь! — капитан ткнул пальцем в конкретную точку на столе, будто там была прибита табличка «Место для карандаша». — Четыре ручки! Четыре карандаша! Их должно быть ровное количество. Понимаешь? Именно этот карандаш, он… — Капустин как-то подозрительно сбился, помолчал пару секунд, а потом все же добавил, — Он особенный. Дорог мне как память.

В общем-то, я конечно все прекрасно понимал. Речь шла о том самом карандаше, которым вчера тыкал себя в бедро, чтобы не уснуть под мороком Бесова. Сдается мне, он так и остался валяться в квартире спекулянта. Не помню, если честно. Меня в тот момент очень мало волновала сохранность чего-либо, кроме моего собственного разума.

Но, конечно же, признаваться Капустину я не собирался. Скажу откровенно, меня слегка напрягал его безумный взгляд и то, с какой экспрессией он произносил слово «карандаш». У старшего участкового в этот момент даже немного летела слюна изо рта.

— Не брал, — заявил я, честно уставившись в глаза Капустину. — Своих карандашей полно. Наверное… Хочешь, возьми мои. Хоть все. Вон, поищи в столе.

— У тебя карандаши не те! — едва не зарыдал Капустин. — У тебя карандаши не заточены под правильным углом! Мой карандаш был идеален! Без него я не могу заполнить журнал утреннего осмотра! Нарушается весь порядок!

— Эм… Ну…Может, он у тебя в другом месте? — осторожно предположил я.

При этом старательно соображал, как бы перевести нелепый разговор о пропавших карандашах в более практичное и безопасное русло. Ибо лично я, например, чувствовал некую неадекватность в нашей с Капустиным беседе.

Впрочем, поведение капитана тоже вызывало вопросы. Какие-то они все в этом N-ске с дурни́ной, честное слово. Педантизм, конечно, дело такое, иногда людей до ручки доводит, но Капустин один хрен казался мне более странным, чем должен быть.

— Я все проверил! — Старший участковый с отчаянием шлепнул себя по бокам, потом подскочил к столу и с силой ударил ладонью по столешнице. — Я весь кабинет перерыл! Даже в мусорной корзине копался! Его нет! Что ж делать-то? Что ж делать-то?

Капитан сорвался с места и забегал по комнате, дико выпучив глаза и не разбирая дороги. Он сшибал стулья, натыкался на стол и вообще всячески показывал, что у него приступ дури.

В этот момент я понял, признаваться — равносильно самоубийству. Этот фанатик порядка и обожатель карандашей меня просто сожрет. Он в данную секунду просто до одури напоминал мне небезызвестного Голума, потерявшего свою «прелесть».

— Сочувствую, — сказал я, пытаясь обойти мечущегося по кабинету Капустина и подобраться к своему столу. — Наверное, уборщица выбросила. Он, наверное, упал, а она не заметила и загребла вместе с мусором.

— Тетя Маша⁈ — Капустин замер, уставившись на меня безумным взглядом. — Да она за семь лет работы ни разу не тронула ни одной бумажки с моего стола и возле него!

Я тихонечко сделал шаг назад, стараясь увеличить расстояние между мной и капитаном. Черт с ним, с моим столом. Не очень-то он мне сейчас и нужен. Потом поработаю с бумагами.

Где же Семёнов? Без него я тут с этим карандашным маньяком точно сойду с ума.

— Слушай, Капустин, а Виктора случайно не видел? — спросил я.

— А? Семёнова? — капитан на секунду отвлекся от своей трагедии. — Пошел к Василию Кузьмичу. С утра пораньше рванул. Говорит, насчет перевода узнать… — Капустин осекся, его лицо снова исказилось болью утраты. — Петров, ну ты точно не брал? Может, ты случайно в карман сунул? Проверь, а?

Чтобы психованный педант и любитель порядка от меня отвязался, я с театральным вздохом начал демонстративно ощупывать карманы. Из правого извлек носовой платок. Потом сунул руку в левый и… о, ужас!

Мои пальцы наткнулись на знакомый ребристый стержень. Проклятый карандаш! Он тут, на месте! Значит, всё-таки на автомате прихватил его с собой, когда уходил от Бесова.

Я посмотрел на Капустина — на его трясущиеся руки и горящие фанатичным огнем глаза — и понял: если сейчас достану этот карандаш, он не успокоится. Он заставит меня рассказать, при каких обстоятельствах данный предмет попал ко мне, почему он не возвращен сразу, а потом, чего доброго, потребует объяснительную о несанкционированном использовании казенного имущества.

— Нет, — солгал я, вытаскивая руку из кармана. — Пусто. Наверное, все-таки уборщица.

Капустин испустил стон, похожий на звук спускаемой автомобильной шины, и повалился на стул.

Я, не теряя ни секунды, ретировался из кабинета. Нужно было срочно найти Семёнова, дабы узнать судьбу нашего вчерашнего дела. Ну и конечно, хотелось держаться подальше от старшего участкового, пока он не объявил общероссийский розыск своего графитового сокровища.

Когда закрыл за собой дверь, на секунду завис возле нее, принюхиваясь к коридорному «аромату». Мне вдруг показалось, будто откуда-то пахнуло́ полынью. Прям точь-в-точь, как тогда, в кварите Лёлика Петренко. Однако тут же запах полыни пропал и я, решив, что мне это померещилось, благополучно отправился на поиски Семёнова.